5
Лэдлоу сел и уставился на меня. Так он глазел три секунды. Шесть секунд. Очевидно, он нуждался в искре, чтобы воспламениться и заговорить. Я поспешил ему навстречу.
— Мне кажется, вечер удался до определенного момента, не так ли? Даже дискуссия о протоколе.
— Я уже ничего не помню. — Он наклонился вперед. Волосы его были в прежнем беспорядке. — Послушайте, Гудвин. Я хочу задать вам прямой вопрос и надеюсь, что вы мне ответите так же прямо. Не вижу оснований, почему бы вам не ответить.
— Возможно, что и я не увижу. Что вам угодно спросить?
— О том, что вы сказали вчера… Что девушка была убита. Вы заявили об этом не только нам, но и полиции и окружному прокурору. Сообщу вам конфиденциально, что у меня есть друг, который передал мне кое-какую информацию. Как я понимаю, они были готовы признать, что смерть Фэйт Ашер произошла в результате самоубийства, и прекратить расследование, если бы не вы, поэтому ваши доказательства должны быть весьма весомыми. Вот мой вопрос: какие у вас основания для вашего заявления?
— Ваш друг не рассказал об этом?
— Нет. Или не хотел, или не мог.
Я положил ногу на ногу.
— Что ж, я тоже не могу этого сказать. Скажу только, что я рассказал об этом полиции, окружному прокурору и мистеру Вулфу, этого вполне достаточно.
— А мне вы не скажете?
— Пока нет. Согласно протоколу.
— А вам не кажется, что люди, замешанные в это дело только потому, что они там оказались, имеют право это знать?
— Конечно. Они имеют полное право потребовать, чтобы полиция объяснила, почему она ведет расследование свершившегося как убийство, когда все говорит о том, что произошло самоубийство. Но спрашивать об этом меня они не имеют права.
— Понимаю. — Он задумался. — Но полиция отказывается…
— Да, знаю. Мне приходилось иметь с ними дело. Только недавно у меня была встреча с инспектором Кремером.
Он уставился на меня. Еще четыре секунды.
— Вы профессиональный детектив, Гудвин. К вам обращаются за услугами и платят за это. Единственно, что мне нужно, так это информация, ответ на мой вопрос. Я уплачу вам пять тысяч долларов. Деньги у меня при себе. Конечно, я хотел бы получить точный ответ.
— За пять тысяч вы вполне заслуживаете этого. — Он сверлил меня глазами. — Пять тысяч наличными будут мне очень кстати. Жалованье, которое я получаю у мистера Вулфа, весьма скудно. И все же я вынужден ответить «нет», даже если вы удвоите сумму. Так обстоит дело. Лишь когда полиция придет к какому-либо решению в отношении моей правоты или неправоты, я буду волен все рассказать вам или кому угодно. Но если я сделаю это теперь, они заявят, что я повредил официальному расследованию, и вмешаются в мои личные дела. А если я лишусь лицензии частного детектива, то ваши пять тысяч недолго прокормят меня.
— Десять прокормят вдвое дольше.
— Но все равно не вечно.
— У меня издательское дело. Я дам вам работу.
— И вскоре уволите. Я не такой уж великий словотворец.
Он смотрел на меня в упор.
— А можете ли вы сказать, насколько основательны причины, по которым вы считаете, что было совершено убийство? Достаточно ли они весомы, чтобы их не могла опровергнуть такая влиятельная женщина, как миссис Робильотти?
Я кивнул.
— Да, скажу. Они оказались достаточно весомы, чтобы вынудить инспектора Кремера приехать сюда несмотря на то, что он провел бессонную ночь.
— Понимаю. — Он потер ладони о подлокотники кресла, затем — к моему облегчению — перевел взор с меня на пятно на ковре. — Значит, вы сказали об этом только полиции, окружному прокурору и Ниро Вулфу. Я хочу поговорить с Вулфом.
Я поднял брови.
— Не знаю…
— Чего вы не знаете?
— Не знаю, захочет ли… — Я умолк, скривил губы. — Он не любит совать нос в дела, в которых я лично замешан. К тому же он очень занят. Но я узнаю. — Я поднялся с места и направился к двери. — Никогда нельзя заранее сказать, как он решит.
Открыв дверь в кабинет, я кивком поманил Вулфа. Он последовал за мной на кухню. Когда дверь за ним закрылась, я заговорил:
— Должен извиниться перед вами за мою остроту по поводу жалованья. Я забыл, что вы слушаете.
Он хмыкнул.
— У тебя отличная память и не пытайся умалить ее. Что этот человек хочет от меня?
Я подавил зевоту.
— Спросите что-нибудь полегче. Если бы я хоть немного поспал, то еще рискнул бы гадать, но сейчас я стараюсь только не заснуть. Возможно, он хочет опубликовать вашу автобиографию. Или сделать из меня посмешище, доказав, что произошло самоубийство.
— Я не желаю видеться с ним. Ты уже дал объяснение моему отказу, ты лично замешан в этом деле.
— Да, сэр. Но я лично замешан только в доходах вашего детективного агентства. Так же как и Фриц. Так же как и парень, который прислал вам письмо из Новой Гвинеи.
Он рыкнул, словно лев, понявший необходимость покинуть свое уютное логово, чтобы отправиться за пропитанием. Согласен, лучшим сравнением был бы слон, но слоны не рычат. Фриц, который готовил морские моллюски, начал тихо напевать какой-то мотив, по-видимому, довольный тем, что у нас появится клиент. Вулф взглянул на него, потянулся за моллюском, сунул его себе в рот и принялся жевать. Я растворил дверь и придержал ее, он проглотил моллюска и лишь затем прошел в дверь.
Он не любит пожимать руки незнакомым людям Когда мы вошли в кабинет и я представил ему Лэдлоу, он только кивнул, направляясь к своему столу. Я предложил Лэдлоу занять красное кожаное кресло и прошел к своему месту. Когда я садился, Лэдлоу высказал предположение, что Гудвин, то есть я, уже рассказал Вулфу, кто он. Вулф ответил — да, рассказал.
Взор Лэдлоу был устремлен теперь на Вулфа.
— Я хочу, — начал он, — обратиться к вашей помощи. Предпочитаете ли вы получить предварительный гонорар наличными или чеком?
Вулф покачал головой.
— До тех пор, пока я не приму вашего предложения — ни так, ни этак. Что вы хотите поручить мне?
— Раздобыть для меня кое-какую информацию. Вам известно, что произошло в доме миссис Робильотти вчера вечером. Вам известно, что девушка по имени Фэйт Ашер умерла от яда. Вам известны обстоятельства, указывающие на то, что она покончила с собой, не так ли?
Вулф ответил утвердительно.
— А знаете ли вы, что следствие ведется по подозрению в убийстве?
Вулф ответил утвердительно.
— Следовательно, у полиции должны быть данные о каких-то обстоятельствах, не известных ни мне, ни всем остальным, присутствовавшим на этом ужине. Не знаю, что именно, — мне не говорят, хотя я заинтересованное лицо (только потому, правда, что я там присутствовал) и имею законное право это знать. Вот какую информацию я прошу вас достать для меня. Я немедленно выдам вам задаток и оплачу любой счет, который вы почтете справедливым представить.
Зевота больше не донимала меня. Должен признаться, что я был восхищен его нахальством. Конечно, он не мог знать, что Вулф слышал весь наш разговор, но должен был допустить, что я сообщил Вулфу о предложении, которое он мне сделал, и вот он глядел прямо в глаза Вулфу и был согласен на любой гонорар, тогда как со мной его предел был десять тысяч! Ну и нахал! Поневоле я вынужден был восторгаться им.
Уголки рта Вулфа загнулись кверху.
— Только и всего? — произнес он.
Лэдлоу кивнул.
— Мистер Гудвин рассказал мне о предложении, которое вы ему сделали, — продолжал Вулф. — Не знаю, отнестись ли мне с уважением к вашему упорству или сожалеть о вашей наивности… Во всяком случае, я вынужден отказаться от вашего предложения. Я уже знаком с информацией, которую вы добиваетесь, но я получил ее от мистера Гудвина конфиденциально и не могу ее разглашать. Очень сожалею…
— Ради Господа Бога, что за великая тайна вокруг этого дела? — вскричал Лэдлоу. — Чего вы боитесь?
Вулф покачал головой.
— Мы ничего не боимся, мистер Лэдлоу, просто мы соблюдаем осторожность. Когда обстоятельства требуют от нас, чтобы мы ссорились с полицией, мы не останавливаемся перед этим. В данном случае мистер Гудвин оказался замешан в деле только потому, что случайно оказался на месте происшествия, точно так же, как и вы, а я уж и вовсе не имею к этому никакого отношения. Здесь не вопрос страха или предубеждения. Просто я сторонний человек. Обещаю не сообщать полиции о предложениях, которые вы сделали мистеру Гудвину и мне, чтобы не возбуждать их любопытства в отношении вас, так как допускаю, что вы сделали эти предложения, доверяя нам. Я не могу в ответ на ваше доверие ответить вам злом.
— Но вы же отказали мне!
— Да. Решительно. В данных обстоятельствах у меня нет иного выбора. Другое дело мистер Гудвин. Он отвечает за себя.
Лэдлоу повернулся ко мне, и вновь я ощутил его пристальный взгляд. Я не имел ничего против, если бы он повторил свое предложение, с единственной поправкой, что он доверит мне самому назначить сумму гонорара. Однако даже если такое намерение и было у него, он его отверг, увидев на моем лице непреклонную решимость. Поглядев на меня в течение восьми секунд, он поднялся с кресла. Я подумал, что он покидает поле боя и Вулфу не придется приниматься за работу, но не тут-то было. Он хотел только поразмышлять и спросил: «Могу ли я иметь минуту на раздумье?» — и когда Вулф ответил, что да, повернулся к нам спиной и прошаркал по ковру до самого дальнего угла кабинета, где перед книжными полками стоял большой глобус. Он стоял и вертел глобус по крайней мере вдвое больше времени, чем просил. Наконец он повернулся к нам и вновь занял свое место в красном кожаном кресле.
— Я должен поговорить с вами конфиденциально, — обратился он к Вулфу.
— Мы так и разговариваем, — ответил Вулф. — Если вы имеете в виду беседу наедине, то нет. Если бы мистер Гудвин не пользовался моим доверием, он не был бы здесь. Его уши — мои уши, а мои — его.
— Это не вопрос доверия. Я хочу рассказать вам то, о чем никто на свете не знает, кроме меня. Я иду на риск и не желаю удваивать его.
— Вы его и не удваиваете, — Вулф сохранял терпение. — Если бы даже мистер Гудвин оставил нас наедине, я бы сделал ему знак подслушивать нас из соседней комнаты при помощи одного хитроумного приспособления, поэтому он может присутствовать с тем же успехом.
— Вы не желаете облегчить мое положение!
— И не собираюсь. Я только делаю его терпимым.
На лице у Лэдлоу появилось такое выражение, будто ему снова надо было поразмыслить, но он справился с этим без помощи глобуса.
— Я не могу обратиться с этим делом к моему адвокату и ни в коем случае не обращусь к нему. Но даже если бы обратился, это оказалось бы ему не по зубам. Я думал, что вообще ни к кому не смогу обратиться за помощью, и затем вспомнил о вас. У вас репутация кудесника, а только Богу известно, как я нуждаюсь в нем. Во-первых, я хочу узнать, почему Гудвин считает, что это было убийство, но, очевидно, вы не хотите… Да, чуть не забыл…
Он вынул из кармана перо и чековую книжку, которую положил на маленький столик, стоявший обок него, и что-то написал. Оторвав чек, он просмотрел его, поднялся, положил на письменный стол перед Вулфом и вновь уселся на место.
— Если двадцати тысяч в качестве аванса на необходимые расходы и гонорар мало — скажите, — произнес он. — Знаю, вы еще не дали согласия взять на себя мое поручение, но я не уйду отсюда, пока вы не согласитесь. Я прошу вас сделать так, чтобы в результате расследования не был предан гласности определенный факт моей биографии. Я хочу, чтобы вы уладили все так, чтобы мне не было предъявлено обвинение в убийстве.
Вулф хрюкнул.
— Я не могу дать гарантии ни в том, ни в другом.
— Я не ожидаю этого. Никаких чудес от вас тоже не ожидаю. Я хочу, чтобы вам были ясны два положения: первое, если Фэйт Ашер была убита, то я не убивал ее и не знаю, кто это сделал, и, второе, мое личное убеждение заключается в том, что она покончила с собой. Я не знаю причин, по которым мистер Гудвин подозревает убийство, но я уверен, что он заблуждается.
Вулф снова хрюкнул.
— Зачем же в таком случае вы появились здесь в столь возбужденном состоянии? Ведь вы убеждены, что произошло самоубийство. Хотя полиция зачастую все путает, но бывает, что и добивается истины. Бывает.
— В том-то и несчастье, что бывает. На этот раз они могут разузнать об одном событии, случившемся в моей жизни, и в таком случае предъявят мне обвинение в убийстве. Может быть и так.
— В самом деле? Должно быть, это было экстраординарное событие. Если вы хотите мне довериться, я должен предварительно заметить: вы еще не являетесь моим клиентом, но даже если бы вы им были, признание клиента частному детективу в преступлении не может быть сохранено детективом в тайне от властей. Здесь не может быть никаких исключений, мистер Лэдлоу. Второе — я не могу принять ваше поручение, пока не знаю об этом событии в вашей жизни. Однако добавлю, что если я приму ваше предложение, то сделаю все возможное для защиты интересов клиента.
— Признаюсь, я в отчаянии, Вулф, — сказал Лэдлоу и откинул назад волосы, но для того, чтобы привести в порядок его шевелюру, требовалось куда больше усилий. — Я в отчаянии, но уверен, что вы согласитесь, никаких оснований отказать у вас нет. То, что я расскажу вам, не знает ни один человек на свете. Я совершенно уверен в этом, в том-то и вся загвоздка.
Он снова провел рукой по волосам.
— Я не горжусь тем, о чем хочу вам рассказать… Мне тридцать один год. Полтора года назад я как-то зашел в магазин Кордони на Мэдисон-авеню за цветами. Продавщица оказалась весьма привлекательной, и я пригласил ее поужинать со мной. Это была Фэйт Ашер. Через десять дней у нее начинался отпуск, я сумел уговорить ее провести отпуск со мной в Канаде. Я не назвался настоящим именем и убежден, что она не знала, кто я. Она была свободна всего одну неделю и по возвращении из Канады вновь приступила к работе у Кордони, а я отправился в Европу и отсутствовал два месяца. Вернувшись, я не собирался возобновлять отношений с Фэйт, но и причин избегать ее у меня не было, и однажды я заехал за цветами в магазин Кордони. Она была там, но не удостоила меня даже взглядом. Сказала только, чтобы в следующий раз я попросил обслужить меня другого продавца.
— Предполагаю, что вы считаете все это существенным? — перебил Вулф, когда Лэдлоу сделал паузу.
— Да. Я хочу, чтобы вы точно знали, как все было. Я не люблю чувствовать себя должником, особенно перед женщинами, поэтому дважды звонил ей, желая встретиться и обо всем переговорить, но она отказалась. Я оставил свои попытки и перестал посещать магазин Кордони. Но несколько месяцев спустя, дождливым апрельским днем, оказавшись в том районе и нуждаясь в цветах, я заехал туда, Фэйт я не увидел. Ничего не спрашивая, я купил цветы и уехал. Упоминаю все эти подробности, потому что они помогут вам определить, каковы шансы у полиции докопаться до всего этого.
— Переходите к существу дела, — пробормотал Вулф.
— Хорошо, но вам нужно знать о том, как я узнал, что она находится в «Приюте Грантэма» «Приют Грантэма» был учрежден для…
— Знаю.
— Значит, объяснять не нужно. Через несколько дней после того, как я обратил внимание на ее отсутствие в магазине Кордони, один мой приятель, Остин Бэйн, племянник миссис Робильотти, рассказал мне, что накануне ездил по поручению своей тетушки в «Приют Грантэма» и видел там одну особу, с которой был случайно знаком. Он сказал, что, возможно, и я знаю ее — девушку с овальным личиком и зелеными глазами, служившую у Кордони. Я ответил что не припоминаю. Но я…
— Не чувствовалось ли в тоне мистера Бэйна какого-нибудь намека?
— Нет. Я не задумывался над этим, но уверен, что никакого. Однако я удивился. Вполне естественно. После поездки в Канаду прошло всего восемь месяцев, и я не верил, что она столь легкомысленная особа. Я решил обязательно повидаться с ней. Хочу думать, что главной причиной такого решения являлось чувство долга, но не отрицаю, что хотел также разведать, не узнала ли она, кто я, и кому рассказала обо мне. Готовясь к свиданию с ней, я принял все меры предосторожности. Рассказать вам об этом?
— Потом, если это окажется необходимым.
— Ладно. Итак, я встретился с ней. Она сказала, что согласилась на свидание только для того, чтобы заявить мне, что она не желает больше видеть меня, слышать обо мне. Она сказала, что не ненавидит меня, — я вообще не думаю, что она способна к ненависти, — но что свою ошибку она себе никогда не простит и хочет вычеркнуть меня из своей памяти. Ее собственные слова — «вычеркнуть из памяти». Она сказала также, что ребенок будет отдан на усыновление и никто никогда не узнает, кто его настоящие родители. У меня с собой были деньги, много денег, но она не приняла и цента. Я не спрашивал, есть ли какие-либо сомнения в том, что я отец ребенка. На моем месте вы поступили бы так же…
Он помолчал, потер подбородок, затем продолжал:
— Именно тогда я твердо решил изменить образ жизни. Анонимно я сделал крупный взнос в фонд «Приют Грантэма». С тех пор я ни разу не встречался с ней до вчерашнего вечера. Я не убивал ее. Я уверен, что она покончила с собой, и молю Бога, чтобы наша случайная встреча на ужине не явилась тому причиной.
Он снова сделал паузу.
— Я не убивал ее, но вы знаете, что будет, если полиция докопается до нашей связи. Они накинутся на меня. Ведь я стоял у бара, когда подошел Сесиль Грантэм, взял шампанское и отнес ей. Даже если мне не предъявят обвинение в убийстве и я не окажусь под судом, вся эта история выльется наружу… Это будет ужасно… И если бы не Гудвин, если бы не то, что он заявил, полиция почти наверняка определила ее смерть как самоубийство, и дело было бы закрыто. Теперь, надеюсь, вас не удивляет, почему я хочу знать, что он им сказал? Любой ценой!
— Нисколько, — согласился Вулф. — Если ваше признание искреннее, нисколько. Однако вы изменили свою позицию. Сперва вы хотели только узнать у меня, что мистер Гудвин рассказал полиции, и я отклонил вашу просьбу. Для какой цели вы теперь хотите прибегнуть к моим услугам?
— Для того, чтобы вы сделали так, чтобы моя связь С Фэйт Ашер не выплыла наружу и чтобы меня не заподозрили в убийстве.
— Вы уже под подозрением. Как и все, кто находился там.
— Но это же чепуха! Вы занимаетесь софистикой! Я был бы вне подозрений, если бы не Гудвин! Никто не был бы под подозрением!..
Я позволил себе внутренне усмехнуться. «Софизм, софистика» были одними из самых любимых словечек Вулфа. Десяткам людей, сидевшим в красном кожаном кресле, Вулф говорил, что они занимаются софистикой, а теперь услышал это в свой адрес и был явно недоволен.
Он раздраженно ответил:
— Но вы уже под подозрением и стали бы последним дурнем, заплатив мне за предупреждение того, что уже произошло. Вы признали, что находитесь в отчаянном положении, а люди в отчаянном положении не могут здраво мыслить. Я делаю скидку на это. Тщетная надежда, что полиция не обнаружит вашу связь с Фэйт Ашер. Девушка, безусловно, знала ваше настоящее имя. Разве вы не были известны у Кордони? Разве у вас не было там своего текущего счета?
— Нет. Текущие счета в магазинах у меня, конечно, имеются, но не в цветочных. За цветы я всегда плачу наличными. Теперь это не имеет значения, но тогда это было более… гм… более благоразумно. Не думаю, чтобы она знала, кто я, но даже если знала, я почти убежден, что никому не рассказывала ни про меня, ни про поездку в Канаду.
Вулф был настроен скептически.
— Предположим, что так, — буркнул он. — Но вы появлялись с ней в общественных местах. Ужинали вместе. Если полиция проявит настойчивость, то почти неизбежно докопается до этого. В таких делах они чрезвычайно искусны. Это может остаться скрытым, только если полиция не станет заниматься расследованием. — Он повернул ко мне голову. — Арчи, нет ли в рассказе мистера Лэдлоу чего-нибудь, что побудило бы тебя усомниться в твоем мнении?
— Нет, — сказал я. — Хотя обещанный мне гонорар, признаюсь, весьма соблазнителен, но я твердо стою на своем. Нет.
— Твердо стоите — на чем? — вопросил Лэдлоу.
— На моем заявлении о том, что Фэйт Ашер не покончила с собой.
— Но почему, черт возьми, почему? Какие у вас основания?
Вмешался Вулф:
— Вы не должны спрашивать об этом, сэр, даже если я соглашусь принять от вас аванс. Но и в этом случае я буду действовать исходя из гипотезы, что ваш рассказ об отношениях с Фэйт Ашер является bona fide, но только лишь как гипотезы. За долгое годы практики я убедился, что многие гипотезы в конце концов оказывались ошибочными. Вполне вероятно, что Фэйт Ашер могли убить вы и ваш визит ко мне является частью какого-то коварного плана. Тогда…
— Но я не…
— Понимаю. Но это только гипотеза. Итак, ситуация такова. Мистер Гудвин непреклонен. И если полиция проявит настойчивость, то обязательно раскроет вашу тайну и потревожит вас, поэтому я могу выполнить ваше поручение только: а) доказав, что Фэйт Ашер покончила жизнь самоубийством и мистер Гудвин ошибся, или б) обнаружив и изобличив убийцу. Это будет трудоемким и дорогостоящим делом, и я попрошу вас подписать обязательство оплатить мои счета независимо от того, кто бы ни оказался убийцей.
— Конечно, подпишу, — не задумываясь, согласился Лэдлоу.
— Без всякой, как я уже сказал, гарантии с моей стороны.
— Я не требую никаких гарантий.
— Следовательно, тут у нас полное взаимопонимание. — Вулф взял чек и протянул мне. — Арчи, депонируй этот чек в качестве аванса за гонорар и на предстоящие расходы.
Я встал, взял чек и сунул в ящик письменного стола.
— Позвольте задать один вопрос, — сказал Лэдлоу, глядя на меня. — Очевидно, вы не говорили в полиции, что, когда я пригласил Фэйт Ашер на танец, она отказала мне. Если бы вы им сказали, они, конечно, спросили бы меня об этом. Почему вы смолчали?
Я сел.
— Это, пожалуй, единственное, что я не рассказал полиции. Для этого имеются причины. Они вцепились в меня из-за моего утверждения, что произошло убийство, и если бы я рассказал, что Фэйт отказалась танцевать с вами, то решили бы, что я пытаюсь навести их на ложный след, а у них уже давно сложилось определенное мнение обо мне в связи с различными столкновениями между нами. Представьте, что они могли бы подумать, если бы вы отказались подтвердить мои слова? А так у меня осталась возможность, если потребуется по ходу дела, вспомнить и рассказать об этом факте.
Вулф нахмурился:
— Ты мне об этом ничего не говорил.
— Да, сэр. А разве а должен был говорить? Вас же это не интересовало.
— Тогда да, а сейчас интересует. Однако теперь ее отказ вполне понятен. — Он обернулся к клиенту. — Вы знали, что на ужине будет мисс Ашер?
— Нет, — ответил Лэдлоу. — Если бы знал, то не пошел бы.
— А она знала, что там будете вы?
Он пожал плечами.
— Не знаю, но сомневаюсь. Думаю, она поступила бы так же, как и я, — не пошла бы.
— Следовательно, случилось удивительное совпадение. В нашем хаотическом мире совпадения могут иметь место, но должны вызывать недоверие. Вы прежде присутствовали на этих ужинах?
— Нет. Я принял приглашение только из-за Фэйт Ашер. Не ради того, чтобы повидать ее. Как я говорил, я бы не пошел туда, если бы знал, что она приглашена. Просто из-за того, что произошло между нами. Думаю, что психиатр назвал бы это комплексом виновности.
— Кто вас пригласил?
— Миссис Робильотти.
— Вы часто бывали в ее доме?
— Нет, изредка. Я знаком с ее сыном, Сесилем, еще со школы. Правда, мы никогда не были близки. Ее племянник, Остин Бэйн, учился со мной вместе в Гарварде. Вы что, допрашиваете меня?
Вулф не ответил. Он взглянул на стенные часы — десять минут второго. Он втянул в себя через ноздри несколько кубометров воздуха и выпустил через рот. Затем без всякого энтузиазма посмотрел на клиента.
— Наша беседа займет много времени, мистер Лэдлоу. Я должен расспросить о том, что вы знаете обо всех участниках ужина, исходя из рабочей гипотезы, что мистер Гудвин прав и мисс Ашер была умерщвлена, и так как убили ее не вы, следовательно, это сделал кто-то другой. Одиннадцать человек, включая дворецкого, нет, десять, так как, пользуясь своими правами, я исключаю мистера Гудвина. Подумать только, целая армия! Уже время ленча, и я приглашаю вас откушать с нами, а затем мы продолжим наш разговор. Сегодня у нас морские моллюски, фаршированные яйцами, петрушкой, зеленым перцем, чесноком и свежими грибами. Мистер Гудвин пьет молоко. Я пью пиво. Может быть, вы предпочитаете белое вино?
Лэдлоу сказал да, предпочитает. Вулф поднялся и прошествовал на кухню.