Глава 11
Как большинство людей, включая и вас, я часто делаю предположения, основанные на зыбких данных. Я знал относительно Вильяма Магнуса только то, что рассказала мне Рей Кольман, — что он студент юридического факультета Нью-Йоркского университета на Вашингтон-сквере и что это он организовал собрание в поддержку гражданских прав и КЗГП, на котором должна была выступить Сюзанна Брук. Поэтому мне казалось, что я знаю, каков он из себя: серьезный и честный, конечно, преданный идее молодой человек, возможно, страдающий от недоедания, но с огнем свободы, пылающим в очах; он появится в свитере и неглаженых штанах или, если только понимает значение первого впечатления, в почти свежей белой рубашке, в сером галстуке и в темно-сером костюме, слегка поношенном, но без единого пятнышка. Возможно, я должен упомянуть, что лучше умру, чем надену белую сорочку, за исключением тех вечеров, когда она является вроде бы униформой.
Поэтому, когда незадолго до пяти раздался звонок и я отправился в прихожую, чтобы отпереть дверь, и увидел красивого хавбека в двухсотдолларовом пальто верблюжьей шерсти, я решил, конечно, что это не Магнус. Но это оказался именно он. Его рукопожатие было твердым и дружественным, но не слишком. У него был приятный грудной голос. Когда я повернулся, повесив его пальто на вешалку, то увидел на нем синюю с желтым рубашку, сшитую на заказ, насколько я мог ее разглядеть под коричневой твидовой курткой, застегнутой на две пуговицы. Я провел его в контору, и он сразу уселся в кресло, обитое красной кожей, с таким видом, будто оно принадлежало ему. Это несколько затруднило разговор, так как, сидя за своим столом, я оказывался в двенадцати футах от посетителя. Я пересел в кресло Вульфа.
— Это не ваше место, не так ли? — сказал он с усмешкой.
— Мое место там, где я нахожусь, — ответил я усмешкой на усмешку.
— Чьи это слова? — нахмурился он.
— Мои.
— Нет, правда, где вы это вычитали?
— Нигде. Вы укололи меня, и я вынужден был ответить.
Он усмехнулся.
— Ладно, вы оказались наверху. Должен ли я попытаться стащить вас оттуда?
— Я могу опередить вас. Дайте-ка попробую. Звонила ли вам мисс Сюзанна Брук в четверть шестого в понедельник второго марта?
Он наклонился вперед и скрестил ноги. Темно-коричневые носки в светло-коричневую полоску обошлись ему или его отцу доллара в четыре, не меньше.
— Несчастье заключается в том, что, когда мне задают вопросы, у меня возникает непреодолимая потребность давать хитрые ответы, — произнес он. — Возможно, что это невроз. Лучше, чтобы вы заранее знали об этом. Полицейский, который допрашивал меня, и адвокат, — минутку-минутку, как его фамилия? А, Остер, совершенно правильно, — и помощник прокурора — все они настойчиво пытались задавать мне вопросы и, боюсь, остались несколько сконфуженными. Не хочу конфузить и вас. Я хотел бы, чтобы вы сказали мне, кому принадлежат слова: «Мое место там, где я нахожусь». Кто это сказал?
— Черт возьми, это сказал я! Даже если меня будут пытать, я не знаю, кто, где и когда это сказал до меня. Расскажите мне лучше о Сюзанне Брук и о телефонном звонке.
— Обязательно. Мне здесь нравится… Кабинет Ниро Вульфа. — Он принялся осматриваться. — Это самый большой глобус, который мне когда-либо приходилось видеть. Красивый ковер. Книги и книги. Хотел бы я провести здесь недельку и покопаться в них. Возможно, это принесло бы мне больше пользы, чем год на юридическом факультете. Я собираюсь заняться политической деятельностью. Хочу стать губернатором Нью-Йорка. — Он положил ногу на ногу. — Но вы же хотели услышать о Сюзанне Брук.
— Ради этого вы и приглашены сюда.
— Вы были знакомы с ней?
— Нет. Я лишь однажды встретился с ней. За пять дней до ее смерти.
— А я познакомился с ней год назад. Лакомый кусочек, но я решил не обзаводиться семьей, пока не достигну тридцати лет. Благодаря ей я заинтересовался проблемами гражданских прав. Я хотел помочь ей. Во всяком случае, если занимаешься политикой, нельзя обойти проблему гражданских прав, хотите вы этого или не хотите. В тот день я созвал собрание ради нее. Хочу рассказать вам об этом.
Он снова расставил ноги, и выражение лица его полностью переменилось.
— Собрание было назначено в комнате наискосок от профессорской, где имеется телефон, добавочный семь-девять-три, и я договорился, что буду пользоваться им с четырех тридцати и оплачу все разговоры. Между четырьмя тридцатью и шестью тридцатью по этому телефону было двенадцать вызовов. Трижды разговаривал я. Дважды звонил в КЗГП, но ни один из них не был около четверти шестого. На коммутаторе не отмечались ни номера телефонов, ни время. С этим покончено?
— Ловкий ответ. Да, покончено.
— Я ожидал, что на собрание придет около сорока человек, и к пяти часам их было около сорока, большинство студенты и трое или четверо профессоров и преподавателей. Кое-кто сидел. Комната просторная, и присутствующие ходили или стояли группами по нескольку человек в разных углах комнаты. Я не начинал собрания, пока не пришла Сюзанна, а она опаздывала. Не знаю точного времени ее появления, да, очевидно, и никто не знает. Я стоял у окна, беседуя с четырьмя или пятью студентами, когда она вошла и сказала: «Вот и я, и, как обычно, с опозданием». Я взглянул на часы. Было двадцать минут шестого. Так что вот вам и время. Насколько мне известно, она могла воспользоваться телефоном, о котором я говорил, но сделала ли она это? Не знаю. Я пытался разузнать об этом, но никто не смог ответить мне утвердительно. Вопросы?
— Я не могу и мечтать о том, чтобы задать вам вопрос. А если бы задал, то он не относился бы к телефонному звонку. С этим вы покончили. Я бы спросил о том, как долго продолжалось собрание, когда его покинула Сюзанна Брук, и так далее.
Он усмехнулся.
— Вы поняли, как ко мне подойти. Займись вы политической деятельностью, вы могли бы стать сенатором, а я губернатором. Собрание закончилось в шесть тридцать, но несколько человек оставались там еще некоторое время. Сюзанна уехала со мной в шесть сорок. Моя машина стояла в соседнем гараже, и я отвез ее домой. Под «домом» я подразумеваю Парк-авеню, где она проживала вместе с матерью. Я ничего не знал относительно квартиры в Гарлеме. Теперь-то я, конечно, осведомлен, как и все. Итак, — чтобы покончить с этим, — мы подъехали к ее дому чуть позже семи, ну, скажем, в десять минуть восьмого. Это был последний раз, когда я видел ее. Почему Ниро Вульф считает, что ее убил не Уиппл?
Я усмехнулся.
— И вы еще спрашиваете меня?
— Конечно. Послушаем, что вы скажете.
— Да просто потому, что он знает, что это сделали вы.
— Не убедительно, — покачал он головой. — Попытайтесь еще разок. Каковы мотивы?
— Вы считали, что она беременна от вас и что это может испортить вашу политическую карьеру.
— Чуть лучше. Почему же тогда меня никто не видел? Мой шикарный вид, благородное выражение лица не остались бы не замеченными в самом центре Гарлема.
— Жженая пробка.
Он откинул голову и расхохотался.
— Чудесно! Вы молодец. Вы будете губернатором, а я членом сената. Считает ли Ниро Вульф, что он знает истинного убийцу?
Вульф еще целый час должен был провести в оранжерее, так что я позволил гостю немного задержаться и развлечь меня. К тому же он теперь стал возможным кандидатом в убийцы (хотя и занимающим самое последнее место в списке), так как назвал Сюзанну «лакомым кусочком» и намекнул, что мог бы жениться на ней, если бы не кое-какие принципы, которые он себе выдумал. Так как он твердо намеревался посвятить себя самой жесткой игре на свете, а именно — политике, ничто не могло бы остановить его, даже убийство, если только оно помогло бы ему приблизиться к цели.
Когда он ушел, я засел за пишущую машинку. Вульф сказал Долли Брук, что, возможно, полиция никогда не узнает о ее прогулке в Гарлем, но мне это казалось весьма сомнительным. Я решил, что не мешает иметь подробный отчет, написанным на свежую память, о том, что было сказано как у нее дома, так и у нас. Если поднимется вопрос о том, что мы скрыли сведения о преступлении, я буду обвинен наравне с Вульфом. За тюремной решеткой у меня была бы уйма времени для того, чтобы писать мемуары, и огромную помощь могли бы оказать заметки, если бы только мне удалось пронести их в мою темницу. Я стучал и стучал на машинке и к шести часам дошел до слов Вульфа: «Я составил его по возможности кратко», — когда он вошел в кабинет. Он сел за стол, не взяв в руки книгу, которую он читал, и спросил:
— Мистер Магнус?
Я кивнул.
— Очень жаль, что вы не видели его. Не знаю, какова его цена в обнаженном виде, но одетым он представляет великолепное зрелище. Высок, строен, остроумен и весьма разговорчив.
Я передал Вульфу весь наш разговор, опустив лишь пустую болтовню (за исключением вопросов, на которые я давал хитроумные ответы). Вульф все более и более хмурился, пока я продолжал свой отчет.
— Итак, — я подошел к концу, — за неделю расследования вы узнали, что Сюзанна звонила по телефону, но возможно, что вам никогда не удастся доказать обратное. Остер был прав, заявив, что вы не обнаружите ничего существенного. Вполне вероятно, что, когда она пришла, Магнус находился в коридоре и мог слышать ее телефонный разговор и таким образом узнал, что Уиппл не будет у нее до девяти часов. Затем он отвез ее туда и убил, хотя я сомневаюсь в этом. У него не пустая голова. Ведь так просто выяснить, где он находился в половине шестого.
— Она не звонила.
— Да, знаю. Перед вами два возможных пути. Первый путь основан на силе улик и методе дедукции. Второй — на силе ума и к черту дедукцию, это в данном случае должно значить — к черту Моуд Джордан.
— Она уже была связана теми показаниями, которые дала раньше. Не так ли?
— Конечно. Чтобы уйти из кабинета прокурора, не подписав заявления, надо пролить семь потов. Она, конечно, подписала.
— Было бы небезынтересно узнать, обладает ли миссис Брук талантом подражания. Мистер Воун, возможно, говорил тебе об этом сегодня утром?
— Я знал, что раньше или позже этот вопрос возникнет. Мистер Воун с трудом раскрывал рот. Сейчас он крепко спит. Это срочно?
— Нет. — Он сузил глаза, глядя на меня. — Ты понимаешь ситуацию?
— Да. Во-первых, если Долли Брук убила Сюзанну, нам лучше побыстрее доказать это или передать подписанный ею документ Кремеру. Горячая штучка этот документ, можно обжечься. Но нам вряд ли удастся доказать ее вину. Мы знаем, что она была у дверей, но не можем доказать, что она была в квартире, если не найдем убедительных мотивов. Может быть, занять на месяц Саула, Фреда и Орри поисками доказательства?
Вульф состроил гримасу: «Нет».
— Во-вторых, Бет Тайгер, и ею я должен заняться лично. У меня есть кое-какие идеи, опирающиеся на то, что вы говорили в течение этих двух недель относительно ваших взглядов на женитьбу цветного на белой. Вам это не нравится. А что вы скажете относительно брака белого с цветной?
— Фу!
— Вас может ожидать сюрприз. Возможно, что в основе этого лежит одно только вожделение, но сегодня за завтраком я поймал себя на мысли — умеет ли она жарить оладьи по-креольски, и знаете ли вы, что это может означать? Хотя думаю, что вы вряд ли поймете это. Моя комната на некоторое время устроила бы нас двоих, пока не народятся дети, не могу сказать, какого бы они оказались цвета. Что касается ситуации, которой мы занимаемся, то Бет Тайгер также находилась в этом доме, а у нее куда более веские мотивы для убийства, чем у миссис Брук: она сама хотела выйти замуж за Данбара.
— Предположительно.
— Не предположительно, а наверняка. Хотя и с трудом, но я сумею это доказать. Нужно доказать, что она спускалась этажом ниже и побывала в квартире Сюзанны. Есть ли у вас какие-либо предложения?
— Нет.
— У меня также. Если миссис Брук и мисс Тайгер остаются ни при чем, значит замешан кто-то другой, живущий в том доме. Саул Фред и Орри могли бы в течение нескольких дней навести справки о всех жильцах и, если бы нам повезло, — напасть на след и доказать, что убийца вошел в дом около восьми часов или на несколько минут позже и ушел до появления там миссис Брук. Возможно даже, что кто-нибудь из жильцов видел, как этот человек входил или уходил. Саул, Фред и Орри при выполнении этого задания могли бы оказаться в невыгодном положении из-за своего цвета кожи. Так что, пожалуй, было бы лучше использовать для этого трех или четырех оперативников-негров. Годится?
— Нет.
— Согласен. Итак, это было третье. Переходим к четвертому. Предположим, что Саул, Фред и Орри проверили алиби всех служащих КЗГП, всех тридцати четырех человек. Возможно, что некоторые из них относились к предполагаемой женитьбе Данбара на белой, как отнесся Юинг, даже еще непримиримее. Любой из них мог бы подделаться под голос Сюзанны. Но самое главное — это проверить их алиби, что можно проделать в течение трех недель, ну, скажем, четырех. Вас привлекает такое предложение?
— Нет.
— Отлично. Вы спросили, понимаю ли я ситуацию, и я ответил, что да. Однако нет ни одного логического решения проблемы, которое можете найти вы, или я, или Саул вместе с Фредом и Орри.
— Ты прав, — кивнул он. Он включил настольную лампу и взял книгу, которую только вчера начал читать: «Наука — восхитительное развлечение» Жана Барзэна.
Я посмотрел на него. Он сделал из меня посмешище. Одна из моих главных обязанностей, может быть, даже главнейшая — это заставить его размышлять. Мое намерение в этом и заключалось: вынудить его показать, насколько он более находчив, чем я, и он знал это.
— Идите вы к черту, — с раздражением произнес я и снова принялся печатать на машинке.
Не знаю, сколько времени он потратил на чтение этой книги — день, неделю или всю свою жизнь. Он всегда был настроен против машин, а в отношении автоматизации его кредо заключалось в том, что автоматизация вскоре сделает жизнь абсурдной. Это одно уже было достаточно плохо; холодным и ветреным мартовским днем он поглощал в теплом помещении свою пищу, отвергая решительным образом производство этого самого тепла. Чек, которым оплачивалось горючее, приносящее тепло, имел к этому отношение, он сам — нет. Если следовать его умозаключениям, то с развитием автоматизации никто не будет иметь отношения к феноменальному процессу, который позволяет людям продолжать свой род. Мы все станем паразитами, живущими за счет машин, появившихся в результате совершенного бесстыдства. Я пытался привести самый убедительный довод, но Вульф лучше меня владел искусством спора, лучше меня умел аргументировать. Мы все еще продолжали безмолвно спорить, когда подошло время пить кофе. Мы вошли в прихожую, и тут раздался звонок.
Это был Пол Уиппл. Вульф, увидев его через стекло двери, недовольно пробурчал что-то под нос, он еще не покончил с автоматизацией. Но это был клиент, и к тому же мы еще не составили дальнейшего плана действий, поэтому следовало узнать, нет ли у него каких-либо предложений.
Но нет. У него были одни вопросы. Будучи человеком воспитанным, он не задавал их до тех пор, пока Фриц не принес кофейник, а Вульф не разлил кофе по чашкам. Уиппл сделал несколько глотков. Пар затуманил стекла его роговых очков, и он вынул из кармана носовой платок, чтобы протереть их.
— Мои друзья рассказали мне обо всем происшедшем здесь, — наконец начал он. — Они сказали, что вы не запретили им этого.
— Я предупредил их, что они могут рассказать только вам, и никому больше.
— Они будут молчать. Вы говорили, что это может принести пользу нашему делу. Ну и как?
— И да, и нет. — Вульф отхлебнул кофе и с глубоким вздохом поставил чашку на стол. — Мистер Уиппл, я хотел приберечь это на потом, и если бы вы позвонили по телефону, я бы так и сделал. Но вы обеспокоили себя приходом и поэтому имеете право услышать ответ на ваш вопрос. Ваш сын может быть освобожден хоть завтра. Возможно, пока еще на поруки, но, во всяком случае, он мог бы быть на свободе.
Очки упали на ковер.
— Боже мой, — едва слышно пролепетал мистер Уиппл. — Я так и знал. Я знал, что это вам удастся.
— Мне еще ничего не удалось. Не буду говорить вам о подробностях, скажу только, что у меня есть заслуживающая доверия информация, основываясь на которой, я доказываю, что весьма не похоже, что мисс Брук была жива, когда ваш сын явился к ней на квартиру. Информация эта достаточна, чтобы убедить полицию в том, что содержание нашего сына под арестом по обвинению в убийстве не разумно. Но эта информация не называет имени убийцы, ни малейшего намека на это.
Уиппл смотрел на кого, пытаясь сосредоточиться. Без очков он выглядел более старым.
— Но я не понимаю… Если она была мертва, когда он пришел…
— Да. Наша информация делает это бесспорным. Я могу освободить вашего сына. Но тогда в дело вмешается полиция. Они будут подозревать вас, и вашу жену, и любого, связанного с Комитетом защиты гражданских прав. Они возьмут под подозрение вашего сына, не в связи с тем, что он совершил это преступление, но в связи с тем, что он замешан в нем. А он может быть оправдан окончательно только тогда, когда будет найден истинный убийца. Сделать это будет значительно труднее, если полиция будет всюду совать свой нос, тревожа всех, в том числе и меня, особенно меня. Я не желаю передавать им имеющуюся в моем распоряжении информацию. Я хочу, чтобы они держали вашего сына под стражей, удовлетворенные мыслью, что в их руках находится убийца. Конечно, вы можете сделать это невозможным. Вы можете сказать мне, что, если я скрою имеющуюся у меня информацию, вы сообщите об этом в полицию. Если так, то я должен сейчас же сообщить им обо всем и выйти из игры. Надеюсь, что я ясно изложил свою мысль?
— Да. — Уиппл опустил голоду. Я видел много людей, сидевших в этом кресле, опустив голову, убедившись в том, как трудно ворочать мозгами под взглядом Вульфа. Увидев свои очки на полу, Уиппл нагнулся, поднял их, снова достал платок и медленно принялся протирать стекла.
— Я не тороплю вас с ответом, — вздохнул Вульф.
Уиппл поднял голову.
— О, это совершенно излишне. Я думал о своей жене. Если бы она узнала, что завтра ее сын может быть дома… Но ей это не обязательно знать. — Он надел очки. — Информация… Останется ли она только вашим достоянием? Сможете ли вы использовать ее, если…
— Я могу использовать ее в любое время. Она в письменной форме, точнее, в виде документа, подписанного женщиной, которую ваши друзья видели здесь сегодня.
— А их не будут обвинять за это?
— Нет.
— Я знаю ее?
— Сомневаюсь. Я не могу назвать вам ее имя.
— Я хотел бы задать один вопрос…
— Вы уже задали три. Попытаюсь ответить и на четвертый.
— Знаете ли вы… то есть подозреваете ли вы, кто убил Сюзанну?
— Нет. У меня нет ни малейшего представления. У меня нет плана дальнейших действий. У меня есть только обязательство перед вами, и я надеюсь выполнить его, хотя в настоящий момент еще не знаю, когда и как. Бывало ли у вас, что ответ, на долго мучивший вас вопрос, приходил, когда вы чистили зубы?
— И не однажды.
— Я начну чистить зубы через два часа. Но не электрической штукой, при пользовании которой боязнь получить электрический удар забивает все мыслительные процессы. Приходилось ли вам в качестве антрополога думать о том, чем нам грозит автоматизация?
— В качестве антрополога — нет.
— А просто как человеку?
— Да, пожалуй.
— Вашему сыну двадцать три года. Сознаете ли вы, что, отвращая от него это бедствие, мы неизбежно вынуждаем его страдать от еще худшего?
Очень ловко! Лицом к лицу с отцом, обеспокоенным судьбой сына, арестованного по обвинению в убийстве, он справился со своей задачей меньше чем в четверть часа и направил разговор на автоматизацию. Свежая аудитория — со мной ему еще предстояло сидеть рядом вместе за ужином. Очень ловко. Ничего не скажешь.
