8

Пожалуй, впервые за все время целая компания посторонних очутилась в оранжерее в отсутствие Вульфа. Страшное бремя ответственности едва не повергло Теодора. Мало того, что он с замиранием сердца следил, чтобы никто из гостей не опрокинул скамейку или не ухватил цветок с уникального гибрида, так я еще уставил целый стол в питомнике подозрительными напитками. Поскольку беспризорные посетительницы то и дело наведывались к столу, Теодору заранее делалось плохо от одной мысли, что кто-то опрокинет стакан с крепким пойлом в горшочек, который он лелеял десять лет. Конечно, мне жаль было Теодора, но я хотел, чтобы гости чувствовали себя как дома.

Моя задумка сработала. Позвонили мне только семь, но, судя по всему, они как следует все обсудили в конторе, поскольку пришло их аж десять, две группы по пять человек. Еще две позвонили сегодня, пока я отсутствовал. Дело было неотложным — я ездил в Бронкс поговорить с миссис Эйбрамс. Она, конечно, не пришла в восторг от моего визита, но я приехал просить об одолжении и выполнил свой долг до конца. В конце концов скрепя сердце она согласилась. Мне оставалось еще завербовать Джона Р. Уэлмана, но тут мне повезло — хватило одного звонка в гостиницу.

— С моей точки зрения, эти дамочки всем гуртом смотрелись выше среднего, и мне было бы проще простого познакомиться с ними, утолить их жажду и развлекать байками про орхидеи, не будь я так занят тем, что мысленно рассортировывал их и расставлял по полочкам, на будущее. Я мог бы избавить вас от необходимости выслушивать подробности того, как я это проделывал, тем более что вряд ли кто-то рискнет повторить мой подвиг.

Итак, я работал, как каторжный, запоминал их имена и жадно впитывал крохи информации об их положении и роде занятий. Когда поспел ужин, я уже имел обо всех довольно приличное представление. Сорокавосьмилетняя Шарлотта Адамс была секретаршей старшего компаньона Джеймса А. Корригана. Сухопарая и хваткая, она явно пришла не для того, чтобы повеселиться. Одних лет с ней была еще лишь пухленькая и прыщеватая стенографистка с именем, называя которое, она принималась радостно хихикать: Хелен Трой. Следующей по возрасту шла Бланш Дьюк, трехцветная блондинка. Я наполнил целый шейкер смесью по ее рецепту. Она уже дважды возвращалась в питомник на дозаправку, после чего для экономии энергии прихватила шейкер с собой.

Еще одной или двум из оставшихся семи было около тридцати а большинству едва перевалило за двадцать. Одна из них стояла особняком. Ее звали Долли Хэрритон, и она была членом коллегии адвокатов. Миловидная и сероглазая, она еще не входила в руководство конторы, но, видимо, рассчитывала войти — об этом я судил по уверенности, с которой она держалась, и по умному проницательному взгляду. Когда она передвигалась по проходам между орхидеями, создавалось впечатление, что она накапливает сведения для перекрестного допроса цветовода, уклоняющегося от выплаты алиментов брошенной жене.

Далее стенографистка Нина Пэрлман, довольно высокая и осанистая, с большими, темными, немного томными глазами, машинистка Мэйбел Мур, тщедушная, щупленькая, в очках с красной оправой, секретарша Эммета Фелпса Сью Дондеро с изящной головкой и без помады — вполне в моем вкусе, делопроизводительница Порция Лисс, которой следовало бы заняться своими зубами или хотя бы поменьше смеяться, стенографистка Клэр Бэркхардт, либо только что окончившая среднюю школу, либо ловко прикидывавшаяся молоденькой и, наконец, секретарша Луиса Кастина Элинор Грубер, которую я пригласил бы в том случае, если бы приглашал одну. При первом взгляде на нее вы могли бы подумать, что ей не мешало бы сбросить фунт-другой, но попытайся вы потом прикинуть, где они, эти лишние фунты, вы неминуемо кончите тем, что проголосуете за статус-кво. Могло показаться, что у нее раскосые глаза, нет, просто веки были подтянуты к вискам.

К тому времени, когда подошла пора усаживаться за стол, мне удалось выудить несколько полезных подробностей, главным образом, из Бланш Дьюк, Сью Дондеро и Элинор Грубер. Во вторник по окончании рабочего дня Корриган, старший компаньон, собрал их всех в своем кабинете и объявил, что ПЕ 3–1212 — это телефон Ниро Вульфа, что Арчи Гудвин — доверенный помощник Вульфа и что Вульф вполне может действовать в интересах пострадавшей стороны в одном из дел, проведенных их конторой. Он посоветовал не обращать внимания на записки, вложенные в коробки с орхидеями, и призвал усилить бдительность. Сегодня, в среду, когда весь персонал горячо обсуждал предстоящую пирушку (это мне поведала Бланш Дьюк после нескольких общений с шейкером), Мэйбел Мур не удержалась и рассказала об этом миссис Адамс, а миссис Адамс, предположительно посоветовавшись с Корриганом, решила составить остальным компанию. На меня излили еще кое-какие бессвязные сплетни об отдельных дамочках, привязанностях и недовольствах, но этих сведений не хватило бы даже на то, чтобы оплатить расходы на выпивку.

В семь двадцать пять я загнал всю орду в питомник и сообщил, что вино к ужину охладилось, но если кто-то предпочитает прежние напитки, то я не возражаю. Бланш Дьюк тут же воздела руку с шейкером и провозгласила, что сохранит верность своему зелью. Вокруг одобрительно зажужжали и поспешили нагрузиться бутылками, соломинками, стаканами и прочими атрибутами веселья. Я возглавил шествие. Хелен Трой угодила каблукам в щель между паркетинами, пошатнулась и, пытаясь не упасть, взмахнула рукой с бутылкой и сшибла два горшочка с оницидиум варикозум. Начались охи и ахи.

Я проявил великодушие.

— Молодчина! Какое надо иметь присутствие духа, чтобы не выпустить из рук бутылку! За мной, дамы, пешком по орхидеям!

Внизу, в столовой, нас ждал праздничный стол, накрытый белоснежной скатертью, уставленный серебряными приборами и хрусталем и украшенный орхидеями. Я попросил собравшихся оставить мне место во главе стола и рассаживаться, как душе угодно, а сам тихонько улизнул в кухню и спросил Фрица:

— Они здесь?

Он кивнул.

— Наверху, в южной комнате. Там уютно и скучать не приходится.

— Прекрасно. Ты предупредил, что быть может, понадобится немного терпения?

— Да они согласны. А как твои успехи?

— Все идет, как задумано. Две, правда, непьющие, но, в целом, публика уже веселится. Все готово?

— Конечно.

— Тогда — полный вперед!

Присоединившись к сборищу, я занял место во главе стола, где всегда сидел Вульф — мне же такая честь выпала впервые. Дружно поднятые стаканы приветствовали мое возвращение после долгого отсутствия. Я растрогался и решил, что подобное проявление чувств должно быть вознаграждено. В тот самый миг, как в комнату вошел Фриц с огромней супницей, я отодвинул свой стул и поднялся на ноги. Порция Лисс продолжала трещать как сорока, но Долли Хэрритон, член коллегии адвокатов, цыкнула на нее.

— Оле, оле! — выкрикнула Хелен Трой.

Я начал речь.

— Леди и (слава Богу) ни одного джентльмена! Мне так много предстоит сказать вам, что я скажу хоть что-нибудь. Благодарю вас за то, что вы приняли мое приглашение. Если есть на свете зрелище прекраснее орхидей, то это вы. (Аплодисменты). Мистер Вульф отсутствует, но согласно заведенному им порядку, разрешите представить вам самого ценного обитателя нашего дома — мистера Фрица Бреннера, который сейчас разливает суп по тарелкам. Фриц, поклонись, пожалуйста. (Аплодисменты). Я хочу попросить вас об одном одолжении. Вчера мне позвонила незнакомая дама, вполне благожелательная, которая отказалась назвать свое имя. Я прошу вас помочь мне опознать ее. Сейчас я воспроизведу кое-что, не все, конечно, из того, что она мне сказала, надеясь, что это наведет вас на след. Имитатор из меня неважный, но я попробую.

Итак, она сказала: «Мистер Гудвин, я обязана была вам позвонить! Конечно, так не полагается, но поскольку мы не знакомы и никогда не встретимся, считаю себя вправе не называть себя. Это самые чудесные орхидеи, что мне приходилось видеть! Я иду сегодня к друзьям на вечеринку, там будут все свои… то-то они рты пораскрывают, когда увидят орхидеи! А знаете, что я скажу, когда они спросят, кто подарил мне цветы? Я жду не дождусь! Конечно, я могу сказать, что они от тайного воздыхателя, но…»

Продолжать смысла не было, потому что мой голос потонул в визгах и выкриках. Даже миссис Адамс настолько оттаяла, что улыбнулась уголком рта. Клэр Бэркхардт — та, что строит из себя школьницу, — подавилась булочкой. Я, торжествуя победу, сел на место и принялся за суп. Когда гам чуть-чуть поутих, я спросил:

— Как ее зовут?

В ответ загалдели, как на птичьем базаре, и мне пришлось уточнить имя у Сью Дондеро, моей соседки справа. Кора Барт. Таковая в моей картотеке не значилась.

Поскольку Фрицу выпала участь обслуживать сразу одиннадцать душ, я предложил взять на себя все хлопоты по части выпивки. Преимущество такого расклада состояло в том, что я знал, кто что пьет, и мог наполнять опустевшие стаканы и бокалы, не задавая лишних вопросов, кроме того, Сью Дондеро вызвалась мне помогать. Мало того, что это было приятно, но мне еще и представился удобный случай (когда мы с ней вдвоем суетились у столика с напитками) предложить ей сделать то, на что мне очень хотелось склонить кого-нибудь из компании еще наверху, в оранжерее, но не было случая. Сью согласилась, и мы уговорились, что условный сигнал я подам, почесав правое ухо.

— Я рад, что вы не изменяете вермуту с содовой, — добавил я. — Девушка с такой внешностью имеет обязательства перед обществом. Продолжайте в том же духе.

— Не перед обществом, — возразила она. — Перед правописанием. После виски или джина у меня наутро голова раскалывается и буквы скачут перед глазами. Представьте сами: вместо «темная личность» я умудрилась написать «темное личико»!

— Какой ужас! — я всплеснул руками. — Должно быть, вы при этом смотрели на Нину Пэрлман.

Воздав должное супу, они в один присест расправились с пирожками. Что касается светской беседы и развлечения гостей, то они прекрасно обходились без меня, разве что пару раз мне пришлось ввернуть несколько словечек. Я порадовался, что Вульф удрал и избежал душевной травмы, которую неизбежно получил бы, увидев, как все, за исключением Элинор Грубер и Хелен Трой, обращаются с утятиной. Бедняги так наелись, что не отрезали и клали в рот по кусочку, а, за исключением двух, вяло ковырялись в своих тарелках. Я понаблюдал за ними и понял, что если не принять срочных мер, дело может кончится плохо. Я возвысил голос, стараясь привлечь внимание:

— Дорогие дамы! Я хочу с вами посоветоваться. У нас…

— Речь, речь! — пропищала Клэр Бэркхардт.

— Это она и есть, дуреха! — пояснил чей-то голос.

— Оле, оле, — пролепетала Хелен Трой.

— У нас демократия, — сказал я. — Насильно запихивать в вас ничего не будут, даже приготовленный Фрицем салат. Как ваш хозяин и отнюдь не тайный воздыхатель я хочу, чтобы вы получили удовольствие от нашего вечера и, уходя, говорили: «Арчи Гудвин — парень что надо, на него можно положиться. Мы были полностью в его власти, а он дал нам возможность сказать „да“ или „нет“».

— Да! — выкрикнула Бланш Дьюк.

— Благодарю вас, — учтиво склонил голову я. — Я хотел спросить, кто из вас хочет отведать салата? Если хотите, то Фриц будет счастлив обслужить вас. Если нет… Итак, да или нет?

Я насчитал шесть или семь «нет».

— Вы по-прежнему согласны, мисс Дьюк?

— Что вы, конечно, нет. Я не знала, что вы имеете в виду салат.

— Что ж, значит, салату не повезло. А вот по поводу миндального пломбира мы голосовать не будем. Попробуйте хотя бы на язычок. — Я повернулся к Фрицу, стоявшему чуть сзади. — Извините, старина, так уж вышло.

— Да, сэр. — Он принялся собирать тарелки с нераспробованными утятами, одним из его коронных блюд. Я не стал выражать ему сочувствия, поскольку я его предупреждал. У меня было куда больше возможностей, чем у него, познакомиться с гастрономическими вкусами американок. Вот в обществе гурманов утята бесспорно стали бы сенсацией.

Горечь пилюли Фрицу чуть-чуть подсластила реакция наших перекормленных лакомок на миндальный пломбир. Хмель возымел свое действие, и некоторые из них пренебрегли правилами хорошего тона, принявшись за мороженое, пока Фриц еще не обслужил остальных. Порция Лисс воскликнула:

— Боже мой! Просто божественно! А как вам, миссис Адамс?

— Не знаю, Порция. Мне еще не положили.

Но несколько минут спустя она все же признала, хотя и довольно сдержанно:

— И впрямь вкусно. Просто замечательно.

Остальные не скупились на похвалы. Хелен Трой первая покончила с пломбиром. Она встала, отодвинула стул и оперлась обеими ладонями на стол.

— Оле, оле, — язык у нее уже заметно заплетался.

— Кто там держит речь? — выкрикнул чей-то голос.

— Я. Это девичья речь.

Кто-то прыснул

— Да, девичья, — настаивала она, — в моем-то возрасте. Я все сидела и думала, что мы можем сделать для мистера Гудвина, и теперь хочу провести голосование. Давайте проголосуем за то, чтобы одна из нас подошла к мистеру Гудвину, обняла его, поцеловала и назвала его Арчи.

— А кто именно? — осведомилась Мэйбел Мур.

— Сейчас проголосуем. Я выдвигаю себя. Я уже встала.

Раздались протестующие возгласы. Клэр Бэркхардт, сидевшая слева от Хелен Трой, ухватила ее за локоть и усадила на место. Выдвинули первых кандидаток. Кто-то предложил бросить жребий. Каких-нибудь полчаса назад я не стал бы вмешиваться, надеясь на то, что повезет Сью или Элинор, но на этой стадии я уже не мог рисковать — они так разошлись, что остановить их уже было бы трудно.

— Вам не кажется, что следовало бы посоветоваться со мной? — спросил я.

— Не встревайте, — отмахнулась Бланш Дьюк.

— Прошу прощения, но я вынужден. Риск слишком велик. Если одна из вас сейчас подойдет, обнимет и поцелует меня, я, быть может, и вспомню, что я хозяин, а быть может и нет. С другой стороны…

— О ком идет речь? — хором спросили они.

— С другой стороны, — не ответив на вопрос, продолжал я, — если все это проделает другая, я не смогу скрыть разочарования. Не рассчитывайте, что я назову ее имя. Так что оставим эту затею. Тем более, что предложение Хелен никто не поддержал, так что ваши намерения противозаконны.

Я подергал себя за правое ухо.

— Да и сама идея поставлена с ног на голову. Ведь если выйдет по-вашему, то кому это понравится? Только не мне. Я куда больше люблю целовать сам, чем быть расцелованным. Но прошу понять меня правильно: вы мои гости, и я разобьюсь в лепешку, чтобы угодить вам. Я все для этого сделаю. У вас есть предложение?

— Целых два. — Сью Дондеро не подкачала.

— Отлично. Выкладывайте по одному.

— Во-первых, я предлагаю, чтобы мы все звали вас Арчи.

— Это запросто. Если, конечно, я могу называть вас Шарлоттой, Бланш, Долли, Мэйбел, Порцией, Элинор, Клэр, Ниной. Хелен и Сью?

— Ради Бога. И второе, вы сыщик. Расскажите нам про вашу профессию что-нибудь захватывающее.

— Что ж… — Я с видимым замешательством осмотрелся по сторонам. — А может, поставим на голосование, как салат… Да или нет?

Не уверен, все ли, но большинство явно сказало «да». Фриц уже расставил чашечки и разливал кофе. Я слегка отодвинулся от стола, закинул ногу на ногу и в задумчивости пожевал губами.

— Я скажу вам, что я сделаю, — сказал я наконец. — Я мог бы порассказать вам о старых, давно раскрытых преступлениях, но думаю, что вас больше увлечет случай, которым мы занимаемся сейчас. Кое-какие лишние подробности я, быть может, попридержу, если позволите. Согласны?

Они хором ответили, что да. За исключением миссис Адамс, которая вдруг резко поджала губы, и Долли Хэрритон, в умных серых глазах которой отразилось неодобрение.

— Я буду касаться только главного, — небрежно заговорил я, — иначе это затянется на всю ночь. Речь пойдет об убийствах. Убиты были трое: мужчина по имени Леонард Дайкс, который работал в вашей конторе, девушка по имени Джоан Уэлман, редактор издательства, и девушка, которую звали Рейчел Эйбрамс, стенографистка и машинистка.

Послышался шепот, и мои гости переглянулись. Нина Пэрлман с многозначительным видом сказала тихим бархатным голосом, не изменившимся после пяти или шести коктейлей:

— Я их не убивала.

— Все три убийства совершил один человек? — спросила Элинор Грубер.

— Не опережайте события. Мы впервые столкнулись с этим делом по чистой случайности, когда к нам зашел полицейский и показал список из пятнадцати мужских имен, составленный Леонардом Дайксом. Полиция нашла этот список между страницами одной из книг у Дайкса дома. Мы с мистером Вульфом мельком просмотрели список, поскольку ничего интересного в нем не было. Потом…

— А почему полицейский показал вам список? — уточнила Долли Хэрритон.

— Потому что полиции не удалось найти никого с подобными именами, и он решил на всякий случай закинуть удочку, вдруг на кого-то из нас снизойдет озарение. Увы, не снизошло. Потом, шесть недель спустя, к нам пришел некий Джон Р. Уэлман и попросил расследовать причину гибели его дочери, тело которой со следами от наезда нашли в Ван Кортленд-парке. Мистер Уэлман считал, что это убийство, а не несчастный случай. Он рассказал нам все, что знал, и познакомил с копией письма, которое Джоан, его дочь, прислала домой. В письме сообщалось, что ей позвонил по телефону мужчина, назвавшийся Бэйрдом Арчером, автором романа, который он прислал в фирму, где служила Джоан, несколько месяцев назад.

— О Господи, — мрачно пробормотала Бланш Дьюк. — Опять этот Бэйрд Арчер.

— Если вам неинтересно, я могу умолкнуть, — предложил я.

Почти все они стали наперебой возражать.

— Хорошо. Джоан прочитала роман Арчера и отклонила его, приложив записку с мотивировкой отказа и собственноручной подписью. Арчер по телефону предложил заплатить двадцать долларов в час за то, что она согласится обсудить с ним роман и внести соответствующие поправки, и они уговорились встретиться на следующий день после работы. Так она написала в письме. На следующий вечер ее убили.

Я потянулся к своей чашечке, отхлебнул кофе и снова откинулся на спинку стула.

— Теперь прошу внимания. Напомню, что прошло шесть недель с тех пор, как полицейский показал нам список, который мы едва удостоили взглядом. Но стоило нам с мистером Вульфом увидеть в письме Джоан имя Бэйрда Арчера, как мы в тот же миг заметили, что это одно из имен, которые были в списке Дайкса. Следовательно, Леонард Дайкс был как-то связан с Джоан Уэлман, а поскольку оба они погибли внезапно и насильственной смертью, а Джоан в день своей гибели должна была встретиться с Арчером, логично предположить, что оба убийства связаны между собой и ниточка ведет к Бэйрду Арчеру. Когда вы попросили рассказать что-нибудь захватывающее из жизни сыщиков, вы, должно быть, имели в виду погоню со стрельбой за убийцей в Центральном парке… Что ж, в этом есть своя прелесть, но я куда больше горжусь тем, как ловко мы опознали имя Бэйрда Арчера. Если бы не мы, то в лучшем случае один полицейский занимался бы на досуге делом Дайкса, а его коллега в Бронксе — делом Джоан Уэлман, а теперь целая армия идет по следу, впрочем, вы и сами знаете. Вот это и есть самое захватывающее, в моем понимании.

Я не посчитал нужным уточнять обстоятельства опознания имени Бэйрда Арчера. Окажись на моем месте Вульф, он бы изложил дело по-своему, не упустив случая выпятить свою роль, но Вульфа не было, а я был. Я оглянулся по сторонам, убедился, что Фриц не забывает подливать кофе в пустеющие чашечки и что все обеспечены сигаретами со спичками, и продолжал:

— Теперь выдам вам секрет. Если это просочится в прессу, полиция разнервничается, а я попаду в опалу, хотя меня и сейчас-то не больно жалуют. Так вот, девушка по имени Рейчел Эйбрамс работала стенографисткой и машинисткой в маленькой однокомнатной конторе на седьмом этаже здания на Бродвее. Позавчера она выпала из окна на тротуар и разбилась насмерть. Тоже захватывает, не так ли? Не случись мне зайти в ее контору две-три минуты спустя, смерть Эйбрамс посчитали бы самоубийством или несчастным случаем. В ящике ее письменного стола я наткнулся на коричневую записную книжку, в которой она вела учет приходов и расходов. В колонке приходов я нашел две записи, свидетельствующие о том, что в сентябре прошлого года Бэйрд Арчер заплатил ей девяносто восемь долларов сорок центов.

Долли Хэрритон ахнула. Послышались и другие возгласы.

— Мне теперь сниться будет этот Бэйрд Арчер, — пробубнила Нина Пэрлман.

— Мне уже снится, — заверил я. — Сами видите, для сыщика здесь полное раздолье. Я не стану рассказывать, что предпринимает полиция, поскольку вы наверняка с ними достаточно пообщались в последние два дня, но вот какова наша точка зрения, которой мы и будем придерживаться, если не случится что-нибудь, доказывающее, что мы неправы. Мы уверены, что Джоан Уэлман убили из-за того, что она прочитала рукопись романа. Мы также уверены, что Рейчел Эйбрамс убили из-за того, что она перепечатала рукопись. Естественно, что мы хотим добраться до Бэйрда Арчера и хотим разыскать рукопись. Если не найдем ни Арчера, ни рукописи, то нам крышка. Есть предложения?

— О Господи! — вздохнула Сью Дондеро.

— А вы найдите копию романа, — предложила Порция Лисс.

Кругом захихикали.

— Послушайте, — словно повинуясь внезапному порыву, сказал я, — с вашего позволения я хочу кое-что сделать. Сейчас наверху мистера Вульфа дожидаются двое людей, которые имеют отношение к этому делу. Мне кажется, что стоит попросить их спуститься и рассказать вам, что они знают. — Я нажал ногой кнопку на полу. — Если вы не переутомились, конечно?

— Кто они такие? — возжелала узнать миссис Адамс.

— Отец Джоан Уэлман и мать Рейчел Эйбрамс.

— Не самая веселая пара, — заметила Долли Хэрритон.

— Вы правы. К помощи сыщиков обычно прибегают те, кому не до смеха.

— Я хочу посмотреть на них, — громко провозгласила Хелен Трой. — Такова уж человеческая сущность.

Вошел Фриц, и я обратился к нему:

— Где миссис Эйбрамс и мистер Уэлман, Фриц? В южной комнате?

— Да, сэр.

— Будь добр, попроси их оказать нам любезность и спуститься сюда.

— Хорошо, сэр.

Он удалился. Я осведомился, не пересохло ли у кого в горле, и получил три заказа.