4

Во вторник с утра, пока я натравливал Сола, Фреда и Орри на машинописные бюро, просматривал утреннюю почту и депонировал в банке чек Уэлмана, получилось так, что добрался я до офиса Кремера на Двадцатой улице уже в одиннадцатом часу. Самого Кремера на месте не оказалось, но он проинструктировал на мой счет сержанта Перли Стеббинса. Я один из немногих знакомых Перли, о которых у него не сложилось четкого мнения. Поскольку я частный детектив, то чем быстрее я откину копыта или хотя бы перестану мозолить порядочным людям глаза, тем, естественно, будет лучше, — это азбука, но где-то в глубине души Перли точит червь сомнения: а вдруг бы я стал неплохим полицейским, если бы меня вовремя наставили на путь истинный?

Мне удалось не только ознакомится с делами, но и переговорить с полицейскими, занимавшимися ими, — с двумя по делу Дайкса и с одним из Бронкса — по делу Джоан Уэлман. Ушел я почти в три, унося много ценной информации в записной книжке и еще больше — в голове.

Вот, вкратце, что я узнал. Леонард Дайкс, сорока одного года, тело которого, зацепившееся за сваю, выловили из Ист-Ривер в первый день Нового года, в течение восьми лет работал доверенным делопроизводителем, а не адвокатом, в юридической конторе «Корриган, Фелпс, Кастин и Бриггс». Еще около года назад контора именовалась «О′Мэлли, Корриган и Фелпс», но О′Мэлли лишили практики, произошла реорганизация. Дайкс был холост, отличался здравым умом, преданностью и хорошо разбирался в делах. Каждый вторник вечером играл по мелочи в карты с друзьями. Имел двенадцать тысяч долларов в ценных бумагах, банковский счет, а также тридцать акций «Юнайтед Стейтс Стил», которые отошли по наследству его замужней сестре, живущей в Калифорнии, единственной близкой родственнице. Врагов и завистников не было, «Знакомств женского пола не имел», — гласила фраза в одном из донесений. К делу был приложен один снимок, малопривлекательный, сделанный, когда труп выловили из реки, и фотография живого Дайкса в его квартире. Объективности ради замечу, что до того, как утонуть, Дайкс выглядел симпатичнее. Немного, правда, пучеглазый, да и скошенный подбородок не слишком его красил.

В деле набралась бы еще добрая тысяча фактов, имевших к убийству такое же отношение, как и те, что я привел в качестве образца.

Что касается Джоан Уэлман, то в уголовном отделе полиции Бронкса версия о случайном наезде пользовалась отнюдь не такой популярностью, как считал ее отец, к счастью, не имевший доступа к делу об убийстве дочери. Не доверяли полицейские и версии о свидании в пятницу, изложенной в письме Джоан родителям, тем более что среди сотрудников Джоан не нашлось никого, кто бы об этом слышал. Последнее я бы поставил полиции в упрек, зная, как кишат мелкими сплетниками подобные конторы; и наоборот, готов отдать должное дочери нашего клиента — она умела держать язык за зубами и о личных делах не распространялась. Оставив тщетные попытки разыскать машину, которая переехала мисс Уэлман, полиция Бронкса сосредоточила все усилия на поклонниках девушки. Если хотите занять среднего полицейского сыщика любимым делом, усадите его с мужчиной, которого встречали с хорошенькой девушкой, только что злодейски убитой. Теперь представьте себе, какие вопросы он станет задавать. Как он будет смаковать интимные подробности и вторгаться в личную жизнь незадачливого воздыхателя, кем бы тот ни был, ничуть не рискуя нарваться на отпор.

Полиция Бронкса буквально вывернула ухажеров Джоан Уэлман наизнанку. Особенно досталось некому сочинителю рекламы Атчинсону, скорее всего потому, что его фамилия начиналась на «А», а в середине имелось «ч», как и у Арчера, что, видимо, углядел чей-то зоркий глаз. К счастью для Атчинсона, в пятницу днем, второго февраля, он сел в четыре тридцать на поезд, чтобы провести уик-энд с друзьями в Уэстпорте. Двое агентов трудились, как каторжные, стараясь развенчать его алиби, но тщетно.

Судя по полицейским протоколам, Джоан отличалась не только миловидной внешностью и умом, но и воистину викторианской добродетелью. В этом все трое допрошенных поклонников были единодушны. Они и восхищались девушкой, и уважали ее. Один из них целый год домогался ее руки и льстил себя некоторой надеждой. Если кто-либо из троицы и носил против Джоан камень за пазухой, то полиция Бронкса подтверждений тому не нашла.

Я вернулся домой, напечатал для Вульфа подробный отчет и принял по телефону донесения от Сола, Фреда и Орри.

Большую часть среды я провел в издательстве «Шолл энд Ханна» на сорок пятой улице. В результате я вынес впечатление, что издательский бизнес — замечательный способ зашибать бабки. Само издательство размещалось на двух этажах, утопавших в коврах и обставленных роскошной мебелью. Как мне объяснили, Шолл отбыл во Флориду, а Ханна не приходит раньше половины одиннадцатого. Из приемной меня проводили в кабинет одного из мелких начальников, срочно нуждавшегося в стрижке и жевавшего резинку. Когда я предъявил записку от нашего клиента, начальник проблеял, что они с радостью пойдут навстречу повергнутому в горе отцу покойной мисс Уэлман, и я могу задавать вопросы всему персоналу, начиная с него самого, если захочу. Только не смогу ли я сначала рассказать, есть ли хоть какие-то сдвиги в расследовании? Не далее как вчера сюда снова нагрянули детективы из городской полиции и провели здесь чуть ли не целый день, а тут вот Арчи Гудвин от самого Ниро Вульфа пожаловал. Наклевывается что-нибудь важное? Я соврал что-то безобидное и взялся за него.

То обстоятельство, что Вульф никогда не покидает дом по делам, разве что побудительный мотив, как, например, спасение собственной шкуры, более важен, нежели перспектива получения гонорара, во многом определяет мой стиль работы. Когда я иду по следу и мне удается раздобыть ценные сведения, я люблю их как следует обмозговать, прежде чем передоверить Вульфу, но когда я вышел из «Шолл энд Ханна», я ощутил себя как слепой котенок в потемках. Можно ли поверить, что я провел почти пять часов в издательстве, где работала Джоан Уэлман, опросив всех, от посыльного до самого Ханна, и не выведал ни одного мало-мальски значимого факта? К сожалению, все выглядело именно так. Лишь одна запись в толстой конторской книге, которую мне показали, имела отношение к интересующему меня делу. Привожу ее полностью:

Вот и вся моя добыча. Рукопись доставили по почте. Никто не слышал о Бэйрде Арчере. Никто больше не видел рукопись и ничего про нее не знает. Если Джоан и говорила кому-то про рукопись, то никто об этом не помнит. Она никому не рассказала ни про телефонный звонок Бэйрда Арчера, ни про предстоящее свидание. Подобные «никто не…» я могу перечислять еще хоть целую страницу.

Вечером я доложил Вульфу следующее:

— Похоже, дело в шляпе. Двести сорок шесть страниц напечатанного текста куда больше, чем двадцать одна унция. Либо он печатал на обеих сторонах, либо использовал папиросную бумагу или же поскупился на почтовые марки для пересылки. Нам остается только выбрать одно из трех, и он в наших руках.

— Шут гороховый! — прорычал Вульф.

— Можете предложить что-то лучшее? Из того мусора, что я раскопал?

— Нет.

— Но хоть что-то я раздобыл?

— Нет.

— Ладно. Тогда вот что. Мои два дня — ноль. Два дня беготни наших молодцов по машинисткам — опять ноль. Считая по две сотни на круг за день, четыреста долларов из мошны Уэлмана уже вылетели в трубу. Сыскному агентству или полиции это сошло бы с рук — таков их стиль, но на вас это не похоже. Ставлю на карту недельный заработок, что за последние сорок восемь часов вы даже не пытались пораскинуть мозгами!

— О чем? — осведомился Вульф. — Я не могу фехтовать с тенью. Дай мне хоть какую-то зацепку — жест, запах, слово, звук, на худой конец любую мелочь.

Я согласился, хотя ни за что не признался бы ему, что он прав. Да, верно, целая армия специально натасканных ищеек Кремера рыскала в поисках Бэйрда Арчера, но это ничего не значит. Никто даже понятия не имел, как он выглядит. Они не встретили никого, кто когда-либо знал или просто встречал человека под таким именем. Кроме имени, никаких доказательств, что Бэйрд Арчер — реальное лицо, а не фантом, не существовало. То же самое, если бы, допустим, придумали человека под именем Фритэм Чоад, а потом пустились на его розыски. Ну посмотрите вы в телефонный справочник, а потом что?

Остаток недели я провел за сбором весьма любопытных сведений о вкусах и убранстве офисов различных издательств. Я выяснил, что «Саймон энд Шустер» в Рокфеллеровском центре сходят с ума по модерну и скупают все подряд, невзирая на цену; что «Харпер энд Бразерс» обожают старую мебель и не жалуют пепельницы; что «Викинг пресс» при приеме на работу женщин отдает предпочтение внешности и изяществу форм; что помещения «Макмиллан компани» обставлены мягкими диванами, как пульмановские вагоны, и так далее. Короче говоря, я охватил практически всю отрасль, но вознаградил себя за терпение, лишь договорившись поужинать с молоденькой сотрудницей из «Скрибнерс», которая, как подсказывало мне чутье, могла знать кое-что стоящее. Что же касается Бэйрда Арчера, то о нем никто и слыхом не слыхивал. Если он и передавал свою рукопись в другое издательство, то никаких следов не сохранилось.

За уик-энд я раза два пообщался с Перли Стеббинсом. Если мы сели на мель, то и полиции похвастать было нечем. Правда, они откопали одного Бэйрда Арчера в глухой глубинке штата Вирджиния, но ему было за восемьдесят, и о том, что изобретен алфавит, он знал лишь понаслышке. Кремера обуревала надежда отыскать связь между Леонардом Дайксом и Джоан Уэлман, и трое его лучших людей трудились над заданием шефа, не покладая рук. Когда я воскресным вечером доложил обо всем этом Вульфу, он фыркнул:

— Ослы. Я ведь принес им эту связь на блюдечка и разжевал.

— Да, сэр, — посочувствовал я. — Что вас и изнурило.

— Я новее не изнурен. Я даже не устал.

— Значит, я солгал нашему клиенту. Когда он сегодня позвонил нам снова, я сказал, что вы совершенно изнемогли, ломая голову над его делом. У меня не было выхода — он уже теряет терпение. Чем вам не угодило пиво? Слишком холодное?

— Нет. Я думаю о тебе. Большинство машинописных работ выполняют женщины, не так ли?

— Не большинство. А все.

— Тогда с завтрашнего дня начнешь заниматься машинистками. Возможно, тебе повезет больше, чем Солу, Фреду и Орри, хотя и они будут заниматься тем же поиском. Прежде чем браться за что-то другое, мы закончим с этим. Среди машинисток наверняка найдутся и молодые и привлекательные. Не переусердствуй.

— Слушаюсь! — Я одарил его восхищенным взглядом. — Ваши вспышки озарения вгоняют меня в священный трепет. Гениальная идея!

— А что я могу сделать, черт побери?! — взорвался Вульф. — Достань хоть что-нибудь! Достанешь?

— Безусловно, — заверил я. — Допивайте пиво.

Вот как случилось, что на следующий день, в понедельник, покончив со своими утренними обязанностями, я отправился обследовать доставшийся мне сектор города в соответствии с планом, который мы разработали вместе с Солом. Наша славная троица уже поработала на Манхэттене до Четырнадцатой улицы, в районе Гранд Сентрал, и на Вест-сайде — от Четырнадцатой до Сорок второй улицы. Сегодня Фреду достался Бруклин, Орри выпал Бронкс, Сол выбрал Ист-сайд, а я занялся Вест-сайдом, начиная с Сорок второй улицы.

В половине одиннадцатого я вошел в дверь с табличкой «Стенографическая служба Бродвея» и сразу попал в преисподнюю. В комнату, достаточно просторную, чтобы вместить пять столов и столько же машинисток, набили их с добрый десяток, и два десятка рук порхали над клавишами со скоростью, раза в два превышающей мою. Пытаясь перекрыть барабанную дробь, я крикнул ближайшей дамочке, на бюсте которой без труда разместилась бы книжная полка:

— У такой женщины, как вы, должен быть отдельный кабинет!

— У меня есть, — надменно откликнулась она и провела меня сквозь дверь в крохотную клетушку за перегородкой. Поскольку перегородка была высотой всего футов в шесть, грохот все равно стоял одуряющий. Минуты две спустя хозяйка клетушки объяснила мне:

— Мы не даем информации о наших клиентах. У нас строго конфиденциальные услуги.

— У нас тоже! — крикнул я, протягивая ей визитную карточку. — Все очень просто. Наш клиент — вполне уважаемая издательская фирма. Им передали рукопись романа, от которого в издательстве пришли в восторг и собираются его опубликовать, но вот незадача — страничка с фамилией и адресом автора куда-то запропастилась, и ее не могут найти. Имя автора они запомнили — Бэйрд Арчер, но вот адреса нет, и с автором нельзя связаться. Ничего, казалось бы, страшного, не гори они желанием опубликовать роман. В телефонной книге Бэйрда Арчера нет. Рукопись пришла по почте. Издательство помещало объявления, но безрезультатно. Я хочу знать только, не перепечатывали ли у вас рукопись романа Бэйрда Арчера, возможно, в сентябре прошлого года? Или около этого? Роман называется «Не надейтесь…».

Лед еще не растаял.

— В сентябре прошлого года? Что-то долго они ждали…

— Они пытались разыскать его.

— Если печатали у нас, страничка не могла потеряться. Мы подшиваем все материалы в скоросшиватели.

Об этом ребята меня предупреждали. Я уверенно кивнул.

— Да, конечно, только редакторы не любят возиться со скоросшивателями. Они их снимают. Если вы перепечатывали эту рукопись, будьте уверены, что автор очень хотел бы, чтобы вы помогли его разыскать. Дайте человеку шанс.

— Ну ладно, — скрепя сердце согласилась она. Попробую поискать, только сперва кое-что выясню.

Она вышла.

Я прождал двадцать минут, пока она вернулась, и еще десять, пока она рылась в картотеке. Ответ был «нет». Бэйрда Арчера они не обслуживали. Я поднялся на лифте на восемнадцатый этаж, в офис «Машинописная служба Рафаэля».

Эти два визита отняли у меня почти час, а с такой скоростью, согласитесь, трудно рассчитывать на успех. Где я только не побывал — от подлинных гигантов, разместившихся в «Парамаунт Билдинг» под вывеской «Метрополитен стенограферс, инкорпорейтед», до каморки с кухонькой и ванной в конце Сороковых улиц, где ютились две девушки, работавшие на дому. Полакомившись на обед каннелони в «Сарди» за счет Джона Р. Уэлмана, я возобновил поиски.

Погода стояла довольно теплая для февраля, только никак не могла сделать выбор между пасмурной хмуростью и устойчивой изморосью, так что часа в три дня, когда я сумел без потерь пробиться к нужному зданию сквозь оживленные бродвейские толпы в районе Пятидесятых улиц, я пожалел, что не надел плаща вместо коричневого пальто. С этим визитом я рассчитывал покончить в два счета, поскольку в списке адресов значилось только имя женщины, Рейчел Эйбрамс. Дом был довольно старый и невзрачный, слева от входа размещался магазинчик женского платья «Кэролайн», а справа — кафетерий «Мидтаун Итери». Войдя в вестибюль, я снял и хорошенько стряхнул пальто, и, ознакомившись с указателем, поднялся на лифте на седьмой этаж. Лифтер подсказал, чтобы я шел в комнату 728 налево по коридору.

Прошагав немного налево, я свернул направо, сделал несколько шагов, еще раз повернул направо и вскоре очутился перед комнатой 728. Дверь была нараспашку, и я поднял голову, чтобы удостовериться, что на двери и впрямь номер 728, а заодно и прочитал:

Я оказался в комнате размером футов десять на двенадцать, не больше, с письменным столом, маленьким столиком, двумя стульями, вешалкой для одежды и облупленным, выкрашенным зеленой краской металлическим шкафчиком с выдвижными ящиками для картотеки. На вешалке я заметил женское пальто, шляпку и зонтик, а на столе позади пишущей машинки стояла ваза с желтыми нарциссами. На полу валялись разбросанные листы бумаги. Виной, по-видимому, был сильный сквозняк из-за поднятого доверху окна.

Кроме сквозняка, с улицы через окно доносились голоса, а точнее, крики. В три шага я достиг окна, перегнулся через подоконник и свесился вниз. Прохожие останавливались под моросящим дождем, вытягивали шеи и пытались что-то разглядеть. Трое мужчин с разных сторон перебегали улицу, спеша к толпе, собравшейся перед самым домом, на тротуаре. Посреди толпы двое других мужчин склонились над распростертым на асфальте телом женщины, юбка которой высоко задралась, а голова неестественно вывернулась в сторону. У меня превосходное зрение, но с высоты семи этажей, да еще под мелким дождем картина получилась довольно размытая. Большая часть зрителей разглядывала женщину, но некоторые задирали головы и смотрели прямо на меня. Слева футах в ста к толпе трусцой приближался полицейский.

Я утверждаю, на то, чтобы осознать, что случилось, мне понадобилось не больше трех секунд. Утверждаю я это не из хвастовства, благо доказать ничего не в состоянии, а чтобы отчитаться за свои действия. Назовите это предчувствием, интуицией или чутьем — как хотите, но ничего подобного со мной прежде не случалось. Вульф велел мне достать для него хоть что-нибудь, а я ухитрился опоздать на каких-то три минуты, а быть может и на две. Будучи совершенно в этом уверен, дальше я действовал чисто машинально. Отпрянув от окна и выпрямившись, я метнул быстрый взгляд на стол, а потом на шкафчик. Со стола я начал только потому, что он стоял ближе.

Пожалуй, ни один обыск в истории не приносил столь быстрых результатов. С первого же взгляда я убедился, что средний ящик почти пуст. В верхнем были аккуратно разложены стопки писчей и копировальной бумаги, а также конверты. Нижний ящик был перегорожен на три отделения с массой всякой всячины, и в среднем отделении в глаза мне тут же бросилась коричневая записная книжка в обложке из искусственной кожи. На первой страничке вверху было написано слово «приход», под которым шла первая запись, датированная 7 августа 1944 года. Я перелистал странички до начала прошлого года, остановился на июле и стал просматривать записи, пока не наткнулся на «23 сент., Бэйрд Арчер, 38,4 долл., остаток».

— Черт бы меня побрал! — с чувством выругался я и, сунув книжку в карман, двинулся к двери. Я еще тешил себя надеждой, вдруг Рейчел Эйбрамс жива и успеет хоть что-нибудь рассказать. Когда я завернул второй раз за угол, открылась дверь лифта и из него вышел полицейский. Я был настолько поглощен своими мыслями, что даже не удостоил его взглядом, что было ошибкой, так как блюстители порядка не выносят, когда на них не смотрят, особенно на месте происшествия. Полицейский остановился прямо передо мной и резко спросил:

— Вы кто такой?

— Губернатор Дьюи, — ответил я. — Как я вам нравлюсь без усов?

— А, остряк… А какое-нибудь удостоверение личности у вас есть?

Я вскинул брови.

— Как это я не заметил, что очутился за железным занавесом?

— Мне некогда с вами препираться. Как вас зовут?

— Знаете, уважаемый, — я покачал головой, — мне это уже надоедает. Доставьте меня в ближайший Кремль, и я скажу вашему сержанту. — Я шагнул в сторону и вызвал лифт.

— Чокнутый какой-то, — сплюнул он и загромыхал по коридору.

Пришел лифт, и я вошел в кабину. Лифтер объяснял пассажирам, из-за чего поднялся сыр-бор. В вестибюле было безлюдно. Снаружи, на тротуаре, несмотря на изморось, толпа совсем сгустилась, и мне, чтобы пробиться в первый ряд, пришлось напустить на себя важность. Возле тела дежурил полицейский, пытающийся сдерживать напиравших зевак. Я уже заготовил предложение, которое обеспечило бы мне беспрепятственный доступ, но, когда пробился поближе и увидел все своими глазами, понял, что могу приберечь его на другой раз. При падении ей сильно досталось, и при взгляде на сломанную шею мои надежды, что в жертве еще теплится жизнь, улетучились, как дым. Я даже не стал уточнять ее имя, поскольку оно было у всех на устах — Рейчел Эйбрамс. Я протиснулся сквозь толпу назад, дошел до перекрестка, остановил такси, забрался в него и сказал водителю номер дома на Западной Тридцать пятой улице.

Когда я взошел на крыльцо и отомкнул ключом дверь, часы показывали пять минут пятого, стало быть, Вульф уже возился наверху с орхидеями. Повесив пальто и шляпу в прихожей, я взбежал на три лестничных марша и проник в оранжерею. Тысячи раз я любовался этим пышным великолепием, и всегда у меня при виде их дух захватывало, сегодня же я не замечал ни буйно распустившихся фаленопсисов, ни радужно-крикливых каттлей.

Вульфа я застал вместе с Теодором в питомнике за пересаживанием дендробиумов хризотоксум в горшочки большего размера.

— Неужто это не терпит отлагательства? — сердито буркнул Вульф при моем приближении.

— Полагаю, что нет, — сварливо ответил я. — Она мертва, От вас мне нужно только разрешение позвонить Кремеру. Звонить мне придется в любом случае, поскольку меня видел не только лифтер, доставивший меня на ее этаж, но и полицейский, и к тому же я оставил отпечатки пальцев на ее письменном столе.

— Кто мертва?

— Та женщина, которая печатала рукопись Бэйрду Арчеру.

— Когда и как?

— Только что. Она погибла в тот момент, когда я поднимался на лифте в ее офис на седьмом этаже Она опускалась быстрее, чем я поднимался, причем — из окна. Смерть наступила от удара о тротуар.

— Откуда ты знаешь, что она печатала рукопись?

— Вот что я нашел в ящике ее стола. — Я вынул из кармана коричневую книжку и показал Вульфу те самые записи. Руки Вульфа были перепачканы землей, так что мне пришлось держать книжку у него перед глазами. Я спросил: — Подробности рассказать сразу?

— Да, черт побери!

Пока я излагал все, не упуская ни единой мелочи, Вульф неподвижно стоял, касаясь кончиками грязных пальцев скамьи с горшочками и повернув ко мне голову с плотно сжатыми губами и наморщенным лбом. Его желтоватый рабочий халат, площадью с добрых пол-акра, по оттенку удивительно напоминал нарциссы на столе Рейчел Эйбрамс.

Закончив рассказ, я мрачно осведомился:

— Мои комментарии выслушаете?

Он утвердительно хмыкнул.

— Возможно, мне следовало там задержаться, но толку бы от этого не было — я был слишком взбешен, чтобы рассуждать. Приди я на каких-то три минуты раньше, я бы застал ее в живых. Или, если ее выкинули из окна, я мог застигнуть преступника врасплох. Вы же сказали, чтобы я хоть что-нибудь достал, вот я и приволок бы вам негодяя. Везучий же мерзавец! Должно быть мы разминулись секунд на тридцать. А когда я выглянул из окна, он наверно, вышел на улицу и зашагал прочь, не страдая болезненным любопытством.

Вульф приоткрыл и снова закрыл глаза.

— Если вы сомневаетесь, что ее выбросили, — раскипятился я, — то ставлю десять против одного. Не могу поверить, что женщина, печатавшая ту самую рукопись, выбрала именно сегодняшний день, чтобы сигануть из окна или даже нечаянно вывалиться.

— Тем не менее, это не исключается.

— Я категорически против. Это было бы верхом нелепости. Ну ладно, все-таки кое-что я для вас добыл, — похлопал я по записной книжке.

— Увы, — Вульф угрюмо вздохнул — Твоя находка лишь подтверждает, что мисс Уэлман убили из-за того, что она прочитала рукопись, а мы и руководствовались именно такой гипотезой. Сомневаюсь, удовлетворилась бы мисс Эйбрамс тем, что ее смерть подтвердила нашу правоту. Большинство людей считают, что заслуживают лучшей участи. Мистеру Кремеру захочется получить эту книжку.

— Угу. Возможно, я ее зря прихватил, но вы так просили, что мне не терпелось добыть для вас хоть что-то. Отнести ее Кремеру или позвонить, чтобы он прислал за ней?

— Ни то ни другое. Оставь ее на скамейке. Я вымою руки и сам ему позвоню. Ты займешься другим. Я допускаю, что мисс Эйбрамс могла кому-то рассказать про содержание рукописи, которую перепечатывала. Покопай здесь. Найди ее родственников и друзей. Составь их список. Сол, Фред и Орри будут звонить в половине шестого Ты позвонишь в пять двадцать и скажешь мне, где ты с ними встретишься и в котором часу. Поделите список между собой.

— Господи! — запротестовал я. — Это уж совсем белыми нитками шито. Потом вы еще захотите снять отпечатки с валика ее пишущей машинки.

Вульф пропустил мой выпад мимо ушей и решительно зашагал к раковине. Я спустился этажом ниже к себе в комнату за плащом. Внизу я забежал на минутку к Фрицу предупредить, чтобы к ужину меня не ждали.