Глава седьмая
ВОССОЕДИНЕНИЕ СЕМЬИ

Рядом с таким выдающимся сыщиком, как Шерлок Холмс, жизнь никогда не была скучной, а уж если мой друг и я приступали к раскрытию дела, то я испытывал такое обострение чувств, такой невообразимый подъём, что иногда мне казалось, будто моя жизнь переходит в некое иное измерение. Всё вокруг казалось нереальным, но разум становился как никогда ясным, а мысли — чёткими и отточенными. Странно, что никогда ранее я не описывал этого своего ощущения, когда рассказывал о приключениях, которые выпали на нашу с Холмсом долю. Именно эта особенность моих повествований, которую Холмс охарактеризовал как «романтическая атмосфера», и заставляла его насмехаться над моими литературными усилиями.

Как-то раз он был крайне суров в своей критике.

— Вы опустили то, что имело потенциал стать курсом лекций, до уровня сказок на ночь. Возможно, ошибочным стало ваше стремление насытить красками и живостью каждое из описаний, вместо того чтобы уделить должное внимание чистейшей логике, прослеживающей связь между причиной и следствием. Собственно, она и есть единственный достойный упоминания факт.

Та пресловутая «чистейшая логика», или raison d’etre всего происходящего, имела такое значение для моего друга, что зачастую он оказывался неспособным заметить катастрофические последствия своих расследований.

Это не я привносил «краски и живость» в события — они и так были полны ими. Шерлок Холмс был интеллектуалом, и его ум жил этими расследованиями. Он не чувствовал усиления пульса жизни во время расследования нового дела. Я же так живо ощутил эту пульсацию во время Хентзосского дела, что она не повторялась с такой силой более никогда. После ночной гонки в кэбе к отелю «Чаринг-Кросс» события стали развиваться стремительно. И теперь, перебирая в памяти те события и пребывая в спокойствии и ясном рассудке, я ощущаю трепет восторга, смешанного со страхом перед опасностью.

Уже через несколько часов после драматических событий, развернувшихся в уединённой вилле на Ист-Энд, я и Холмс уже сидели в своей уютной квартире на Бейкер-стрит. Инспектора Грегсона отвезли в полицейский госпиталь, а три трупа — в полицейский морг. Мальчика перевезли к нам на Бейкер-стрит. Холмсу удалось убедить Грегсона оставить ребёнка на время с нами, а инспектор был слишком слаб, чтобы вразумительно возразить против этого. И мальчугана доверили заботливому уходу миссис Хадсон, которая устроила ему постель в своей маленькой гостиной на первом этаже.

Когда мы вернулись, я попытался немного отдохнуть, чтобы восстановить силы после бессонной ночи и приключений. Холмс же не проявлял ни малейших признаков усталости. Напротив, он тут же принялся за дела: стал тщательнейшим образом рассматривать с помощью увеличительного стекла и микроскопа одежду мальчика и вещи, взятые им с места убийства полковника Сапта, отправил несколько телеграмм, просмотрел Книгу пэров Бёрка и расписание «Томас Кук Континенталь», удовлетворённо похмыкивая в процессе и поглядывая на карту Европы. Мне по-прежнему не давали покоя некоторые детали произошедших с нами событий, но я слишком хорошо знал своего друга, чтобы сейчас беспокоить его своими расспросами.

Только около десяти утра, плотно позавтракав, Холмс устроился в кресле возле камина и раскурил трубку.

— Если всё сложится благоприятно, — произнёс он, вытягивая длинные ноги перед огнём, — то к полудню мы проясним часть оставшихся неясными для нас вопросов. А пока есть пара минут, чтобы отдохнуть и насладиться трубкой.

И, не произнеся больше ни слова, он откинулся на спинку кресла, зажав трубку в губах и мечтательно глядя куда-то в потолок. Голубоватый дымок кольцами поднимался вверх. Так он и сидел, молчаливый и неподвижный, а утренний свет скользил по его чётко очерченному лицу и носу с горбинкой. Я задремал, и меня разбудил тихий стук в дверь и появление нашей хозяйки.

— Мальчик приходит в себя, мистер Холмс. Взглянули бы вы на него вместе с доктором Уотсоном.

Она проводила нас в свою уютную гостиную, где на софе, укрытый несколькими пледами, лежал спасённый мальчик. Это был крепкий малыш лет десяти, с правильными чертами лица и копной каштановых волос. Он только начал приходить в себя, и его веки трепетали, пока он пытался вернуться в сознание.

— Это ваша епархия, Уотсон, — сказал Холмс, отходя в сторону и предоставляя мальчика мне.

— Его пульс становится ровнее, — вскоре смог констатировать я. — Если сейчас напоить его чёрным кофе, то это ускорит его пробуждение.

— Я позабочусь об этом, доктор, — тут же отозвалась миссис Хадсон. — Давненько я не ухаживала за детьми.

Холмс широко усмехнулся:

— Боюсь, что к списку ваших прочих добродетелей придётся добавить и ангельски доброе сердце. Я думаю, Уотсон, мы вполне можем доверить мальчика усердной заботе нашей миссис Хадсон. Более того, боюсь, мы будем только мешаться у неё под ногами.

И миссис Хадсон наградила Холмса одним из своих выразительных взглядов, одновременно весёлым и негодующим. Она искренне уважала его и испытывала величайшую нежность к своему чуждому условностей квартиранту, но это никак не мешало ей время от времени выражать своё неодобрение по поводу некоторых его поступков и привычек.

— Идите уже, вы оба, — сказала она, выгоняя нас из комнаты.

— Знаете, я не большой любитель женского пола, — признался Холмс, когда мы снова вернулись к камину, — но миссис Хадсон — это исключение из моего правила, которое только его подтверждает. Она воистину безукоризненна, образец настоящей женщины.

И не успел я согласиться с этим высказыванием, как на лестнице, ведущей к нам в комнату, послышался шум, и дверь с треском распахнулась. В дверном проёме показался высокий, хорошо сложенный мужчина с измученным выражением лица, переводящий взгляд с меня на Холмса.

— Где он? — взревел непрошенный гость. Затем вошёл в комнату и повторил вопрос ещё раз с нарастающей злобой.

Холмс поднялся на ноги, и, не дав гостю опомнится, подхватил его под руку и усадил в кресло к огню. На широком красивом лице этого человека, несущем на себе отчётливые следы бессонных ночей и волнений, ярость постепенно уступала место смятению, и неистовый огонь затухал в его красных воспалённых глазах. Сев, он вынул из кармана пальто смятую телеграмму и помахал ею перед лицом моего друга.

— Что это значит?! — вскричал он, но в его дрожавшем голосе уже не слышалось прежней напыщенности.

Холмс взял у него телеграмму и передал её мне. Там было написано:

— Уверяю вас, лорд Бурлесдонский, эта телеграмма не розыгрыш. Ваш сын в полной безопасности и немедленно будет вам возвращён.

Несчастный со всхлипом откинулся на кресле.

— Хвала Всевышнему, — пробормотал он. — Хвала Всевышнему!

— Уотсон, кажется, его светлость не отказался бы от бренди.

Я быстро подал гостю бокал с напитком, который с великой благодарностью принял его у меня и залпом выпил янтарную жидкость.

— Я должен принести извинения за неправомерное поведение, — произнёс он наконец. — Но мы с женой находились под невыносимым давлением обстоятельств, с тех самых пор как начались все эти испытания.

— Я прекрасно вас понимаю, — ответил Холмс. — И уверяю, что ваш сын Николас цел и невредим, если не считать пары синяков и царапин, и сейчас приходит в себя после дозы снотворного.

Искажённое мукой лицо лорда Бурлесдонского отразило целую бурю эмоций. Глаза его наполнились слезами, а губы растянулись в счастливой улыбке.

— Не знаю даже, как вас благодарить.

— Сделайте это, ответив на несколько наших вопросов, — решительно заявил Холмс, снова скрывая свои чувства под маской отвлечённых размышлений.

— Разумеется, — согласился лорд Бурлесдонский.

— У меня уже есть общее представление о событиях, повлекших за собой похищение вашего сына. Если я перескажу вам свою версию того, как это было, не будете ли вы так любезны и не поправите ли меня, если я не прав, и не поможете ли кое-что прояснить?

Наш гость кивнул в ответ.

Холмс выпрямился в кресле и сомкнул кончики пальцев рук.

— Несколько дней назад пропал ваш сын, и чуть позже вас известили о том, что его похитили. Представитель похитителей пришёл в ваш дом и потребовал встречи с вашим братом, Рудольфом Рассендилом, который в то время собирался вас навестить. Похитители поставили условие: если вы хотите вернуть сына, ваш брат должен будет уступить их требованиям. Разумеется, Рассендил согласился и скрепя сердце уехал с похитителем. Вам было сказано, что сына вернут после того, как Рассендил выполнит то, что от него требовалось, а до этого времени вам надлежит хранить в тайне всё, связанное с этой договорённостью, иначе вы никогда не увидите ни того, ни другого.

У лорда вытянулось лицо.

— Всё совершенно верно, мистер Холмс, но ради всего святого, как вы узнали?

— Благодаря некоторым умозаключениям и наблюдениям плюс кое-какая информация, которой я располагаю, но это неважно. Можете ли вы что-либо добавить к моему рассказу? Какие-либо подробности?

— Едва ли. Всё было именно так, как вы сказали. Нам нанёс визит представитель похитителей…

— Как он выглядел?

— Высокий, выше шести футов, военная выправка. На нём была такая большая шляпа с полями, и он надвинул её очень низко, так что лица толком не было видно. По правде говоря, моё внимание тогда было занято другим. Я так беспокоился о Николасе, что мне было не до наблюдений. Да, у этого человека была густая чёрная борода, хотя, она вполне могла быть накладной. — Он задумался, нахмурив брови, силясь вспомнить что-то ещё. — Да, вот ещё, — произнёс он наконец. — Разумеется, визитёр не стал нам представляться, но он курил манильские сигары, а на коробочке из-под них я заметил инициалы «Г. Г.».

Холмс удовлетворённо кивнул.

Лорд Бурлесдонский продолжил рассказ:

— Как вы и упомянули, этот человек провёл некоторое время наедине с Рудольфом. Мой брат согласился выехать вместе с ним, чтобы обеспечить безопасность моего сына. Это произошло два дня назад, и с тех пор я ничего о них не слышал.

— Вы представляете, кто мог быть этими похитителями и чего они хотели от вашего брата?

Лорд отрицательно покачал головой:

— Нет, я ничего об этом не знаю. Все эти события кажутся мне одним сплошным кошмаром.

По выражению глаз Холмса я видел, что мой друг был доволен тем, что лорд пребывал в неведении, что стояло за этой историей и её связью с Руританией.

— Скажите, а к вам никто больше не приходил в поисках вашего брата? — спросил я.

— И действительно, приходили, — лорд обернулся ко мне. — В самом деле, странно… Меня разыскал один его знакомый из Руритании, надо полагать, но мне пришлось отослать его ни с чем. Я не мог сказать ему правды.

— Благодарю вас, ваша светлость, за рассказ и помощь, которую вы мне оказали, ответив на вопросы. К сожалению, я не смогу вернуть вам вашу любезность аналогичным образом. Местонахождение вашего брата и стоящие за его похищением махинации пока должны находиться в тайне. В данный момент я не могу раскрыть всего, что я знаю, но жизнь вашего брата находится в смертельной опасности, и ради него вы должны и далее сохранять молчание обо всём, что связано с этим делом. Это крайне важно, иначе у меня не останется ни малейшего шанса спасти его.

Мгновение лорд колебался, глядя в лицо Холмсу, затем кивнул в знак согласия:

— Хорошо, мистер Холмс, я сделаю так, как вы просите, но прошу вас связаться со мной сразу же, как вы получите известия о Рудольфе.

— Можете на это рассчитывать. А сейчас, полагаю, пора вернуть вам сына.

Когда мы вошли в гостиную миссис Хадсон, парнишка уже сидел и потягивал кофе из кружки. Увидев отца, он радостно вскрикнул.

Это было трогательное воссоединение. Ни отец, ни сын не смогли сдержать слёз облегчения, да и миссис Хадсон не осталась равнодушной к происходящему. Шерлок Холмс всегда считал эмоции сдерживающей силой для остроты ума, и поэтому, воспользовавшись незначительным предлогом, удалился, оставляя за мной обязанность попрощаться с участниками трогательной сцены.

Когда я вернулся в нашу гостиную, то нашёл Холмса задумчиво всматривающимся в огонь камина.

— Всё хорошо, что хорошо кончается, — заметил я, вторгаясь в его раздумья.

— Да, для отца и сына всё закончилось. Но, к сожалению, дорогой Уотсон, наша роль в этой истории ещё далеко не сыграна.

— Скажите, Холмс, давно вы знали о том, что мальчик — сын лорда Бурлесдонского и племянник Рассендила? — поинтересовался я, усаживаясь напротив друга.

— Логично было предположить именно это. Из того, что рассказал нам Сапт, я сделал вывод, что Рассендила было практически невозможно склонить к участию в махинациях Руперта. Он скорее предпочёл бы смерть участию в уничтожении правящей семьи Элфбергов. К тому же этот заговор угрожал бы жизни королеве Флавии, что лишь придало бы сил сопротивлению Рассендила. Следовательно, для того чтобы склонить его на свою сторону, Руперт должен был действовать более тонко и продуманно. Как только я узнал, что в доме на Бардетт-роуд держат в заложниках мальчика, всё сразу встало на свои места. Я неплохо знаю Книгу пэров Бёрка, и мне вспомнилось, что у лорда Бурлесдонского есть сын примерно тех же лет. И сегодня утром, перед тем как отправить телеграмму его отцу, я проверил свои знания и уточнил имя мальчика.

У Рассендила нет собственной семьи, поэтому сын его брата стал пешкой, которую разыграли, чтобы принудить Рудольфа присоединиться к Синим. Помните, полковник предположил, что лорд Бурлесдонский солгал, что не знает о местонахождении своего брата? Значит, у него были причины, вынуждавшие его вести себя определённым образом. Вот я и соединил удержание мальчика в подвале и версию о возможном похищении наследника лорда.

— Значит, Рассендил был вынужден поехать с посланником Руперта, чтобы спасти жизнь своему племяннику?

— Именно так. А теперь, безо всякого сомнения, он находится в лапах Руперта Хентзосского.

— В Руритании?

— Боюсь, что да. Тот факт, что его племянник в безопасности, уже ничем ему не поможет.

— Тогда всё потеряно.

— О нет, Уотсон. Никогда не говорите так. Хотя граф Руперт и выиграл двухдневную фору, я сомневаюсь, что он начнёт проворачивать свою афёру раньше, чем закончится визит короля Богемии. Так что время у нас есть, разумеется, это в том случае, если вы готовы составить мне компанию в поездке в Руританию.

— Я хочу участвовать в этом деле до самого конца.

— Прекрасно. Поезд в нужном нам направлении отправляется сегодня, в семнадцать пятнадцать. Мы должны на него успеть.

У меня закружилась голова. С одной стороны, я понимал, что следующая часть нашего расследования будет связана с поисками Рассендила, но реальная перспектива этих действий будила во мне нехорошие предчувствия. Несмотря на то что я высоко ценю недюжинный ум, смелость и выдающиеся способности моего друга, мне почти не верилось, что нашу затею ждёт успех. Мне было сложно представить, как два англичанина на чужбине, не обладая ни необходимым статусом, ни дипломатической поддержкой, смогут остановить фанатичного революционера и помешать подмене монарха. Я понимал, что это дело становится самым серьёзным в практике Шерлока Холмса и сомневался, что ему удастся его распутать.

Мои невесёлые раздумья были прерваны появлением миссис Хадсон, которая принесла телеграмму. Холмс принял её так, будто ждал её всё это время. Одним жестом он раскрыл телеграмму и удовлетворённо хмыкнул.

— Пора принарядиться, друг мой, — сказал Холмс, взглянув на карманные часы. — Через час нас ждут на званом обеде. В клубе «Диоген».