Книга: Британская империя (загадки истории)
Назад: Золотая лихорадка
Дальше: Поход на Булавайо

«Страна Офир»

Наверное, находка на Витватерстранде лишний раз напомнила Родсу о том, что и так часто приходило ему в голову. О возможности захвата страны, что лежит в междуречье Лимпопо и Замбези, населенной народом, который соседи называли матабеле или ндебеле. Забредавшие туда европейские путешественники рассказывали, что видели некие величественные руины, явно построенные не нынешними обитателями страны, и, что особенно важно, следы древних рудников, видимо, золотых.

Междуречье находилось под единой властью вождя по имени Лобенгула, отец которого был одним из полководцев самого Чаки – великого царя зулусов, довольно успешно сражавшегося с англичанами. Английский капитан Паттерсон, познакомившись с Лобенгулой в 1878-м, рассказывал о нем следующее: «Будучи молодым человеком, да и какое-то время потом, даже уже став королем, он был тесно связан с белыми людьми и даже привык носить их одежду. Он построил себе каменный дом, приглашал их в свою страну, обеспечивал им безопасность. Но затем с ним произошла перемена. Вернувшись к гардеробу из нескольких лоскутов обезьяньей шкуры, он, по-видимому, возвращается и к аналогичной манере мышления, отвергает все новшества, ограничивает торговлю, отказывает миссионерам в поддержке и не защищает белых людей от нападок и оскорблений… Окруженный людьми, которые еще больше, чем он, ненавидят цивилизацию, он теперь стал человеком, с которым мы вряд ли можем связывать большие надежды». Вообще-то, капитан не совсем точен. Король матабеле отвергал не все новшества. Сам будучи неграмотным, он держал у себя некоторое количество секретарей-европейцев, которые записывали его распоряжения и доводили их до сведения подданных. А многие его подданные имели ружья, в том числе и заработанные на алмазных приисках. К познанием европейцев Лобенгула относился с почтением, но без благоговения и любил повторять, что белые, конечно, мудры, но вот лечить малярию не умеют.

Тот же капитан Паттерсон, который сетовал на то, что король охладел к европейцам, оставил и описание земель, где жили матабеле: «Страна богата природными ресурсами, имеет отличные, хорошо орошаемые почвы, прекрасный климат, ее растительный мир очень разнообразен… Пышно цветет хлебное дерево, пальмы, оливковые деревья и все виды плодовых деревьев… В районах Машона и Тати много золота. Кроме того, страна богата железом». Паттерсон и все его спутники погибли при невыясненных обстоятельствах на пути к водопаду Виктория. Имел ли к этому прискорбному событию какое-то отношение король Лобенгула, сказать трудно.

Очевидным достоинством владений Лобенгулы в глазах европейцев, помимо скрытых там богатств, было их географическое положение. Не меньше чем земли тсванов, они заслуживали имя «Суэцкого канала, ведущего в глубь материка», но, в отличие от последних, были к тому же плодородны. Они лежали как раз между португальской Анголой на западе и португальским же Мозамбиком на востоке. Если бы португальцам удалось распространить сюда свое влияние, их колонии образовали бы сплошную полосу, рассекающую африканский континент надвое.

Если бы королевством Лобенгулы овладели немцы, им бы тоже удалось соединить свои владения на юго-западе и северо-востоке. Эту замечательную перспективу немного портили пролезшие в Бечуаналенд англичане, но кто сказал, что они задержатся там надолго. В свою очередь, англичанам не помешало бы захватить междуречье Лимпопо и Замбези первыми и разрушить блестящие имперские планы соперников. Причем действовать надо было быстро, потому что соперники не дремали. Еще в 1882 году главнокомандующий вооруженными силами Трансвааля Пит Жубер писал Лобенгуле: «Если англичанину удалось у вас что-нибудь стащить, он будет изо всех сил держаться за это – как обезьяна, когда она зажимает между ладонями горсть тыквенных семечек, – и надо бить его смертным боем, иначе ни за что не отдаст». А в июле 1887-го трансваальский эмиссар Пит Гроблер сумел заключить с королем матабеле договор о мире и дружбе и добился ряда привилегий для буров в его владениях.

Все это Родс, безусловно, держал в голове, когда вынашивал планы захвата междуречья, но и золото его манило. Он полагал, что в землях матабеле находится упомянутая в ряде древних сочинений, в том числе и в Библии, страна Офир, откуда финикийцы привезли золото для украшения Соломонова храма. Французский ученый и путешественник Пьер Леруа-Болье вспоминал, что при их встрече Родс «велел принести «Книгу Царств», читая отрывки, относящиеся к Соломону и путешествию Гирама за золотом в страну Офир; взяв потом перевод Диодора Сицилийского, он читал нам те места, где автор описывает золотые залежи, находящиеся к югу от Египта, и способы их разработки». Убежденности Родса немало способствовали величественные руины поселений, построенных из камня. Самое крупное из них туземцы называли Великим Зимбабве. Европейские ученые того времени отказывали коренным африканцам в способности создать нечто подобное. Английский археолог Теодор Бент утверждал, что постройки Зимбабве «никак не связаны ни с одним из известных нам африканских народов». Кое-кто высказывался гораздо беспардоннее: «Возможно, их построил дьявол, но точно не черномазые». Высказывали предположения, что каменные города возвели финикийцы, древние индийцы или арабы еще до рождения пророка Магомета. В наше время установлено, что руины Зимбабве не столь уж и древние, им не больше чем 5–6 сотен лет. Возможно, что некоторые из этих построек возводились тогда же, что и первые португальские форты на атлантическом побережье. Строили их коренные африканцы, но до сих пор не установлено точно, предками каких из известных европейцам племен они были.

На Рождество 1887 года Родс встретился с верховным комиссаром Южной Африки Геркулесом Робинсом и убедил его как можно быстрее отправить официальное посольство к Лобенгуле, чтобы сорвать наметившееся соглашение с бурами и убедить короля заключить подобный договор с Англией. Известно, что вскоре Робинсон безвозмездно стал обладателем 250 акций «Де Бирс». Видимо, Родс расплатился с представителем колониальных властей за содействие. Посольскую миссию возложили на Джона Моффета, сына известного миссионера, на дочери которого был женат Дэвид Ливингстон. Джон Моффет родился и вырос в Африке и до известной степени пользовался доверием коренных африканцев.

В договоре, привезенном Моффетом в Булавайо, столицу Лобенгулы, говорилось, что «мир и дружба будут вечны между Ее Британским Величеством, Ее подданными и народом амандебелов». При этом на последних налагалось обязательство «не вступать в какие-либо переговоры, а также не заключать договоры ни с каким иностранным государством». 11 февраля 1888 года король Лобенгула поставил под этим договором крестик. Таким образом междуречье Лимпопо и Замбези включалось в сферу влияния Великобритании. Теперь Родсу требовалось добыть концессию на поиск здесь полезных ископаемых. В этом случае он соперничал со своими соотечественниками. Концессию на разработку недр в этом крае жаждала получить также некая компания Гиффорда – Коустона. Для соблюдения норм международного права концессионеры должны были предъявить хоть какой-то документ, подписанный королем, и за благосклонность Лобенгулы началась борьба. Гиффорд и Коустон решили отправить в Булавайо некоего Эдварда Моунда, бывшего офицера, который прекрасно знал страну и был лично знаком с королем матабеле. Однако для этого требовалось одобрение министра колоний, а тот ответил, что ему надо посоветоваться с чиновниками на месте.

Тем временем Родс готовил альтернативное посольство. Его главой он назначил Чарльза Радда, а помощниками сделал знатока туземных обычаев Фрэнсиса Томпсона и своего товарища по учебе в Оксфорде, юриста Джеймса Магвайра.

Пока Моунд плыл из Лондона в Кейптаун, Родс пробивал проект своей концессии в Лондоне. Моунд покинул Кимберли и начал путь на север в июле, посольство Родса – в середине августа, но накануне Лобенгула получил послание, в котором верховный комиссар Южной Африки рекомендовал именно посланцев Родса, как «в высшей степени уважаемых джентльменов».

Когда послы Родса добрались до владений Лобенгулы, они узнали, что король распорядился не пускать в страну белых иначе, как по своему личному разрешению. Радд отправил в Булавайо посла, но продолжил путь, не дождавшись его возвращения. Воины ндебеле не решились им воспрепятствовать. По дороге они встретили возвращавшегося посланца, который вез отказ в разрешении на проезд. Это не остановило Радда и его спутников. Они продолжили свой путь, а подданные Лобенгулы вновь не отважились применить силу в отношении подданных Великой Белой Королевы. Посольство Родса прибыло в Булавайо на три недели раньше Эдварда Моунда, который побоялся действовать столь же решительно.

Лобенгула принял незваных гостей очень вежливо, но упорно избегал любых деловых разговоров. Однако откладывать их до бесконечности было невозможно. В конце концов англичане изложили условия предлагаемой сделки. Король матабеле должен был получить тысячу карабинов «Мартини-Генри», которые были оружейной новинкой, лодку с пушкой на реке Замбези и сто фунтов стерлингов ежемесячно. За это англичане хотели получить право добывать полезные ископаемые на земле племени машона, или шона, которых англичане считали данниками матабеле. Видимо, в действительности отношения этих двух племен были несколько более сложными.

Переговоры шли очень тяжело и продолжались больше месяца, а потом Лобенгула вдруг уступил. 30 октября 1888 года он скрепил договор своей подписью-крестиком. Судя по дальнейшим событиям, это стало возможно лишь благодаря недобросовестному переводчику. Король подписывал совсем не то, что думал. Ему сказали, что англичане не приведут больше десяти человек для работы в его стране и не будут копать поблизости от поселений, а также что их люди будут подчиняться законам матабеле. Ничего подобного в договоре не содержалось. Там говорилось, что Лобенгула отдает Родсу и его компаньонам «в полное и исключительное пользование все полезные ископаемые» и дает им право «делать все, что им может показаться необходимым для добычи таковых».

Этот текст, с трактовкой, что король фактически уступил Родсу подвластные ему земли, появился в лондонских и южноафриканских газетах. Разговоры об этом скоро дошли до Булавайо и вызвали волнения среди подданных Лобенгулы. Недовольных возглавил некто Хлесингане, знахарь при королевском войске. Он заявил, что со стороны короля было наивно верить обещаниям белых. «Я побывал на алмазных копях Кимберли и видел, что белые люди не могут вести добычу в одиночку или вдвоем – для разработки нужны тысячи людей, – сказал он. – Разве не требуется этим людям вода? Да и земля им нужна. То же самое и с золотом. Стоит лишь белым людям прийти и начать это дело, как начнутся невзгоды. Вы говорите, что они не просят никаких земель. Но как можете вы вести раскопки золота – как, если не на земле? И как это, раскапывая в земле золото, не захватывать эту землю? И разве этим тысячам людей не понадобится жечь костры? Разве им не понадобятся леса?»

Одного из ближайших советников Лобенгулы казнили за то, что он давал плохие советы. Затем король нашел возможность разослать в прессу Южной Африки следующее заявление:

 

«Как я слышал, в газетах опубликовано, что я даровал концессию на минералы по всей моей стране Чарльзу Даннелу Радду, Рочфору Магвайру и Фрэнсису Роберту Томпсону.

Поскольку это явно неверное толкование, все действия на основе концессии приостановлены, пока в моей стране не будет проведено расследование.

Лобенгула.

Королевский крааль. Матебелеленд.

18 января 1889 г.».

 

Для журналистов это была сенсация, а для конкурентов Родса – удобный предлог, чтобы не отдавать концессию ему или, по крайней мере, оттянуть решение. Видимо, находившийся уже некоторое время в Булавайо Эдвард Моунд посоветовал Лобенгуле отправить собственное посольство к Великой Белой Королеве. Впрочем, Моунд отрицал свою активную роль в этой затее. По его словам, он лишь пошел навстречу пожеланиям короля. Однажды он сказал Моунду в ответ на его предложение отдать концессию Гиффорду и Коустону: «Помоги моим доверенным добраться до Англии, а когда вы вернетесь, тогда и поговорим».

Моунд должен был сопровождать посольство, но Лобенгула решительно отверг материальную помощь кого бы то ни было из европейцев и оплатил поездку из своего кармана. Двое посланников – Мчете и Бабиян – везли письмо следующего содержания: «Лобенгула хочет знать, действительно ли существует королева. Некоторые из людей, приходящих в его страну, говорят, что она существует, а другие отрицают это.

Узнать правду Лобенгула может, только послав свои глаза посмотреть, существует ли королева.

Его глаза – это его индуны (советники).

Если королева существует, Лорбенгула может просить ее совета и помощи, так как его очень тревожат белые люди, которые приходят в его страну и просят разрешения добывать золото».

Посольство добралось до Кейптауна и там застряло надолго. Верховный комиссар Робинс действовал в полном согласии с Родсом и делал все возможное, чтобы сорвать затею его конкурентов.

Моунд, Мчете и Бабиян ждали в Кейптауне, Родс, с одной стороны, и Гиффорд с Коустоном – с другой, тем временем пришли к пониманию, что никто из них не может выиграть этот спор. Родс имел более мощную поддержку у южноафриканской администрации, у его конкурентов были лучше налажены связи в Лондоне. Ситуация сложилась патовая. Единственным разумным выходом было объединить усилия и поделить прибыли. После того как сговор Гиффорда и Коустона с Родсом состоялся, посольство матабеле стало не нужно первым и опасным для второго. Поэтому его и отпустили в Европу. Теперь это был не более чем курьез. Ну и лишняя возможность произвести впечатление на африканцев.

Посланцы Лобенгулы провели в Лондоне весь март 1889-го. Встретились с королевой Викторией и даже смогли вполне достойно поддержать изысканную светскую беседу. Отметили, что красивейшая дама при дворе – леди Рэндольф Черчилль, мать небезызвестного сэра Уинстона, тогда еще совсем юного. Посетили Английский банк, где им показали слитки золота и предложили попытаться поднять мешки с золотыми монетами. Присутствовали на маневрах сухопутных войск и при испытании новейших артиллерийских орудий.

Когда они еще находились в Англии, Лобенгула направил королеве Виктории еще одно послание: «Недавно, – писал он, – несколько человек явились в мою страну; главным среди них, по-видимому, был человек по имени Радд. Они попросили у меня разрешения искать золото и пообещали, что дадут за это некоторые вещи. Я сказал им, чтобы они принесли показать то, что хотят мне дать, а тогда я покажу им то, что могу дать. Был написан документ и дан мне на подпись. Я спросил, что в нем, и мне сказали, что в нем записаны мои слова и слова этих людей. Я приложил к нему свою руку. Три месяца спустя я услышал, что этим документом я дал право на все ископаемые моей страны. Я собрал своих индун, а также белых людей и потребовал копию документа. Мне доказывали, что я уже передал Радду и его товарищам права на минералы моей страны. После этого я собрал своих индун, и они не захотели признать документ, так как он не содержит ни моих слов, ни слов тех людей, кто его получил. После собрания я потребовал, чтобы оригинал документа был мне возвращен. Однако его нет, хотя с тех пор прошло два месяца и они обещали вернуть его быстро. Людям, что прибыли тогда в мою страну, было сказано, чтобы они оставались здесь, пока не вернут документ. Однако один из них, Магвайр, уехал, не оповестив меня и нарушив мой приказ. Я пишу Вам, чтобы Вы знали правду об этом деле и не были обмануты».

Индуны вернулись в Африку и привезли с собой любезное, но ни к чему не обязывающее послание королевы Виктории. Выслушав их рассказ, Лобенгула спросил: «Раз у королевы столько золота, зачем же ее люди стараются найти еще больше?». Послы ответили, в общем-то, верно: «Они обязаны платить ей дань золотом и поэтому ищут его по всему свету, не только в нашей стране». Король матабеле был неглуп и понимал, что вряд ли сможет оказать сопротивление англичанам. Впрочем, в ноябре 1891 года он предпринял попытку что-то им противопоставить, подписав договор о правах на землю с немецким купцом Эдуардом Липпертом. О немецко-английских противоречиях король был наслышан. Но его расчет не оправдался. Данный конкретный немец с англичанами не враждовал и давным-давно сговорился с Родсом о том, что тот перекупит у него права, полученные по этому договору.

Один из миссионеров запомнил жалобу Лобенгулы: «Видели вы когда-нибудь, как хамелеон охотится за мухой? Хамелеон становится позади мухи и некоторое время остается неподвижным, а затем начинает осторожно и медленно двигаться вперед, бесшумно переставляя одну ногу за другой. Наконец, приблизившись достаточно, он выбрасывает язык – и муха исчезает. Англия – хамелеон, а я – муха».

30 апреля 1889 года Гиффорд, принадлежавший к избранному кругу британской аристократии, обратился к правительству с просьбой о создании компании, которая будет разрабатывать недра междуречья Лимпопо и Замбези, и «признания на этой территории полученных законно прав и интересов». Будущая компания брала на себя обязательства перед правительством: построить железнодорожную и телеграфную линии до Замбии; поощрять иммиграцию и колонизацию; развивать торговлю. Чтобы заручиться более твердой поддержкой в высших сферах, пост президента компании предложили лорду Эберкорну, сыну вице-короля Ирландии, а вице-президента – лорду Файфа, помолвленному со старшей дочерью принца Уэльского. (Впоследствии никто из них не вмешивался в дела компании.) Ее директором-управляющим стал не кто иной, как Сесил Родс. Про него говорили: «Он – единственный директор, который знал, чего хотел и как этого добиться».

Появившись на свет, «Британская южноафриканская привилегированная компания» немедленно завела свой флаг, герб и почтовые марки. Герб был очень вычурным: две антилопы поддерживают щит, на котором изображены слон, парусные корабли и быки. Под щитом располагался девиз компании: «Законность, коммерция, свобода». Всю композицию венчал британский лев. В самом скором времени этой коммерческой организации предстояло обзавестись собственной армией и полицией.

Любые реальные доходы, которые «Привилегированная компания» могла получить от освоения междуречья, требовали времени и денежных вложений, а пока были выпущены акции на сумму в миллион фунтов стерлингов, по фунту за каждую. Но они поступили в свободную продажу не раньше, чем более половины из них были распределены между нужными людьми по заниженной цене. Несмотря на то что компания объявила, что в ближайшие два года дивиденды выплачиваться не будут, очень скоро однофунтовые акции продавались на бирже по 3–4, а то и по 9 фунтов. Такова была газетная шумиха вокруг «Офира», оплаченная Родсом. «Через несколько лет мы увидим изображение королевы Виктории на том золоте, которым царь Соломон украшал свой трон», – сулила пресса.

Чтобы возглавить британскую экспансию в направлении Центральной Африки, Родсу требовалось не только финансовое могущество, но и видный политический пост. В мае 1890-го он стал премьер-министром Капской колонии. Любопытно, что значительную часть его избирателей составили… капские буры. Тогда он слыл защитником интересов этой категории населения.

Родс не скрывал, что одна из причин, заставившей его баллотироваться, – стремление ускорить захват земель в бассейне Замбези. Пока шли подготовительные работы, он послал в Булавайо доверенное лицо – доктора Джемсона. Родс очень доверял ему как медику и ценил его мнение по ряду других вопросов. Леди Асквит, супруга видного британского политика, позже отзывалась о Джемсоне следующим образом: «Доктор Джим обладал удивительным магнетизмом и с представительницами моего пола мог делать все, что хотел. Он был одним из тех, кто, если избрал нечестный путь, мог стать богачом – как врач, как предсказатель судьбы, читатель чужих мыслей или медиум. Но ему было чуждо любое мошенничество». Судя по некоторым отзывам, обаяние доктора Джемсона действовало и на мужчин, а что до мошенничества, то салонные фокусы и кража столового серебра – это был не его масштаб.

От Лобенгулы требовалось формальное разрешение на приход в его страну золотоискателей. Король дал его очень неохотно, под прямым давлением, и поставил условие: чужеземцы должны пройти через Булавайо, чтобы он мог увидеть их своими глазами. Это условие не было выполнено. «Пионеры Родса» обошли столицу далеко стороной и направились в земли машонов. В глубь Африки двигались отряды конной полиции численностью в пять сотен, а также около двухсот потенциальных первопоселенцев. Разница между теми и другими была невелика. Каждому из них обещали семь с половиной шиллингов в день во время похода и по три тысячи акров земли на месте. Кроме того, колонну сопровождало двести воинов из племени бамангватов из Бечуаналенда и рабочие-африканцы. Булавайо решили обойти стороной из осторожности. Чтобы как можно меньше показываться на глаза матабеле, потом создать в трехстах-четырехстах километрах к востоку и северо-востоку от столицы военные форты. Опираясь на этот плацдарм, можно будет взять под контроль всю страну.

Самому молодому из «пионеров Родса» было 15 лет, самому старому – 52. Впоследствии только 29 человек из почти двухсот остались жить в междуречье. Остальные либо погибли, либо отправились искать счастья в другом месте. Многие стали жертвами тропических болезней и хищных животных еще в пути. Только ли жажда наживы вела этот отряд, или к ней примешивалась какая-то другая страсть? Один из выживших участников похода позже вспоминал, что Сесил Родс был кумиром для него и его товарищей: «Это для него мы совершили долгий опасный поход, это его имя магически сплачивало бойцов, удерживало их от мятежа и дезертирства. Странное было у бойцов чувство к Сесилу Родсу. Многие из них никогда его не видели, знали о нем только понаслышке, но им казалось, что они понимают его как своего героя, человека изумительного предвидения.

Вдохновенное предвидение – так считали все. В предвидении, в мечте Родса о великой империи – завоеванной, изученной, просвещенной и накрепко объединенной – мы, бойцы, и видели свою цель. Странно, как-то отвлеченно выглядели наше восхищение этим молчаливым человеком и наша любовь к нему… И, в свою очередь, надо заметить, Сесил Родс любил своих бойцов».

Вступив на земли народа машона, англичане основали первый опорный пункт – форт Тули. Дальше к северу был заложен форт Виктория, еще дальше – форт Чартер. Конечным пунктом похода стал форт Солсбери, названный в честь тогдашнего министра Великобритании. 12 сентября 1890 года здесь подняли флаг «Привилегированной компании». А спустя пять лет вся страна получила название – Родезия.

В 1891-м в фортах и их окрестностях насчитывалось уже около 1500–1700 белых. Все вроде бы было хорошо, но вот беда – в найденном англичанами «золотоносном Офире» не оказалось золота, во всяком случае, в ожидаемом количестве. Первым к такому выводу пришел Рэндольф Черчилль, супруг первой, по мнению советников Лобенгулы, красавицы британского двора и отец будущего премьер-министра Англии. В 1891 году он приехал в Солсбери в сопровождении горного инженера и провел детальную геологическую разведку местности. Он же высказал и дельную мысль: «Хорошо организованная доставка товаров в эту страну принесет куда больше доходов, чем поиски золота». Идея осенила его тогда, когда, собираясь домой, он решил продать в Солсбери лишние вещи и получил за рубашку тройную цену против лондонской. Впрочем, сразу Родс этой мысли не оценил, а, наоборот, пришел в ярость. Выводы Черчилля-старшего просочились в прессу. Не то чтобы им сразу безоговорочно поверили, но цены на акции «Привилегированной компании» начали колебаться. Впрочем, высказанная Черчиллем мысль была далеко не нова и конечно же знакома Родсу. Просто в тот момент его мысли были заняты другим.

Назад: Золотая лихорадка
Дальше: Поход на Булавайо