Привыкать к спокойной жизни капитану не понадобилось. Вскоре в умах лордов Адмиралтейства возник новый грандиозный проект, для исполнения которого никто не подходил лучше Кука. На этот раз речь шла об исследовании не антарктических, а арктических широт, а именно – о поисках Северо-Западного прохода из Тихого океана в Атлантику. До сих пор никому еще не удавалось обогнуть американский континент с севера, и никто не знал, как далеко он простирается в полярных широтах. Может быть, до самого полюса и дальше? Однако если это не так, то открытие и нанесение на карту нового морского пути, соединяющего два океана, сулило огромные выгоды как коммерческие, так и стратегические. Это было особенно интересно британцам в свете недавнего перехода под власть короля Георга Канады, а также в связи с неприятностями в отношениях со старыми североамериканскими колониями (в 1775 году там начались волнения, а в 1776-м они объявили о своей независимости, положив начало существованию США). Было решено, что отправятся две экспедиции, одна пойдет к предполагаемому проходу со стороны Атлантики, а другая – со стороны Тихого океана.

Более короткое плавание с западной стороны должен был осуществить фрегат «Лайон» («Лев») под командованием Ричарда Пикерсгилла (не путать с художником-однофамильцем), руководить тихоокеанской экспедицией должен был Кук. Надо сказать, что лорды Адмиралтейства не просили его об этом прямо, видимо, испытывая некоторую неловкость перед человеком, которому пообещали заслуженный отдых. Они лишь советовались с ним по поводу возможной кандидатуры и добились своего. Капитан вызвался сам.

В плавание отправился старый верный «Резолюшн» и еще один «угольщик», получивший имя «Дискавери» («Исследование»). Командиром «Дискавери» назначили Джеймса Кларка, бывшего спутником Кука в двух предыдущих экспедициях и ранее обогнувшего земной шар вместе с капитаном Джоном Байроном. 12 июля 1776 года, не пробыв на родине и года, капитан Кук снова отправился в Тихий океан.

Однако выход в море «Дискавери» задержался по причине того, что его капитан внезапно угодил в долговую тюрьму из-за финансовых проблем своего брата. К счастью, его в конце концов отпустили, и «Дискавери» отплыл из Англии 1 августа.

Кук сделал первую остановку на Тенерифе, где запасся провиантом для команды и для многочисленных домашних животных, которых они везли, чтобы раздать островитянам. 17 октября «Резолюшн» прибыл в Кейптаун, 10 ноября к нему присоединился «Дискавери». Во время перехода по Атлантике выяснилось, что оба судна были отвратительно проконопачены, и их пришлось конопатить заново. Тем временем Кук дополнил свой скотный двор четырьмя лошадьми, которых он поместил в каюту, предназначенную для таитянина Омаи, причем это подселение вызвало у последнего отнюдь не возмущение, но восторг. «Принятие на борт нескольких лошадей абсолютно осчастливило Омаи, он с восторгом согласился уступить им свою каюту», – писал капитан своему давнему другу и покровителю лорду Сэндвичу.

Первого декабря оба корабля покинули Столовую бухту и благодаря попутному ветру в рекордное время пересекли Индийский океан. 26 января 1977 года они были у берегов Тасмании. Здесь задержались ровно столько, сколько было необходимо для возобновления запасов пресной воды, и направились к Новой Зеландии. 13 февраля Кук вновь вошел в залив Королевы Шарлотты. Здесь ему удалось установить личности зачинщиков убийства матросов с «Адвенчера», но карательных мер он принимать не стал. Трудно сказать, какое впечатление это произвело на маори. Экспедиция покинула Новую Зеландию после двухнедельной стоянки.

Ветрам, как видно, наскучило подгонять корабли в нужном направлении, и они решили порезвиться. Кук не смог сразу пробиться к Таити, как намеревался, и решил посетить острова Дружбы. Экспедиция задержалась в этом краю надолго, до середины лета. Торопиться было некуда. В Адмиралтействе предполагали, что переход по Индийскому и Тихому океану займет гораздо больше времени, а поскольку они хотели, чтобы британские корабли, двигаясь с запада и с востока, встретились в Северо-Западном проходе, они назначили атлантическую экспедицию на лето 1778 года. Но Кук очень быстро успел добраться в самое сердце Тихого океана и теперь собирался дожидаться здесь назначенного срока.

Почти три месяца путешественники неспешно переплывали от острова к острову в полюбившемся им архипелаге, затем отправились на Таити. Биографы Кука часто отмечают, что он как будто предчувствовал скорую гибель и спешил насладиться созерцанием мест, которые любил больше других. Хотя, возможно, капитан просто стремился дать команде хорошо отдохнуть перед тяжелым арктическим плаванием.

Впрочем, безмятежность пребывания Кука на этих островах сильно преувеличена романтически настроенными писателями. Да, Куку удалось установить мирные отношения с жителями Таити, островов Дружбы и островов Общества, но мы едва ли можем себе четко представить, что именно лежало в основе этого мира. Кем вообще был Кук для полинезийских вождей? Другом? Божеством? Средством в борьбе за власть? Просто диковинным пришельцем, возбуждавшим их любопытство? Мы можем лишь строить предположения. Однако отношения европейцев с аборигенами Полинезии никогда не были идиллическими. Восторженные встречи и грустные проводы английских кораблей не должны нас обманывать. На самом деле они настороженно прощупывали друг друга. Иногда случались попытки что-то украсть, которые довольно часто заканчивались убийством вора. Эта мера кажется неадекватно жестокой, но в подобных случаях европейцам, как правило, удавалось убедить полинезийцев в правомерности своих действий. Возможно, подобные конфликты служили выяснению взаимного статуса аборигенов и пришельцев, и более мягкой реакции островитяне бы не поняли.

Еще одна деталь, явно нарушающая идиллию, – применяемая Куком практика взятия заложников из числа туземной аристократии. Причем это делалось не только тогда, когда нужно было заставить островитян исправить учиненные ими безобразия, например, вернуть украденный ценный инструмент, а и в том случае, когда требовалось их содействие в ликвидации безобразий, не имевшим к ним никакого отношения. К примеру, таким образом полинезийцев заставляли ловить дезертировавших с корабля англичан. Правда, с заложниками никогда не обращались жестоко, но определенный диссонанс в отношения подобные эпизоды, конечно, вносили. Однако такой способ действий до некоторых пор себя оправдывал, и Кук продолжал его применять, особенно часто это имело место во время последнего путешествия. То ли утомленный капитан стал не в меру раздражительным, то ли он почувствовал в настроении полинезийцев некий опасный перелом.

 

В начале декабря экспедиция наконец покинула знакомые воды и направилась прямо на север. 22 декабря «Резолюшн» и «Дискавери» пересекли экватор. Два дня спустя на горизонте возник небольшой остров, который назвали островом Рождества. Здесь путешественники провели девять дней, во время которых имели возможность наблюдать солнечное затмение. Потом плавание продолжилось в прежнем направлении, и 18 января 1778 года Кук открыл Гавайские острова. Он назвал их Сэндвичевыми, в честь главы Адмиралтейской коллегии, своего давнего друга и покровителя лорда Сэндвича, но в дальнейшем это название как-то не очень прижилось.

Поначалу казалось, что отношения с гавайцами складываются даже лучше, чем с таитянами и аборигенами островов Дружбы. Кука не просто приветствовали как друга, перед ним пали ниц как перед божеством. Впрочем, в этот раз не нуждавшиеся в отдыхе путешественники недолго задержались на Гавайях.

Эскадра направилась к западному побережью Северной Америки, достигла его 6 марта где-то в районе 45-й параллели и стала продвигаться на север вдоль побережья. Погода стояла не самая спокойная, и когда корабли добрались до места, где сейчас находится город Ванкувер, они очень нуждались в ремонте, так что пришлось бросить якорь и провести в этих краях целый месяц. В конце апреля путь продолжили, Кук тщательно наносил на карту береговую линию. В августе экспедиция достигла самой западной и самой близкой к Азии точки североамериканского континента, которую капитан назвал мысом Принца Уэльского, пересекла Берингов пролив и после короткой стоянки у азиатских берегов двинулась в Чукотское море. Однако далеко уйти не удалось. После нескольких дней пути температура резко упала, а море оказалось загромождено льдами.

Джеймс Кук был не таким человеком, чтобы отступить сразу, он лавировал и пытался отыскать проход среди ледовых полей. Но через неделю стало понятно, что затея безнадежна, и эскадра повернула на юг.

Удивляться такому исходу особенно не приходится. Чукотское море оказывалось не по зубам и куда более серьезным кораблям, чем «угольщики» XVIII века. В 1933 году именно в этих водах ледокол «Александр Сибиряков» потерял гребной винт, а год спустя построенный по последнему слову техники «Челюскин» был как орех раздавлен льдами.

Что до Северо-Западного прохода, то попытки его отыскать и пройти по нему предпринимались постоянно и до, и после Кука. И впервые это удалось лишь Амудсену в 1903–1906 гг. Этот водный путь и ныне, в эпоху атомных ледоколов, считается не вполне судоходным. Впрочем, Кук не думал, что отступает окончательно. Он cобирался перезимовать на Сэндвичевых островах и повторить попытку следующим летом.

Капитан так никогда и не узнал, что его появление у берегов Чукотки вызвало в Европе дипломатический скандал. Весть от иркутского генерал-губернатора о появлении в районе Чукотского носа неопознанных судов пришла в российскую столицу осенью 1779 года. О том, что Кук искал северо-западный проход со стороны Тихого океана по заданию британского Адмиралтейства, в Санкт-Петербурге не знали и предположили, что корабли эти могут быть американскими.

В то время достаточно крупные поселения выходцев из Европы на Тихоокеанском побережье Северной Америки имелись только далеко на юге, в непосредственной близости от Панамского перешейка. Севернее колонисты обжили лишь сравнительно узкую полосу на атлантическом побережье, и лишь в 1805 году они впервые пересекли североамериканский континент и вышли к Тихому океану (экспедиция Льюиса и Кларка). Следовательно, американские корабли в районе Берингова пролива в 1778 году могли означать, что колонисты обнаружили северный проход из Атлантики.

Дело было в разгар войны США за независимость. Российская политическая верхушка проявляла к этому конфликту живейший интерес. На начальном этапе войны Лондон пытался втянуть в нее Российскую империю, склонить к тому, чтобы послать за океан экспедиционный корпус в помощь англичанам. Но императрица Екатерина отнеслась к этой идее без энтузиазма, предпочитая соблюдать нейтралитет и извлекать пользу из положения арбитра. По мере того как развивались события, в Петербурге все больше склонялись к мысли признать США независимым государством, но с решительными действиями не торопились. Американским представителям давали понять через посредников, что в России в целом благожелательно относятся к молодому государству и враждебных действий предпринимать не будут, но на прямой дипломатический контакт долго не решались, не желая слишком обострять русско-английские отношения. В какой-то момент вопрос словно бы завис в воздухе, но полученное от иркутского губернатора известие дало толчок дальнейшему развитию событий.

Российское правительство сочло новости с Дальнего Востока столь важными, что позволило своему посланнику в Париже И. С. Барятинскому напрямую связаться с «поверенным от американских селений» Бенджамином Франклином, чтобы узнать, «не возьмет ли он на себя разведать, подлинно ли сии суда были американские и из какого места; и когда спознает он действительно, что они были из Америки, то уж не можно ли будет ему в таком случае достать и доставить Вам описание и карту их путешествия, дабы по соображению оных можно было увидеть, не представится ли удобности или возможности к установлению беспосредственного мореплавания между здешними областями и самою Америкою прямым и сокращенным путем». Это уже не просто формальное нарушение принципа непризнания дипломатических представителей, это весьма прозрачный намек на возможность грядущего российско-американского союза, который по самой природе своей неизбежно приобрел бы антианглийский характер.

Это был первый случай прямого дипломатического контакта России с Соединенными Штатами. Естественно, ответа на интересующий вопрос в Петербурге не получили, поскольку американцы его не знали, но событие имело резонанс в узких дипломатических кругах, вызвало недовольство в Лондоне и ускорило превращение Российской империи (при сохранении формального нейтралитета) в фактического союзника молодой республики. Таким образом, Кук, верой и правдой служивший Британской империи, невольно приблизил ее поражение в этой войне. Впрочем, этот инцидент вряд ли радикально изменил течение событий.

 

На борту «Резолюшн» и «Дискавери» ничего не знали о политических страстях, сотрясавших Европу и Америку. 26 ноября 1778 года корабли достигли Гавайских островов, где намеревались перезимовать. Еще прежде, чем они нашли удобную якорную стоянку, множество туземцев встретили их на своих лодках, везя большое количество свежих фруктов, овощей и свиней. Среди встречавших был почтенный пожилой человек, как выяснилось впоследствии, король Гавайев Каланиопу. Ничто не предвещало беды, напротив, гавайцы проявляли дружелюбие, доверие и почтительность больше, чем кто-либо из полинезийцев. Пока корабли медленно продвигались в архипелаге, ища подходящую бухту, их повсюду сопровождали флотилии лодок, пассажиры которых поднимались на борт без малейшего опасения. Они весело устраивались ночью спать на палубе, в то время как их лодки тянулись за кораблем.

16 января была обнаружена исключительно удобная якорная стоянка в Килакекуа-Бей. Поблизости была пресная вода и две деревни, которые могли удовлетворить все нужды моряков.

Когда корабли наконец встали на якорь, оказанный путешественникам прием превзошел все, что они до сих пор видели в Океании. Кинг, второй помощник Кука, оценил количество скопившихся в гавани лодок не менее чем в тысячу пятьсот. Они вмещали, по меньшей мере, девять тысяч туземцев. Еще сотни плавали в воде, как стаи рыб, и тысячи собрались на берегу бухты.

Кука приветствовали местный вождь и великий жрец, и когда капитан сошел на берег, ожидавшие его тысячи туземцев распростерлись на берегу. Как выяснилось, одна из гавайских легенд рассказывает о Лоно – боге счастья, мира и плодородия. Давным-давно он отправился в море, но должен был когда-нибудь вернуться к ним. За него островитяне и приняли Кука еще в первое его посещение. За время отсутствия новость о возвращении Лоно распространилась по Гавайским островам. Теперь его заметили с гористого острова еще за неделю до того, как он нашел окончательную якорную стоянку, и тысячи туземцев приехали издалека, чтобы встретить своего бога.

Во время стоянки король Гавайев Каланиопу неоднократно посещал Кука на борту корабля и официально и частным образом, в сопровождении лишь членов семьи. Во время одного из официальных визитов он вручил Куку полдюжины крайне ценных накидок из перьев, в то время как Кук подарил ему свой пояс с кортиком, затем они обменялись именами, что в Океании означает дружбу навек.

Однако эта вечность длилась всего две недели. По истечении этого срока гостям начали намекать, что они утомили хозяев. Особой агрессии гавайцы при этом не проявляли, просто при каждом удобном случае говорили морякам, как хорошо они теперь выглядят, и у них нет причин дольше задерживаться на берегу. Как видно, и капитан, и его команда переоценили те преимущества, которые давал статус бога. То ли совершили какой-то поступок, для божества не свойственный, и тем подорвали свой авторитет, то ли богам на Гавайях предписаны столь же строгие нормы этикета, что и людям в светском обществе, и засиживаться в гостях сверх меры считается неприличным. Следует помнить, что снабжение продуктами питания команды двух английских кораблей тяжким грузом ложилось на полинезийские деревеньки. Правда, Кук честно расплачивался с туземцами, но всегда ли европейские диковинки могли компенсировать нехватку продовольствия? Возможно, гавайцы начали опасаться, что прожорливая свита бога Лоно съест всех свиней на острове или, по крайней мере, подорвет поголовье. Не исключено также, что гавайские жрецы решили: конкуренция живого бога им не нужна. Так или иначе, европейцы почувствовали себя неуютно.

Впрочем, ничего страшного пока не произошло. Просто Кук принял решение покинуть Гавайи и дождаться благоприятной для поисков северо-западного прохода погоды на Камчатке. 4 февраля «Резолюшн» и «Дискавери» подняли якоря и направились в океан. Туземцы проводили их весьма тепло, хотя, возможно, к чувствам, воодушевлявшим собравшуюся на берегу толпу, теперь примешивалась радость от того, что гости наконец уходят.

Очень может быть, что заявись бог Лоно на Гавайи снова через год-другой, его приняли бы с прежним радушием, но, увы, все сложилось иначе. Пару дней спустя корабли попали в жестокий шторм, «Резолюшн» потерял фок-мачту, и Кук был вынужден вернуться в гавань для капитального ремонта. Когда через шесть дней после торжественных проводов обитель бога счастья и плодородия вновь показалась на горизонте, туземцы в восторг не пришли. Англичан приняли более чем холодно, вождь отказался выделить людей для погрузки воды, участились случаи воровства, а моряков, пытавшихся вернуть свое имущество, встречали градом камней. Когда об этом доложили капитану, тот заметил: «Я боюсь, что эти люди вынудят меня применить какие-нибудь крутые меры, потому что они не должны воображать, что могут получить над нами преимущество».

14 февраля 1779 года капитан «Дискавери» Кларк доложил Куку, что ночью его большой баркас был украден. Капитан решился применить крутые меры – забрать короля Каланиопу на борт «Резолюшн» и держать до тех пор, пока баркас и похищенные ранее слесарные инструменты не будут возвращены.

Кук отправился на берег с группой вооруженных морских пехотинцев в баркасе, лодке и шлюпке. Все три лодки немного отошли от берега, в то время как Кук и десять вооруженных морских пехотинцев вместе с их офицером направились к дому короля Каланиопу и настояли, чтобы он немедленно отправился с ними на борт «Резолюшн». Старый король не возражал, но, когда они подошли к воде, одна из его старших жен догнала их и вцепилась ему в руку, умоляя не подниматься на борт; к этому требованию присоединились двое его вождей. Вокруг Кука сгрудились две или три тысячи туземцев. Как рассказывают, ударить Кука, глядя ему в лицо, долго никто не решался, но когда он повернулся лицом к морю, чтобы подать знак своим людям, ему нанесли удар по затылку. Капитан не смог сдержать стона, и тогда отовсюду послышались крики: «Он стонет! Он не бог!» Морские пехотинцы на берегу и в отдалении на лодках дали несколько залпов, но слишком поздно, чтобы предотвратить рукопашную схватку, в которой англичане оказались в катастрофическом меньшинстве. Разъяренная толпа бросилась вперед, и Кук упал под градом ударов.

В наше время любой школьник слышал о том, что гавайцы не просто зверски растерзали Кука, но и с аппетитом его съели. Но источник этой версии сомнителен. То, что при данных обстоятельствах команда имела достоверные сведения о судьбе останков своего капитана, вообще вызывает сомнение. Алистер Маклин в своей биографии Кука сообщает лишь, что останки Джеймса Кука были преданы морю 22 февраля. Марк Твен, рассказывая о своем пребывании на Сэндвичевых островах, приводит следующую версию, имеющую хождение среди местного населения: «Мясо его тут же счистили с костей и сожгли (кроме девяти фунтов, посланных на корабль). Сердце подвесили под потолком одной туземной хижины. Трое детей обнаружили его там, приняли за собачье и съели. Один из этих «сердцеедов» дожил до глубокой старости и умер в Гонолулу всего несколько лет назад. Офицеры капитана Кука подобрали несколько костей своего начальника и предали его морю».

Толпу туземцев удалось разогнать лишь пушечными выстрелами. Посетивший место событий почти сто лет спустя Марк Твен описал его так: «На берегу мы обнаружили «памятник Куку» – пень кокосовой пальмы, четыре фута в вышину и примерно один фут в диаметре. Он был обложен валунами из лавы – они поддерживали памятник, который был весь, сверху донизу, обвешан грубыми, потемневшими щитами из меди – той самой меди, какой обшивают киль корабля. На щитах были нацарапаны – по всей видимости, гвоздем – какие-то каракули. Работа чрезвычайно грубая. В большей части надписей сообщалось о посещениях памятника различными офицерами английского флота, в одной же значилось:

Возле этого места пал КАПИТАН ДЖЕМС КУК Выдающийся Мореплаватель, Открывший Эти Острова в году 1778.

Когда убили Кука, его помощник, находившийся в это время на судне, открыл огонь по толпе туземцев, кишащей на берегу. Одно ядро попало в ствол этого дерева, и таким образом получился сей монументальный пень».

 

Оставшийся за главного капитан Кларк удержал команду от дальнейшей мести и счел за благо как можно быстрее покинуть Гавайские острова. Несмотря на гибель главы экспедиции, летом 1779 года была предпринята еще одна попытка штурмовать Арктику, впрочем, столь же безуспешная, как и прошлогодняя. «Резолюшн» и «Дискавери» вернулись в Англию 4 октября 1780 года.

Последние слова, записанные Джеймсом Куком в его дневнике, были: «Некоторые сожалеют о том, что нам не хватило упорства, чтобы найти северный проход на пути домой прошлым летом. Мы обязаны их разочарованию тем, что смогли снова посетить Сэндвичевы острова и обогатить наше путешествие открытием, хотя и самым последним, но, по-видимому, в любом отношении самым важным, которое было совершено европейцами до сих пор во всем Тихом океане».

Отрадно, что последнее открытие приносило капитану Куку такое моральное удовлетворение, но оно, конечно, не было самым важным. Самым важным было то, что, прочесав океаны от Южного полярного круга до Северного, Кук окончательно определил приблизительные очертания обитаемого мира, и больших сюрпризов, вроде открытия Нового Света, ждать уже не приходилось. А для Британской империи важным было то, что, уже успешно осуществляя колониальную экспансию в Америку и Азию, она теперь была готова к прыжку в Океанию.