Глава четырнадцатая
СОПРИКОСНОВЕНИЕ

Гостевые комнаты в клубе «Диоген» были обставлены по-спартански, однако чистое свежее постельное бельё и мягкая перьевая подушка быстро перенесли меня в объятия Морфея — я погрузился в крепкий сон, по счастью без сновидений. Однако около пяти часов утра, когда небо начало постепенно светлеть и непроглядную тьму сменили предрассветные сумерки, меня внезапно разбудили. Из соседней комнаты, где спал Шерлок Холмс, долетел короткий нечленораздельный крик. Я накинул халат поверх ночной сорочки и бросился к своему другу.

Глазам моим предстало странное зрелище. Холмс лежал на постели, откинув в сторону одеяло, глаза его были закрыты, при этом он что-то бормотал и отчаянно тряс головой. Лоб его блестел от пота. Внезапно он резко сел, лицо исказила странная гримаса, а потом глаза распахнулись. Он вновь вскрикнул, лихорадочно и приглушённо.

Казалось, его мучает страшный кошмар, но он не в силах проснуться.

Я шагнул ближе и потряс его за плечи. Это не произвело никакого эффекта: Холмс продолжал неразборчиво бормотать и дрожал, будто от страха. Я позвал его, похлопал по щекам в надежде вывести из забытья. Будто ныряльщик, вырвавшийся на поверхность воды, он открыл рот, ловя воздух; а потом я наконец увидел, что в остановившихся глазах вспыхнуло сознание.

— Холмс! — воскликнул я. — Холмс, с вами всё в порядке?

Некоторое время он мотал головой, будто пытаясь вытряхнуть дурные мысли.

— Уотсон, — прошептал он наконец, вновь обретя дар речи. — Слава Богу, Уотсон. Она пыталась до меня дотянуться. Дотянуться до моего спящего мозга.

Он явно нёс какой-то вздор. Обескураженное выражение моего лица остановило его. Холмс тяжело вздохнул и утёр лоб.

— Простите, Уотсон, я понимаю, что с такими высказываниями самое место в Бедламе. — На его измождённом лице показалась улыбка. — Зажгите мне сигарету, старина, а я пока очухаюсь и попытаюсь объяснить, что к чему.

Я выполнил его просьбу, а он тем временем, пошатываясь, выбрался из постели и завернулся в халат. Потом жадно закурил, набирая полные лёгкие дыма, будто сигарета эта была последней в его жизни. Никотин, видимо, благотворно подействовал на его нервы, он обернулся ко мне всё с той же слабой улыбкой.

— Спасибо. У вас в последнее время выработалась новая привычка — спасать меня из всяких передряг.

В последний раз затянувшись, он бросил окурок в камин.

— А в чём именно состоят эти «передряги»? — спросил я озадаченно.

— Я пока не до конца вырвался от неё. Она по-прежнему здесь. — Длинным пальцем он постучал себя по лбу.

— Вы про баронессу?

Холмс кивнул.

— Ей удалось подчинить себе мой разум и мою волю. Похоже, когда мозг мой отдыхает, то есть когда я сплю, она по-прежнему сохраняет надо мной некоторую власть. Как будто у неё есть собственный телеграфный провод, по которому она шлёт сообщения мне прямо в мозг. Она взывала ко мне в моих снах. Я видел её лицо, её глаза.

Он дрожащей рукой потянулся за новой сигаретой.

— И чего она хочет от вас теперь?

Лицо его на миг скрылось в облаке табачного дыма.

— Она хочет знать, где я нахожусь и что мы собираемся делать.

— Выходит, здесь мы в опасности?

Холмс покачал головой.

— Пока в безопасности. Я вступил в борьбу с нею, с этими тёмными, пронзительными, настойчивыми глазами. Она ничего от меня не узнала — пока. Однако нужно как-то противостоять этому. Сила её внушения столь велика, что она, возможно, способна воздействовать на меня, даже когда я бодрствую.

— Должен быть какой-то способ разорвать эту связь.

Холмс вдруг замер на месте, не донеся сигарету до губ.

А потом тихо повторил:

— Связь. Да, связь. — А после внезапно вскочил и хлопнул меня по спине: — Уотсон, вы, как всегда, мой светоч во тьме. Высвечиваете очевидные вещи, которых сам я зачастую не замечаю.

Я не удержался от улыбки, услышав эту откровенную похвалу, и одновременно покачал головой.

— Связь. Вы употребили это слово. Связь, — попытался объяснить Холмс.

— Всё равно не понимаю.

— Связь — это ведь вещь двухсторонняя, верно? Передача идей, слов, мыслей от одного к другому, предполагающая отклик. Если баронесса располагает этим, как я его назвал, «телеграфным проводом», ведущим в мой мозг, то, значит, сообщения можно посылать и в обратную сторону. Так, может, мы таким образом узнаем, где она и что замышляет?

— Но как? Она обладает гипнотическим даром. А вы — нет.

— Верно, хотя я убеждён, что, будь у меня время и дельный наставник, я бы без труда развил в себе эту способность. Однако времени у нас нет — зато есть возможность прибегнуть к помощи виртуоза.

— Сальвини?

— Он самый. Он уже оказал нам неоценимую услугу, и я убеждён, что при его содействии смогу пробраться в сознание баронессы Эммуски Дюбейк и добыть там необходимые нам сведения.

Идея эта казалась диковатой, но я вдруг ощутил странную уверенность, что она сработает.

— Тогда нужно, не теряя ни минуты, связаться с ним! — воскликнул я.

— Вот и я так думаю, — откликнулся Холмс, с энтузиазмом потирая руки. Потом он глянул на часы и сбросил халат. — Уже почти шесть утра. Увидимся в вестибюле через полчаса и нанесём ранний визит в отель, где проживает синьор Сальвини.

Было уже почти восемь, когда мы вышли из кэба возле отеля «Адельфи» в Энфилде, милях в трёх от «Вудгрин эмпориума». Мы с Холмсом разбудили дремавшего портье и спросили номер комнаты Сальвини. Получив необходимые сведения, мы двинулись к лифту, чтобы подняться на пятый этаж, где маленький гипнотизёр снимал люкс, но тут двери лифта распахнулись, и перед нами, будто по волшебству, предстал сам Сальвини. Лицо его радостно засветилось.

— Джентльмены, какая приятная неожиданность! И думать не смел, что мы так скоро встретимся вновь. — Он осёкся, улыбка погасла. — Вы пришли ко мне? Что-то ещё случилось? Нужна моя помощь?

— Нужна, — ответил Холмс.

Сальвини вновь разулыбался.

— Прелестно. Я с радостью. Как раз шёл прогуляться в небольшом парке тут, через дорогу, — я каждый день перед завтраком совершаю такие прогулки. Не соблаговолите ли присоединиться? По ходу дела расскажете, что у вас приключилось и чем я могу быть вам полезен.

Мы вошли в парк. Там не было ни души, только какой-то бродяга спал на скамейке под ворохом газет — оттуда раздавался громкий храм. День был тёплый, но пасмурный, хмурое небо нависло над нашими головами, как скрытая угроза. Сальвини шёл бодрой, пружинистой походкой, причём в хорошем темпе. Сразу стало ясно: утренний променад он совершает для поддержания физической формы. Холмс пересказал свой сон, пояснив, что, хотя накануне Сальвини сделал всё возможное, чтобы вернуть ему здравый рассудок и память, баронесса по-прежнему держит его в руках. При этих словах гипнотизёр понимающе кивнул. Когда мой друг закончил, мы успели дойти до пруда — в центре его находился островок, на котором собралось несколько уток. Увидев нас на берегу, они вперевалку спустились к воде и поплыли в нашу сторону, оставляя рябь на спокойной глади. Сальвини вытащил из кармана бумажный свёрток, извлёк из него несколько ломтей хлеба и принялся крошить их и бросать в мутную воду.

— С добрым утром, ребятки, — приговаривал он, швыряя всё новые пригоршни. — Вот, глядите, что папочка вам принёс.

Судя по всему, то был его ежеутренний ритуал, который не могло нарушить никакое наше присутствие. Покормив своих подопечных, Сальвини протянул кусок хлеба Холмсу, и на лице у него появилась загадочная улыбка.

— Посмотрим, сможете ли вы уловить сходство, мистер Холмс. Утки мистическим образом отреагировали на моё появление. Отреагировали потому, что я обладаю над ними некоторой властью: у меня есть хлеб, предмет их сильнейшего желания. Если я перемещусь на другой конец пруда, они, ни на миг не задумавшись, последуют за мной и туда. В этом и состоит часть тайны гипноза. Гипнотическое влияние заставляет повиноваться, не задавая вопросов. Вы, хвала Небесам, уже задаёте вопросы, отказываетесь полностью подчиняться. Именно поэтому вы способны были оказать сопротивление этой женщине, когда она явилась к вам во сне. Вы тоже обладаете определённой силой.

— Но очень слабой. Я не уверен, что справлюсь и в следующий раз.

— Возможно. Однако мозг ваш инстинктивно отторгает её воздействие, и в следующий раз ей придётся значительно усилить напор. А если до того мы объединим силу наших умов, ваш интеллект и вашу сопротивляемость с моими возможностями, возможно, мы и сможем, как вы того хотите, проникнуть в её мысли и что-то узнать.

Холмс усмехнулся.

— Это нам и нужно.

Маленький гипнотизёр швырнул последний кусок хлеба — ещё до того, как тот коснулся воды, его подхватил чей-то голодный клюв. Потом Сальвини повернулся и строго посмотрел на Холмса:

— Я полагаю, что это возможно. Но этого ещё никогда не пробовал даже я, Великий Сальвини. Полагаю, что это далеко не безопасно. Однако я готов попытаться, мистер Холмс, — если и вы готовы.

Сальвини задёрнул занавески в своём гостиничном номере; лишь тонкая полоска света проникала в затемнённое помещение. Холмс лежал на кровати, освещённый пламенем единственной свечи, стоявшей на прикроватном столике. Сальвини встал с ним рядом, глубоко дыша, он как будто выполнял какие-то подготовительные упражнения. Лицо его было сосредоточенно, лоб нахмурен.

— Вы готовы, мистер Холмс? Готовы к странствию по тёмному туннелю подсознания, к соприкосновению с врагом?

— Готов.

— Прекрасно, тогда начнём. А вы, доктор Уотсон, не шевелитесь и, что бы ни произошло, не произносите ни звука, если я не попрошу вас об обратном. Поняли вы меня?

Я кивнул.

— Да, сэр. Однако я буду записывать всё, что Холмс скажет в состоянии гипноза.

— Мудрая мысль, доктор, — согласился Сальвини. — Скорее всего, выйдя из транса, мистер Холмс не сможет ничего вспомнить. Ладно, приступим.

Он поднёс к лицу Холмса свои карманные часы, покачивая золотой диск.

— Следите взглядом за часами, следите за часами. Видите, как ярко светит свеча? Следите за часами. Если веки отяжелеют, не сопротивляйтесь. Просто следите за часами, пока будете в силах. Следите за часами, пока не наступит темнота. Пока не придёт сон.

Даже меня чуть не усыпили заклинания Сальвини. Совсем скоро веки Холмса отяжелели. А ещё я заметил, что его стиснутые руки расслабились, кулаки разжались.

Сальвини некоторое время говорил тихим, убаюкивающим голосом. Глаза моего друга закрылись, дыхание сделалось размеренным, сонным. Потом Сальвини умолк и взял с прикроватного столика булавку.

— Холмс, вы погрузились в сон, и вы в моей власти. Я подчинил себе ваш разум и ваше тело. Доверьтесь мне на некоторое время. Вы согласны сделать это? Если согласны, кивните.

Холмс медленно кивнул.

— Вот и хорошо. Очень хорошо. Итак, вы в моей воле, и я говорю вам, что, пока не прикажу иного, вы не будете чувствовать боли. Вы поняли? Вы не будете чувствовать боли.

Холмс снова кивнул.

Сальвини взял булавку и всадил её Холмсу в тыльную сторону ладони. Я вздрогнул, когда остриё вонзилось в нежную кожу, однако друг мой никак не отреагировал. Лицо его было неподвижно, словно маска, рука даже не шевельнулась, будто рука манекена.

— Пока всё идёт хорошо, — обратился ко мне Сальвини. — А теперь приступим к самому сложному.