ГЛАВА 6

В следующее мгновение в меня врезался сзади Абрахам Керкалди. Несомненно, это вышло случайно, но я пролетел несколько шагов по террасе. Юный медиум выбрался вслед за мной наружу через разбитую стеклянную дверь. Вновь обретя равновесие, я повернулся и увидел, как он, спотыкаясь, бредёт с вытянутыми руками в сторону фигуры в белом.

Юноша снова и снова, откинув голову, выкрикивал свои предостережения насчёт создания из ада. Он бешено жестикулировал, тщетно приказывая незваному гостю вернуться в преисподнюю, откуда тот явился.

Худенький Абрахам стоял рядом со мной, указывая рукой не на Луизу Алтамонт, а куда-то в темноту за ней. Он опять резко вскрикнул, пытаясь изгнать с террасы некое существо, которое из всех нас, живых, видел только он.

Мне было ясно, что страх молодого человека вызван вовсе не девушкой-вампиром и не её он пытается подчинить. Правда, поначалу мне показалось, что она почти готова выполнить его приказ.

Затем рядом со мной раздался тихий вздох в ночи, и я с некоторым опозданием ощутил чьё-то присутствие, таившее угрозу. Впоследствии, восстанавливая эти события в памяти, я не был уверен, что действительно видел очертания мужского лица, но в тот момент мне так казалось. Сверкавшие зелёные глаза смотрели не на меня, а на юного медиума.

Воздух опять вздохнул и зазвенел. Я услышал тяжёлый удар, но не понял, каким оружием он был нанесён. Просто что-то пролетело в воздухе, и Абрахам Керкалди без единого стона рухнул на камни террасы. У него была разодрана кожа на голове и повреждён череп. Мне запомнился лишь смутный облик того, кто напал на Керкалди, впрочем, я уже сделал неудачную попытку его описать.

Затем мне довелось созерцать ужасное зрелище, от которого я едва не лишился рассудка. Фигура в белом закружилась возле тела Абрахама и низко склонилась над ним, словно девушка хотела запечатлеть на челе медиума поцелуй. Потом она подняла голову, и я увидел при лунном свете тёмные пятна вокруг её рта. Отведав крови, она пропала. Не исключено, что её увлекла та же сила, которая сразила Керкалди.

События разворачивались так быстро, что я на какое-то мгновение выпустил из поля зрения Шерлока Холмса. Теперь я вновь заметил своего друга, который пытался не подпустить Алтамонта и Армстронга к фигуре в белом.

И вдруг Холмс исчез.

Я совершенно отчётливо увидел его худое сильное тело и беспомощно болтавшиеся ноги: какая-то невидимая сила схватила его, как ребёнка, и увлекла вдаль. Одновременно исчезло чьё-то зловещее присутствие, которое я ощущал рядом с собой. Позвольте повторить, что мне так и не удалось увидеть на террасе это создание в его человеческом облике. Я просто ощущал что-то невыразимо ужасное, и сейчас оно растворилось в глубине ночного сада, унося с собой Холмса.

Я снова пожалел, что со мной нет револьвера. Правда, даже если бы я был вооружён, то вряд ли бы выстрелил из опасения попасть в Холмса. Я ринулся туда, где, как мне казалось, исчезли мой друг и его похититель, и передо мной снова промелькнула призрачная фигура (а быть может, и две), уносившаяся куда-то.

Прилагая все усилия, чтобы не терять их из виду, я пробежал ещё ярдов сорок под гору, в нижний сад. В темноте я нёсся, спотыкаясь о цветочные клумбы, и наконец с треском врезался в густые кустарники и остановился. Я вынужден был признать, что потерял след.

Мне удалось выбраться из кустов, и я как раз снова нашёл тропинку, но тут с террасы раздался горестный женский вопль. Я решил немедленно возвратиться в дом.

За спиной у меня послышался какой-то звук, и я повернул голову. Сердце бешено забилось при виде фигуры, которая взбиралась по склону. Однако услышав, как под ногами хрустит гравий, я успокоился. Это был Мартин Армстронг, пустившийся в бесплодную погоню. Быстро перегнав меня, американец побежал по саду дальше, но вскоре также вынужден был отказаться от преследования. Он подошёл ко мне и произнёс с каким-то странным ликованием в голосе:

— Они унеслись с такой скоростью, Уотсон, что я потерял их в темноте. Что вы видели?

Я наконец заметил, что разорвал рукав и штанину и еле дышу.

— Всего лишь смутную фигуру, — задыхаясь, с трудом вымолвил я. — Но Холмс исчез вместе с ней.

Армстронг кивнул:

— Это очень похоже на то, что я видел. Они двигались в том направлении. По-моему, действовал не один человек, их было больше, как вы думаете? Похитить Шерлока Холмса подобным образом!

Я пробормотал что-то невнятное.

Обмениваясь этими краткими замечаниями, мы устало тащились в гору. Спустя минуту-другую мы с Армстронгом уже были на террасе, где царили хаос и смятение. Осознав, что при данных обстоятельствах ничего нельзя сделать без света, я вернулся в библиотеку через разбитую стеклянную дверь и сразу же пошёл зажигать электрическую люстру.

В доме было слышно, как слуги стучат кулаками в обе запертые двери библиотеки и умоляют ответить, всё ли в порядке, хотя ясно было, что это не так.

И снова, как и при предыдущей попытке, мне мешала добраться до выключателя опрокинутая мебель.

Когда в библиотеке наконец зажглась люстра, мать Луизы, сидевшая у круглого стола на одном из немногих стульев, которые остались стоять на месте, вздрогнула. Цветы, приколотые к её нарядному платью, были измяты. Миссис Алтамонт начала причитать о новой потере. На террасе рыдала Сара Керкалди.

Между тем отец и жених Луизы Алтамонт последовали за мной в дом. Оба они были радостно взволнованы и потрясены. Однако, как вскоре выяснилось, ликовали они по разным причинам.

Первым со мной заговорил Алтамонт.

— Она возвратилась… Я дотронулся до неё, Уотсон. Дважды дотронулся до её руки. — Протягивая ко мне дрожащие пальцы, отец Луизы, заикаясь, рассказывал, как держал дочь за руку и был так близко, что смог разглядеть её в темноте. Они обменялись несколькими словами, по которым узнали друг друга. — Она возвратилась! — повторял он в восторге.

Мы раздвинули портьеры на всех окнах и стеклянных дверях, так что электрический свет теперь ярко освещал террасу. Попросив Ребекку Алтамонт, лицо которой было очень бледным, распорядиться, чтобы принесли мою сумку с медицинскими инструментами, я вышел на террасу. Меня особенно беспокоил Абрахам Керкалди. Он всё ещё лежал там, где упал. Его сестра, причитавшая над ним, положила себе на колени окровавленную голову юноши.

У четы старших Алтамонтов и у Мартина Армстронга были царапины от разбитого стекла и небольшие ушибы вследствие того, что все налетали друг на друга в темноте, однако эти мелкие травмы не требовали немедленного внимания. Поспешив к раненому юноше, я склонился над ним и осмотрел при ярком свете электрической люстры в библиотеке. Сразу же выяснилось, что у юного Керкалди сильно разодрана кожа на голове и почти наверняка имеется серьёзная травма черепа. Похоже было, что Абрахаму нанесли сильный удар каким-то острым и тяжёлым оружием. Как обычно при серьёзной рваной ране на голове, было сильное кровотечение, но несчастный пока что дышал.

Пока я осматривал молодого человека, кто-то — наверно, Армстронг — наконец-то отпер двери библиотеки, впустив слуг. Ворвавшись в комнату с фонарями и импровизированным оружием, они накинулись на него с расспросами, всё ли в порядке с хозяином и хозяйкой.

Алтамонт сообщил слугам радостную новость:

— Она пришла к нам! К своим старым родителям! А я-то ещё сомневался! Но больше никаких сомнений!

Он подошёл утешить жену, которая не столько радовалась появлению Луизы, сколько горевала об её исчезновении.

Я озирался в этой суете, и сердце моё сжималось, оттого что Шерлока Холмса всё ещё не было видно.

Один из слуг принёс мою сумку. Я сделал всё возможное, чтобы остановить кровотечение из раны на голове Керкалди, пока что больше ничего нельзя было предпринять. Затем я спустился в сад и несколько раз выкрикнул имя Холмса, однако ответа не последовало.

Теперь у меня появилось время, чтобы поискать в библиотеке. Быть может, Луиза что-то обронила, оставив реальные следы своего пребывания в доме? Но в общей суматохе и беспорядке я ничего не смог найти.

В тот момент меня огорчило, что никого не встревожило исчезновение Холмса, хотя тут не было ничего удивительного при данных обстоятельствах: ведь только что совершилось чудо и разыгралась новая трагедия. По-видимому, все решили, что он отправился в погоню за каким-то незваным гостем.

Хотя я был уверен, что мой друг попал в беду, меня ещё не покидала надежда на его скорое возвращение. И тем не менее моя тревога всё возрастала.

А пока что я занялся мелкими травмами, оказывая пострадавшим профессиональную помощь. В перерывах я выходил из дома и прислушивался, вглядываясь в темноту при свете электрического фонарика, но ничто не позволяло надеяться на успешные поиски.

Крики матери Луизы сменились теперь усталыми стонами. Миссис Алтамонт была безутешна. Она тихонько причитала, снова и снова сетуя на то, что Луиза была здесь, совсем рядом, а потом её снова увлекли куда-то.

Миссис Алтамонт, надеясь привлечь дочь обратно, попросила потушить электрический свет. Конечно, ей было в этом отказано, и я использовал свой авторитет врача, чтобы слуги мне подчинились. Между тем Ребекка Алтамонт пыталась утешить мать, подавляя собственные рыдания.

Отец Луизы, до глубины души потрясённый чудом, сочувствовал горю жены, но главным объектом его внимания была не она. Эмброуз Алтамонт ходил из дома в сад и обратно, с террасы в библиотеку, высматривая свою дочь. Наконец Алтамонт вошёл в дом, опустился в кресло, повёрнутое боком к столу, и уставился в пространство. Сидя с приоткрытым ртом и отсутствующим видом, он не замечал, что его рука, пораненная разбитым стеклом, всё ещё кровоточит. Слуге, который подошёл помочь, он рассеянно приказал уйти. Кровь продолжала капать на ковёр.

Я приблизился к хозяину дома в качестве врача, и мне вскоре удалось перебинтовать ему руку. Но всё же Алтамонт, не противясь моим манипуляциям, едва ли сознавал, что ранен. Постепенно до меня дошло, что этот человек пережил что-то вроде перехода в другую веру в минуты, последовавшие за появлением его дочери. Лицо, плечи, руки, до которых он дотронулся, — всё это несомненно принадлежало его маленькой девочке.

Когда я завязал узел, закрепивший бинт на его руке, Алтамонт вышел из экстатического транса и осознал, кто я такой и что тут делаю. Он помрачнел.

— Я был неправ, Уотсон, я глубоко заблуждался. О, прости меня, Луиза! Благословенные духи простят меня, я знаю, что простят!

— Благословенные духи? — повторил я глухо.

Мартин Армстронг, рухнувший в кресло поблизости от нас, также пребывал в радостном настроении, но, слушая отца Луизы, качал головой, явно выражая несогласие.

— Нет, — вклинился он в разговор. — Нет, сэр, вы не понимаете. О, она вернулась, она действительно вернулась! Но благословенные духи тут совершенно ни при чём!

Однако отец проигнорировал это замечание и, внезапно вскочив с кресла, начал хватать за руку то меня, то Армстронга, плача от радости и не переставая изумляться.

Он вновь рассказал нам, как Луиза за короткий промежуток своего пребывания в доме говорила с ним о вещах, известных только им двоим. Хотя Алтамонт в тот момент был потрясён её появлением, он не сомневался, что это была его дочь.

— А потом… потом… кое-что случилось. Произошло ужасное вмешательство… из-за которого она снова исчезла. — На его лице появилось суровое выражение, и он обвёл взглядом комнату, словно впервые увидел её после того, как зажгли свет. — Где мистер Холмс? — спросил он требовательно.

Армстронг на заднем плане всё ещё улыбался, выражая несогласие, но больше не спорил.

Я кратко объяснил, как обстоят дела с Холмсом.

Эмброуз Алтамонт, одежда которого была в беспорядке, а волосы взъерошены, молча выслушал меня. Затем он заговорил строгим тоном. Вскоре я понял, что он обвиняет нас с Холмсом в том, что его дочь так быстро сбежала, а также в том, что её исчезновение сопровождалось насилием.

— Сэр, — запротестовал я, — ни Холмс, ни я не наносили удара молодому человеку, лежащему на вашей террасе!

Он энергичным жестом отмёл мои возражения:

— Конечно, нет. Вы не делали этого самолично. Но именно вмешательство, понимаете ли, стало причиной беды.

Я хотел было возразить, но он яростно замахал на меня руками.

— Существуют тёмные силы, так же, как и светлые. Меня предостерегали от подобных вещей, но я не слушал. Я не верил, потому что не видел. — Алтамонт сделал паузу, что-то обдумывая. — Вина лежит не только на вас, быть может, вы даже виновны меньше, чем я. Это я виноват, доктор Уотсон. Я должен проклинать день, когда вызвал сюда вас двоих, чтобы вы вмешались.

Наш клиент — теперь уже явно бывший — продолжил свою речь, выражая сильную озабоченность судьбой Абрахама Керкалди, о котором наконец-то вспомнил. Он строго предупредил меня, что все дальнейшие попытки помешать медиумам (очевидно, имелось в виду расследование) должны быть прекращены. Духи определённо разгневаны нашим враждебным вмешательством, и не без оснований.

Да, продолжал Алтамонт, очень неприятно, если с Холмсом случится что-то плохое, а с бедным молодым человеком — и того хуже. Он, отец Луизы, винит себя за то, что пригласил детективов.

Он остановил на мне взгляд фанатика.

— Вы теперь понимаете, доктор, что мы имеем дело с силами, с которыми нельзя шутить? Скажу вам, сэр, что больше всего опасаюсь, как бы из-за сегодняшнего вмешательства наша маленькая девочка не покинула нас навсегда!

Маделина Алтамонт снова издала вопль отчаяния.

Между тем мы с Мартином Армстронгом начали настаивать, чтобы вызвали полицию: ведь какое-то неизвестное лицо совершило акт насилия, который, скорее всего, будет иметь роковой исход. И кроме того, также имел место грабёж — слуга обнаружил это, пока мы спорили. Сейф в кабинете Эмброуза Алтамонта был вскрыт, и из него пропали драгоценности; правда, это были самые обычные вещи, не особенно дорогие.

К счастью, в Норбертон-Хаус имелся телефон.

Местная полиция прибыла на место через двадцать минут после звонка. Четверть часа спустя полицейские согласились со мной, что в данном случае необходимо прибегнуть к помощи Скотленд-Ярда. Холмс так и не появился. Не было обнаружено и оружие, которым нанесли удар Абрахаму Керкалди, но, вне всякого сомнения, он получил ранение отнюдь не в результате несчастного случая.

Прошло ещё четыре часа, и уже совсем рассвело, когда прибыла помощь из Скотленд-Ярда в лице инспектора Меривейла, которого я был искренне рад видеть.

Меривейл был довольно высокий тёмноволосый мужчина с проницательными синими глазами и маленькими усиками, которыми он явно гордился: инспектор часто приглаживал их пальцем. Мне было известно, что Холмс считает его одним из лучших молодых детективов Скотленд-Ярда. Появившись в Норбертон-Хаус, он немедленно подтвердил это мнение, временно отставив свидетелей, шумно требовавших, чтобы их выслушали, и очень серьёзно занявшись моими показаниями об исчезновении мистера Шерлока Холмса. К моему разочарованию, скоро стало ясно, что представитель Скотленд-Ярда не очень-то верит, будто Холмс исчез не по своей воле, и придерживается мнения, что тот появится сам, когда посчитает нужным.

Нет нужды говорить, что я не упомянул ни при ком, включая Меривейла, о подозрениях Холмса касательно вампиров, а также о том, как они подтвердились. Если моему старому другу понадобится помощь, я не смогу оказать её, сидя в сумасшедшем доме.

В ходе энергичных поисков вблизи дома не было обнаружено никаких следов незнакомцев, а также Холмса. По инициативе Скотленд-Ярда было отдано приказание доставить собаку. Через час после приезда Меривейла появилась собака со своим проводником, и я предоставил им кое-что из предметов туалета, которые Холмс привёз с собой из Лондона. Однако после того, как собака взяла след и пробежала по саду около двадцати ярдов, она вдруг остановилась и, жалобно заскулив, наотрез отказалась идти дальше.

Несмотря на то, что случилось с Керкалди, Меривейл выразил сомнение, что Холмсу грозит непосредственная опасность: медиумы, занимающиеся мошенничеством, как правило, не совершают насилия. Затем он добавил:

— Вы, доктор Уотсон, лучше других знаете, каков он. Вспомните фокусы, которые он с нами проделывал все эти годы.

Я устало покачал головой:

— Ничто из того, что произошло прошлой ночью, не было фокусом, инспектор. Во всяком случае, мы тут ни при чём.

Полицейские хотели сделать для Шерлока Холмса всё, что в их силах; однако, самым тщательным образом обыскав дом и сад, они так и не нашли никаких зацепок.

Мне пришла мысль, которой я из осторожности ни с кем не поделился: мощный вампир, даже когда он испытывает неудобство, унося с собой живую жертву, вряд ли оставит различимые следы, особенно после наступления темноты.

Именно в эту минуту я случайно бросил взгляд на одно из потемневших старых зеркал, висевших на стене в библиотеке. Увидев свои покрасневшие от бессонной ночи глаза, порванный рукав, засохшую кровь Абрахама Керкалди на руках и одежде, я вынужден был признать, что больше ничего не могу сделать. И что существует лишь один человек в целом мире, к которому можно обратиться за действенной помощью.

Мне пришлось прийти к такому выводу, но от этого было не легче.