Глава пятнадцатая
Был уже одиннадцатый час, когда я наконец распрощался с Холмсом и, собравшись с духом, вышел на улицу. Надежды остановить кэб почти не было, и, глядя на опустевшую Пэлл-Мэлл, по которой гулял ветер, я подумал, что придется идти пешком и появиться в доме миссис Куперсмит вымокшим до нитки; с ботинками, во всяком случае, можно было попрощаться. Я уныло побрел по направлению к Сент-Джеймс-стрит, чувствуя, что ноги уже начали промокать, а брюки совершенно отсырели. Завернув за угол, я увидел, как с Кинг-стрит выезжает щегольская коляска; запряженная в нее лошадь была накрыта патентованной попоной Альбермарля, отчасти защищавшей животное от дождя. Я с нескрываемой завистью посмотрел на проезжавший мимо экипаж. Вдруг до меня донесся голос мисс Хелспай:
– Гатри, забирайтесь!
Я остановился как вкопанный, затем меня взяло сомнение:
– Что вам от меня надо?
– Хочу отвезти вас домой. – Она нетерпеливо махнула рукой: – Скорее же! Я промокну, если тотчас не запахну полость. – Поскольку я не торопился воспользоваться ее приглашением, она добавила: – Мне в любом случае придется следовать за вами, так для чего же вам страдать понапрасну?
Я оказался не готов к этому вопросу, а перспектива благополучно доехать до дому слишком манила меня, чтобы ей можно было противиться. Я поставил ногу на подножку, вскочил в коляску и запахнул полость.
– Благодарю вас, – сказал я, замечая, что внутри очень тесно. – Боюсь, я замочу вам платье.
– Вне всякого сомнения, – почти весело ответила она. – Но через пару кварталов вы отнюдь не сделались бы суше.
Она стегнула лошадь вожжами, и мы покатили сквозь бурную ночь.
– Сожалею, что доставил вам беспокойство, – проговорил я, как только мы тронулись.
– Никакого беспокойства, – усмехнулась мисс Хелспай, с проворством бывалого возницы сворачивая на Пиккадилли.
– Вы первоклассный кучер, – заметил я, понимая, что выполнить такой поворот при сильном ветре не очень-то просто.
– Вдобавок к тому я еще и меткий стрелок, – похвалилась она, направляя лошадь к следующему повороту. – Вы с мистером Холмсом сумели что-нибудь выяснить?
– Думаю, да, – ответил я, не желая об этом распространяться.
– Если я или Золотая Ложа чем-то можем помочь, вам стоит только попросить.
Я почти не видел ее в темноте, но остро ощущал ее близость.
– Знаю, я уже предлагала вам помощь, но мне хочется, чтобы вы знали: это был вовсе не вежливый жест. Недавняя активизация Братства весьма беспокоит Золотую Ложу.
Я понимал, что она пытается разговорить меня, и в другое время мог бы возмутиться, но теперь, после долгого трудного дня, полного поисков и размышлений, не сумел удержаться от вопроса:
– Не приходило ли вам в голову, что Викерс и Браатен, возможно, уже в Англии?
Она повернулась ко мне. Я не мог различить ее черты, но знал, что она пристально смотрит на меня.
– Викерс и Браатен в Англии? – повторила она, словно разучивая фразу на чужом языке. – Почему вы так думаете?
– На это указывают некоторые признаки… – начал я.
– Другими словами, вы утверждаете, что у мистера Холмса возникли подобные подозрения, но не собираетесь объяснять, откуда они взялись. – Она раздраженно фыркнула. – Хорошо. Я постараюсь навести справки, но до вторника никаких результатов обещать не могу.
– Это очень… благородно с вашей стороны, что вы стремитесь нам помочь, – проговорил я, осторожно подбирая слова, чтобы выразить признательность, но при этом не сказать ничего такого, что не одобрил бы мой патрон. – Мы не сумели разобраться с противоречивыми сообщениями, которые к нам поступили, и…
– Не волнуйтесь, Гатри, – довольно мягко ответила она. – Вы обязаны хранить тайны мистера Холмса. Я понимаю это, поскольку и сама нахожусь в точно таком же положении. – Она отвернулась и посмотрела на улицу. – Скоро будем проезжать мимо Кларджес-стрит и Хаф-Мун-стрит.
– Езжайте любой улицей, – отозвался я, чувствуя, что должен поддержать этот разговор.
– Я предпочитаю Хаф-Мун-стрит, – решила она и покрепче ухватила вожжи. – Через несколько минут будете дома, Гатри.
– Намного быстрее, чем если бы я шел пешком. И притом останусь намного суше.
Мисс Хелспай покачала головой.
– У вас странные представления о галантности, – заметила она, сворачивая на Хаф-Мун-стрит.
– Я вовсе и не собирался быть галантным, – возразил я.
– Да, – не стала спорить она. – Я знаю.
Остаток пути мы провели в неловком молчании. Когда экипаж подкатил к дому миссис Куперсмит на Керзон-стрит и мисс Хелспай остановила коляску у края тротуара, я попытался подыскать уместные выражения, чтобы поблагодарить ее за то, что она доставила меня домой в целости и сохранности.
– Вы оказали мне большую услугу тем, что подвезли до дому, мисс Хелспай.
– В самом деле, – лукаво согласилась она, поднимая полость, чтобы я мог выйти. – Гатри, – добавила она, когда я уже соскочил с подножки, – будьте осторожны. Возможно, в тот раз вам просто повезло, но так не будет продолжаться вечно.
– Постараюсь запомнить ваш совет, мисс Хелспай, – сказал я.
Она, не дожидаясь окончания фразы, тронула лошадь, развернула коляску и покатила обратно, к Хаф-Мун-стрит. Я смотрел ей вслед до тех пор, пока экипаж не скрылся из виду, а затем медленно побрел к крыльцу.
– Мистер Гатри! – окликнула меня квартирная хозяйка, когда я отпер дверь. Она сидела в малой гостиной, которая находилась по соседству с прихожей. – Было весьма любезно с вашей стороны прислать мне записку, извещающую, что вы не появитесь к обеду.
– Мне жаль, что я не смог к вам присоединиться, – извинился я, стряхивая с плеч дождевые капли и вешая плащ на колышек возле двери.
– Можно подумать, вы военный, судя по вашему расписанию, – сказала она совсем не ворчливым тоном.
Это была благодушная дама средних лет, считавшаяся вдовой, хотя в действительности ее муж, и поныне здравствовавший, проживал в Индии с женой-туземкой и целым выводком ребятишек. Он достойно обеспечил мою квартирную хозяйку, купив ей этот дом, перед тем как покинуть ее и свое отечество ради жизни на чайных плантациях.
– Правительство многого требует от тех, кто состоит на государственной службе.
Она улыбнулась Ригби, который только что прыгнул к ней на колени и начал усердно топтаться на складках ее юбки.
– Да, миссис Куперсмит, – покорно согласился я, гадая, в чем состоит цель этого импровизированного допроса.
– Я еще не ложилась, потому что какой-то человек в форме принес для вас письмо, которое нужно было отдать вам сразу по возвращении. – Она подняла брови, и на лице ее появилось выражение неодобрительного любопытства. – Я обещала передать его вам в собственные руки.
Произнеся это, она столкнула Ригби с колен, встала и подошла ко мне. В руке у нее был конверт.
– Что ж, я выполнила обещание и теперь иду в кровать. Вероятно, завтракать вы будете с вашим начальником?
– Да, сударыня, – ответил я, забирая у нее конверт. На нем не было ничего, кроме моего имени на лицевой стороне. Клапаны опечатали незнакомой печатью. – Благодарю вас за хлопоты, миссис Куперсмит, – сказал я, заметив, что она медлит с уходом. – Простите. Должно быть, это доставило вам неудобства.
Она неохотно проследовала мимо меня в коридор, ведущий к ее апартаментам. Я не без оснований полагал, что позднее она еще попытается разведать, что́ находилось в конверте, и решил приготовить подходящий ответ, который удовлетворит ее любопытство, но вместе с тем не ущемит моих интересов. С этой мыслью я поднялся по лестнице в свои комнаты на втором этаже, который занимал вместе с двумя другими жильцами. Подозреваю, в эту бурную ночь я явился домой последним.
Наверху все было по-прежнему, после моих сегодняшних приключений это весьма обнадеживало. Я быстро осмотрел свои комнаты, затем вернулся в гостиную и устроился рядом с газовой лампой, чтобы прочесть письмо. Конверт я вскрыл сбоку перочинным ножом, чтобы не повредить печать, на случай, если понадобится ее изучить. Мне на ладонь выпал аккуратно сложенный листок кремовой бумаги верже. Я отложил конверт и прочел послание, написанное косым почерком (так пишут на континенте).
М-ру Патерсону Эрскину Гатри
Цель данного послания – предупредить Вас, что Вам грозит большая опасность. Вы были обмануты, и это может довести Вас до бесчестья и краха. Ваше тесное сотрудничество с Майкрофтом Холмсом не сулит Вам никаких выгод, ибо в скором времени мистер Холмс будет изобличен как враг государства. В том, что это случится, и случится довольно скоро, не может быть никаких сомнений. Вы и те, кто работает на него, будете отданы под суд, если немедленно не порвете все связи с этим весьма опасным человеком.
Возможно, Вы не поверите этому, поскольку его патриотические заверения ввели Вас в заблуждение, однако все это – часть искусной лжи, с помощью которой в империи годами насаждались раздоры и смуты. Его цель – разрушить те установления, которые он обязан защищать. Его деятельность оказалась настолько успешной, что подлинные масштабы его вредительства сделались известны лишь в последние дни. Вам не пойдет на пользу, если Вы по-прежнему будете поддерживать его пагубные намерения. Вы уже получили доказательства его неблагонадежности. Вы видели след у него на запястье, в том самом месте, где у новых членов Братства наколоты татуировки. Не следует думать, что это простая случайность, чем бы он ни объяснял существование шрама. Вы, разумеется, уже задавались вопросом, каково происхождение этой отметины, и, несомненно, знаете ответ.
Под маской патриотизма он скрывает такое гнусное изменничество, что упоминать об этом здесь представляется невозможным. Достаточно сказать, что измена несомненна, в чем Вы сможете удостовериться сами, если разыщете офицера адмиралтейской разведки Энгуса Макдональда и узнаете, что́ он сумел выявить. Вам будут предоставлены неоспоримые доказательства того, что так называемый преданный слуга государства в действительности более опасен, чем сотня шпионов. Деятельность Майкрофта Холмса, безусловно, являет собой намеренное предательство, и Вы убедитесь в этом, когда ознакомитесь с собранными Макдональдом материалами.
Вашей верностью злоупотребили. Вы стали орудием циничного и беспощадного врага, и Вам придется разделить его позор, если Вы не подниметесь против него и не докажете свою преданность Ее Величеству, открыв все, что знаете о деятельности этого человека, офицеру, который зайдет к Вам в понедельник, в восемь часов вечера.
Если Вы передадите хоть что-нибудь из вышесказанного Майкрофту Холмсу, Вас будут рассматривать как его сообщника и уже ничто не спасет Вас от заслуженной кары, разве что он сам решит избавиться от Вас. Верьте мне.
Ваш друг
Я прочитал письмо три или четыре раза, но его смысл по-прежнему не доходил до меня. Затем мне припомнилось то, о чем мы с Холмсом говорили в этот вечер, и вдруг все наши предположения предстали предо мной в еще более зловещем свете, чем прежде. Не то чтобы я усомнился в Холмсе – я был далек от этого, – но меня поразила эта отчаянная попытка подкопаться под мою преданность патрону и делу, которым он занимался.
«Какая паутина лжи!» – сказал я себе наконец и, не успев вымолвить это, тут же задался вопросом, действительно ли сочинитель послания хотел, чтобы я ему поверил. Содержавшиеся в письме обвинения были чудовищно преувеличены. Вряд ли кто-то мог ожидать, что их примут за чистую монету. И я начал строить гипотезы.
Казалось маловероятным, что преступник действительно надеялся убедить меня в своих измышлениях. Значит, он хотел, чтобы я сообщил об этом клеветническом доносе Холмсу? Возможно, это была часть замысла, призванного вовлечь его в тенета обмана и опасности, тем самым помешав ему сражаться с препятствиями, поставленными на его пути.
А если я не стану рассказывать ему об этом, что тогда? Не увязну ли я в том же болоте, куда надеются сбросить Холмса?
Что даст мне встреча с этим Энгусом Макдональдом? Да и существует ли вообще Энгус Макдональд? Может, он тоже выдумка, измысленная для того, чтобы заманить наивного шотландца в капкан, который окончательно погубит карьеру его патрона?
Чем дольше я размышлял, тем большее смятение меня охватывало. Я приписал это утомлению и приказал себе умыться и лечь в постель, надеясь, что сон приведет в порядок мои мозги, упорядочив разнообразные версии, которые роились в моей голове. Я совершил вечерний туалет, натянул пижаму, лег в кровать и больше трех часов провалялся без сна, пока усталость не сразила меня, повергнув в беспокойную дремоту.
Когда я пробудился, в голове моей отнюдь не прояснилось. Единственным обнадеживающим знаком, который принесло с собой утро, было то, что ветер немного стих, хотя дождь не прекратился. Я встал и побрился, стараясь не думать о письме, которое так пагубно повлияло на мой сон.
Одеваясь, я окончательно решил первым делом показать письмо Холмсу и дальше следовать его советам. Эта мысль не слишком укрепила мой дух, зато избавила от тревожной неопределенности.
Без пятнадцати семь я поспешно вышел из дома, держа в руках зонтик и портфель, и с радостью обнаружил, что у края тротуара стоит кэб Сида Гастингса, который должен отвезти меня на Пэлл-Мэлл. Дождь превратился в мелкую морось, ветра не было совсем, а большинство уличных фонарей все еще горели и должны были погаснуть лишь через полчаса.
– Доброе утро, мистер Гатри, – сказал Гастингс, откидывая для меня подножку.
– И вам, Гастингс, – ответил я, забираясь внутрь кэба.
– Сегодня денек получше, чем вчера, – заметил он, трогаясь.
– Ненастье улеглось, – согласился я, ибо для меня нынешний день был ничем не лучше предыдущего: в моем портфеле лежало вредоносное письмо, казавшееся мне настоящей бомбой.
Мы подъехали к заднему крыльцу дома Холмса. Холмс, объяснил Гастингс, предпочел, чтобы сегодня я вошел этим путем. Меня это не особенно встревожило: я привык входить в квартиру Холмса самыми разными способами. Я вылез из кэба, кивнул Гастингсу, поднялся по лестнице на третий этаж, постучал и дождался, пока Тьерс откроет мне дверь.
– Мистер Холмс в библиотеке, Гатри, – сообщил Тьерс, окидывая меня взглядом, который показался мне настороженным.
Я упрекнул себя в беспричинной подозрительности и вымученно улыбнулся:
– Благодарю вас.
Закрыв зонт и сняв плащ, я отдал их Тьерсу. Теперь сомнений не оставалось: он напрягся в моем присутствии.
– Что-нибудь не так? – спросил я, смущенный его манерой.
– Мистер Холмс вам расскажет, – с ледяной учтивостью проговорил Тьерс, и я лишний раз убедился: что-то не в порядке.
– Пойду к нему, – сказал я и, пройдя мимо кухни, направился в библиотеку. Желая соблюсти все формальности, я постучал в дверь и произнес: – Это Гатри, сэр.
– Входите, мой мальчик. Входите, – пригласил он. Голос его был печален.
Я вошел и увидел, что он стоит перед камином, задумчиво глядя на огонь.
– Что произошло? – спросил я, понимая, что, если он так себя ведет, случилось нечто из ряда вон выходящее.
Холмс повернулся ко мне:
– Я получил весьма неприятное послание, которому не поверил, но ему могут поверить другие.
Он протянул мне листок бумаги. Я взял его и тут же увидел знакомый косой почерк, которым был написан донос, лежавший в моем портфеле.
Мистер Холмс,
Вы чересчур долго удостаивали незаслуженным доверием Патерсона Эрскина Гатри. Преданность, которую он Вам выказывает, мнимая, он намеренно обманывает Вас, чтобы иметь доступ к государственным тайнам, которые будут использованы его истинными друзьями в интересах врагов Британии. Если Вы безотлагательно не разоблачите его притворство, падая, он может увлечь Вас за собой.
Вы поступите глупо, если начнете колебаться и думать, что обязаны дать ему шанс доказать свою верность. Не считайте, что это письмо – попытка неверно истолковать не подлежащие сомнению факты, кои будут предоставлены Вам к полудню. Когда Вы сами увидите, что́ нам удалось обнаружить, Вы тоже будете потрясены. Долго скрывать эти разоблачения от публики не удастся. Если Вы не поспешите открыто обличить этого человека, то не сумеете спасти свою репутацию. Вы доставите много хлопот правительству и подорвете международный авторитет Британии.
Ничего не рассказывайте Гатри: он очень опасен. Этот беспощадный человек не остановится ни перед чем. Ради себя самого ничего ему не говорите и не допускайте его к себе, либо Вас и Вашего слугу будут ожидать самые плачевные последствия. Полиция предпримет все необходимые действия, а Адмиралтейство, если предоставить ему возможность действовать быстро, устранит Гатри со всех постов, на которых он сможет причинить Вам и Вашей репутации сколько-нибудь заметный вред. Позвольте мне заверить Вас, что эти обвинения отнюдь не безосновательны, и подкрепить их соответствующими материалами, которые вскоре будут переданы Вам.
Вы известны своим выдающимся интеллектом. Не пренебрегайте же им и теперь.
Ваш друг
Когда я закончил читать, руки мои дрожали. Я молча открыл портфель, вынул оттуда принесенное с собой письмо и отдал его Холмсу.
– Что ж, – произнес он, прочтя послание, – этот наш общий друг не слишком изобретателен, верно? – Он усмехнулся. – Невероятный вздор.
– Вы правы, сэр, – несколько натянуто сказал я.
– Да не глядите вы так хмуро, Гатри. Я никогда в жизни не поверил бы этим обвинениям, и вы, полагаю, тоже. Зато мы должны радоваться, что наши враги, по-видимому, думают иначе. Похоже, на этот раз они все-таки переусердствовали. – Он удовлетворенно вздохнул, чем немало озадачил меня.
– С такими опасными обвинениями… – начал было я, но тут же осекся. – Переусердствовали? Что вы имеете в виду?
Холмс взял оба письма и положил их на приставной столик, стоявший возле его кресла.
– Отправив эти послания, наши враги совершили ошибку, ибо тем самым обнаружили свое присутствие в Лондоне. Другой их промах состоит в том, что оба письма написаны одной рукой.
– Почему это так важно? – Я по-прежнему был в замешательстве и с трудом поспевал за его выводами.
– Схожий почерк указывает, что оба доноса происходят из одного источника, и выдает авторов с головой. – Холмс снова взял письма. – Я знаю руку Викерса – это не она. Но поскольку манера письма европейская, я бы предположил, что к посланиям приложил руку мерзавец Якоб Браатен, возможно строчивший их под диктовку Викерса. Хороший английский язык предполагает, что текст доносов составлен англичанином. Однако вы, верно, ощутили европейский налет?
Я поразился его спокойствию и не преминул сказать об этом:
– Я почти не спал ночью, терзаясь дурными предчувствиями. А вы… Вы пробежали глазами это жуткое послание, вдобавок к тому сами получили такое же и как будто рады этому. Вас совсем не тревожит, что́ скажут в Адмиралтействе, когда ознакомятся с этими гнусными намеками и обвинениями?
Холмс насмешливо фыркнул:
– Дорогой Гатри, вы и представить себе не можете, какая лавина кляуз ежемесячно обрушивается на Адмиралтейство! Анонимы клянутся, что могут изобличить того или иного министра, военачальника или чиновника вроде меня, якобы занятого скандальными делишками. За очень редким исключением, когда сообщаемые факты достойны подробного рассмотрения, всю эту вздорную писанину отправляют в архив и хранят там только для того, чтобы при случае сравнить ее с такими же подстрекательскими излияниями. – Он сел и добавил: – Я, естественно, отошлю туда и эти анонимки, а заодно попытаюсь разузнать, насильно ли втянули в авантюру Энгуса Макдональда или он участвует в ней сознательно.
– А как насчет газет? – спросил я. – Конечно, «Таймс» не опустится до такого… Но менее уважаемые издания могут…
– Существуют законы, которые не осмелятся нарушить даже наибульварнейшие из газет, – сказал Холмс, и в его серых глазах блеснула сталь. – Не думайте, что их издатели не сознают, какие последствия может иметь публикация обвинений, способных нанести вред Адмиралтейству. Кроме того, они отлично понимают, что, если суд подорвет доверие читателей к этим скандальным листкам, им останется только закрыть лавочку. Ведь подобные издания существуют за счет намеков и недомолвок: «Лорда М. видели за границей в обществе юной балерины. Кто он: покровитель искусств или?..», «Что член парламента от Х. делал в парижском игорном доме?», «Зверское убийство в Друри-Лейн. Арестован актер», «Что такого увидел дворецкий сэра Р., что его уволили?». Вот что их интересует. Они безумцы, если решат заняться фигурой не столь публичной, как привычные герои пикантных историек. Читатели этим не заинтересуются, а вот судебные власти – непременно. – Он потер свои крупные, длиннопалые руки. – Нет, думаю, на этот раз самонадеянность Братства сослужит ему плохую службу. По крайней мере, в Англии, – хмурясь добавил он.
– Из-за этих писем? – озадачился я.
– По большей части да. Теперь мы знаем, чего ожидать от этих людей. Они не застали нас врасплох, хотя уверены в обратном, и это дает нам преимущество. – Он потянул за сонетку, вызывая Тьерса. – Навряд ли они верят, будто их порочные измышления могли нас убедить, однако, безусловно, надеются, что им удалось посеять в нас взаимное недоверие с тем, чтобы в будущем отдалить друг от друга.
– Мне это тоже приходило в голову, – признал я, не упомянув о том, что случилось это в третьем часу ночи.
Холмс вздохнул:
– Похоже, сейчас самое время рассказать вам про шрам у меня на запястье, чтобы отмести хотя бы этот клеветнический намек.
Я смущенно отвел взгляд. Должен признаться, что, с тех пор как я поступил к Холмсу на службу и узнал про Братство, шрам время от времени возбуждал мое любопытство. Но до сих пор Холмс ни разу не заводил о нем речь. Кашлянув, я заметил:
– В этом нет необходимости, сэр.
– Есть, Гатри, есть, – возразил патрон и перевел взгляд на слугу, только что вошедшего в библиотеку: – Тьерс, сейчас нам бы не помешал чай, а через полчаса – завтрак. Бифштексы, яйца и, пожалуй, печеные яблоки в сливках.
– Хорошо, сэр, – кивнул камердинер. – Я тотчас примусь за стряпню.
– Тьерс, а кто наблюдает за нами сегодня утром? – беззаботным тоном добавил Холмс.
Слуга ответил сразу, не выказав при этом никакой тревоги:
– Двое из Золотой Ложи. Один – в экипаже в конце переулка, другой – на Пэлл-Мэлл. Больше я никого не приметил, хотя некоторое время назад по переулку проехал торговец скобяным товаром со своей тележкой. Я не различил названия и тележки этой раньше не видал.
– К какому дому подъехал торговец? – спросил Холмс.
– К дому миссис Хелмстоун, пожилой дамы, что живет на втором этаже, по другой стороне переулка, в конце. Она прикована к постели, – пояснил Тьерс.
– Ах да! – воскликнул Холмс, слегка улыбнувшись. Улыбка эта не предвещала ничего хорошего.
– Она находится на попечении сиделки и своего племянника, – продолжал слуга, будто докладывал о состоянии погоды.
– Пора разузнать о миссис Хелмстоун побольше. Жаль, что Саттона нет. Но мы можем попросить об этом мисс Хелспай, когда она придет.
Услыхав это имя, я изумленно уставился на Холмса.
– Вы ее пригласили? – Мой вопрос прозвучал гораздо резче, чем мне хотелось.
– Нет. Однако сдается мне, сегодня утром она появится у нас, – вкрадчиво проговорил Холмс.
– А!.. – Я несколько смешался. Надо было что-то ответить, но мне ничего не приходило в голову.
– Это согласуется с ее прежними поступками, – добавил Холмс, озорно сверкнув глазами.
– Если вы вздумали шутить со мною, я тоже постараюсь развлечься, – буркнул я.
Он продолжал считать, что между мной и мисс Хелспай что-то есть, а я никак не мог уяснить себе, каким образом он, с его-то проницательностью, мог дойти до столь смехотворных заключений.
– Не возмущайтесь, Гатри. Я и не думал смеяться над вами с мисс Хелспай. – Он жестом отпустил Тьерса и сменил тему: – А теперь поговорим о шраме у меня на запястье. Подвиньте-ка ваш стул поближе, Гатри, чтобы лучше его рассмотреть. Глядите, – сказал он, закатывая рукав, – это бесцветный рубец размером с фартинг.
Я наклонился вперед, чтобы изучить шрам.
– Да. В этом месте кожа имеет синюшный оттенок, как у кровоподтека, а сам рубец похож на след от ожога.
– Превосходно, – воскликнул Холмс. – Это и есть след от ожога. Я получил его, когда был изгнан из Братства.
Из дневника Филипа Тьерса
Наутро дождь не прекратился, и конца ему не видать. Сид Гастингс отъехал к «Чертополоху», чтобы не мокнуть. Через час он снова появится здесь – узнать, не нужно ли чего М. Х. …
Тележка торговца скобяным товаром опять тут, стоит на прежнем месте. За последний час я дважды имел возможность наблюдать за окнами квартиры миссис Хелмстоун, но ничто не свидетельствовало, что внутри что-то происходит. Возможно, соглядатаям из Золотой Ложи повезло больше.
Надо идти готовить завтрак для М. Х. и Г., а потом принести новую порцию дров для каминов и кухонной плиты…
