ДЕЛО О ЗЛОМ ДУХЕ

Голова восковой фигуры, которая раньше заменяла мне настоящего Шерлока Холмса и которая, на беду, получила пулю в лоб, взирала на меня, когда я сидел напротив живого Холмса в нашем старом кабинете на Бейкер-стрит. Благодаря усилиям Майкрофта Холмса и старой доброй миссис Хадсон за годы его отсутствия обстановка квартиры не изменилась. Эта восковая голова была прострелена пулей «дум-дум», пущенной из духового ружья полковником Себастьяном Мораном, и теперь стояла на краю особого соснового стола, покрытого пятнами от кислоты, на котором Холмс проводил свои многочисленные химические опыты. Рядом находилась так хорошо знакомая мне персидская туфля, в носке которой снова лежал табак для трубки Холмса.

Полковника Морана Холмс когда-то объявил вторым самым опасным человеком Лондона. Однако убить Холмса, как полковник намеревался, ему так и не удалось. Позже его арестовали, но не за покушение на Холмса, а за преступление, которое он на самом деле совершил, убийство Рональда Адэра. Моран застрелил Адэра через открытое окно из того же самого ружья, из которого пытался убить Холмса.

В один из дней в середине жаркого июля так привычно и отрадно было видеть, как мой старый друг опять сидит напротив меня с газетой в руках, и к этому впечатлению по-прежнему прибавлялось ощущение чуда. В течение трёх долгих лет я думал, что Шерлок Холмс мёртв и навеки погребён в сырой могиле. И вдруг он вернулся и вошёл в мой кабинет в Кенсингтоне, словно Лазарь, восставший из гроба.

— Вы ведь сейчас никаким делом не заняты, Холмс? — спросил я, заранее зная ответ.

Холмс опустил на колени номер «Дейли телеграф»:

— Вы прекрасно знаете, что нет, дорогой мой друг. Я читаю хронику самых скучных преступлений Лондона, которые так легко раскрыть, что на это способен даже самый рядовой лондонский детектив. Печально, что после смерти Мориарти преступный элемент решительно деградировал.

Такие сетования в исполнении Холмса звучали уже не в первый раз. И не в последний, подумал я про себя.

— Я получил ещё одно приглашение от полковника Хейтера отдохнуть в его доме в местечке Суррей. Что скажете, Холмс? Я могу договориться с Анструтером, чтобы он заменил меня на неделю. Жена уже уехала из города с друзьями. В конце концов, приглашение даёт нам возможность избежать этой жары.

Холмс, конечно, помнил, как семь лет тому назад мы ездили туда, чтобы он смог набраться сил. Тогда Холмс переутомился: дело, над которым он работал, пошатнуло даже его железное здоровье. Однако мысль об отдыхе он к себе и близко не подпускал. Попытка вытащить его в Суррей расценивалась им как преступление. Я уже упоминал об этом в своём рассказе «Помещики из Рейгейта».

Дом полковника Хейтера, как и раньше, оставался домом холостяка, и он там почти никогда не бывал. Это обстоятельство предоставляло нам полную свободу.

Холмс сложил «Дейли телеграф» и кинул её на испорченный кислотой стол.

— Вообще-то, Уотсон, это было бы замечательно. Я собрал материалы о разных видах почвы в Лондоне и планировал написать монографию, где в деталях осветил бы вопросы её отличительных особенностей и их значение для расследования преступлений. Я могу набросать её там. Ещё я сочиняю пьесу для скрипки. Да, Уотсон, вы совершенно правы, жара в Лондоне почти невыносима.

— Отлично, Холмс! — Я остался доволен таким решением. — Я посмотрю расписание поездов и отмечу, какие отправляются в Суррей сегодня днём.

Как и в тот раз, когда мы отправились в Суррей семь лет назад, я надеялся, что в доме Хейтера нам удастся скрыться от расследований и отдохнуть. Но так же, как в прошлый приезд, мои надежды целиком и полностью не оправдались: там мы столкнулись с преступлениями самыми необычными и словно специально ожидавшими нас.