Глава десятая
Женитьба и дружба
20 марта 1889 – 24 апреля 1891

После дела о «Скандале в Богемии», отношения Холмса и Уотсона продолжились и стали почти прежними. Почти, но не совсем. Теперь Уотсон был женатым человеком, врачом, по горло занятым своей практикой. К тому же он жил в Паддингтоне, примерно в миле от своей прежней квартиры на Бейкер-стрит. Возобновление их прежних связей было постепенным процессом, и для этого требовалось время. Кульминация пришлась на лето 1889 года, затем, в течение 1890–1891 годов, был спад, что видно из примерной хронологии этого периода.

(Незаписанные дела 1889 года: «Пэредол Чэмбер»; Общество нищих-любителей; гибель британского парусника «Софи Эндерсон»; приключения Грайса Петерсонса на острове Юффа (Аффа); отравление в Кэмберуэлле. Поскольку Уотсон вел записи об этих расследованиях, он определенно принимал в них участие.)

Как показывает хронология, расследование, связанное с Мэри Сазерлэнд («Установление личности»), Холмс вел через месяц после окончания дела о «Скандале в Богемии». Сам Холмс говорит, что не видел Уотсона несколько недель, что согласуется с предлагаемой хронологией. Между тем Холмс получил в знак признательности от своих бывших августейших клиентов два роскошных подарка: золотую табакерку с огромным аметистом на крышке от разряженного короля Богемии и великолепный перстень с бриллиантом удивительной чистоты от королевской семьи Голландии.

Во время расследования «Установления личности» у Холмса было на руках еще двенадцать дел, включая «запутанную историю», произошедшую в Марселе, и развод Дандеса. Последнее – единственное расследование Холмса, связанное с матримониальными проблемами. Это было малоприятное дело, в котором жена жаловалась на привычку мужа вынимать после каждой трапезы вставную челюсть и бросать ее в супругу. Возможно, таким образом он протестовал против отсутствия у нее кулинарных способностей. Поскольку Холмс занимался лишь незначительными частностями, то, вероятно, не углублялся в это дело. И слава богу.

Как и в «Скандале в Богемии», именно Уотсон первым связался с Холмсом в самом начале дела об «Установлении личности», заглянув однажды вечером на Бейкер-стрит. Во время этого визита появилась Мэри Сазерлэнд со своей необычной историей об исчезновении ее жениха в день свадьбы, и Уотсон снова был вовлечен в расследование, на что пошел весьма охотно. Фактически в пяти делах из девяти инициатива общения с Холмсом принадлежала Уотсону. Именно ему обязан Холмс делом о «Пальце инженера»: он привез на Бейкер-стрит одного из своих пациентов, мистера Хэдерли, чтобы тот рассказал свою историю. Это было одно из расследований, которые, как утверждает Уотсон, он смог подкинуть Холмсу. Вторым было происшествие с обезумевшим полковником Уорбэртоном, рассказ о котором Уотсон не опубликовал. В этот список также следует включить и дело о «Морском договоре», так как Холмс занялся им благодаря письму, присланному Уотсону его школьным приятелем, Головастиком Перси Фелпсом, который просил найти пропавший документ. И в этом случае Уотсон сразу же поспешил на Бейкер-стрит, чтобы изложить Холмсу все факты. Это свидетельствует о пламенном желании поддерживать контакты со своим старым другом.

Фактически во время расследования «Пяти апельсиновых зернышек» Уотсон временно переехал обратно на Бейкер-стрит: его жена гостила у своей тетушки. Возможно, это была та самая родственница, которая, как мы предположили в восьмой главе, жила в Эдинбурге и у которой Мэри Морстен проводила школьные каникулы. Однако следует отметить, что и пребывая на Бейкер-стрит, Уотсон продолжал заниматься своей практикой. Он посещал пациентов и, вероятно, днем возвращался в свой кабинет в Паддингтоне. Причиной участия Уотсона в деле о «Голубом карбункуле» стал еще один визит, который он нанес Холмсу 27 декабря, чтобы поздравить его с Рождеством.

Холмс же впервые посетил дом Уотсонов только в июне 1889 года, что становится очевидным, когда в «Приключении клерка» он осведомляется о здоровье миссис Уотсон. Следовательно, он не видел ее после «Знака четырех», то есть с сентября 1888 года, – более девяти месяцев.

Это подтверждают слова Уотсона о том, что, тогда как он постоянно навещал Холмса, ему лишь изредка удавалось уговорить своего старого друга заглянуть к ним с женой. Вероятно, у Холмса не было привычки наносить светские визиты кому бы то ни было. Однако создается впечатление, что он избегал встреч с миссис Уотсон, предпочитая ограничиваться исключительно дружбой с Уотсоном, как в старые времена на Бейкер-стрит. Он как будто игнорировал сам факт женитьбы Уотсона и существование его жены. Такое отношение приняло еще более резкую форму, когда, как мы увидим далее, Уотсон женился во второй раз. И тем не менее после первого визита к Уотсонам Холмс оттаял настолько, что заночевал у них в начале расследования дела о «Горбуне».

Некоторые комментаторы критиковали Уотсона за то, что он пренебрегал своей практикой и предоставлял заботиться о своих пациентах двум коллегам – Джексону, у которого была практика по соседству с ним в Паддингтоне, и Анструзеру, соседу в Кенсингтоне, пока сам странствовал с Холмсом. Некоторые даже усомнились в его профессионализме, предположив, что как доктору ему не хватало ответственности и от этого страдали пациенты. Однако это не так. Уотсон совершенно ясно утверждает, что его договоренность с Джексоном и, по-видимому, с Анструзером была взаимной и что он, в свою очередь, принимал их пациентов, когда возникала такая необходимость. В конце концов, у докторов, как и у всех людей, должен быть досуг.

А если проанализировать дела, мы увидим, что на самом деле Уотсон посвятил расследованиям всего несколько рабочих дней. Оставим пока что «Последнее дело Холмса» и рассмотрим только те зафиксированные расследования, которые имели место между 20 марта 1889 года («Скандал в Богемии») и ноябрем 1890 года («Шерлок Холмс при смерти»). За этот период, то есть за год и восемь месяцев, Уотсон провел одиннадцать дней вдали от своей практики. Тремя из этих расследований – «Установление личности», «Пять апельсиновых зернышек» и «Голубой карбункул» – друзья занимались вечерами, то есть не в рабочие часы. Если же возникали непредвиденные случаи, Уотсона подменял Джексон. Еще три дела – «Приключения клерка», «Человек с рассеченной губой» и «Союз рыжих» – выпали на уик-энд. Кабинет Уотсона, вероятно, был открыт по субботам, но почти наверняка был закрыт в воскресенье, и, таким образом, было потеряно всего три рабочих дня. Кроме того, в рассказе «Союз рыжих» Уотсон говорит, что, хотя основные события происходили в субботу, в тот день ему не нужно было навещать пациентов.

Каждое из дел, о которых повествуется в рассказах «Горбун», «Палец инженера» и «Шерлок Холмс при смерти», заняло целый день. Когда шло расследование дела о «Горбуне», о пациентах Уотсона позаботился Джексон – как, вероятно, и в двух других случаях. Выясняя обстоятельства дела о «Человеке с рассеченной губой», Уотсон вместе с Холмсом провел ночь в Кенте, но вернулся на Бейкер-стрит к завтраку и, вероятно, прибыл в Паддигнтон до того, как появился первый пациент.

Помимо «Последнего дела Холмса» только два расследования требовали длительного отсутствия – каждое из них заняло два полных дня. Это «Морской договор» и «Тайна Боскомской долины». Однако дело о «Морском договоре» имело место, по утверждению Уотсона, в то время года, когда «болеют мало». И хотя события «Тайны Боскомской долины» происходили, когда у Уотсона был длинный список пациентов, он договорился с Анструзером, чтобы тот взял на себя его практику.

Уотсон не привел подробности пяти незаписанных расследований 1889 года, и поэтому неизвестно, сколько рабочих дней потрачено на них. Но доктор наверняка организовал дела таким образом, чтобы пропустить как можно меньше рабочего времени, или же просил Джексона либо Анструзера позаботиться об его пациентах. В опубликованных рассказах нет свидетельства того, чтобы Уотсон в течение этого периода уезжал куда-то на длительное время, даже в отпуск. Тот факт, что в двух случаях миссис Уотсон отправлялась в гости одна, свидетельствует, что Уотсон был слишком занят своими профессиональными обязанностями, чтобы сопровождать ее. «Последнее дело Холмса», во время которого Уотсон уехал вместе со своим старым другом на континент, где пробыл около двух недель, было исключением. Мы рассмотрим его более детально в следующей главе.

Кроме участия в расследованиях, Уотсон также тратил часть своего свободного времени, записывая по вечерам предыдущие дела. Когда Холмс заходит к нему в начале «Приключения клерка», Уотсон замечает, что вчера вечером «разбирал свои старые заметки». Однако в тот период он не публиковал никаких рассказов об этих делах. Возможно, потому, что был слишком занят. А возможно, и по той причине, что, поскольку репутация Холмса была теперь широко известна по обе стороны Ла-Манша, больше не было необходимости пропагандировать профессиональное мастерство старого друга.

Практика Уотсона не страдала от его приключений с Холмсом – напротив, факты свидетельствуют об обратном. К лету 1889 года (дата расследования дела о «Горбуне»), всего через несколько месяцев после женитьбы и покупки практики в Паддингтоне, Уотсон явно был достаточно успешен. В рассказе об этом деле он упоминает о том, что «прислуга» уже отправилась спать. Одной из домашних работниц, несомненно, была горничная, взятая взамен неисправимой Мэри Джейн, которой, как мы знаем, было сделано предупреждение в марте того года. Другой, наверно, была кухарка. Кроме того, еще до начала дела о «Союзе рыжих» финансовое положение Уотсона настолько улучшилось, что он смог переехать в Кенсингтон – более фешенебельный и дорогой район, нежели Паддингтон. Это, несомненно, свидетельствует о его успехе в качестве практикующего врача.

Это и неудивительно. Пусть Уотсон и не был хирургом-консультантом высокой квалификации, он был способным и внимательным врачом общей практики. Это подтверждается тем, что он вылечил кондуктора вокзала Паддингтон от «тяжелой, изнурительной болезни», когда, по-видимому, не помогло другое лечение. В благодарность этот человек восхвалял Уотсона как врача, и в результате служащие вокзала пополнили список его пациентов. Возможно, этот кондуктор был одним из тех, кого Уотсон лечил бесплатно, потому что находил их случаи интересными с медицинской точки зрения. Холмс комментирует этот аспект профессионализма Уотсона в «Алом кольце».

Уотсон также был готов подняться с постели ночью, чтобы оказать помощь пациентам. Когда Холмс неожиданно заходит к нему как-то вечером без четверти двенадцать, Уотсон, уже собиравшийся ложиться спать, предполагает, что к нему пришли, чтобы позвать к пациенту. Он делает «недовольную гримасу», но готов отправиться туда и даже просидеть всю ночь у постели больного. Тем же летом 1889 года поздно вечером в квартиру Уотсонов прибыла миссис Уитни, чтобы попросить доктора найти ее мужа, одного из его пациентов. Он пропал два дня назад, и она подозревала, что муж в Ист-Энде, в притоне, где курят опиум. Несмотря на поздний час, Уотсон немедленно отправляется на поиски в экипаже. Миссис Уитни была подругой миссис Уотсон, но он реагировал бы аналогичным образом, кто бы из пациентов ни попросил о помощи.

В действительности Уотсон отнюдь не пренебрегал своими пациентами – напротив, он ставил их нужды превыше всего. В расследовании, предпринятом по просьбе Мэри Сазерлэнд («Установление личности»), Уотсон ограничивает свое участие вечерами, проводя день у постели тяжелобольного пациента. И это несмотря на то, что ему не терпится узнать об исходе дела.

Успех Уотсона в качестве врача общей практики, несомненно, был отчасти обусловлен его способностью к состраданию. Благодаря этому у него был подход к больным. Он сочувствовал людям, тревожился за некоторых из клиентов Холмса, особенно женщин. Однажды Холмс высказался об этом свойстве Уотсона в рассказе «Второе пятно»: «Прекрасный пол – это уж по вашей части». В «Москательщике на покое» он говорит о «врожденном обаянии» Уотсона, благодаря которому каждая женщина становится ему «сообщницей и другом». Совершенно очевидно, что женщины находили его привлекательным. Это также способствовало его успеху в качестве врача. Часто именно хозяйка дома выбирала семейного доктора, а Уотсон, надежный и внимательный, был превосходной кандидатурой.

И тем не менее, несмотря на то что исполнение профессиональных обязанностей отнимало у Уотсона много времени, он не мог противиться искушению поучаствовать в некоторых делах Холмса. Они манили его, как песня сирен, ибо жажда приключений была у него в крови. Играла тут роль и необходимость поддерживать уникальную мужскую дружбу с Холмсом, которая укрепилась за прошедшие восемь лет. Они не только были соседями по квартире на Бейкер-стрит, но и пережили вместе многие волнующие и опасные приключения. А когда Уотсон вновь оказался на Бейкер-стрит, в их отношения вернулся дух товарищества. В «Союзе рыжих» Уотсон сопровождает Холмса в Сент-Джеймс-Холл, где дает концерт Сарасате, прославленный испанский скрипач, а также засиживается со своим другом до утра за виски с содовой, обсуждая расследование.

Мэри Уотсон, умная, сердечная и великодушная женщина, понимала эту потребность мужа и ощущала – быть может, яснее, чем сам Уотсон, – силу союза между двумя этими мужчинами и всеми силами поощряла их дружбу. Менее благородная женщина могла бы попытаться разорвать подобный союз и, возможно, испортила бы таким образом собственные отношения с мужем. В «Тайне Боскомской долины» именно она уговаривает мужа сопровождать Холмса, в то время как Уотсон колеблется, принимать ли приглашение.

Сам Уотсон, кажется, стал яснее понимать характер их с Холмсом отношений с тех пор, как съехал с квартиры на Бейкер-стрит и больше не общался каждый день с Холмсом. Это позволило ему оценить свою собственную позицию.

«Трудно отказать Шерлоку Холмсу: его просьбы всегда так определенны и выражены таким спокойным и повелительным тоном», – замечает Уотсон в «Человеке с рассеченной губой». Он впервые так открыто высказывается о силе личности Холмса. Его реакция отчасти диктовалась искренним восхищением перед мощным интеллектом Холмса.

«Я так уважаю необычайные таланты моего друга, что всегда подчинялся его указаниям, даже если совершенно их не понимал», – признается он позже в рассказе «Шерлок Холмс при смерти».

Ни в одном из рассказов об их с Холмсом приключениях в период 1889–1891 годов нет и намека на раздражение, вызванное бесчувственностью или эгоизмом Холмса, которое ощущается в ранних рассказах. Когда Уотсон покинул Бейкер-стрит, 221b, он перестал испытывать напряжение, которое было неизбежно при таком тесном общении с Холмсом. Следовательно, на него больше не действовали наименее приятные качества его друга.

Сам Холмс прекрасно сознавал свое влияние на Уотсона и, по некоторым признакам, умышленно пользовался этим, чтобы манипулировать старым товарищем в своих целях.

«Я знаю, мой дорогой Уотсон, что вы разделяете мою любовь ко всему необычному, ко всему, что нарушает однообразие нашей будничной жизни», – говорит он в «Союзе рыжих», тем самым давая понять, что знает, как страстно Уотсон жаждет приключений. Тот сам открыто признается в этом в «Горбуне», описывая «полуспортивный азарт, то захватывающее любопытство, которое я всегда испытывал, участвуя в расследованиях Холмса».

Слова Холмса об «однообразии нашей будничной жизни» можно считать комментарием к образу жизни Уотсона – женатого человека и врача общей практики. Холмсу такое существование, должно быть, казалось слишком уж традиционным и нудным – как его собственное в те периоды, когда он не был увлечен расследованием. Иногда его отношение к профессиональным обязанностям Уотсона бывает бесцеремонным, даже эгоистичным, что видно из диалога, который Уотсон приводит в «Морском договоре».

«– Мои пациенты… – начал было я.

– О, если вы находите, что ваши дела интереснее моих… – сердито перебил меня Холмс».

В ответе Уотсона звучат чуть ли не виноватые нотки: «Я хотел сказать, что мои пациенты проживут без меня денек-другой, тем более что в это время года болеют мало». Холмс явно оказывает давление на Уотсона, чтобы тот отдал предпочтение его делам, а не нуждам своих пациентов.

Уотсон был не единственным из тех, кто ощущал силу личности Холмса. Миссис Хадсон тоже испытала ее на себе. В рассказе «Шерлок Холмс при смерти» она не вызвала доктора, оправдываясь тем, что Холмс, который серьезно болен, запретил ей это делать. Она признается Уотсону: «Вы знаете, какой он властный. Я не осмелилась ослушаться его».

Рассказ «Шерлок Холмс при смерти» иллюстрирует также черствость и холодность Холмса, уже упомянутые в одной из предыдущих глав. Эти свойства его характера еще ярче проявятся позже, в событиях, которые имели место в 1891 году.

В рассказе «Шерлок Холмс при смерти» Холмс обманывает и миссис Хадсон, и Уотсона, заставляя поверить, что он умирает. Он сообщает, что заразился редкой болезнью, распространенной среди кули, во время расследования в районе доков Ротерхита. Холмс даже доходит до того, что применяет румяна и вазелин и покрывает губы пчелиным воском, чтобы создать впечатление, будто у него лихорадка. Это еще один пример использования маскировки и его любви к театральности. Однако, судя по всему, Холмс и не думает о том, как все это подействует на миссис Хадсон и Уотсона – двух людей, которые искренне беспокоились о его здоровье. Он довел миссис Хадсон до слез, а Уотсон, в ужасе от прискорбного состояния своего старого друга, пришел в полное отчаяние. К тому же его «глубоко оскорбил» отказ Холмса принять от него медицинскую помощь. «Вы, Уотсон, – говорит Холмс, – в конце концов только обычный врач, с очень ограниченным опытом и квалификацией».

В защиту Холмса следует заметить, что цель этого изощренного обмана – заманить на Бейкер-стрит Кэлвертона Смита, который убил своего племянника Виктора Сэведжа и покушался на жизнь Холмса. Там его должен был арестовать инспектор Мортон. И тем не менее объяснения Холмса по поводу его поведения звучат не слишком убедительно. «Признайтесь, – говорит он Уотсону, – что умение притворяться не входит в число ваших многочисленных талантов. Если бы вы знали мою тайну, вы никогда не смогли бы убедить Смита в необходимости его приезда, а этот приезд был главным пунктом моего плана».

Это недалеко от истины. Уотсон был слишком честным по натуре, чтобы убедительно лгать. Но вряд ли благие намерения Холмса могут служить оправданием его мистификации, даже при том, что, рассыпавшись в извинениях, Холмс заверил Уотсона в уважении к его профессиональным качествам и пригласил в тот же вечер отобедать у Симпсона. Тем более что сам он получил не меньшее удовольствие от трапезы, чем Уотсон, поскольку голодал три дня, чтобы выглядеть изможденным. Его извинения не были достаточной компенсацией за эмоциональную травму, которую он нанес Уотсону и миссис Хадсон. Не говоря уже о том, что Уотсону пришлось бросить своих пациентов, чтобы поспешить к постели Холмса.

Вообще-то Холмса гораздо больше беспокоило успешное завершение дела, нежели чувства его старого друга и квартирной хозяйки. Поздравляя себя, он говорит, что разыграл свою болезнь «со старанием настоящего актера». И, как будто для того, чтобы еще больше оскорбить Уотсона, забывает о нем, хотя сам же попросил спрятаться за спинкой кровати, чтобы быть свидетелем. «Боже мой! Ведь я совершенно забыл о нем… Подумать только, что я упустил из виду ваше присутствие!» – восклицает Холмс, когда Уотсон выходит из укрытия.

Действительно, подумать только!

Уотсон не комментирует действия Холмса и его поведение и лишь выражает облегчение по поводу того, что его старый друг, слава богу, жив и здоров. Такая реакция – еще одно доказательство степени его уважения к Холмсу, а также собственного добродушия. Менее терпимый и снисходительный человек мог бы немедленно покинуть этот дом в гневе.

Однако Холмс нуждался в их дружбе не меньше, чем Уотсон, и доктору это было известно, хотя Холмс лишь изредка выражал свои чувства. Кроме Уотсона, у него не было друзей, которые бы навещали его, как он признается в «Пяти апельсиновых зернышках». «В гости ко мне никто не ходит», – добавляет он. Но, вероятно, он часто общался с Майкрофтом, по крайней мере в конце этого периода, что покажут дальнейшие события.

Холмсу очень не хватало общества Уотсона, особенно его умения слушать не перебивая. Доктор также был единственным человеком, с которым Холмс мог свободно делиться своими мыслями. «Вы умеете молчать, – говорит он Уотсону в „Человеке с рассеченной губой“. – Благодаря этой способности вы – незаменимый товарищ… Мне нужно с кем-нибудь поболтать, чтобы разогнать неприятные мысли».

А порой он ценил и советы Уотсона, а также практическую помощь, которую он мог оказать при расследовании. В рассказах «Горбун» и «Шерлок Холмс при смерти» Уотсон нужен был своему другу в качестве свидетеля событий. В деле о «Морском договоре» Уотсон находится при Перси Фелпсе в роли спутника и доктора, когда Холмс отсылает их обоих в Лондон, где они должны были переночевать на Бейкер-стрит. Познания Уотсона в медицине также пригодились в «Приключении клерка»: он спас жизнь Беддингтона, известного грабителя и взломщика сейфов, когда тот пытался покончить жизнь самоубийством.

И тем не менее во всех записях Уотсона, относящихся к 1889 году, встречаются указания на то, что Холмс предъявлял слишком высокие требования к своей дружбе с Уотсоном. Такая ситуация была для Уотсона слишком утомительной и даже вредной с психологической точки зрения. Его самооценка страдает в этот период, когда он сравнивает свои умственные способности с интеллектом Холмса. «Я не считаю себя глупее других, но, когда я имею дело с Шерлоком Холмсом, меня угнетает тяжелое сознание собственной тупости», – признается он в «Союзе рыжих».

Положение спасли два обстоятельства: переезд Уотсона в Кенсингтон и расследование дела такой огромной важности и конфиденциальности, что Холмс не мог рассказать о нем даже Уотсону.

В какой-то момент между 27 декабря 1889 года (предположительная дата дела о «Голубом карбункуле») и октябрем 1890 года (общепризнанная дата расследования «Союза рыжих») Уотсон продал свою практику в Паддингтоне и переехал в Кенсингтон. Правда, неизвестно, когда именно это произошло. Сам Уотсон мимоходом упоминает о перемене адреса в «Союзе рыжих». В своей лаконичной манере он роняет, что едет домой в Кенсингтон. Его дом находился возле Черч-стрит: в рассказе «Пустой дом» Холмс, переодетый старым букинистом, сообщает, что он сосед Уотсона, поскольку его магазин находится на углу Черч-стрит. Помимо этого эпизода, а также информации, что у Уотсона имеется «услужливый сосед» по фамилии Анструзер, мало что известно об этом. Даже точный адрес замаскирован. В «Последнем деле Холмса», которое будет подробнее рассмотрено в следующей главе, Уотсон описывает, как Холмс перелез через стену сада прямо на Мортимер-стрит, где остановил кэб. Однако поскольку в Кенсингтоне нет и никогда не было Мортимер-стрит, можно предположить, что Уотсон намеренно дал ложный адрес, чтобы скрыть настоящий. Так же он поступал и с другими фактами, например с личными именами и точным местоположением дома 221b по Бейкер-стрит.

В течение 1890 года было только три дела, отчеты о которых Уотсон записал. Хотя исследователи расходятся насчет того, что это за расследования, скорее всего, это были (согласно хронологии, приведенной ранее в этой главе) «Тайна Боскомской долины», «Союз рыжих» и «Шерлок Холмс при смерти». Последние два дела имели место после переезда Уотсона в Кенсингтон.

Уменьшение числа дел Холмса, в которых принимал участие Уотсон, могло быть вызвано сменой адреса. Кенсингтон находился в двух милях от Бейкер-стрит – вдвое дальше, чем Паддингтон. Поэтому Уотсону было не так легко заскочить в свою бывшую квартиру, как он делал это в предыдущем, 1889 году. Хотя его новая практика была меньше, чем в Паддингтоне, он был очень занят. В «Тайне Боскомской долины» Уотсон говорит, что у него «очень много пациентов».

Как мы увидим в следующей главе, Холмс был также занят одним расследованием, которое отнимало у него много времени и требовало внимания в последней части этого периода.

Очевидно, Холмс не навещал Уотсонов в течение 1890 года. Уотсон участвовал в трех его делах, причем в двух случаях его вызывал Холмс – один раз телеграммой («Тайна Боскомской долины»), второй раз – через миссис Хадсон. Она взялась зайти к Уотсону, когда Холмс был болен («Шерлок Холмс при смерти»). Однако из ее слов ясно, что просьба о визите Уотсона исходила от самого Холмса. Вначале он отказывался от медицинской помощи, но наконец нехотя согласился, добавив: «В таком случае, позовите Уотсона».

Единственное дело, в котором Уотсон участвовал по собственной инициативе, – «Союз рыжих». Он «зашел на минутку» на Бейкер-стрит – единственный зафиксированный случай за весь 1890 год. По-видимому, в это время у него было мало пациентов, так как он говорит Холмсу: «Сегодня я свободен». И добавляет: «Моя практика вообще отнимает у меня не слишком много времени». Последнюю фразу, пожалуй, не следует понимать слишком буквально. Вероятно, таким образом Уотсон успокаивает свою профессиональную совесть. Правда, не исключено, что ему наскучила ежедневная рутина. В конце концов, ему было лет тридцать семь – тридцать восемь, и первая вспышка энтузиазма при возвращении в медицинскую профессию несколько угасла. Итак, когда образовалось свободное время, Уотсон почувствовал, что ему нужно как-то разнообразить жизнь, и отправился к Холмсу.

До «Тайны Боскомской долины» он был занят по горло, так что даже колебался, принимать ли приглашение Холмса ехать в Хирфордшир и расследовать дело. Только поддавшись на уговоры жены, Уотсон согласился. «Анструзер примет их вместо тебя. Последнее время у тебя очень утомленный вид. Я думаю, что перемена обстановки пойдет тебе на пользу», – уверяет она, тем самым выражая и понимание отношений между Уотсоном и Холмсом, и беспокойство заботливой жены о здоровье мужа.

Фактически к концу этого периода друзья медленно отдаляются друг от друга, все более поглощенные своей собственной жизнью. Уотсон это сознавал: он выражает чувство нарастающего разрыва в рассказе «Последнее дело Холмса».

«Тесная дружба», связывавшая Уотсона и Холмса, по словам доктора, «приобрела несколько иной характер». Между ноябрем 1890 года (дата дела «Шерлок Холмс при смерти») и ранней весной 1891 года Уотсон не видится с Холмсом и узнает о деятельности своего старого друга только из газет. Таким образом ему стало известно, что Холмс по просьбе французского правительства занимается каким-то делом чрезвычайной важности. Из двух коротких писем, которые Холмс прислал Уотсону из Нарбонна и Нима, стало ясно, что Холмс пробудет во Франции длительное время.

Поэтому Уотсон был совершенно не в курсе того факта, что Холмс также был занят еще более важным делом, которое в случае удачи стало бы его величайшим триумфом.