Откровение Рейли вывело меня из равновесия, а Холмс принялся кружить вокруг полковника, напоминая ястреба, подстерегающего добычу. Казалось, сыщик никак не может примириться с тем, что не сумел заранее разгадать тайну, которая могла бы стоить нам всем жизни. Он некоторое время молчал, а потом вдруг остановился и вернул пистолет Рейли, глядя тому прямо в глаза. Мне было очевидно, что его жест означает безмолвное перемирие. Затем Холмс снова принялся ходить кругами, слушая оставшуюся часть рассказа Рейли:

– Я не знаю, почему вас хотели уничтожить. Такие люди, как я, не задают вопросов, а лишь исполняют приказы – во всяком случае, те, которые хотят исполнять. Меня временно откомандировали из Секретного разведывательного управления в разведку военно-морского флота, а там я получил четкий и недвусмысленный приказ от заместителя директора этой службы…

– Сэра Рэндольфа Ньюсома, – перебил Холмс.

Рейли удивленно вскинул брови:

– Вы с ним знакомы?

– Скажем так: мы о нем осведомлены и не единожды слышали имя сэра Рэндольфа Ньюсома.

– Мы с ним тайно встретились несколько месяцев назад недалеко от Харвича, в одном доме, специально предназначенном для подобных бесед, – продолжил рассказ Рейли. – Мне сообщили, что Шерлок Холмс и доктор Джон Уотсон попытаются спасти царскую семью. Мне также передали, что против этого резко возражают некоторые лица из высших правительственных кругов. Конечно, существуют те, кто желал вам успеха, но я получал приказы от противоположной стороны. Более того, ни при каких обстоятельствах нельзя было допустить, чтобы вина за смерть членов царской семьи легла на большевиков; Ньюсом это особо подчеркнул. Но способ выполнения поручения оставил полностью на мое усмотрение. Мне обещали столько денег, сколько потребуется для проведения операции. Сэру Джорджу Бьюкенену, я почти уверен, сообщили совсем другое. Его начальником, конечно, является британский министр иностранных дел, имя которого известно любому англичанину, Артур Бальфур. Насколько я понял, сэр Джордж верит в то же, во что и вы: вы отправлены для спасения Романовых, а меня британское правительство тайно послало в помощь вам. Он также сказал мне, что имеется особая договоренность с лидером белых, адмиралом Колчаком, что он будет способствовать мне в выполнении поставленной задачи. Думаю, сэр Джордж не понимает, кто я такой на самом деле и какое задание выполняю. Поэтому я до сих пор не уверен, в курсе ли посол, что представляла собой моя основная работа до того, как меня откомандировали в разведку военно-морского флота. Возможно, когда-нибудь я смогу вам об этом поведать, а пока скажу лишь, что Стравицкого и Оболова я знаю уже много лет: мы познакомились в России, и они мне очень помогли тринадцать лет назад в Порт-Артуре во время Русско-японской войны.

– Вы хотите сказать, что уже тогда работали на Секретное разведывательное управление Англии? – уточнил я.

– Да. Именно там Стравицкий спас мне жизнь. Оболов оставался со мной только потому, что на меня работал Стравицкий. Надеюсь, теперь вы понимаете, почему я стал так осторожен с ним.

Мы с Холмсом молча кивнули.

– Что касается моих людей, то они все из ЧК. Они преданы делу революции до мозга костей. Но каждый из них думает, что и я такой же. Они также считают, что мы выполняем особую личную просьбу Ленина – доставить царскую семью в Москву для проведения судебного процесса. Цель этого суда – показать миру, почему красные были вынуждены устроить революцию, и возложить вину за народные страдания исключительно на царя. Большевики полагают, что это снимет всю вину с них и с их лидера, товарища Ленина. Роль же самого Ленина в нашем деле представляется мне загадкой. Допустим, он знает, кто вы такие. Но о чем еще он осведомлен? Может ли Ленин быть заодно с британцами? Все возможно, и по многим причинам бесполезно даже гадать об этом. – Рейли вздохнул. – Я не скрывал от своих подчиненных, что это будет опасное задание, потому что мы отправляемся прямо в центр ведения боевых действий, туда, где разворачиваются основные события Гражданской войны. Мало того, даже областные советы, как, например, Уральский, с которым вы успели познакомиться, фактически бастуют и выступают против Москвы. Многие комиссары хотят стать автономными правителями своих областей. Поэтому мои соратники были готовы к проблемам и даже почти желали их. Однако меня очень сильно беспокоит одна вещь: Бальфур напрямую приказал Бьюкенену заставить меня работать с Колчаком. Зачем в это дело впутывать еще и адмирала? Ньюсом не говорил, знает ли Колчак про полученное мной задание, поэтому я заподозрил многоступенчатый обман и решил использовать Колчака в своих целях. Когда я встречался с адмиралом, еще до того, как познакомить вас с ним, он изложил мне тот же план, что и вам: на обратном пути из Екатеринбурга наш поезд окружат, я прикажу своим людям сдаться, люди Колчака застрелят их как предателей, а вы и я вместе с царской семьей окажемся в безопасности в руках белых, которые затем проводят нас до Архангельска. Там, после вторжения союзников, которое запланировано на последние недели июля, вас всех вывезут из страны. Теперь совершенно очевидно, что адмирал ничего не знал о приказах, полученных мной от сэра Рэндольфа. Теперь мне кажется, что про них вообще никто не знал.

Холмс снова перебил его, обратившись ко мне:

– Звучит знакомо, Уотсон? Одно звено цепи не знает о функциях другого.

– Несомненно, – кивнул я.

– Звенья цепи? – переспросил Рейли.

– Да. Я расскажу вам о них позднее. Пожалуйста, продолжайте, – попросил Холмс, и полковник стал объяснять дальше:

– Я собирался использовать атаку белых как прикрытие для вашей смерти и гибели членов царской семьи.

– Каким образом? – поинтересовался я.

– Я не позволил бы своим людям просто так сдаться. Во время сражения вас всех застрелили бы Стравицкий с Оболовым. Тогда, наконец сдавшись белым, я смог бы сказать Колчаку, что некоторые твердолобые солдаты из моего отряда сами решили убить вас, чтобы не позволить Романовым спастись. Якобы после короткой стычки между верными мне людьми и теми твердолобыми типами мы победили и, в свою очередь, прикончили фанатиков. Я уже представлял, какую историю состряпает пропаганда: можно будет заявить, что члены царской семьи убиты во время неудачной попытки освобождения их частными лицами из Великобритании, которым платят неизвестные силы. Царская семья оказалась между красными и белыми во время столкновения в Вятке, а два британских подданных, убитых вместе с царской семьей, – это всемирно известный детектив-консультант Шерлок Холмс и его прославленный летописец доктор Джон Уотсон.

– Блестяще, Рейли, – с восхищением улыбнулся Холмс. – Все довольны, а вы не только остаетесь в живых, но и получаете выгоду от своих усилий.

– Возможно, так и случилось бы, но что-то пошло не так. Белые атаковали по-настоящему и не в том месте, где я ожидал, ведь предполагалось, что поезд остановят в Вятке. Как мне показалось, белые действительно хотели нас всех убить, а так мы не договаривались. Колчак меня обманул, – пожаловался Рейли.

Мы с Холмсом переглянулись и расхохотались, сообразив, насколько забавно звучит реплика полковника при сложившихся обстоятельствах. Похоже, наш смех подтолкнул Рейли к новым выводам.

– Конечно, так и было! – воскликнул он. – Именно поэтому негодяй встречался с нами в Перми: он собирался лично оценить нашу решимость, чтобы понять, насколько большой отряд ему потребуется. Какой циничный сукин сын! Кажется, теперь я понимаю, почему он изменил план.

– Пожалуй, я тоже понимаю, – заметил Холмс.

– Сейчас адмирал – просто главнокомандующий белых, – продолжал Рейли. – Но после гибели царской семьи и казни их кровных родственников, которые находятся в плену у красных, Колчак может стать новым царем. Если контрреволюция окажется успешной, то он превратится в полновластного хозяина всея Руси. Тут возникает новый вопрос: стоят ли за этим британцы? Если да, то союзники сразу же признают Колчака, а с их безграничными фондами легко будет с помощью взяток вернуть Россию в войну. Но если нет… – Рейли замолчал и задумался.

У Холмса уже имелись мысли по этому поводу:

– Из кусочков начинает складываться картинка. Однако я опасаюсь, что только Ллойд Джордж и его невидимки знают все ее составляющие и те места, на которых они должны оказаться.

Пока эти два поразительных ума соревновались в поисках решений, у меня имелся только один относящийся к делу вопрос. Впрочем, ответ на него мне был известен, но я все-таки хотел услышать, что скажет Рейли.

– Простите, товарищ полковник, что мешаю вам думать, – произнес я, – но после вашего признания у меня возник вопрос, на который я хотел бы получить ответ, если вы не возражаете.

– Пожалуйста, спрашивайте.

– Если белые атаковали бы в соответствии с планом, как бы вы поступили?

Рейли лукаво улыбнулся:

– Доктор Уотсон, я и не знал, что вы тоже мастерски владеете загадочным дедуктивным методом!

– Вовсе нет. Просто я вижу то, что может увидеть любой.

– Далеко не любой, – возразил Рейли, кивнув в сторону Холмса, который все еще был погружен в свои мысли. – В любом случае я отвечу на ваш вопрос. Конечно, я не стал бы выполнять свою часть сделки. Я просто сдался бы, как запланировано. А затем все мы жили бы долго и счастливо.

Холмс посмотрел на нас так, словно мы оба выжили из ума:

– Странно, доктор Уотсон, что всякие мелочи вроде нежных чувств могут полностью изменить жизнь человека, не правда ли? Напоминает глупую сказку о том, как грешник становится святым. Хотя в нашем случае, надеюсь, дело не зайдет настолько далеко.

Мы оба рассмеялись.

К тому времени путь починили, и мы могли ехать дальше. Оставшиеся у Рейли люди, которых насчитывалось всего восемь человек, за исключением Оболова, Зимина и машиниста, уже находились в поезде. Рейли отдал приказ трогаться в путь.

После всего того, что нам рассказал Рейли, я совершенно забыл, что Татьяна еще не знает о состоянии матери. Сестры постарались преподнести ей новость как можно осторожнее, но она все равно восприняла ее очень болезненно.

Когда я зашел в купе, чтобы проверить ее состояние, Татьяна спала, как и другие члены семьи. После пережитых испытаний всем пассажирам нашего поезда требовался сон.

Я сам добрался до полки с трудом, буквально падая от усталости.

12 июля 1918 года

Проснувшись утром, я обнаружил, что нахожусь в вагоне в одиночестве, а поезд качается, как пьяный матрос, и мчится быстрее, чем когда-либо.

Я вышел на открытую платформу в солдатском вагоне и увидел, что Холмс смотрит на проносящуюся мимо местность, хотя любоваться там совершенно не на что. От этой бесконечной пустоши можно было сойти с ума. День оказался еще более жарким, чем вчерашний, и я уже сильно вспотел.

– Доброе утро, Холмс, – поздоровался я.

– Доброе утро, Уотсон.

– Где Рейли?

– Здесь! – прозвучал голос сверху.

Я поднял голову и увидел, что полковник начал спускаться вниз с крыши вагона, куда заглядывал проверить своих подчиненных. Двое из его сотрудников сидели наверху с пулеметами, у двоих имелись винтовки. Машинист и кочегар также были вооружены винтовками, а у Оболова и Зимина были пистолеты.

– Вскоре приедем в Вятку и сделаем там остановку, чтобы пополнить запасы воды и продуктов питания. Доктор, я сейчас собираюсь в вагон, где размещается царская семья, – хочу проверить, как они.

– Хорошо. Подождите минутку, и я к вам присоединюсь. Я должен осмотреть Алексея.

Как мне показалось, Холмс не был расположен к беседе, а я уже давно научился не приставать к нему, когда он таким образом погружается в свои мысли, так что почел за благо заняться своими врачебными обязанностями.

Я попытался хоть немного привести себя в порядок, а потом, прихватив свой чемоданчик, вышел в тамбур и обнаружил, что Рейли ждет меня у двери в вагон, где ехала царская семья, – он не смел заходить туда без стука.

– Я готов. Давайте, – сказал я.

Рейли постучал.

– Войдите, – послышался голос царя.

В салоне мы увидели всех, кроме царицы и Татьяны. На лице Рейли сразу же отразилось разочарование.

После утренних приветствий я попросил разрешения осмотреть Алексея, который сидел на стуле рядом с отцом. Опухоль почти полностью исчезла. Царь с гордостью сообщил мне, что Алесей поел фруктов, причем сам их попросил. Я захлопал в ладоши, аплодируя мужественному мальчику, а он рассмеялся и, в свою очередь, начал хлопать мне. Царь и великие княжны присоединились к этому шутливому чествованию.

Затем я спросил Николая, могу ли я также осмотреть царицу. Он согласился и предложил мне следовать за ним. Рейли, оставшийся в салоне, смущенно улыбнулся Марии, а она с понимающим видом вернула ему улыбку.

Когда мы с Николаем подошли к купе его жены, царь осторожно постучал в дверь, и Татьяна пригласила его войти.

Увидев меня, Татьяна тут же встала и собралась уходить, будто почувствовав, что Рейли ждет ее в салоне. Она нежно поцеловала отца в щеку и кивнула мне, желая доброго утра. Меня поразил взгляд, которым царь проводил уходящую Татьяну: подобным образом отец смотрит на своего ребенка только раз в жизни – когда понимает, что его дитя стало взрослым.

Я со вздохом повернулся к царице. Ее состояние не изменилось.

– Она понимает, кто вы и где она находится? – спросил я у Николая.

– Нет, доктор Уотсон, – горестно покачал он головой. – Она пребывает в точно таком же полусне, как и вчера. Боюсь, что я навсегда потерял свое Солнышко.

Я не хотел ему лгать, но посчитал нужным сказать успокаивающие слова:

– Ваше императорское величество, это совсем необязательно. Психиатрия все еще остается молодой наукой, но каждый день делает гигантские скачки вперед. Находятся новые методы лечения болезней, о которых вчера еще никто не знал. Пожалуйста, не оставляйте надежду.

– Спасибо, доктор Уотсон, – улыбнулся царь сквозь слезы. – Вы хороший и добрый человек и к тому же настоящий целитель.

Странно, но меня никогда раньше не называли целителем – всегда или доктором, или врачом. Это простое слово внезапно приобрело для меня важный смысл. Сердце охватила чистая радость, сродни той, что я испытывал в детстве. Если хотите, то была радость духа. Пусть я не в состоянии излечить царицу, но я знал, что могу помочь Алексею, и не сомневался, что не оставлю ни его, ни всех тех, кто во мне нуждается. На какое-то мгновение мне показалось, что рядом со мной находятся моя жена и Джон.

Пополнение запасов в Вятке прошло без проблем и каких-либо событий, как и следующие несколько дней, пока мы не добрались до важного транспортного узла в Вологде.

Если вкратце рассказать о тех днях, то могу сообщить, что царице стало хуже, а царевичу лучше, словно мать отдавала наследнику часть своих сил. Царь почти смирился с тем, что случилось с его женой, и стал ближе к детям. Ольга, Мария и Анастасия по-своему сдружились с Холмсом и без конца просили его рассказать об удивительных приключениях и схватках со всяческими злодеями – словно сами видели их недостаточно. Казалось, и Холмс расслабляется, повествуя о своих былых подвигах. Татьяна и Рейли почти все время проводили вдвоем – или на открытой платформе, когда поезд несся вперед, или совершая прогулки во время остановок, когда Рейли считал это безопасным. Они будто отгородились от всего человечества. Подчиненные Рейли тоже расслабились и стали более открытыми, только Оболов по-прежнему был угрюм и не спешил идти на контакт.

Несмотря на внутреннее напряжение из-за тех ужасов, что нас окружали, эти дни выдались спокойными и мирными, какие и были нам необходимы, чтобы заново открыть себя.

Единственным, что не позволяло мне полностью погрузиться в прекрасную безмятежность и спокойствие, было летнее солнце, которое каждый вечер к закату становилось багряным, словно красная звезда революции.

18 июля 1918 года

Мы прибыли в Вологду среди общей суматохи. Поезда тянулись змеями и, казалось, уходили в бесконечность. Для нас бесконечность лежала в направлении Архангельска. Вокруг царила такая суета, будто уже наступил конец света. Если открыть окно, шум становился просто оглушительным, а при закрытых окнах он был всего лишь невыносимым. Но поскольку жара была еще хуже, чем шум, стекла все-таки приходилось иногда опускать. Естественно, царская семья при этом не раздвигала занавески.

Когда уже начали спускаться сумерки, Рейли попросил нас с Холмсом побыть с Романовыми в их вагоне. Его подчиненные остались сторожить на крыше под командованием Оболова, а Рейли вместе с Зиминым отправились в Вологду проверить обстановку. Для Рейли эта территория была новой, как и для нас, и он не знал, чего ждать, ведь если бы он следовал приказу, то сейчас путешествовал бы в другой форме и с другими попутчиками.

Теперь полковника беспокоила только безопасность Татьяны и ее семьи. Мы с Холмсом были всего лишь почти бесполезными отростками, которые в случае обморожения можно отрезать без угрозы для здоровья всего тела. Чувствовать себя приложением, от которого можно легко избавиться, – не самая завидная участь.

В салоне великие княжны – за исключением Татьяны, которая находилась с матерью, – обсуждали безумие, которое творилось снаружи. Мы с Холмсом беседовали с царем: его начинал все больше интересовать распространяющийся хаос. Однажды он даже спросил:

– Как вы думаете, контрреволюция победит?

– Нет, ваше императорское величество, – покачал головой Холмс. – Это не может произойти так быстро.

Я заметил на лице царя лишь слабое отражение эмоций, он пожал плечами и сказал веселым тоном:

– Ну что ж, надеюсь, полковник Релинский вернется к нам целым и невредимым.

– Зная Релинского, могу вам обещать, что он вернется даже в том случае, если будет состоять из двух частей, – заметил Холмс.

Мы все рассмеялись. Потом царь повернулся к Алексею – который, должен сказать, пребывал в относительно добром здравии, – и они начали разговаривать друг с другом по-русски.

Через два часа после ухода Релинского в дверь постучал Оболов, что меня удивило, поскольку Рейли запретил ему приближаться к вагону. Тем временем в боковые стенки вагона принялись колотить несколько хорошо одетых мужчин и женщин средних лет. Они что-то тараторили по-русски, пока двое наших охранников не прогнали их силой.

Царь выглядел растерянным, когда переводил нам услышанное:

– Они просили тех, кто находится внутри вагона, разрешить им войти. Они говорили, что все убиты, бежать некуда, немцы наступают. Я не понял, кто убит, но неужели немцы снова атакуют?

– Ваше императорское величество, мы уже какое-то время находимся без связи с внешним миром, – напомнил Холмс. – А если учесть, как быстро меняется ситуация в вашей стране, возможно все что угодно.

Царь какое-то время размышлял об услышанном.

– Да, возможно все, – согласился он.

Вскоре после этого вернулся Рейли. Он отправил Зимина проверить подчиненных, а все остальные собрались в салоне и ждали, что поведает полковник. Он приступил к рассказу, как только я взглядом подтвердил ему, что с Татьяной все в порядке.

– Нет, господа, немцы не наступают, – заявил он. – Это безумные слухи, которые почему-то очень быстро распространились.

– Но что-то же заставило такое количество людей сорваться с места и попытаться сбежать, – заметил Холмс.

– Да, определенно. Помните, как весь дипломатический корпус поспешно перевезли сюда в феврале, когда думали, что немцы будут угрожать Петрограду? Тут они и сидели, спокойно и счастливо, до вчерашнего дня. Похоже, Секретное разведывательное управление Англии добралось до американского посла, Дэвида Фрэнсиса, и предупредило его о готовящемся вторжении союзников. Я не понимаю, почему информация поступила от британского Секретного разведывательного управления. Я считаю, что Фрэнсису должны были сказать об этом его сограждане или, уж по крайней мере, его коллега, сэр Джордж Бьюкенен. Фрэнсис возглавлял здесь дипломатический корпус. Он отправился с этим сообщением к другим послам союзников, а потом к итальянцам, китайцам, японцам и даже к бразильцам. Боже праведный, он разболтал всем! А потом послы отправились к своим семьям и сообщили им, а также всем знакомым и подчиненным, что очень скоро, как только британцы и американцы высадятся в Архангельске, местные большевики перестанут им улыбаться. И каким-то образом предупреждение о союзнических войсках нелепым образом превратилось известие о грядущей атаке немцев, хотя русские уже больше не участвуют в этой войне. Ну а результат вы видели.

– А где все дипломаты? – спросил Холмс.

– Уехали. Фрэнсис реквизировал для них поезд, и они вчера вечером отправились на север. После того как люди сегодня проснулись и обнаружили, что дипломаты покинули город, всех охватил ужас.

– Невероятно, – сказал царь.

– Да, – кивнул Рейли.

– Но почему Фрэнсис и остальные послы так быстро уехали? У них определенно было еще достаточно времени, – заметил Холмс.

– Было, – согласился Рейли. – Но здесь свою роль сыграла другая новость, которая пришла сразу же после слуха о немцах. Поскольку никто не знал, как красные, белые и вообще бы то ни было воспримет новость, Фрэнсис с друзьями решил, что лучше сбежать, чем проявлять мужество.

– Что еще за новость? – спросил царь.

– Простите меня, ваше императорское величество, я так возбужден, что, похоже, забыл ее сообщить. Все просто. Вас и всю вашу семью казнили большевики в Екатеринбурге. Вы мертвы.