ГЛАВА ВОСЬМАЯ

Мы сошли с поезда на полустанке. Здесь было всего два дома: маленькое станционное здание и гостиница, чуть побольше. За гостиницей находился крытый соломой сарай, в котором помещалась конюшня. Как объяснил мне Мадрин, своим существованием полустанок, гостиница и конюшня были обязаны владельцу Тромблей-Холла, который поддерживал связь с внешним миром, пользуясь железной дорогой. Приезжавшие к нему гости заходили в гостиницу перекусить. В конюшне стояли лошади, которые доставляли их в поместье.

Мы тоже завернули в гостиницу. Она называлась «Е Llew Coch». Я обратил внимание на то, что первые два слова совпадают с названием лондонской пивной, и Мадрин пояснил, что по-валлийски это означает «Красный лев».

Нам привели из конюшни двух пони — под седлом для меня и без седла для Мадрина, — и мы выехали из ворот гостиницы. Справа и слева от дороги уступами поднимались холмы, которые мне показались настоящими горами. Но Мадрин разочаровал меня, сказав, что в этой части Уэльса гор нет: они находятся на северо-западе Уэльса.

Пони резво бежали по дороге, а я любовался природой. Но вот мы свернули с хорошей дороги — она вела в Тромблей-Холл — на тропинку, и наши животные пошли шагом. На склонах холмов паслись стада овец. Они походили издали на клочки ваты. Над зелёными холмами в ослепительно голубом небе плыли белые облака. Кое-где на холмах я заметил белые и розовые домишки фермеров. Наша тропа проходила рядом не то с ручьём, не то с маленькой речкой.

Мадрин сказал, что не помнит, когда в последний раз ехал в свою деревню на пони: деревенские жители обычно возвращались со станции пешком — пони им были не по карману. Он взял его, желая побыстрее прибыть на место. Когда я попытался заплатить за пони в гостинице, Мадрин объяснил, что всё уже оплачено мистером Сандерсом, который выделил ему некоторую сумму на расходы, связанные с разъездами.

Мадрин называл мне по-английски и по-валлийски цветы и растения, показал спрятавшегося от нас в кустах кролика. Я почувствовал, что мы подъезжаем к деревне, когда всё чаще стали попадаться поля, на которых работали мужчины и женщины. Знакомые Мадрина приветственно махали ему рукой.

Наконец дорога сделала поворот, и мы увидели вдали деревенскую улицу с домами по обеим сторонам. Возле церкви, длинного здания с башней, постройки стояли более тесно. Рядом с церковью находилось здание школы. Много домов было разбросано по склонам холмов.

— Большая деревня, — сказал я. — Интересно, чем тут народ кормится?

— Большинство либо служит в поместье мистера Тромблея, либо арендует у него землю. Есть, конечно, и такие, что работают сами на себя, но их гораздо меньше.

— Что будет, если Тромблей-Холл вдруг исчезнет с лица земли? — пошутил я.

— Пойдём по миру, — невесело улыбнулся Мадрин и добавил: — Если мы сейчас поедем по улице, то мне придётся останавливаться у каждого дома, знакомя вас со всеми. Домой мы доберёмся, когда уже стемнеет. Давайте-ка поедем в обход.

Мы двинулись вверх по узкой тропинке, которая делала большую петлю по склонам холмов, окружавших деревню.

— Запомните эту тропинку, — сказал он. — По ней очень удобно возвращаться домой, если хочешь остаться незамеченным.

Миновав хозяйственные постройки и огород с грядками овощей, мы въехали во двор небольшого каменного дома, покрытого шифером.

Едва Мадрин соскочил с пони, как раздались детские крики, задняя дверь дома распахнулась, и к Мадрину бросилась маленькая, полная, очень хорошенькая молодая женщина и горячо обняла его. Следом за нею из дома выбежали мальчик и две девочки. Поцеловав жену, Мадрин приласкал каждого из детей, по очереди представляя их мне: сначала Дафи, то есть Дафидда, мальчика восьми лет, потом Меган и Гвенду, девочек шести и четырёх лет. Затем я поздоровался с его женой Мервин.

— Что вы собираетесь делать дальше? — спросил меня Мадрин.

— Хорошо бы поговорить с Мелери Хьюс и осмотреть место, где убили её отца.

Мадрин повернулся к жене.

— Дай нам немного хлеба и сыра в дорогу, — сказал он.

Мадрин отдал Дафи мой вещевой мешок и велел положить его в моей комнате.

Мервин вернулась и вручила мужу сумку, которую тот повесил на плечо. Улыбнувшись мне, она предложила:

— Хотите, я принесу вам попить?

— Вы пейте, а я пока напишу записку Мелери, — сказал Мадрин.

Мервин подала мне большую глиняную кружку сыворотки, и я с удовольствием утолил жажду. Потом Мадрин вернулся, посадил на своего пони Дафи, который был на седьмом небе от счастья, что едет вместе со взрослыми, сел позади него, и мы выехали со двора на тропу, огибавшую деревню.

— Вы уж простите, — сказал Мадрин виноватым тоном, — но я решил не ехать на ферму Мелери, а пригласить её туда, где убили Глина Хьюса, на то место, которое называется Ллангелин. Дафи доставит ей записку, а мы с вами поедем туда. Так мы сбережём время.

— Вы это хорошо придумали, — сказал я, — но ведь Дафи придётся идти пешком?

— Пустяки, — рассмеялся Мадрин, — всего какие-нибудь три мили.

Вскоре мы увидели слева от тропинки здание церкви.

— Не хотите взглянуть на могилы Элинор Тромблей и Глина Хьюса? — спросил Мадрин.

— Конечно, хочу, — ответил я.

Мы оставили пони у ворот церковной ограды на попечение Дафи, а сами вошли в церковь, именуемую церковью Святого Петра. Мадрин провёл меня в правый придел, к могилам семьи Тромблей. Я обратил внимание на скромные надгробия первых поколений и всё более пышные и безвкусные — последних представителей этого рода и поделился своими впечатлениями с Мадрином.

— Недалеко от Чёртова моста, — усмехнулся он, — есть поместье, владелец которого заказал известному скульптору памятник на могиле безвременно умершей дочери. Теперь на её могилу ходят, чтобы полюбоваться скульптурой. Тромблей ограничились венками и урнами, видимо пожалев денег на скульптора.

— Конечно, это дешевле, — согласился я, — но тоже производит внушительное впечатление.

На могиле Элинор Тромблей лежала простая мраморная плита с именем и датами рождения и смерти. На обратном пути из церкви я заметил простые деревянные скамьи, очевидно предназначенные для прихожан, и спросил:

— А где сидят члены семьи Тромблей?

— С тех пор как в поместье построили часовню, они здесь больше не бывают.

— А почему церковь носит имя святого Петра?

— Вероятно, это название она получила после норманнского завоевания, когда было запрещено упоминать валлийских святых. Многие считают, что эта церковь носила имя святого Селина не то с шестого, не то с девятого века нашей эры.

Я пожал плечами, потому что никогда не слышал об этом святом.

На могиле Глина Хьюса пока не было мраморной плиты, зато лежало много цветов — жители деревни всё ещё помнили о нём.

Мы опять сели на наших маленьких симпатичных лошадок и, проехав ещё немного по обходной тропе, спустились на дорогу. Снова нас окружили холмы. Наконец слева от дороги показалась долина. Продолженная по ней дорога вела в Тромблей-Холл. Примерно через полмили мы подъехали к другой долине, расположенной справа. Мадрин ссадил сына на землю и велел ему быстрее доставить записку Мелери Хьюс. Мальчик побежал по ответвляющейся от дороги тропинке и скоро скрылся из глаз.

Мы продолжили путь по дороге, которая шла по дну большой продольной долины, и вскоре вынуждены были пересечь речушку, сопровождавшую нас всё время и ставшую очень полноводной после того, как она приняла в себя ручей, бегущий по долине. Мы пересекли эту речку, которая вела к ферме Мелери Хьюс, вброд. Вскоре холмы вплотную подступили к дороге, образовав узкую расщелину. Здесь речка заметно ускоряла свой бег и возмущённо шумела.

От картины, которая открылась нашему взору, когда мы выехали из расщелины, захватывало дух: впереди расстилалось озеро такой синевы, что оно казалось почти фиолетовым. В дальнем от нас конце в озеро водопадом обрушивался другой ручей, тонкой серебряной лентой спускавшийся с высоких холмов.

— Озеро Большого дома, — нарушил молчание Мадрин.

— Вы имеете в виду вон тот большой дом розового цвета? — отозвался я, указывая рукой на здание на другой стороне озера. От дома до берега простиралась широкая зелёная лужайка.

— Нет, это Новый дом, или Тиневидд по-валлийски, а озеро получило название в честь какого-то древнего поселения. От него сохранились лишь развалины. В доме с лужайкой живёт ирландец Кайл Коннор. Между прочим, в наших местах зелёная лужайка означает, что человеку некуда девать деньги. В Тромблей-Холле она в несколько раз больше, и с фонтанами. Этот Кайл Коннор калека. У него в результате несчастного случая парализованы ноги. Он купил ферму и полностью её перестроил. Говорят, что он давно искал тихое красивое место и нашёл его здесь.

— Я его вполне понимаю, — заметил я.

— Между прочим, он каждый день плавает в озере, хотя никто из местных жителей на это не решается. Считается, что в этой воде нельзя купаться. Древние поверья запрещают даже приближаться к озеру.

— Интересно, есть у этого ирландца друзья в вашей деревне? — спросил я.

Кайл Коннор заинтриговал меня, потому что о его прошлом не было ничего известно и потому что он жил недалеко от места убийства. Впрочем, он ведь был калекой и не мог совершить преступление сам.

— Конечно, — ответил Мадрин. — Например, его регулярно навещает наш священник, к нему часто приезжают друзья из Ньютауна и Лланидло. Да и Эмерик Тромблей нередко заглядывает к Коннору на огонёк. Говорят, он произвёл такое сильное впечатление на друзей мистера Тромблея, что они нанесли ему визиты и пригласили к себе. Впрочем, и слуги Коннора, и работники фермы не нахвалятся им — говорят, он очень хороший человек и хозяин.

— Давно он здесь живёт?

— Почти год. С прошлой осени.

Я решил непременно познакомиться с Кайлом Коннором. Мы ехали теперь по левому берегу озера, густо заросшему ольхой и черёмухой, так что к воде нельзя было подступиться. На противоположном берегу я заметил деревянные мостки, к которым была привязана лодка.

Синева озера притягивала к себе взгляд, как магнит. «Странно, — думал я, — почему местные жители так боятся даже приблизиться к нему?»

Тропинка, по которой мы ехали гуськом, стала взбираться вверх — туда, откуда в озеро впадал ручей. Я бы с удовольствием остановился здесь перекусить, но Мадрин всё погонял своего пони. Тропинка стала такой крутой, что я вцепился в седло, боясь свалиться. Я не представлял, как Мадрин может ехать без седла. Наконец мы оказались в небольшой котловине, окружённой крутыми, заваленными обломками скал стенами холмов, расступавшимися только там, где пролегала тропинка. В эту узкую щель был виден голубой осколок озера. Откуда-то слышался шум водопада. А впереди возвышались изъеденные временем, заросшие кустами развалины.

— Приехали, — объявил Мадрин.

Я осмотрелся. Почва в котловине была каменистой. на ней даже копыта пони не оставляли следов.

— Покажите мне место, где нашли тело Глина Хьюса.

— Не могу, — ответил Мадрин. — Для этого я и пригласил сюда Мелери.

— Как называется эта котловина?

— Ллангелин.

— Что это означает?

— Святое место. Возможно, когда-то здесь росло священное дерево или жил святой человек, отшельник. Местная легенда гласит, что некий кельтский святой когда-то построил здесь церковь.

— Когда это было?

— Никто не знает. Предположительно в шестом веке нашей эры.

— Значит, этим развалинам больше тысячи лет?

— Так говорит легенда. Быть может, и больше. Приезжал тут один учёный, он утверждал, будто это всего лишь овечий загон. Когда он сказал об этом местным жителям, они были так возмущены, что ему пришлось сразу уехать.

— Вы с этим не согласны?

— Нет.

— Почему?

— Боги не позволили бы этого. Да никто и не посмел бы держать здесь овец.

Меня удивили не столько его слова, сколько интонация: в его голосе звучала глубокая убеждённость.

— Чем больше вы будете узнавать Уэльс, тем скорее почувствуете, что древние кельтские боги всё ещё не умерли. Взгляните вон на тот камень. — Мадрин показал рукой на камень высотой примерно в шесть футов, вокруг которого густо росли кусты. Форма была несколько странной, словно бы его обточили, но он, на мой взгляд, ничем не отличался от остальных камней.

— Камень как камень, — сказал я.

— А вот ещё, — продолжал Мадрин, — и ещё один…

Он насчитал пять таких камней. Последний был почти скрыт осыпью.

— Камни образуют круг? — догадался я. — Круг друидов?

— Вероятно, друиды тоже были здесь, — согласился Мадрин. — Так же, как и святые отшельники. Это говорит лишь о том, что это древнее святилище. Ему, может быть, пять или шесть тысяч лет.

— Есть что-то таинственное и мрачное в этом месте, — тихо проговорил я.

Пока мы ехали сюда, я всё время слышал блеяние пасущихся на холмах овец, пение птиц. Здесь же царили мёртвая тишина и пронизывающий холод.

— Заходят сюда овцы? — спросил я.

— Никогда.

— Неужели вы верите в древних кельтских богов?

— Конечно. В Уэльсе они постоянно напоминают о себе.

— Вы это серьёзно?

— Вполне. Возьмите хоть, к примеру, гору Сноудон, по-валлийски Эрири, то есть «Высокое место». Но её также называют «Могила великана». Это могильный курган, под которым похоронен великан, сражённый королём Артуром. Вы, наверное, читали об этом?

— Читал.

— Не так давно на гору Сноудон решили проложить узкоколейную железную дорогу, чтобы туристы могли любоваться открывающимися оттуда видами. Сказано — сделано. Но когда первый пробный состав стал спускаться с горы, он сошёл с рельсов и рухнул в пропасть. — Мадрин сделал многозначительную паузу. — Причины катастрофы долго расследовали, но так ничего и не обнаружили.

— Что было потом? — спросил я.

— Ничего. Одного состава оказалось достаточно, чтобы умилостивить древних богов. После этого дорога действовала нормально.

— Но в таком случае человек, совершивший убийство там, где мы сейчас находимся, оскорбил древних богов.

— Да, так, — кивнул Мадрин. — Вот почему я считаю, что мистер Сандерс напрасно беспокоится. Я, конечно, согласился оказать содействие ему и вам, но я знаю, что древние боги не прощают оскорблений и виновный будет в конце концов наказан, даже если люди с помощью своих законов и не сумеют наказать его.