ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ

На вокзале мы встретились с Шерлоком Холмсом и Карлом Праусом. Геолог оказался жилистым человеком среднего возраста с загорелым и обветренным лицом, как у простого крестьянина. С одного взгляда я понял, что работать мне с ним придётся до седьмого пота.

Мы сели в вагон и через два часа вышли на полустанке, откуда отправились на трёх пони в Пентредервидд. И в вагоне, и потом в деревне Карл Праус не вымолвил и десятка слов.

Как и в мой первый приезд, мы обогнули селение по тропе, и Мадрин, сказав жене несколько слов, тотчас уехал искать нам пристанище.

Мы обосновались на ферме Хью и Менны Томас. Они жили в маленьком домике под соломенной крышей. В нём были две комнатки: кухня и спальня. К дому примыкала кладовая, позади него помещался крытый соломой сарай, со стойлами для коровы и тощей, измождённой лошади. Хью и Менна Томас, оба приземистые и очень друг на друга похожие, были, вероятно, беднейшими из окрестных фермеров. От жизни, полной забот и тяжёлого труда, они прежде времени состарились, хотя им, наверное, было всего лет по пятьдесят. Когда я увидел, что у них на ужин только похлёбка из овсяной муки, две картофелины да немного сыворотки, я уговорил хозяев поесть вместе с нами.

Мы поднимались за полтора часа до рассвета и возвращались уже в полной темноте. По приставной лесенке мы взбирались из кухни на чердак. Я валился на охапку соломы и вмиг засыпал. Наших пони пришлось отправить обратно, потому что их присутствие обязательно привлекло бы внимание.

Праус показал мне серый камешек, на поверхности которого поблёскивали острые грани кристаллов. Это был минерал под названием галенит, или свинцовый блеск. Более восьмидесяти процентов его массы составлял свинец. Я подержал камешек в руке и удивился его тяжести. Именно галенит нам и следовало искать.

Найдя такой камешек или россыпь, я должен был воткнуть в том месте в землю прутик и, привязав к фуражке носовой платок, ждать Прауса. К сожалению, я плохо разбирался в минералогии и поэтому постоянно подзывал к себе Прауса по пустякам. Каждый раз он терпеливо объяснял мне мою ошибку, ещё раз показывал образец и уходил на другой участок.

В воскресенье у нас был выходной: мы возвратились в Пентредервидд, и я смог отоспаться. Мы не могли трудиться в воскресенье — это вызвало бы любопытство местных жителей. Видимо, Мелери Хьюс поговорила со своими работниками, потому что они принимали наше присутствие как должное. Я несколько раз видел, как Мелери проезжала мимо нас верхом на лошади в мужском костюме, такая уверенная в себе и красивая. Дважды её навещал Эмерик Тромблей. Я был слишком далеко, чтобы узнать его, но лошадь его я. конечно, узнал сразу. Оба раза их общение продолжалось не более получаса.

Когда в понедельник мы вернулись к нашим хозяевам, то застали их чуть не в слезах — у них заболела корова. Для таких бедняков, как они, корова была опорой всего существования. Они так горевали, что за ужином не притронулись к еде.

Ночью меня разбудили голоса внизу, в кухне. Говорили, конечно, по-валлийски. Мне показался знакомым голос человека, который разговаривал с Хью Томасом. Я долго думал, кто бы это мог быть, а потом сообразил — Уэйн Веллинг. Утром сияющие от радости хозяева сообщили, что корове стало лучше. Её вылечил Веллинг.

В тот же день я наткнулся на расщелину, из которой сочилась вода, стекавшая по склону вниз, в неглубокую лужицу. На дне лужицы лежали свинцовосерые камешки. Я привязал к фуражке платок и стал ждать Прауса.

— Ну, что тут у вас? — спросил он, и мне почудился сарказм в его голосе.

Я молча показал рукой на лужу. Он достал оттуда несколько мелких камешков и, осмотрев их, сказал:

— Это то, что нужно. — Помолчал и обернулся ко мне: — Вы не знаете, где сейчас мистер Холмс? — Карл Праус знал, как и мы с Мадрином, кто скрывается под именем барышника Батта. — Отправляйтесь в Пентредервидд и немедленно известите его. Я пока набросаю эскиз карты.

— Это свинцовый блеск? — спросил я взволнованно и, когда Праус кивнул головой, добавил: — Мы нашли рудную жилу?

— Разумеется, нет, — фыркнул Праус. — Она здесь просто невозможна. Кто-то разбросал образцы, и мне, по-видимому, удастся установить, откуда они взяты.

Мадрин оказался дома. По его словам, Холмс вчера появился в Пентредервидде и тотчас уехал в Ньютаун, потому что там во вторник должна была состояться ярмарка. Даффи был отправлен в дом священника с запиской и вскоре вернулся вместе с Холмсом. Тот продал всех лошадей, кроме двух. Мы заехали к священнику, взяли у него ещё двух лошадей и двинулись туда, где я нашёл образцы галенита.

Оставив лошадей внизу, мы взобрались на плато между холмами. Праус ожидал нас, сидя на земле. Он встал и, пожав Холмсу руку, сказал:

— Геологические условия в этом месте таковы, что залежи галенита здесь исключены. Кто-то просто разбросал образцы, взятые с какого-то месторождения.

Холмс подошёл к расщелине, из которой сочилась вода.

— Но для профана эти образцы могли выглядеть как выход на поверхность богатой жилы, — сказал Холмс.

— Возможно, — согласился Праус. — Хотя и разбросал эти образцы также профан.

— Возьмите, пожалуйста, — попросил Холмс, — несколько камешков для анализа. Прочие оставьте как были. Пусть никто не подозревает, что мы раскрыли этот секрет.

Праус только фыркнул в ответ на это.

Потом Холмс и Праус двинулись в Пентредервидд, а мы с Мадрином поехали к Хью и Менне Томасам. Мне нужно было взять кое-какие свои вещи и проститься с хозяевами, у которых я прожил целую неделю.

Мне очень понравились эти простые, работящие люди; не покладая рук трудились они на своём клочке земли и никогда ни на что не жаловались. Пока мы с Праусом жили у них, они получали от Мадрина небольшие деньги, и это для них было существенным подспорьем, как и для дядюшки Томаса те деньги, которые Холмс платил ему за аренду пастбища. Я оставил для хозяев на чердаке золотой и попросил Мадрина отдать им все припасы, которые он привёз сюда для меня и Прауса.

Хотелось бы, пояснил я, чтобы они какое-то время получше питались. Но он ответил, что они непременно продадут всё, так как им нужны деньги для арендной платы.

Когда мы приехали домой, Мадрин, предупредив жену, что вернётся поздно, отправился провожать Прауса на полустанок. Мы с Холмсом поднялись на сеновал.

— Итак, теперь мы знаем, — сев на трёхногий стул и вытянув перед собой длинные ноги, начал Холмс, — почему Эмерик Тромблей хотел купить ферму «Большие камни» и почему, после отказа продать её, он начал ухаживать за Мелери Хьюс. Он, по-видимому, не мог пригласить геолога для проведения разведки, потому что участок не принадлежал ему.

— Он вёл себя как акула, учуявшая запах крови, — сказал я с отвращением. — Ухаживать за девушкой только потому, что…

— Вы были бы правы, — усмехнувшись, прервал меня Холмс, — если бы фермой владела некрасивая толстая вдова. В лице Мелери Хьюс полезное для Тромблея совпало с приятным, а это не часто бывает.

Мне казалось, что теперь всё ещё больше запуталось. Кто-то разбросал образцы минерала на участке Глина Хьюса. Но ведь не сам же мистер Тромблей их обнаружил? Значит, кто-то сообщил ему о них. У меня мелькнула было мысль, что над богачом просто решили подшутить. Но когда шутят, не убивают, не так ли? Значит, кому-то было выгодно, чтобы Эмерик Тромблей купил ферму «Большие камни» или женился на её владелице. Но кому?

— Я не понимаю, почему Глин Хьюс не продал ферму. — Я вопросительно взглянул на Холмса. — Ведь, зная об образцах, Эмерик Тромблей, наверное, предлагал ему очень хорошую цену.

— Нет, Портер, — покачал головой Холмс, — Глин Хьюс ни за какие деньги не продал бы свою ферму. Его убийство мы пока не можем объяснить логически, и отчасти это заставляет меня предполагать, что во всем этом деле есть что-то мрачное и зловещее.

— Вы совершили поездку по Уэльсу, сэр. Каково настроение людей? — спросил я.

— Ужасно, — сказал Шерлок Холмс. — Лига по изучению и распространению идей Роберта Оуэна получает поддержку от всевозможных обществ. Безработица достигла небывалого уровня, в церквях и молельных домах раздаются стоны и крики. Весь юг Уэльса охвачен религиозной истерией. Трактирщики, того и гляди, разорятся, потому что многие дают обет не брать в рот даже пива. Дело дошло до того, что лошади в шатрах не могут тронуться с места: шахтёры поклялись не произносить ругательств, а без них животные не понимают приказов. Это настоящее сумасшествие, и оно скоро придёт сюда, Портер.

— Какое отношение это имеет к нашему расследованию?

— Пока не понимаю, — тихо признался Холмс. — Но уверен, что всё это льёт воду на мельницу того заговора, во главе которого стоит наш противник и великий организатор. Но давайте заниматься делом, Портер. Мы оставили без внимания Тромблей-Холл. Вам необходимо разобраться, кто там бывает и что там происходило в последнее время.

Мы подождали возвращения Мадрина, и Холмс попросил его найти мне такую ферму, которая располагалась бы в непосредственной близости от Тромблей-Холла. Почти сразу после этого — была уже полночь — мы с Мадрином поехали на ферму Льюиса и Блодвен Беддардов, таких же бедняков, как и Хью и Менна Томас. Различие состояло лишь в том, что Льюис Беддард был высокий и худой, как щепка, а его жена Блодвен — крошечная, как Дюймовочка из сказки Андерсена.

Мы сразу договорились, что будем столоваться вместе и Блодвен будет готовить нам из моих продуктов.

Утром я встал вместе с хозяевами. Мы позавтракали, и я отправился в сарай, где установил подзорную трубу, которой снабдил меня Холмс для наблюдения за поместьем Эмерика Тромблея.

Оказалось, что Уэйн Веллинг — самый занятой человек из всех, кого я знаю. Я начал своё наблюдение сразу, как только рассвело, и видел, как он вскоре ускакал на ферму. В течение дня он несколько раз приезжал и уезжал, отдавая работникам приказания. Я вспомнил позавчерашнюю ночь, когда он выступал в роли ветеринара. Я рассказал об этом Мадрину, и тот ничуть не удивился, подтвердив, что Веллинг часто оказывает такую помощь беднякам, у которых нет денег, чтобы пригласить ветеринара или знахаря, и не берёт с них за это ни пенни. Эмерика Тромблея я видел всего два раза. Он отправлялся куда-то на своей прекрасной лошади и скоро возвращался. Вероятно, он ездил в Пентредервидд или на ферму Мелери Хьюс.

Когда стемнело, я спустился с холма, на котором стояла ферма Льюиса Беддарда, и пробрался в парк, окружавший особняк. Не знаю, зачем я это сделал, — ведь я всё равно не мог войти в дом, а подслушать разговоры тем более. Надо было связаться с кем-нибудь, имеющим доступ в особняк, и таким образом добыть необходимые мне сведения. Служанка подошла бы для этой цели идеально.

Я возвращался через парк в полной темноте и, конечно, испугался, когда столкнулся с человеком, который возился с чем-то под деревом. Вначале я принял его за сторожа, и он меня, очевидно, тоже. Через мгновение мы оба поняли свою ошибку и обменялись приветствиями.

По выговору незнакомца я понял, что он валлиец. Под деревом я разглядел капкан — я всего-навсего спугнул браконьера.

— Cwrw da, — сказал я и протянул ему фляжку с пивом. Когда незнакомец, отвернув пробку, сделал несколько глотков, я спросил: — Браконьерствуете помаленьку?

— Такая жизнь, — ответил незнакомец и отдал мне фляжку, завернув пробку.

— Я живу на ферме Льюиса Беддарда. Знаете, где это?

— Конечно.

— Приходите туда завтра. Спросите Айори. Я предложу вам работу подоходнее браконьерства.

— Когда?

— В любое время. Я там буду целый день.

Я рассказал о своей встрече Льюису Беддарду и от него узнал, что мой ночной незнакомец — фермер-бедняк Кон Дейви, который успешно охотится в угодьях Эмерика Тромблея, пополняя таким образом свои запасы. Кон Дейви не работал на хозяина Тромблей-Холла и не был его арендатором. Надо сказать, что Эмерик Тромблей довольно либерально относился к пойманным в первый раз браконьерам, если только они не служили у него или не арендовали его землю: у них отбирали капканы и ружья и сажали на некоторое время в подвал, после чего отпускали на свободу. Но горе тем, кого ловили в лесу вторично: их тотчас отправляли в полицию. Слуг, работников и арендаторов, замеченных в браконьерстве, немедленно увольняли или сгоняли с земли.

Кон Дейви пришёл в сарай, откуда я днём вёл свои наблюдения, уже ближе к ночи.

— Вы хорошо знали Глина Хьюса? — спросил я.

Он молча кивнул.

— Вы хотели бы, чтобы его убийца был наказан?

— Ещё как. Сам бы накинул верёвку ему на шею.

— Глина Хьюса прикончил наёмный убийца. Я пытаюсь найти человека, который его нанял. Вы согласны мне помочь? Я вам хорошо заплачу.

Он возмущённо вздёрнул подбородок.

— Не стану я брать за это плату.

— Вы зря обижаетесь, — сказал я. — Мне не меньше вашего хочется, чтобы убийца Глина Хьюса был повешен. И всё же за свою работу я получаю деньги. Думаю, что и вам тоже следует заплатить. Не так ли?

В ответ он буркнул нечто неразборчивое.

— Вы ведь говорите по-английски? — спросил я.

— У меня жена англичанка, — объяснил Кон Дейви.

— Скажите, вы никого не знаете в Тромблей-Холле?

— Я сам не знаю. Но у моей жены есть подруга. Она работает в доме с колоннами служанкой.

— Вы не могли бы познакомить меня с ней? Мне надо с ней кое о чём побеседовать.

— Хорошо, — пообещал он, — я попробую.

Встреча с Элен Эдварде, как звали служанку, состоялась только через три дня в старом сарае, довольно далеко от господского дома. Она пришла, когда совсем стемнело, и буквально тряслась от страха, чувствуя, что нарушает кодекс верности своим хозяевам. Это была респектабельного вида немолодая женщина; мне стоило большого труда убедить её, что она не делает ничего плохого, а только помогает в расследовании убийства Глина Хьюса.

— Вы помните тот день, когда был убит Глин Хьюс? — удалось мне наконец перейти к сути дела.

— Да, хорошо помню. Это был очень хлопотный день.

— В тот день в Тромблей-Холле были гости?

— Да. Они приехали накануне и уехали на третий день, утром.

— Мистер Тромблей ещё носил траур по умершей жене. Как он мог принимать гостей?

— Они явились к нему не отдыхать и развлекаться, а по делу, — ответила женщина. — После смерти хозяйки мистер Тромблей не принимал гостей. Это была деловая встреча. Но на другой день хозяина вызвали из дома, потому что на одной из его шахт произошёл несчастный случай.

— Он уехал, бросив гостей?

— Да, он очень торопился. Не знаю, покончили ли они с делом, но только он сказал гостям, что они могут остаться.

— И они остались?

— Конечно.

— Скажите, никто не приходил в дом в тот день?

Она на мгновение задумалась:

— В тот день — нет. На другой день приходил Рис Парри.

— Вы знакомы с Рисом Парри? — воскликнул я.

— Нет, но он живёт в доме Джека Парри. Жена Джека — Гвен — моя кузина.

— Он приходил к мистеру Тромблею?

— Нет, мистера Тромблея ведь не было дома, да он и не стал бы с ним разговаривать.

— Может быть, к мистеру Веллингу?

— Его тоже не было дома. Он уехал ещё раньше, чем мистер Тромблей.

— Вы не помните, к кому приходил Рис Парри?

— Наверное, к кому-то из гостей, — предположила Элен Эдварде, — раз в доме не было ни мистера Тромблея, ни мистера Веллинга.

— К кому именно? — В ожидании ответа я затаил дыхание.

— Я не знаю, — растерянно пробормотала она, видимо почувствовав моё волнение.

— Вы не могли бы вспомнить, как это происходило? Он позвонил и сказал вышедшему на звонок дворецкому, что ему нужно видеть кого-то из гостей?

— Это мне неизвестно. Я только видела, как он шёл по дорожке к дому и потом беседовал с кем-то в парке.

— С кем?

— Я не разглядела.

— А кто были эти гости?

— Мистер Ламбард, мистер Армстед и ещё адвокат.

— Адвокат?

— Ну да, адвокат из Ньютауна, мистер Сандерс.