Книга: Девочка-находка
Назад: 1
Дальше: 3

2

Я лежу в темноте. В мусорном баке.
Что я делаю?
Плачу, конечно же. Эйприл-плакса.
Мой рот размером с мятную конфету, а лёгкие не больше чайной ложки, но я стараюсь изо всех сил. Я рыдаю и надрываюсь, размахивая кулачками; моё лицо сморщилось, колени прижаты к груди.
Но крышка плотно закрыта. Никто не слышит моих криков. Да и кому слушать? Она исчезла. Туалет заперт, и в переулок никто не заходит.
Я не сдаюсь. Я плачу и плачу, краснея, как малина. На лбу выступили вены, волосики взмокли от натуги. Я насквозь мокрая — у меня нет даже подгузника. Я ничем не прикрыта. Если я прекращу плакать, то замёрзну.
Она не возвращается, но я все равно плачу. У меня болит горло, но я не останавливаюсь. Мои глаза закрыты, я так устала, что больше всего мне хочется умолкнуть и уснуть. Но я не сдаюсь. Я плачу…
Внезапно крышка приподнимается.
— Киска? Тебя закрыли внутри? Подожди, сейчас я тебя спасу.
Свет. Розовое пятно. Лицо. Не её лицо. Лицо мужчины. Мальчика. Фрэнки. Он учится в колледже, а вечерами подрабатывает в «Пицца Плейс». Разумеется, я этого ещё не знаю. Но он — человек, и я отчаянно прошу его о помощи.
— Ребёнок!
От неожиданности он отшатывается, будто я представляю опасность. Его рот распахнут. Он роняет мешок с мусором, принесённый с кухни. Качает головой, словно не верит, что я там, и осторожно трогает меня пальцем, проверяя, не почудилось ли ему…
— Бедняжка!
Он берет меня на руки, неуклюже, но очень нежно. Поднимает в воздух и смотрит.
Она разглядывала меня точно так же. Сейчас он бросит меня в бак. Но вместо этого он бережно прячет меня под рубашкой — меня, мокрую и грязную.
— Ну вот, произносит он, убаюкивая меня.
И торопится назад в кухню. Со стороны кажется, что у него внезапно вырос пивной живот.
— Что у тебя там, Фрэнки? — спрашивает одна из женщин.
Элис. Она годится Фрэнки в матери, но ведёт себя с ним как подруга.
— Младенец, — отвечает он, понизив голос, чтобы не разбудить меня, хотя на кухне стоит треск и звон.
— Ну да, как же! — не верит она. — Что это? Кукла, которую выбросили в мусор?
— Смотри, — говорит Фрэнки и наклоняется, чтобы она могла заглянуть ему в рубашку.
Я тихонько воркую и пытаюсь схватить его за живот крохотными пальчиками.
— Господи боже мой! — кричит Элис так громко, что сбегаются все официанты и повара.
Поднимается шум, в меня тычут пальцем.
— Не надо! Вы её пугаете. Думаю, она голодная, — говорит Фрэнки. — Посмотрите на её рот. Она что-то ищет.
— Что-то, чего у тебя, Фрэнки, нет!
— Молоко? — говорит Фрэнки. — Давайте согреем ей молока.
— Она слишком маленькая. Новорождённая. Надо вызвать «скорую», — говорит Элис. — И полицию.
— Полицию?
— Её ведь кто-то бросил. Давай, Фрэнки, я её у тебя возьму.
— Нет. Я сам подержу. Это я её нашёл. Я ей нравлюсь, смотри.
Мне нравится Фрэнки. Раз уж у меня нет мамы, пускай он будет моим папой. Когда врачи пытаются забрать меня из-под его рубашки, я начинаю пищать. Мне нужно его тепло, его ласка, его забота.
— Вот видите, я ей нравлюсь, — гордо повторяет Фрэнки.
Он укутывает меня в рубашку и садится в «скорую помощь». Он остаётся со мной в больнице и следит, как сестра купает меня и заворачивает в пелёнку.
— Фрэнки, можешь дать ей её первую бутылочку, — говорит сестра.
Она сажает его на стул и кладёт меня ему на руки. Под рубашкой, кожа к коже, мне нравилось больше, но так тоже хорошо. Пелёнка слегка стесняет движения. Фрэнки прикасается к моему рту резиновой соской бутылочки. Я тут же хватаю её губами. Мне не надо показывать, как сосать. Это я знаю сама. Я начинаю пить и не могу остановиться. Все заволакивает туманом. Я забываю маму. Забываю больницу, врачей и сестёр. Забываю даже Фрэнки. В целом мире существую лишь я — и бутылочка. Мне хочется пить вечно. Затем я засыпаю… А когда просыпаюсь, Фрэнки уже нет.
Я плачу. Но он не приходит.
Приходят и сменяются сестры.
Быть может, это и есть жизнь, думаю я. Никто не остаётся навсегда. Неизменна только волшебная бутылочка, и я привязываюсь к ней.
Но вот ко мне тянутся знакомые руки, и я вновь оказываюсь под рубашкой, прижимаясь щекой к коже. К его коже. Фрэнки вернулся.
Конечно, не по-настоящему. Нас фотографируют для газет. Думаю, меня показали и по телевизору, но никто не сделал запись. Разве что она. Моя мама.
Сохранила ли она газетную вырезку с фотографиями? Узнала ли она меня?
РЕБЁНОК СО СВАЛКИ
Семнадцатилетний студент колледжа Фрэнки Смит, подрабатывающий в ресторане «Пицца Плейс» на Хай-стрит, сделал неожиданную находку. Вынося мусор, он услышал тонкий плач, доносившийся из бака.
— Я думал, там кошка, — рассказал Фрэнки. — Но когда поднял крышку и увидел внутри ребёнка, я чуть с ума не сошёл.
У Фрэнки есть двое младших братьев, о которых он привык заботиться, поэтому он не колебался, что делать с ребёнком. Он согрел малышку, спрятав её под одеждой.
Фрэнки отвёз девочку в госпиталь имени святой Марии. Врачи осмотрели её и сказали, что пребывание в мусорном баке не повредило её здоровью. Они полагают, что девочку бросили, как только она родилась. Её матери требуется врачебная помощь. Мы просим её приехать в госпиталь имени святой Марии, где она сможет воссоединиться с дочерью.
На девочке не было даже пелёнки, поэтому никто не знает, где искать её родных. Она здоровенькая, белокожая, светловолосая и весит три килограмма. Сестры в больнице называют её очаровательным ребёнком. Малышку назвали Эйприл, потому что она родилась первого апреля.
— Сначала я решил, это чья-то шутка, — улыбается Фрэнки, прижимая к себе крошечную Эйприл. — Если мать за ней не вернётся, может быть, мне разрешат её удочерить?
Жаль, что тебе не разрешили, Фрэнки.
Жаль, что тебе давно не семнадцать. Интересно, мы смогли бы поладить? Я так и осталась маленькой, самой низкой в классе — во всех классах, где я училась, попробуй, сосчитай. Я худенькая, вопреки всем усилиям Мэрион меня раскормить. Она пичкает меня молоком: молоко с хлопьями, молоко с мюсли, молочные коктейли, рисовые пудинги, какао с молоком, клубничные шейки. Она изобретательна, отдаю ей должное, и с моей стороны несправедливо воротить нос и кривить губы, но я терпеть не могу молоко — хотя когда-то сосала его так усердно, что сдёргивала соску с бутылочки. Да, Фрэнки, я так толком и не выросла, но меня уже не спрятать под рубашкой.
Интересно, как бы это выглядело? Быть может, у тебя теперь волосатая грудь и пивной живот. Тебе тридцать один. У тебя наверняка свои дети.
На фото в газете ты очень симпатичный. Я зачитала статью до дыр. Я так близко подносила пожелтевшую бумагу к глазам, что наши с тобой лица расплывались тысячами маленьких точек. От меня там только голова. Остальное скрыто под твоей рубашкой.
Мои глаза открыты, я смотрю на тебя. Я щурюсь от яркого света — и все же смотрю на тебя, а ты смотришь на меня. Ты улыбаешься так, будто я особенная. Может быть, так велели фотографы, чтобы сделать трогательный снимок. Может быть, ты действительно меня полюбил. Но в таком случае… почему ты ни разу не появился? Возможно, тебе запретили мои приёмные родители. Возможно, ты пытался со мной встретиться. Вдруг ты не шутил, когда сказал, что хотел бы меня удочерить?
Семнадцатилетним мальчикам не доверяют брошенных девочек. Почему? Если бы моя настоящая мать примчалась в больницу и сказала, что хочет взять меня назад, ей бы наверняка разрешили. Пускай она бросила меня в мусорный бак и захлопнула крышку. Все дело в том, что мы — родственники. Кровь гуще воды. Она единственный кровный родственник, о котором я знаю точно — и о котором я ничего не знаю.
Я постоянно о ней думаю. Ну, не совсем постоянно. У меня новая жизнь. Вполне счастливая. Меня любят. У меня есть дом. Мне нравится новая школа. У меня хорошие подруги — Кэти и Ханна…
Интересно, что они мне подарят? Кэти, наверное, книгу. Не для девочек, а для девушек — в яркой обложке и с кучей подробных описаний любовных сцен. Наверное, сперва она прочитает её сама. Пускай. На перемене мы встанем кружком, будем зачитывать отдельные пассажи вслух и хохотать до колик.
Ханна подарит косметику. Нет, лак, какой-нибудь яркий, необычный цвет, и мы будем раскрашивать друг другу ногти на большой перемене.
У нас будет чудесный завтрак. Обычно мы приносим еду из дома, но Мэрион не даёт мне ничего вкусного. (Хлеб из отрубей, сыр, морковь, йогурт и салат, будто я обезьянка.) У нас с Кэти и Ханной традиция: по праздникам мы убегаем в кондитерскую и покупаем пончики со сливками.
Я думаю о пончиках, и мой рот наполняется слюной. У меня никогда не было праздничного завтрака. Я хочу праздничный пончик, хочу к Кэти и Ханне, хочу весёлый день рождения, как у всех. Но я не такая, как все. Я сама по себе.
Я иду дальше, мимо школы. Я ускоряю шаг — ещё заметят. Я бегу. Не могу идти в школу. Не могу идти домой. Мне надо вернуться назад.
Назад: 1
Дальше: 3