Афера барона Мопертюи

– Что вы знаете об алмазах, Уотсон? – спросил вдруг меня Холмс.

Дело происходило в конце марта 1887 года. Стоял холодный ветреный день. Вот уже несколько часов Холмс, погруженный в апатию, молча сидел в кресле у камина. Мой друг не первую неделю пребывал в состоянии крайнего нервного истощения, и потому я очень за него переживал, хотя и не показывал виду.

В последнее время великий сыщик часто и подолгу где-то пропадал, порой исчезая на несколько дней, из чего я заключил, что он занят каким-то важным и очень сложным расследованием, в подробности которого не хочет меня посвящать. Однако я оказался совершенно не готов к откровениям, последовавшим за вопросом, который мне задал друг.

– Практически ничего, – ответил я, отложив в сторону «Морнинг пост».

Следующий вопрос оказался для меня полнейшей неожиданностью:

– В таком случае, полагаю, имя барон Мопертюи вам ничего не говорит?

– В первый раз слышу. Это ваш клиент?

Холмс издал короткий горький смешок:

– Наоборот, дружище. Это самый ловкий из европейских аферистов, с какими мне когда-либо доводилось иметь дело. Быть может, вы помните, как в феврале, где-то шесть недель тому назад, ко мне собирался заглянуть посетитель, пожелавший остаться неизвестным? Поскольку речь должна была пойти о деле строго конфиденциальном, я попросил вас оставить меня наедине с визитером, которого я ожидал.

– Да, отправляясь в клуб, я видел, как он вылезает из кэба. Если не ошибаюсь, это был высокий джентльмен средних лет в золотом пенсне и пальто с каракулевым воротником? Мне показалось, что он похож на иностранца.

Холмс снова рассмеялся, на этот раз весело:

– Браво, Уотсон! Я смотрю, вы стали куда наблюдательнее. Джентльмен, которого вы видели, министр финансов Франции месье Анри Рожиссар. Он приезжал в Англию для ведения тайных переговоров с чиновниками нашего казначейства. Они обсуждали ситуацию, вызывающую серьезное беспокойство в финансовых и политических кругах Европы. Не получив необходимых доказательств, наше правительство ничем не смогло помочь месье Рожиссару. Все сообщенные им факты были приняты к сведению, и только. Ему посоветовали обратиться за консультацией ко мне.

История, которую он мне поведал, оказалась весьма занятной. Министр финансов рассказал мне о Нидерландско-Суматрской компании, учрежденной год назад неким бароном Мопертюи. Барон утверждает, что будто бы открыл способ изготовления синтетических алмазов, которые не отличишь от натуральных.

– Разве такое возможно, Холмс?

– Полностью исключить вероятность подобного открытия нельзя. Семь лет назад шотландский химик Джеймс Хэнней выступил с аналогичным заявлением. Он поместил смесь парафина, костной муки и лития в стальную трубу, после чего подверг ее сильному нагреву. В трех экспериментах ему удалось получить кристаллы, которые независимые эксперты признали алмазами.

Вполне допускаю, что успешные эксперименты Хэннея подтолкнули барона к созданию собственной лаборатории неподалеку от Гааги. Барон в целом повторил методику Хэннея, лишь с одной поправкой. Он добавил к смеси некий компонент, который якобы можно добыть только на Суматре и потому приходится специально оттуда экспортировать, тратя на это немалые деньги. Потому, собственно, его компания и называется Нидерландско-Суматрской.

Мопертюи уверяет, будто синтезирует у себя в лаборатории отнюдь не микроскопические алмазы – после огранки и шлифовки из них получатся брильянты массой примерно в полкарата. Более того, он заявляет, что, получив средства на расширение лаборатории и отработку технологии синтеза, сможет производить алмазы еще б́ольших размеров. Он как раз и учредил свою компанию для привлечения средств частных инвесторов. Минимальный взнос составляет пятьсот фунтов на наши деньги.

Каждый акционер компании получает синтетический неограненный алмаз вместе с обещанием еще одного камня, б́ольших размеров, после усовершенствования технологии синтеза.

– И что, это действительно алмазы?

– Ну конечно, Уотсон. В том-то вся и хитрость. Подлинность алмазов подтвердит любой эксперт. Насколько мне известно, благодаря этим камням барон привлек капиталы свыше шести сотен акционеров из трех разных стран: Германии, Италии и Франции, получив в общей сложности свыше трехсот тысяч фунтов стерлингов. Согласитесь, сумма весьма внушительная.

Как видите, Мопертюи решил сыграть сразу на двух человеческих слабостях – жадности и сознании собственной исключительности.

Акционерное общество – закрытое. Никакой рекламы. Если вы захотите стать акционером, вам понадобится рекомендация. Барон постоянно колесит по разным странам. Он останавливается в лучших отелях и проводит личное собеседование с каждым потенциальным инвестором. Причем это собеседование успешно проходят далеко не все.

Принятый в число акционеров получает в дар алмаз, а после его приглашают на экскурсию в лабораторию, где якобы синтезируют драгоценные камни. Насколько я понял из бесед с людьми, побывавшими на подобной экскурсии, лаборатория производит сильное впечатление. Своими восторженными впечатлениями акционеры делятся с друзьями, которые, как вы понимаете, также являются людьми состоятельными. В итоге барон никогда не испытывает недостатка в богачах, горящих желанием вложить деньги в его компанию. Из их числа он выбирает наиболее жадных и легковерных. Такие реже всего задают вопросы и подвергают сомнению его методы ведения дел.

Кроме того, оказавшиеся в числе первых инвесторов ежемесячно получают бюллетень об успехах компании в усовершенствовании синтеза алмазов. Через год в качестве доказательства им достается камень покрупнее. Таким образом, у них нет оснований жаловаться и подозревать барона в мошенничестве.

– Секундочку, Холмс! – перебил я. – Если барон – мошенник, значит, его компания на самом деле никаких искусственных алмазов не производит?

– Ну разумеется. Я думал, вы это уже поняли. В том-то и заключается суть обмана.

– В таком случае где он берет алмазы, которые раздает своим акционерам? Вы же сказали, что камни настоящие.

– Браво, Уотсон! Вопрос вполне логичный. А ответ простой. Они краденые. За последние несколько недель я не один раз ездил на континент, желая разобраться, откуда Мопертюи берет алмазы. Поверьте, это было очень нелегко. Барон мастерски заметает следы.

Однако после долгого и весьма утомительного расследования мне удалось выяснить, что три года назад по городам Европы прокатилась серия краж, жертвами которых стали ювелиры и торговцы драгоценными камнями. В результате было похищено внушительное количество необработанных алмазов.

Затем волна аналогичных краж, в которых принимал участие профессиональный взломщик сейфов, двинулась на восток, на Российскую империю.

Вам может показаться странным, но в то время газеты практически не уделили данным преступлениям внимания, а после того как кражи прекратились, о них достаточно быстро позабыли.

Выждав несколько лет, барон Мопертюи основал свою компанию. И кто бы в Кельне или, скажем, Милане вспомнил бы о кражах, случившихся три года назад в Варшаве или Петербурге? Акционеры барона знать ни о чем не знают.

Таким образом, коммерческое предприятие не стоило Мопертюи ни гроша. Деньги, полученные от продажи акций, он кладет на счет в швейцарском банке. Проценты по вкладу покрывают текущие расходы на гостиницы, лабораторию и прочее. Кроме того, ему нужно платить помощникам – двум так называемым специалистам, которые якобы занимаются производством алмазов, и профессиональному взломщику, кравшему драгоценные камни.

В итоге предприятие не просто самоокупается – его капитал растет с появлением каждого нового инвестора. Согласитесь, Уотсон, схема в высшей степени оригинальная. Можно сколько угодно порицать человека, нарушившего закон, но как не восхищаться остротой его ума, если он и в самом деле того заслуживает?

Мопертюи – настоящий финансовый гений, и если бы он уважал закон, то вполне мог бы стать новым Рокфеллером или Ротшильдом.

– Вы лично знакомы с бароном?

– Я столкнулся с ним лишь однажды, на приеме в Париже. Как и следовало ожидать, этот жулик крайне обаятелен, блестяще говорит по-английски и легко втирается в доверие. Утверждает, что принадлежит к одной из младших линий Габсбургов. Я сверился с «Готским альманахом», но не нашел там фамилии Мопертюи и потому подозреваю, что происхождения он куда более скромного. Впрочем, на самом деле не так уж и важно, родовит он или нет. Важно то, что вскоре он приедет в Лондон. Именно поэтому меня и навестил месье Рожиссар.

Три месяца назад барон развернул бурную деятельность во Франции – сперва в Париже, а потом в Лионе. Именно там Мопертюи и его коммерческое предприятие привлекли внимание владельца машиностроительной фирмы, некого месье Шаламона. Его представили барону в качестве потенциального инвестора, однако Мопертюи отверг кандидатуру промышленника.

В ходе своих изысканий на континенте я съездил в Лион и поговорил с месье Шаламоном. Он считает, что его не сделали акционером, потому что он задавал барону слишком много технических вопросов о синтезе алмазов, которым, будучи по образованию инженером, вполне естественно, искренне заинтересовался.

Шаламон заподозрил неладное, ну а кроме того, он был уязвлен: получать отказы никому не нравится. Одним словом, наш фабрикант начал тайно наводить справки о Нидерландско-Суматрской компании. Ему повезло. У него нашлось несколько влиятельных друзей.

Если вы бросите в пруд камень, волны разойдутся по всей поверхности. Здесь случилось то же самое. Слухи о нечистом на руку бароне дошли до министра финансов Франции месье Рожиссара. Тот попытался что-то осторожно разузнать в негласном порядке. И то, что ему удалось выяснить, вызвало у министра серьезное беспокойство.

В одной только Франции Мопертюи удалось вовлечь в свою аферу свыше ста человек. Все это люди весьма уважаемые и состоятельные: дворяне, богатые коммерсанты, даже банкиры. Некоторые из них рекомендовали своих клиентов на роль инвесторов.

Месье Рожиссар оказался перед дилеммой, представлявшейся ему неразрешимой. Судите сами: с одной стороны, разговоры о нечистоплотности барона не более чем слухи и сплетни. Жалоб на него ни от кого не поступало. Акционеры Мопертюи всем довольны. Если месье Рожиссар даст добро на проведение официального расследования, оно может закончиться громким скандалом. Что, если барон чист перед законом? Мопертюи богат, знаменит, у него полно связей в высшем свете.

С другой стороны, если барон – мошенник, месье Рожиссар не может позволить ему и дальше водить за нос добропорядочных французов. Что делать? На тайное расследование уйдет много месяцев, а барон, как я уже упомянул, намерен перебраться в Англию.

Хорошенько все обдумав, месье Рожиссар решил отправиться в Лондон и поведать о своих подозрениях чиновникам нашего казначейства, чтобы предупредить их о приезде барона и просить помощи в организации следственной группы, которая выяснит, виновен барон или нет.

Данной проблемой поручили заняться моему брату Майкрофту, с которым вы некогда свели знакомство в ходе одного нашего расследования. Именно он и порекомендовал месье Рожиссару обратиться ко мне.

Теперь мы подходим к самой сути, и сейчас, Уотсон, я объясню, зачем мне понадобилось все это вам рассказывать. Ожидается, что барон прибудет в Лондон через четыре дня. Мы думаем, что он станет действовать по старой схеме, а значит, проведет в Англии три-четыре месяца, прежде чем двинется дальше.

У нас есть все основания полагать, что следующим злачным пастбищем он изберет Соединенные Штаты Америки. Майкрофт уверен: собрав урожай с тамошних тучных нив, барон исчезнет – скроется в одной из южноамериканских стран, где всплывет под новой фамилией и выправит себе чистые документы.

Мопертюи очень умен и прекрасно понимает, что обманывать людей до бесконечности нельзя: рано или поздно правда выйдет наружу. Таким образом, нам представляется крайне важным схватить его и предать суду, прежде чем он заляжет на дно. У меня есть план, как разоблачить мошенника, но для его осуществления мне понадобится ваша помощь.

– Я к вашим услугам и с радостью сделаю все, что в моих силах, – с готовностью промолвил я.

– Я договорился с Майкрофтом о встрече в шесть часов в его клубе. Мне бы хотелось, чтобы на ней присутствовали и вы. У Майкрофта будет рекомендательное письмо, присланное с дипломатической почтой месье Рожиссаром. Его написал некий маркиз де Сен-Шамон, один из главных инвесторов Мопертюи. В ходе поездки во Францию мне с огромным трудом удалось убедить маркиза, что он пал жертвой мошенника. Он был вне себя и сразу же выразил готовность помочь нам разоблачить обманщика. В своем письме маркиз рекомендует барону в качестве потенциального инвестора своего знакомого, богатого англичанина, сэра Уильяма Мэннерс-Хоупа. Вам, Уотсон, и отведена роль сэра Уильяма.

– Мне?! – вскричал я, потрясенный до глубины души.

– Да, мой добрый друг. На самом деле все очень просто. Я бы и сам сыграл сэра Уильяма, но мы виделись с бароном в Париже, он знает меня в лицо. Человек он очень проницательный, так что в данном случае грим мне не поможет.

По приезде в Лондон барон остановится в отеле «Космополитен». Он уже заказал себе там номер люкс. Вы напишете ему послание на почтовой бумаге с «вашим» родовым гербом и адресом «вашего» особняка. Попросите о встрече и приложите рекомендательное письмо маркиза де Сен-Шамона. Я договорился, чтобы для вас напечатали почтовую бумагу, а ответ барона перехватят, так что с этим сложностей не предвидится. В назначенное время вы явитесь в отель «Космополитен», и вас отведут в люкс к барону.

– А что, если он спросит о маркизе?

– О маркизе он действительно спросит, можете не сомневаться. Барон всегда подробно обо всем выспрашивает потенциальных инвесторов, но как бы между делом и весьма любезно. Однако вам нечего опасаться. Я хорошенько подготовлю вас к встрече, расскажу и о маркизе, и о генеалогическом древе сэра Уильяма, роль которого вам предстоит сыграть.

Я практически уверен, что барон согласится сделать вас инвестором. Гарантия тому – рекомендация маркиза. Как и все выскочки, Мопертюи питает слабость к аристократам. Вы выдадите ему вексель на пятьсот фунтов, а он вам – сертификат, удостоверяющий, что вы теперь являетесь акционером Нидерландско-Суматрской компании. Кроме того, вы получите от него алмаз, который якобы недавно синтезирован в его лаборатории под Гаагой.

Этот момент, друг мой, очень важен. В результате проведенного расследования мне стало известно, что барон предпочитает не оставлять ворованные алмазы в сейфе отеля, а вместо этого хранит их у себя в номере, в комнате, смежной с той, где он беседует с потенциальным инвестором. Мне нужно знать, где именно он их держит. Позвольте сейчас воздержаться от объяснений, зачем мне это необходимо. Скажу только, что эти сведения крайне важны для успешного воплощения моего плана.

– Холмс, вы требуете от меня слишком много! – возразил я. – Если барон выйдет в соседнюю комнату и закроет за собой дверь, как мне узнать, где он прячет ворованные камни?

– Не буду спорить, дело действительно сложное, но вполне осуществимое. Можно судить об этом по косвенным признакам, например, по тому, сколько времени барон будет отсутствовать. Быть может, вы услышите звук выдвигаемого ящика или же щелчок ключа в замочной скважине. Когда Мопертюи вернется, присмотритесь к нему повнимательней. Не исключено, вы заметите у него на брюках ворсинки от ковра. Это будет означать, что ему пришлось опуститься на колени. Вполне допускаю, что рукав у него окажется в пыли. Значит, он лазал в некое труднодоступное место, в котором не прибрала горничная.

– А если у меня ничего не получится? – спросил я.

– Не получится – и ладно. Ничего не поделаешь, – пожал плечами великий сыщик. – Значит, мне придется искать алмазы самому. Не исключено, что поиски займут много времени, и потому я хотел их избежать. Догадаться, где барон прячет камни, достаточно сложно. Это не сейф – Мопертюи путешествует без сейфа. Причем он считает загадочный тайник совершенно надежным местом. Он не скрывает своего богатства и потому легко может привлечь к себе внимание воров. Ну а сейчас, дружище, – закончил Холмс, – пора садиться в кэб и ехать на встречу с Майкрофтом. Он очень пунктуален и ждет того же от других.

Майкрофт Холмс ждал нас в комнате для гостей – единственном месте в клубе «Диоген», где разрешалось разговаривать. Полный и грузный, в отличие от младшего брата, он двигался неторопливо, даже сонно, что составляло резкий контраст с энергией, которую излучал мой друг. Лишь самый пристальный взгляд цепких, внимательных глаз способен был уловить фамильное сходство между этими двумя людьми.

Именно таким взглядом впился в меня Майкрофт, когда мы с Шерлоком переступили порог комнаты, хотя его рукопожатие было достаточно радушным.

– Значит, доктор Уотсон согласился на роль сэра Уильяма, – промолвил он, опускаясь в кресло. – Пожалуй, тут я соглашусь с тобой, дорогой Шерлок. Ты принял мудрое решение. Осмелюсь заметить, доктор, вы производите впечатление человека доверчивого, даже простодушного, что прекрасно согласуется с образом богача, готового доверить свои деньги мошеннику. Впрочем, к делу.

Вот рекомендательное письмо маркиза де Сен-Шамона. Оно поступило в Министерство иностранных дел сегодня утром. Это вексель на сумму пятьсот фунтов – не хватает только подписи сэра Уильяма. Счет на это имя уже открыт в кенсингтонском отделении банка Сильвестра.

Кроме того, мы ввели в курс дела инспектора Грегсона, рассказав только то, что ему положено знать. Думаю, не нужно объяснять, что он будет бессилен, если нам не удастся добыть доказательств, серьезных и неопровержимых доказательств, которые можно предъявить суду. Запомните: это крайне важно!

Барон Мопертюи – опаснейший международный преступник, и его непременно надо разоблачить. Если мы не сумеем вывести мошенника на чистую воду, рано или поздно разразится ужасный финансовый скандал, который будет иметь и серьезные политические последствия не только для нашей страны, но и для Европы. Я не знаю, как вы добудете доказательства, но понимаю, что сделать это весьма непросто.

– Я хорошенько все обдумал… – начал Холмс, но брат остановил его, выставив вперед руку:

– Мой дорогой мальчик, я предпочитаю пребывать в неведении относительно твоих планов. Прошу тебя хорошенько запомнить: у барона много влиятельных высокопоставленных друзей. Если ты собираешься нарушить закон, в случае неудачи мне будет сложно тебя защитить. Я говорю сейчас очень серьезно и хочу, чтобы ты это хорошо понял. Я не желаю, чтобы ты оказался за решеткой.

С этими словами он поднялся, пожал нам руки, после чего снова смерил меня тем внимательным оценивающим взглядом, каким обвел, когда я только переступил порог комнаты.

Майкрофт явно убежден, понял я со всей очевидностью, что у меня нет шансов справиться с заданием и выполнить ту роль, которую мне отвел в своем плане Холмс. Однако его сомнения только укрепили мою решимость выйти с честью из испытания и доказать Майкрофту, что он ошибается. Поэтому, как только мы вернулись домой на Бейкер-стрит, я энергично взялся за подготовку.

Первым делом я занялся письмом мнимого сэра Уильяма Мэннерс-Хоупа, которое следовало написать на заказанной Холмсом почтовой бумаге с «моим» фамильным гербом и адресом особняка на аристократической Гросвенор-сквер.

Справиться с этим не составило особого труда. Текст послания мне надиктовал Холмс, требовалось только написать его своей рукой. Я вложил листок в конверт вместе с рекомендательным письмом маркиза де Сен-Шамона, написал на нем адрес отеля «Космополитен» и имя барона, после чего Холмс отправил мальчика-слугу на почту с плодом наших совместных трудов.

Следующая стоявшая передо мной задача была куда сложнее и отняла у меня гораздо больше времени. Чтобы я вжился в образ сэра Уильяма, водившего дружбу с маркизом, Холмс подготовил мне настоящий учебник с множеством глав, освещавших все аспекты отношений между этими двумя именитыми персонами.

Следующие несколько дней я прилежно зубрил это руководство, стараясь уложить в памяти пропасть разных сведений о достойных джентльменах, так что под конец мне стало казаться, будто я близко знаком с ними уже много лет. Помимо всего прочего я узнал, что маркиз часто бывает в Лондоне, имеет особняк в фешенебельном Мейфэре, а с сэром Уильямом познакомился в клубе «Карлтон», в котором состоят оба джентльмена.

Каждый вечер Холмс устраивал мне настоящий экзамен, проверяя мои знания. В такие моменты придирчивой требовательностью мой друг напоминал не ведающего жалости законника, ведущего перекрестный допрос свидетелей в суде.

Тем временем барон приехал в Лондон, остановился в отеле «Космополитен», где ему и вручили мое письмо. Три дня спустя он отправил ответ, адресованный сэру Уильяму на Гросвенор-сквер, и письмо было успешно перехвачено инспектором Грегсоном, которому Скотленд-Ярд поручил возглавить официальное расследование.

В ответном послании барон назначал сэру Уильяму встречу в своем гостиничном номере через два дня в три часа пополудни.

Холмс ликовал.

– Клюнул, Уотсон! Проглотил наживку! – восклицал он, потирая от радости руки. – Быть может, меньше чем через неделю мы сможем захлопнуть ловушку. Ну а теперь, мой дорогой друг, давайте займемся делом. К пятнице вы должны быть полностью готовы.

Наша с Холмсом игра в вопросы и ответы продолжалась почти до той самой минуты, когда мне нужно было ехать на встречу с бароном. Последний вопрос великий сыщик задал, когда я, надев цилиндр и перчатки, взял в руки трость и потянулся к дверной ручке:

– Уотсон, как зовут любимого пса маркиза?

– Жюстен, – ответил я. – Ирландский сеттер. Маркизу его подарила жена.

– Превосходно. Что ж, мне остается лишь пожелать вам удачи, поскольку успех предприятия во многом зависит от вас.

Подъезжая к большому роскошному зданию отеля «Космополитен», я все еще думал о словах, сказанных мне на прощание Холмсом. Люкс барона располагался на третьем этаже, куда меня и проводил мальчик-рассыльный.

Стоило мне только постучать в дверь, как она тут же распахнулась и передо мной на пороге возник барон Мопертюи.

– Дорогой сэр Уильям! Как же я рад с вами познакомиться! – воскликнул он и, радушно тряся меня за руку, потянул за собой в номер.

Мошенник оказался высоким крепко сбитым, но чуть полноватым мужчиной с мясистым гладковыбритым лицом, который, несмотря на крупное телосложение, двигался на удивление легко и грациозно.

На мой взгляд, ему было чуть за сорок, и если бы меня попросили описать его одним словом, думаю, я остановил бы свой выбор на эпитете «лощеный». Лоснились его напомаженные седоватые волосы, которые он зачесал назад, открыв высокий благородный лоб. Лоск чувствовался в одежде, сидевшей на нем словно вторая кожа, – я сразу понял, что барон пользуется услугами превосходного, очень дорогого портного.

Кисти у Мопертюи были маленькими и пухлыми, совсем как у женщины. На мизинце левой руки я заметил массивный золотой перстень с печаткой, на которой была выгравирована баронская монограмма.

Холмс не зря предупреждал, что мошенник умеет к себе располагать. Я практически сразу ощутил на себе силу его обаяния, однако почувствовал также, что кроме шарма мой противник наделен острым проницательным умом. Этим умом лучились ярко-голубые глаза с острыми зрачками, пронизывающий взгляд которых был тверже кремня.

– Прошу вас, садитесь, – предложил барон, показав на кресло. – Не желаете бокал шампанского?

Я открыл было рот, намереваясь ответить, что шампанское пить пока рановато, но мой собеседник, догадавшись о том, что я собираюсь сказать, с улыбкой добавил:

– Всего лишь один маленький бокальчик, любезный сэр. Просто чтобы отметить нашу с вами встречу. Вы не представляете, какое удовольствие мне доставляет знакомство с другом маркиза де Сен-Шамона. Надеюсь, вы хорошо знаете дорогого Филиппа?

– Полагаю, что да, – ответил я, опустившись в кресло и взяв в руки бокал. – Когда я в последний раз получал от него весточку, он писал, что отменно себя чувствует.

– Так вы переписываетесь? – поднял бровь Мопертюи.

– Время от времени.

– А где вы с ним познакомились?

– В клубе «Карлтон». Это случилось несколько лет назад, – ответил я. – Маркиз приехал в Лондон по делам.

– Ну конечно! У него, кажется, дом в Найтсбридже?

– Вообще-то в Мейфэре.

– Неужели? Прошу прощения. Разумеется. Ведь его родная бабка была англичанка. Он унаследовал ее особняк.

– Не совсем так, барон. Дом маркизу достался не от родной, а от двоюродной бабки, которая была замужем за лордом Элфертоном.

Счастье мое, что Холмс тщательно подготовил меня к экзамену, который барон устроил мне под видом обмена любезностями и светской беседы о нашем общем знакомом.

Я без запинки ответил на все вопросы о маркизе и собственных предках, чем остался несказанно доволен. Наконец барон удовлетворенно кивнул и встал:

– Дорогой сэр Уильям, надеюсь вы простите мою столь дерзкую назойливость. Не сомневаюсь, маркиз де Сен-Шамон объяснил вам, что желающих поместить капитал в мою компанию очень много и я выбираю только самых достойных. В первую очередь я это делаю ради самих акционеров, в число которых входят представители самых именитых родов Европы. И вот я очень рад, что могу предложить вам присоединиться к их обществу. Поздравляю, сэр Уильям!

Приосанившись, он отвесил мне поклон, показавшийся до странности церемонным.

Я куда более неуклюже поднялся из кресла, улыбающийся от облегчения и вместе с тем удивленный. Меня потрясла дерзость барона. Этот наглый мошенник поздравляет жертву с тем, что она имела глупость расстаться со своими деньгами!

– Ну а теперь, сэр Уильям, – промолвил Мопертюи и, по-приятельски взяв меня под локоть, подвел к письменному столу у окна, – давайте перейдем к формальностям. Если вы готовы вложить в мою компанию деньги, я буду рад вручить вам акционерный сертификат.

Пока я подписывал вексель на пятьсот фунтов, барон вытащил из ящика стола кусок пергамента, вверху которого сверкал золотом расправивший крылья орел, а ниже алела затейливая надпись «Нидерландско-Суматрская компания», и поставил внизу размашистую подпись. После этого мы торжественно обменялись документами, словно главы двух государств, только что заключившие важный международный договор.

– Сэр Уильям, спешу вас заверить, что вы не пожалеете о своем решении, – с важностью провозгласил барон. – Обещаю, что через год моя лаборатория под Гаагой будет синтезировать алмазы в один, а то и два карата, и тогда стоимость вашего акционерного сертификата многократно возрастет. Что же касается самих алмазов, то вы, став нашим акционером, удостаиваетесь чести убедиться в высочайшем качестве продукции, которую мы производим и в которую вы столь мудро вложили часть ваших капиталов.

Оставив меня у стола, барон встал, пересек комнату и, переступив порог спальни, тихо прикрыл за собой дверь.

Я застыл на месте, молча считая секунды и пытаясь уловить хотя бы малейший звук, доносящийся из соседней комнаты. Увы, дверь и стены были слишком толстыми, поэтому я слышал лишь стук собственного сердца, барабанным боем отдававшийся у меня в ушах.

Я вспомнил о словах, сказанных мне на прощание Холмсом, о том, что успех его плана в значительной мере зависит от меня, и буквально физически почувствовал все бремя ответственности, легшей на мои плечи. Если я не справлюсь, то не только подведу друга, но еще и докажу Майкрофту, что он был прав, сомневаясь в моих способностях выполнить поставленную задачу.

Через полторы минуты дверь открылась и барон вышел из спальни.

Я внимательно следил за ним, пытаясь скрыть свою заинтересованность. Увы, ничто в его внешности не позволяло догадаться, где он прячет алмазы: на одежде ни пыли, ни ворсинок от ковра. Мопертюи выглядел в точности как и раньше.

В одной руке он держал замшевый мешочек, перевязанный шнурком, в другой – обтянутый синим бархатом футляр для ювелирных украшений, на крышке которого переливался золотом все тот же орел – эмблема Нидерландско-Суматрской компании.

Положив эти предметы на письменный стол, барон вытащил из нагрудного кармана носовой платок и расправил перед мешочком. Затем, развязав шнурок, высыпал содержимое мешочка на синий шелк. На ткань хлынул водопад драгоценных камней, образовавших маленькую горку, которая маслянисто поблескивала в лучах льющегося из окна солнечного света.

– Они превосходны, вы не находите? – тихо промолвил Мопертюи, благоговейно коснувшись камней бледным пухлым пальцем. – Какой цвет! Какая чистота! Конечно, засверкают они лишь после огранки. Только представьте, сэр Уильям, как эти камни будут выглядеть в колье на женской шейке, когда им придадут нужную форму и отполируют. Они заблистают, словно звезды. Выбирайте, любезный сэр. Любой из них станет вашим. – Барон провел рукой по горке алмазов, разравнивая ее так, чтобы я мог насладиться видом каждого из камней в отдельности.

Должен признаться, что вопреки собственной воле я был зачарован видом этих кристаллов, пока скрывающих свою искристую, лучезарную природу под невзрачной, словно подернутой маслом поверхностью. На мгновение эта их тайная магия, это обещание чуда заставили меня позабыть, что барон всего-навсего хитроумный аферист.

Я нерешительно показал на камень, который, на мой взгляд, должен был после огранки заиграть ярче других.

– Прекрасный выбор! – одобрительно воскликнул Мопертюи. – Да у вас изысканный вкус, сэр Уильям. Этот камень изумительно хорош.

Взяв лежащий на столе пинцет, барон с его помощью уложил алмаз в атласное нутро футляра и с церемонным поклоном подал коробочку мне.

– Для меня было большой честью познакомиться с вами, сэр Уильям, – заверил он, протягивая мне руку. – Добро пожаловать в ряды акционеров Нидерландско-Суматрской компании!

Мне стало ясно, что аудиенция подошла к концу и через несколько секунд меня деликатно выпроводят вон. Тогда прощай надежда добыть улики, которые так нужны Холмсу. Провал.

Когда я понял, что меня постигла неудача, восторженное возбуждение сменилось унынием и мне стоило немалых усилий удержать улыбку на лице.

Мы с бароном обменялись рукопожатиями, и, уже собравшись уходить, я кинул последний взгляд на россыпь алмазов, сознавая, что, как только за мной закроется дверь, Мопертюи снова спрячет их в загадочный тайник.

Только теперь мое внимание привлек замшевый мешочек, лежавший рядом с камнями. Все это время я его решительно не замечал, что и понятно, ведь он был невзрачным, совершенно неприметным, за одним исключением: возле шнурка темнело маленькое коричневое пятнышко.

В тот самый момент, когда я его заметил, барон с дружеской фамильярностью снова взял меня под локоть и повел к двери. Мне ничего не оставалось, как распрощаться с ним и покинуть номер.

Когда я вернулся на Бейкер-стрит, Холмс беспокойно расхаживал по гостиной. Я почувствовал, что нервы у моего друга напряжены до предела.

– Ну что, Уотсон? – выпалил он, стоило мне показаться на пороге. – Какие результаты?

– Практически никаких, – признался я. На душе было тяжко.

– Сколько он отсутствовал?

– Примерно полторы минуты.

– Значит, – промолвил Холмс, немного приободрившись, – добраться до тайника легко. Вы что-нибудь слышали?

– Ни звука.

– Заметили что-то необычное в его внешнем виде?

– Боюсь, что нет.

Холмс, вновь помрачнев, опустился в кресло у камина.

– Впрочем… – неуверенно начал я.

– Что «впрочем»?

– Это такая мелочь, что о ней, думаю, и упоминать не стоит.

– Позвольте мне самому судить об этом! Так о чем, собственно, речь?

– О пятне на мешочке, в котором барон хранит алмазы.

– Пятно? Какого рода?

– Не знаю, Холмс. Оно очень маленькое, словно мешочек в чем-то измазан.

– Какого оно цвета?

– Коричневого.

– Темно-коричневого? Светло-коричневого? Точнее, Уотсон!

– Темно-коричневого.

Великий сыщик нахмурился, проворно вскочил и, сцепив руки за спиной, снова принялся беспокойно метаться по гостиной. Некоторое время он ходил взад-вперед, еле слышно бормоча себе под нос:

– Темно-коричневое пятно. Не чернила. Может, краска? Вряд ли. Лак? Маловероятно. – Неожиданно он в раздражении вскрикнул и от досады хлопнул себя ладонью по лбу. – Ну конечно! Какой же я дурак! Ответ очевиден! Ботинки!

– Ботинки? – растерянно переспросил я.

– Да, Уотсон, ботинки! Или, вернее, крем для обуви. Что еще из имеющегося в мужском обиходе может оставить темно-коричневое пятнышко, которое вы описали? Барон, скорее всего, прячет краденые алмазы в ботинках, точнее, в каблуках. Это самое подходящее место для потайного отделения. Уловка далеко не новая. К ней прибегают контрабандисты, когда хотят переправить через границу какой-нибудь миниатюрный предмет. И воров можно не опасаться: кто позарится на ношеные ботинки, когда вокруг масса более ценных вещей? – Схватив меня за руку, Холмс проговорил: – Мой добрый друг, вы оказали мне поистине неоценимую услугу. Даже я сам не смог бы лучше справиться с этим делом.

Я был крайне польщен похвалой великого сыщика, поскольку знал, что он говорит совершенно искренне. Холмс никогда не льстил, даже людям богатым и знатным. Это было не в правилах моего друга. Заслужить его похвалу было очень непросто.

– Ну а теперь, Уотсон, давайте займемся алмазом. Насколько я понимаю, барон Мопертюи преподнес вам в дар один из своих драгоценных кристаллов. Вы позволите на него взглянуть?

– Разумеется, Холмс, – кивнул я и вытащил из кармана бархатную коробочку.

Сыщик проворно выхватил у меня из рук футляр, подошел к окну, поднял крышку и с минуту разглядывал камень через лупу, поворачивая его так и эдак.

– Он что, фальшивый? – спросил я, предположив, что Холмс ищет признаки подделки.

– Нет, что вы, подлинный. Барон раздает только настоящие алмазы, – ответил он и возвратил мне коробочку с камнем.

Я мог ошибаться, но мне показалось, что на худощавом лице моего друга промелькнула тень разочарования. Впрочем, она быстро исчезла – раньше, чем я успел о чем-либо спросить Холмса, который пожелал узнать, как проходила моя беседа с бароном. Выспросив все подробности, он еще раз поздравив меня с тем, что я не обманул его ожиданий.

В следующие восемь дней ровным счетом ничего не происходило. Расследование не двигалось с мертвой точки, и Холмс весь погрузился в мрачную задумчивость и меланхолию, завладевавшие им в периоды вынужденного бездействия. На этот раз мой друг столь сильно пал духом, что я начал беспокоиться. Я опасался, что он вновь прибегнет к тем возбуждающим средствам, от которых мне никак не удавалось его отучить.

Поэтому я с облегчением вздохнул, когда субботним утром за завтраком нам принесли письмо. Судя по тому, сколь поспешно Холмс распечатал конверт и пробежал глазами послание, я заключил, что мой друг его очень ждал.

– Ну наконец-то, Уотсон! – воскликнул он. – Мы снова в игре. Хватит бездельничать!

С этими словами он кинулся к себе в спальню, откуда появился меньше чем через десять минут уже полностью одетый и с небольшим саквояжем в руке.

– Вы уезжаете? – спросил я.

– Ненадолго, всего на четыре для, – ответил он. – В среду утром я уже вернусь. А вас я попрошу известить о моем отъезде любезную миссис Хадсон и ничем не занимать вечер среды.

– Почему, Холмс?

– Я рассчитываю к этому моменту собрать на шахматной доске все нужные мне фигуры, чтобы наконец поставить барону мат.

Озадачив меня этим сообщением, он захлопнул за собой дверь.

Я с нетерпением ждал возвращения Холмса. Мне страсть как хотелось узнать, что означало это сравнение с шахматами, а также каким образом мой друг намеревается разоблачить международного афериста.

Вопреки изначальному намерению, Холмсу не удалось вернуться домой в среду утром. Лишь около четырех часов я услышал знакомый звук шагов. Мой друг в спешке поднимался по лестнице.

– Вы опоздали, Холмс, – объявил я, когда он появился на пороге.

– Тысяча извинений, – весело ответил он. – Надеюсь, мое отсутствие вас не обеспокоило? Пароход прибыл в Дувр с опозданием: в проливе Па-де-Кале сильно штормило.

– Снова побывали во Франции?

– Да, но на сей раз проездом. Целью моей поездки был Будапешт.

– Будапешт? Что, во имя всего святого, вам там понадобилось?

– Я встречался с неким человеком, по имени Йожеф, чье присутствие в Лондоне крайне необходимо для успеха моего плана. Этот самый Йожеф – ювелир. Три года назад его обокрали. Предположительно это сделал один из подельников барона Мопертюи, похитивший пригоршню алмазов.

В ходе предыдущих поездок мне довелось побеседовать с шестнадцатью обворованными ювелирами и торговцами драгоценными камнями. Но только венгр был готов поклясться под присягой, что узнает свои камни – если не все, то хотя бы часть.

По крайне удачному стечению обстоятельств незадолго до ограбления один богатый клиент заказал мистеру Йожефу браслет – подарок к совершеннолетию дочери. Ювелир выбрал из имевшихся у него неограненных кристаллов двадцать один камень. Алмазы эти идеально подходили друг к другу по массе и цвету. Он отложил их в сторону и, чтобы они вдруг не перемешались с другими камнями, пометил каждый маленькой царапинкой, видимой лишь вооруженному глазу.

Увы, приступить к огранке он не успел. В его мастерскую забрался вор и похитил меченые алмазы, вместе с дюжиной других. Именно благодаря крошечным царапинам ювелир рассчитывает отличить свои камни.

Я очень надеялся, Уотсон, что барон уже раздал часть меченых камней своим акционерам, однако на алмазах, которые мне удалось осмотреть, не вызывая подозрений, да и на вашем камне тоже, я не обнаружил никаких отметин. Остается предположить, что меченые камни все еще у Мопертюи. Следовательно, у меня не остается иного выбора, кроме как добыть их. Так я заполучу улику, доказывающую вину барона. Одним словом, мне придется стать вором.

– Но, Холмс, неужели вы готовы пойти на такой риск? – воскликнул я.

– Успокойтесь, старина, ни о каком риске и речи нет. Помните письмо, что я получил за завтраком в субботу утром? Оно было от де Сен-Шамона. Маркиз ставил меня в известность, что, как я и просил, он прибыл в Лондон и отправил весточку Мопертюи, пригласив барона на ужин к себе в Мейфэр. Ужин состоится сегодня в полвосьмого вечера. Полагаю, барон выедет из отеля «Космополитен» самое позднее в четверть восьмого. Его номер будет пуст. Я спокойно туда проникну и заберу алмазы.

Я уже обо всем позаботился. Мной забронирован люкс на том же самом этаже, по соседству с номером барона. Как только мне удастся найти камни, я вернусь с ними к себе в люкс, где меня будет ждать мистер Йожеф. Он осмотрит алмазы, и, если найдет меченые – а я уверен, что так и случится, – вина барона будет доказана. Если же мы не найдем ни одного меченого кристалла, я верну камни в тайник и барон ни о чем не узнает. Ума не приложу, о каком риске вы говорите.

– Я говорил не об угрозе вашей жизни, а об опасности лишиться свободы, – ответил я. – Вы собираетесь преступить закон. Помните, ваш брат предупреждал, что в этом случае вряд ли сможет вас защитить? Вы понимаете, что ставите под угрозу всю свою дальнейшую карьеру и доброе имя? Прошу вас, хорошенько об этом подумайте!

– Я уже обо всем подумал, – с полной искренностью ответил он. – Вот уже два месяца я ломаю голову над тем, как заставить барона ответить перед законом за его преступления. Поверьте, Уотсон, я тронут вашей заботой обо мне, но, увы, другого выхода нет.

– А почему вы не поделитесь своими подозрениями с инспектором Грегсоном? Пусть добудет ордер и проведет официальный обыск.

– А вот на это, Уотсон, я как раз пойти не могу. Только представьте себе, чт́о начнется, если я ошибаюсь и никаких алмазов в каблуках у барона нет или же меченые камни спрятаны где-то еще, может быть даже на континенте. Расследование закончится полным конфузом, а барон будет знать, что его подозревают, и это самое опасное из того, что только можно себе представить. Я должен убедиться, что улика на месте. Только тогда можно обращаться к Грегсону. В затеянной нами игре ставки слишком высоки, и мы не вправе позволить себе ни единой ошибки.

Впрочем, позвольте вас немного успокоить. Я уже позаботился о том, чтобы заручиться поддержкой стражей порядка. Сегодня я успел заскочить в Скотленд-Ярд, где оставил инспектору Грегсону записку, в которой попросил его прибыть вечером в гостиницу «Космополитен» с ордером на обыск и его людьми. Я указал, что надеюсь к этому моменту добыть доказательства виновности барона и свидетеля, готового подтвердить мои слова, но не стал углубляться в детали.

Если я прав и камни там, где я полагаю, Грегсон предъявит барону ордер на обыск и арестует его. Если же я ошибаюсь, полиции всего-навсего придется уйти ни с чем. Я просто извинюсь перед инспектором за то, что зря его побеспокоил, после чего мне придется придумывать для Мопертюи новую ловушку. Итак, подведем итог. Сейчас я вижу лишь один-единственный выход из положения: проникнуть в люкс к барону и выкрасть алмазы.

– Тогда я с вами, – заявил я.

– Я не позволю вам совершить эту глупость, старина. Если желаете, отправимся в отель вместе, но с одним условием: вы дадите слово, что и шагу не сделаете из снятого мной номера.

– Вы ни за что не заставите меня пообещать такое. Спешу вас заверить в обратном: как только вы отправитесь в люкс к барону, я тут же пойду за вами следом.

– Ну что вы за упрямец! – раздраженно вскричал Холмс. – Как мне вас отговорить от этой затеи?

– Никак, старина. Я уже принял решение. Вы часто называли меня своим коллегой, что было огромной честью. И эта честь не позволяет мне бросить вас в час столь тяжкого испытания.

– В таком случае я не вижу смысла в дальнейших препирательствах, – улыбнулся Холмс и протянул мне руку: – Ваша взяла, Уотсон. Мы идем на преступление, значит, будем подельниками. Будем надеяться, что в итоге не окажемся вместе на скамье подсудимых. А теперь перейдем к деталям моего плана.

Я ухожу в шесть часов. Мне надо заехать в Челси – там находится пансион, где меня будет ждать будапештский ювелир и мистер Мэлас, с которым вы уже знакомы. Последний понадобится нам в качестве переводчика: мистер Йожеф говорит только по-венгерски.

Оттуда мы отправимся в «Космополитен», где я забронировал двести шестой номер. Предлагаю вам присоединиться там ко мне в половине восьмого, после того как барон уедет. Но сперва давайте попросим миссис Хадсон подать нам ужин. Вечер обещает быть долгим и выматывающим.

Сразу после ужина Холмс отправился в Челси, а я, спустя примерно час, поехал в отель «Космополитен».

Все это время я обдумывал роль, которую мне предстоит сыграть по плану Холмса. Я нисколько не жалел о том, что вызвался сопровождать друга, однако не буду скрывать, что при мысли о предстоящем приключении меня охватывали волнение и трепет.

Поскольку я уже общался с бароном, то не испытывал на его счет никаких иллюзий. Я знал, что это крайне опасный, очень умный противник, который пустит в ход все: богатство, власть, связи, чтобы смести любого, кто осмелится встать у него на пути. Майкрофт был прав, когда говорил, что мы имеем дело с опасным международным преступником, чей арест поможет избежать всеевропейского скандала. При мысли об этом я места себе не находил от нетерпения. Сейчас сам себе я напоминал альпиниста, стоящего у подножия пика, который он собирается покорить: знание о таящихся впереди опасностях лишь еще больше укрепляет в нем решимость во что бы то ни стало одолеть вершину.

Я прибыл в отель «Космополитен» чуть позже половины седьмого. Поднявшись на третий этаж, отыскал двести шестой номер и постучался. Дверь открыл Холмс.

– Заходите, старина, – воскликнул он и, взяв меня под руку, увлек в номер, где уже сидели в креслах двое мужчин. – Мистер Мэлас, разумеется, в представлении не нуждается. А этот джентльмен – мой гость из Будапешта, мистер Йожеф. С ним вы еще незнакомы. Мистер Йожеф, это доктор Уотсон, мой коллега, – с улыбкой продолжил он, сделав упор на последнем слове.

Я пожал присутствующим руки, в первую очередь – мистеру Мэласу, полноватому смуглому коротышке, который перевел венгру слова моего друга. Седовласый мистер Йожеф, казалось, сам до конца не понимал, каким образом вдруг перенесся из собственной мастерской в лондонскую гостиницу. Пока Холмс представлял нас друг другу, ювелир то и дело бросал на моего друга обеспокоенные взгляды, напоминая мне пса, который, оказавшись в незнакомой обстановке, посматривает на хозяина, желая успокоить себя видом знакомого лица.

Холмс пребывал в прекрасном, бодром расположении духа и потому явно торопился поскорее закончить со всеми формальностями, которых требовал от нас этикет. Стоило мне только отпустить руку Йожефа, как друг тут же принялся меня поторапливать:

– Ну а теперь, дорогой Уотсон, если вы все еще намереваетесь составить мне компанию, давайте осмотрим обувь барона. Знаете, есть такая старая салонная игра – «отними туфлю»? Нам предстоит нечто похожее и столь же увлекательное.

Он вышел в коридор и, сделав несколько шагов, остановился у дверей знакомого мне люкса, располагавшегося рядом с нашим номером. Осмотревшись по сторонам и убедившись, что в коридоре никого нет, Холмс быстро сунул в замочную скважину отмычку и отпер дверь.

Гостиная, в которой меня принимал барон, тонула во мраке. Единственным источником света служили уличные фонари, лучи которых просачивались в номер сквозь оконное стекло. В спальне с задернутыми занавесками Мопертюи оставил гореть газовый рожок.

Холмс быстрым шагом подошел к большому шкафу красного дерева у дальней стены и аккуратно открыл его. Среди обуви, стоявшей под вешалками с одеждой, мы заметили пару до блеска начищенных коричневых ботинок.

Издав торжествующий возглас, Холмс поднял их и осмотрел каблуки.

– Видите, Уотсон, – промолвил он, – они чуть выше обычного. Должно быть, барон сделал их на заказ. Вот, обратите внимание на эту линию у подошвы, где сапожник добавил слой толстой кожи и закрепил его крошечными гвоздиками. Думаю, это и есть крышечка тайника, в котором аферист прячет краденые алмазы.

Крепко взявшись за каблук правого ботинка одной рукой, Холмс принялся отворачивать его так, словно пытался извлечь пробку из бутылки. Край каблука медленно, неохотно поддался и, держась на одном гвозде, отъехал в сторону, обнажив полость, в которую барон затолкал маленький замшевый мешочек.

Вскрыв тем же манером каблук на левом ботинке, великий сыщик обнаружил второй мешочек.

– Воистину у нас сегодня богатая добыча, – сверкая глазами, воскликнул мой друг и спрятал оба мешочка себе в карман. – Собственно, дело практически сделано. Теперь нам осталось только прибегнуть к услугам любезного мистера Йожефа, и тогда у нас в руках будет неопровержимая улика.

Поставив ботинки в шкаф на прежнее место, он вышел в коридор и запер за собой дверь люкса Мопертюи.

Стоило нам вернуться к себе в номер, как Холмс, не теряя времени, по его собственному выражению, «прибегнул к услугам любезного мистера Йожефа», который за время нашего отсутствия уже успел основательно подготовиться к предстоящей работе. Пожилой мастер сидел за столом у окна, разложив перед собой пару пинцетов, ювелирную лупу и крошечные латунные весы. Взяв у Холмса оба мешочка, он высыпал их содержимое на заранее расстеленный квадратный кусок черного войлока.

Ювелир немедленно принялся за работу. Мы стояли рядом и напряженно следили за тем, как он берет пинцетом камень за камнем, внимательно разглядывает каждый под лупой, после чего откладывает в сторону. Некоторые алмазы привлекали особое внимание мистера Йожефа. Такие камни он изучал особенно скрупулезно и долго, затем взвешивал, сверялся с какими-то записями в маленьком, переплетенном в кожу блокноте, после чего клал на войлок так, чтобы они ни при каких обстоятельствах не смешались с другими осмотренными кристаллами.

По моим прикидкам, всего в обоих мешочках было около трехсот камней, и ювелиру пришлось обследовать каждый из них. Дело это было небыстрым и утомительным. Поскольку в номере царила полная тишина, казалось, что время течет ужасно медленно. Никто не смел нарушить молчание. Сначала мистеру Мэласу, а потом и мне наскучило наблюдать за работой ювелира, и мы устроились в креслах на другом конце комнаты.

У стола остался один лишь Холмс, завороженно следивший за методичными движениями мистера Йожефа. Я чувствовал, как нарастает напряжение друга. Несколько раз он извлекал из кармана часы и кидал тайком взгляд на циферблат. Я понял, о чем он беспокоится. Осмотр алмазов должен был закончиться до прибытия инспектора Грегсона и его подчиненных.

Наконец ювелир отложил в сторону последний камень и убрал лупу. Впервые за весь вечер улыбнувшись, он поднял взгляд на Холмса и с жаром принялся что-то втолковывать моему другу на венгерском.

Мы с мистером Мэласом проворно вскочили и подбежали к столу.

– Он говорит, что уверен: вот эти камни принадлежат ему, – перевел полиглот слова старого ювелира, показав на меньшую из двух кучек алмазов, общим числом около двадцати. – Они соответствуют по массе и цвету тем камням, что были у него похищены в тысяча восемьсот восемьдесят четвертом году. Кроме того, на каждом из них стоит его метка.

– И он готов показать это под присягой в суде? – поинтересовался Холмс.

Мистер Мэлас перевел вопрос великого сыщика, и старик решительно кивнул.

– Превосходно! – просиял мой друг. – А теперь, мистер Мэлас, будьте любезны проводите мистера Йожефа до пансиона и скажите, чтобы он ждал меня там. Я загляну к нему через несколько дней. Я рассчитываю, что к тому моменту барон и его подельники уже будут арестованы.

Услышав перевод, ювелир заулыбался, покивал, убрал инструменты в маленький чемоданчик, который принес с собой, и удалился вместе с мистером Мэласом.

Как только они ушли, Холмс собрал алмазы и ссыпал их обратно в замшевые мешочки, оставив на столе только один – тот, что лежал в кучке помеченных камней.

– Теперь мне надо вернуть алмазы на место, в каблуки ботинок барона, где их вскоре и обнаружит славный инспектор Грегсон, когда явится к Мопертюи с ордером на обыск. Я бы предпочел, Уотсон, чтобы вы на этот раз остались в номере. Я жду, что инспектор с коллегами из Скотленд-Ярда явится с минуты на минуту.

Вскоре Холмс вернулся, а меньше четверти часа спустя к нам в дверь постучал светловолосый инспектор Грегсон, явившийся в сопровождении двух офицеров полиции. Все трое были в штатском.

– Я получил вашу записку, мистер Холмс, – промолвил Грегсон. Поприветствовав меня кивком, он окинул взглядом номер. – И где же улика, что вы рассчитывали заполучить? И где свидетель, о котором вы упоминали?

– Свидетель уже уехал, но к нему можно обратиться в любое время. Что же касается улики, то она здесь, – ответил Холмс и подвел инспектора к столу, где на черном войлоке лежал один-единственный алмаз. – Если вы осмотрите этот камень под лупой, то увидите на нем маленькую царапину.

Холмс вкратце изложил полицейскому историю об ограблении мастерской мистера Йожефа и объяснил, каким образом на камне появилась царапина.

– Что ж, этой улики мне вполне достаточно, – ответил Грегсон. – Как вы и просили, я принес с собой ордер на обыск номера Мопертюи. Мне остается только предъявить его барону, когда тот возвратится.

– Долго вам ждать не придется, – заверил инспектора Холмс. – Я попросил маркиза де Сен-Шамона завершить ужин примерно к половине двенадцатого. Сейчас на часах без четверти полночь. Я дал на чай коридорному, попросив его постучать к нам в дверь, как только он увидит барона.

– Прекрасно, – кивнул Грегсон. – Ну а пока мы ждем, не могли бы вы, мистер Холмс, удовлетворить мое любопытство и ответить на один вопрос?

– Ну конечно, инспектор.

– Речь идет об алмазе, – продолжил полицейский, кинув взгляд на стол.

– Да-да. И что бы вам хотелось узнать? – Холмс задал вопрос небрежно, однако я увидел, как у него на скулах заиграли желваки, когда он понял, что за вопрос сейчас задаст инспектор. Признаться, у меня самого пересохло во рту.

Если полицейский напрямую спросит, откуда взялся алмаз, Холмс не станет врать. Я знал, что не в его привычках в подобных случаях опускаться до лжи.

– Откуда у вас алмаз? – спросил Грегсон и тут, к величайшему нашему с Холмсом облегчению, сам же и ответил: – Впрочем, я догадался. Барон же раздавал камни своим акционерам. Наверное, вам посчастливилось наткнуться на один из помеченных алмазов. Вам просто повезло, мистер Холмс. Честно говоря, я и сам могу припомнить несколько дел, когда мне улыбалась госпожа Удача и, если бы не она, мне бы ни за что не удалось отправить преступника за решетку. Я признаю, что мне помогла фортуна, и не нахожу в этом ничего постыдного. Вы помните убийство Бермондси?

– Помню, конечно, – пробормотал Холмс.

– Вот вам великолепный пример того, что балом часто правит его величество Случай, – продолжил Грегсон, ударившись в воспоминания. – Если бы уличный торговец не увидел, как Кларк вылезает из окна спальни, мне бы ни за что не удалось опровергнуть его алиби и отправить убийцу на виселицу.

Инспектора прервал тихий стук в дверь.

– Вот и условный сигнал, – вскинулся Холмс. – Барон Мопертюи уже в отеле. Предлагаю, инспектор, дать барону несколько минут, чтобы дойти до номера, а потом мы наведаемся к нему в гости и сообщим об имеющейся у нас улике.

Инспектор Грегсон решил с толком использовать оставшееся время и принялся отдавать приказания полицейским. Поттер, тот, что повыше, должен был остаться в коридоре, а Джонсону, плотному мужчине с пышными усами, предстояло зайти с нами в номер и перегородить дверной проход, если барон попытается сбежать.

Тем временем Холмс, наблюдавший за коридором сквозь щелку в приоткрытой двери нашего люкса, поднял руку и прошептал:

– Он здесь.

Грегсон молча кивнул коллегам, и мы впятером вышли в коридор. Процессию возглавлял инспектор.

Не стану говорить за своего друга, но, когда мы приблизились к люксу барона, у меня учащенно забилось сердце. Оно и понятно, ведь нам предстояло задержать самого известного и неуловимого мошенника Европы, в разоблачении которого я сыграл немаловажную роль.

Когда барон открыл на стук инспектора Грегсона, он был все еще в вечернем наряде, успев снять лишь пальто и шелковый цилиндр, которые теперь лежали, небрежно брошенные, на диване.

Было ясно, что Мопертюи никого не ждал. На лице барона промелькнула тень раздражения оттого, что его побеспокоили в столь поздний час. Однако аферист был очень умен и сразу же догадался о цели нашего визита. Я увидел, как взгляд Мопертюи скользнул по нашим лицам и как на миг расширились от удивления его глаза, когда он узнал меня. Дольше всего барон разглядывал Холмса. Именно к нему мошенник в итоге и обратился.

– Кажется, я вас знаю, – вежливо улыбнулся Мопертюи. – Мы познакомились на приеме в Париже. Если не ошибаюсь, вы мистер Корнелиус Спрай?

– Шерлок Холмс, – поправил его мой друг.

– Ах да, ну конечно! Я читал о ваших славных свершениях. Какая же мне оказана честь! – иронически промолвил барон. – В таком случае осмелюсь предположить, что джентльмен, стоящий рядом с вами, вовсе не сэр Уильям Мэннерс-Хоуп, а ваш коллега доктор Уотсон. Прошу вас, заходите, джентльмены, и спутников с собой прихватите. Они ведь вроде из полиции? Котелки выдают их профессию. Ни один уважающий себя джентльмен не станет одеваться столь скучно, блекло и невыразительно.

– Я инспектор Грегсон из Скотленд-Ярда, – произнес сурово страж порядка, который, судя по голосу, был явно уязвлен колкостью барона. – У меня есть основания полагать, что вы занимаетесь мошеннической деятельностью. Я располагаю ордером на обыск вашего номера.

– Ну, так займитесь делом, инспектор. Ищите что хотите и где хотите. – Барон широким жестом обвел номер. – Только должен предупредить: ничего интересного вы все равно не найдете.

– Даже если поищет в каблуках ваших ботинок? – уточнил Холмс.

– Ботинок? – ахнул Грегсон, потрясенный до глубины души.

Барон, который повернулся к нам спиной, собравшись удалиться в соседнюю комнату, вдруг резко остановился. Он по-прежнему улыбался, но вдруг начал крутить золотое кольцо на мизинце, что выдавало внутреннее напряжение.

– Да, инспектор. Я говорю о паре коричневых ботинок, которые стоят в спальне в шкафу. В их каблуках спрятаны алмазы, – продолжил Холмс. – Среди них вы найдете немало меченых камней, аналогичных тому, что я вам показал. Я могу доказать, что алмазы эти были похищены в мае тысяча восемьсот восемьдесят четвертого года из мастерской мистера Йожефа в Будапеште.

Не успел инспектор Грегсон прийти в себя от изумления, как барон вдруг начал тихо смеяться.

– Поздравляю, мистер Холмс, – сказал Мопертюи. – Вы действительно достойный противник. Однако если вы рассчитываете увидеть меня за решеткой, буду вынужден вас разочаровать. Я слишком долго вращался в высшем свете Европы. Слишком часто обедал в лучших ресторанах. Тюремная баланда и жизнь в компании отбросов общества не по мне. Увольте.

Все это время барон продолжал вращать кольцо на левом мизинце. Я решил, что у Мопертюи сдают нервы.

Вдруг аферист одним резким движением поднес руку ко рту и прижал перстень к губам. Мы не то что с места не успели сдвинуться – никто даже звука не смог издать. Барон клацнул зубами, словно что-то раскусывая, и судорожно сглотнул – под кожей на шее туго натянутыми веревками проступили жилы. Через несколько секунд Мопертюи содрогнулся всем телом и рухнул на пол, словно сраженный молнией.

Мы с Холмсом кинулись к барону.

– Синильная кислота, – быстро проговорил я, после того как, склонившись над безжизненным телом, уловил знакомый запах горького миндаля, исходивший изо рта барона.

– А вот как он ее принял, – мрачно добавил Холмс.

Он поднял левую руку барона и показал на перстень. Крышечка золотой печатки отошла, открыв крошечный тайничок.

– Видимо, здесь барон хранил капсулу с ядом. Какой же я дурак, Уотсон! Я же видел, как он вертит кольцо на пальце, но так и не догадался, чт́о он собирается сделать.

– Мы ничего не могли сделать. Яд действует практически мгновенно. Он был обречен в тот момент, когда раскусил капсулу, – промолвил я, пытаясь ободрить друга, хотя и сомневался, что мои слова смогут его утешить.

– Все это верно, – кивнул Холмс, – но мне бы хотелось ответить любезностью на любезность. Барон был достойным противником.

Великий сыщик выпрямился и с высоты своего роста снова взглянул на труп Мопертюи. Меня потрясло, насколько изможденным и серым от усталости было лицо моего друга. Вплоть до этого момента я не понимал, как тяжело ему далось расследование и сколь сильно вымотало его.

После смерти барона Мопертюи дело было закрыто далеко не сразу. Сперва требовалось покончить с формальностями. В частности, было проведено дознание, в ходе которого нам с Холмсом пришлось давать показания. Однако благодаря вмешательству Майкрофта никто не стал доискиваться до того, каким образом моему другу удалось добыть улику, доказывавшую вину афериста. По той же самой причине я счел за лучшее воздержаться от публикации рассказа об этом нашем приключении.

На Холмса свалилось много хлопот. Несколько раз он был вынужден ездить на континент, чтобы помочь полиции тех стран, где действовала шайка барона, составить полный и всесторонний отчет о случившимся. В результате совместных усилий полицейских нескольких стран удалось арестовать и предать суду подельников Мопертюи – двух так называемых экспертов, якобы синтезировавших алмазы в лаборатории под Гаагой, и знаменитого взломщика Пьера Лурса, который занимался кражей камней. Насколько мне известно, все алмазы после продолжительных разбирательств были возвращены законным владельцам.

Тем временем на Холмса обрушился поток поздравительных телеграмм со всех концов Европы, но мой друг ничуть им не радовался, все глубже погружаясь в депрессию.

Теперь я вкратце познакомлю вас с последующими событиями. Если эти записки когда-нибудь увидят свет, читателям уже будет известно о том, что случилось в дальнейшем, поскольку я поведал об этом во вступлении к рассказу «Рейгетские сквайры».

Четырнадцатого апреля меня вызвали в Лион, где Холмс помогал французской полиции. Там мой друг окончательно подорвал свое железное здоровье и слег с нервным истощением в гостинице «Дюлонж».

После возвращения в Англию я решил, что Холмсу нужно восстановить силы и сменить обстановку, и увез его за город, в гости к моему армейскому другу, полковнику Хэйтеру, снимавшему дом неподалеку от городка Рейгет, в графстве Суррей. Там Холмсу пришлось заняться головоломным расследованием убийства Уильяма Кервана, служившего кучером у сквайра Каннингема.

В качестве постскриптума я бы хотел упомянуть об одной загадке, относящейся к делу Мопертюи, на которую так и не был найден ответ. Речь идет о номере счета в швейцарском банке, на который аферист клал деньги, полученные от продажи акций Нидерландско-Суматрской компании.

Несмотря на то что в ходе расследования среди бумаг барона был обнаружен полный список акционеров и их инвестиций на общую сумму почти в полмиллиона фунтов, полиции не удалось выяснить, куда именно Мопертюи поместил эти деньги.

Единственным ключом к разгадке является несколько раз встречающаяся в бумагах мошенника таинственная фраза «Midas, le Roi d’Or». Холмс убежден, что эта фраза кодовая и в ней зашифровано название банка и номер счета. Увы, вплоть до настоящего момента, несмотря на все усилия, ни мой друг, ни кто-либо другой так и не сумел разгадать этот шифр.

Насколько я понимаю, деньги по-прежнему лежат на счету, причем сумма в результате начисления процентов значительно возросла. Если этот рассказ когда-нибудь увидит свет и кому-то из читателей удастся разгадать смысл загадочной фразы, этот счастливчик станет обладателем огромного состояния, размер которого, несмотря на весь размах мошеннической деятельности, не смог бы вообразить и сам барон Мопертюи.