Глава двадцать первая
Королева и я
Если к вам в контору приходит очаровательная девушка и с улыбкой заявляет, что хочет задать несколько вопросов относительно возможности улучшения морального климата в Нью-Йорке, ни в коем случае не вступайте в переговоры. Просто скажите: «Извините, Нелли Блай» – и спасайтесь по пожарной лестнице.
«Пак мэгэзин» (1888)
Из дневника
– Как так получилось, что вас называют Пинк? – спросила королева.
Мы сидели с ее величеством в богато расписанной и отделанной позолотой комнате. Клотильда мастерски управлялась с чайным сервизом размером с целый город в миниатюре. А вскоре я действительно заметила, что почти каждый предмет сервиза украшен виньеткой с видами Праги.
– Для начала хотелось бы узнать, – отозвалась я, – как так получилось, что вы говорите по-английски?
Она покраснела, мгновенно расположив этим меня к себе.
– Мадам Ирен призывала меня выучить чешский, английский и французский, чтобы помогать мужу-королю в его делах. Простите, но ваша манера задавать вопросы и ваша прямолинейность так напоминают мне милую мисс Хаксли.
Мои теплые чувства сразу испарились. Ирен не упомянула, в какой непростой ситуации находится ее подруга, и теперь я понимала причину подобной скрытности. Король едва замечал существование милой Нелл, однако королева была сильно к ней привязана. С чего бы это? Ага, понятно: королева не всегда была королевой. Возможно, Ирен и Нелл познакомились с Вильгельмом до того, как на сцене появилась Клотильда. Но тогда король должен был запомнить Нелл. Сплошные загадки!
– Я считаю свою прямолинейность, как вы ее называете, американской энергичностью, которая куда лучше британского бахвальства.
– Похоже, вы не жалуете англичан.
– Не слишком.
– А вы знакомы с Годфри?
– Боюсь, что нет.
– Он не страдает бахвальством.
– Тогда он исключение.
– О да, – с легким вздохом сказала королева, отчего брови у меня поползли вверх от изумления. – Мой муж не англичанин, но иногда очень хвастлив. Тем не менее я учусь… направлять его.
– Разве это вы только что направили наших… спутников на совместную grande promenade?
Клотильда вновь покраснела:
– Я обязана мадам Нортон за большую личную услугу, которую она мне предоставила. Частично эта услуга состояла в обучении искусству дипломатии, которая мне совершенно не давалась, поскольку ключевым ее моментом, как я понимаю, является притворство.
– Так и есть, – сказала я с улыбкой, потягивая чай из чашки мейсенского фарфора, тонкого и полупрозрачного, как ноготок новорожденного. – Боюсь, я сама не очень дипломатична, хотя могу притворяться во имя благого дела.
– И что вы считаете благим делом, мисс… Пинк?
– Защиту бедных и слабых, кротких и смиренных, женщин и детей, работающих и безработных.
– Батюшки! – совсем по-девичьи всплеснула руками королева. – Вы говорите как анархистка.
– Нет, как американский реформатор. Нас таких много, и мы вполне безобидны, потому что к нам особо не прислушиваются.
– Полагаю, что лично к вам очень даже прислушиваются, – ответила Клотильда, проницательно взглянув на меня небесно-голубыми глазами поверх краев тончайшей чашки.
Странно все-таки, что хрупкий фарфор способен выдерживать кипящую воду и не разрушаться. Мне подумалось, что моя собеседница слеплена из той же глины. К тому же меня порадовало, что я не первая американка, с которой она советуется.
– Меня зовут Пинк, как ребенка, – вдруг вырвалось у меня, – потому что я часто краснею. Вот прозвище и прижилось.
– «Прозвище». Какое интересное слово! – улыбнулась Клотильда. – Оно означает выражение привязанности?
– Я полагаю, да.
– Тогда можно мне звать вас Пинк, пока здесь нет моей дорогой мисс Хаксли? Знаете, вот ее я бы никогда не осмелилась называть по имени, сама не знаю почему.
Я чуть язык не проглотила. Мне и раньше не очень-то хотелось занимать место Нелл, но теперь мне стало невыносимо грустно, что женщина, которая действительно искренне любит нашу глупышку, обращается к ней «мисс Хаксли».
– Зовите меня Пинк, – в конце концов разрешила я, – но позвольте мне говорить вам «ваше величество», потому что я американка и могу иначе без привычки забыть ваш титул, если не буду тренироваться. Кроме того, мы, американцы, втайне побаиваемся титулов, так что уж поверьте: мне не легче произносить «ваше величество», чем вам «Пинк».
Клотильда некоторое время сидела неподвижно, пытаясь перевести и осознать мою длинную речь.
– Как вы, американцы, умеете вдохновлять! Не удивительно, что Вилли… хотя это в прошлом. Но вы должны пообещать, что когда-нибудь тоже дадите мне прозвище. Я бы очень хотела этого.
– Вас никогда не называли уменьшительным именем? – удивилась я.
– Я с рождения была принцессой. Никто бы не посмел.
– Так и быть, придумаю вам прозвище. Но предупреждаю: оно будет американским.
Клотильда засмеялась и захлопала в ладоши:
– Вы даже представить себе не можете, как я хотела бы соприкоснуться с чем-нибудь истинно американским! Кстати, благодаря платьям месье Ворта, я уже наполовину француженка.
– Но я слышала, что он англичанин.
– Уже нет.
– Ну ладно, давайте подумаем. Клотильда. Тильда… Это такой типографский значок, волнистая черта, но это точно не для вас. Знаю! Матильда! Очень по-американски и с французским акцентом: ma Tilde, видите?
– Ма-тиль-да?
– Великолепное имя для покорительницы фронтира. Его обладательнице впору носить гингам и оленьи шкуры.
– Гин-гам?
– Хлопчатобумажная ткань в клеточку. Очень практичная.
– Меня ни разу не называли практичной. Мне нравится! – в восторге заявила королева. – Значит, в клеточку?
– Как мое платье. Клетчатое и практичное.
– И американское?
Мне было неловко признаваться, что я позаимствовала манеру одеваться у Нелл.
– И немного английское, – схитрила я.
– Тогда я буду немного похожа на всех моих друзей, – окончательно развеселилась королева.
Мне стало грустно, что она назвала меня подругой. Репортер может проявлять дружелюбие, но он не имеет права считать героев сюжета друзьями, потому что обязан говорить о них только правду. Странно: если поразмыслить, у меня ведь тоже, как и у царствующей Клотильды, нет друзей, одни персонажи статей.
– Ну что ж, Матильда, теперь, когда у нас обеих есть прозвища, выкладывайте все начистоту: как вам довелось стать королевой Богемии и как вы познакомились с Ирен и Нелл.
– Мне было предрешено судьбой стать королевой Богемии. Мы с Вилли обручились, когда нам было по одиннадцать лет.
Я чуть не проглотила чашку мейсенского фарфора вместе с остатками чая.
– Но встреча с Ирен и Нелл и наши дальнейшие приключения больше похожи на сказку.
– Я вся внимание, – заверила я.
И она поведала мне всё от начала до конца. Разумеется, ей не следовало так откровенничать, но для меня каждое слово было на вес золота.
«Et tu, Пинк», – подумалось мне. Но ведь я не собиралась кидаться на друзей с кинжалом, а кому может повредить хорошая газетная статья?
