Глава вторая
Ужас и надежда
Должна признаться, что поездки в кэбах являлись для меня делом непривычным. Это была роскошь, которую я прежде редко могла себе позволить. Что же касается Ирен Адлер, она вскочила в экипаж с таким видом, будто проделывала это каждый день.
– Эвершот-стрит, – скомандовала она кучеру, тощему загорелому мужчине с отсутствующим взглядом, который мне почему-то не понравился.
Щелкнули вожжи, и экипаж рванулся с места. В окошке мелькали улицы и дома, совсем недавно казавшиеся мне такими бездушными. Теперь мы, пассажирки настоящего кэба, а значит, лица привилегированные, гордо проносились мимо спешащих по своим делам презренных пешеходов.
Перестук копыт о булыжную мостовую заглушал громкое урчание у меня животе. Желудок был рад обилию полученной им пищи и требовал добавки. Я сидела молча, пытаясь вспомнить карту Лондона и разобраться, где же все-таки живет Ирен.
Кэб свернул за угол, потом еще раз и еще. Улицы стали ́уже и темнее из-за тени нависавших зданий и сумерек сгущающегося вечера. Фонари по бокам экипажа отбрасывали неверный свет. В нос бил запах варева, которое готовили в переполненных квартирах. Я вспомнила лицо извозчика, и меня кольнуло сочувствие к нему. Повернувшись к Ирен, я увидела, как моя спутница извлекла из муфты – похоже, годной на все случаи жизни – кошелек и стала копаться в нем в поисках монет.
Неожиданно экипаж остановился, да так резко, что я едва не упала. Ирен открыла дверь и выскользнула на улицу. Я последовала за ней – оставаться одной в незнакомом месте мне не хотелось.
Мы подошли к извозчику, располагавшемуся позади экипажа, и обнаружили, что он, отпустив поводья, лежит ничком на крыше кэба. Понуро висели ленты, вплетенные в гриву и хвост несчастной, изможденной лошади – этим бедолагам, что трудятся в городе, приходится куда тяжелее, чем их собратьям в деревне.
Впрочем, все внимание Ирен было обращено к нашему вознице:
– Боже, да ведь ему дурно! Эй, вы там! Вы можете к нам спуститься?
Услышав голос моей благодетельницы, кучер поднял голову. Я обеспокоенно огляделась по сторонам в поисках помощи. Стоял тот час, когда уважаемые люди садятся за стол ужинать. Мы остались один на один с нашим кучером, который был болен – или притворялся, что болен, задумав что-нибудь дурное.
– Может, нас хотят ограбить, – прошептала я на ухо Ирен, схватив спутницу за рукав.
– Да у нас и брать толком нечего, – возразила она. – Лучше помогите мне, наш кучер довольно тяжелый.
С нашей помощью извозчик спустился с облучка и обхватил меня за плечи в поисках опоры. Рука у него была тяжелой, словно из свинца. Вместе с Ирен мы посадили его в экипаж на одно из пассажирских кресел. Кучер повалился в него, будто мертвый.
– Пенелопа, у вас есть носовой платок? Живее!
– У меня? Платок? Да, конечно.
– Дайте сюда. Он мне нужен.
Порывшись в саквояже, я извлекла ирландский льняной платок, расшитый моей двоюродной сестрой фиалками и гиацинтами – изумительный выбор цвета, но странное сочетание с точки зрения ботаники.
– Такой подойдет?
Вместо ответа Ирен выхватила у меня из рук столь дорогой для меня кусочек материи и поднесла его к лицу возничего, сейчас напоминавшего обликом висельника.
– Кровотечение из носа, – с авторитетным видом произнесла она.
– Как вы любезны, – ехидно заметила я, увидев, как по моему платку расползается темное кровавое пятно.
– С вами все в порядке? – спросила Ирен, склонившись над бедолагой.
Тот рассмеялся. На мой взгляд, слишком горько и громко для больного человека. Я покрепче ухватилась за ручку саквояжа, прижав его к себе.
– Не совсем, – хриплым, напряженным голосом ответил кучер. – Впрочем, миледи, спасибо за заботу. У меня эта хворь…
Ирен подалась вперед, вглядываясь в лицо извозчика так, словно пыталась его запомнить:
– Вы серьезно больны. У вас нездоровый румянец. Вас беспокоит гипертония? Я угадала?
Кучер отнял мой безнадежно испорченный платок от носа и уставился на Ирен:
– Клянусь богом, вы попали в яблочко, мисс! Кто вы? Доктор?
– За кого меня только не принимали, а вот за доктора – в первый раз, – печально усмехнулась Ирен. – Нет, я не занимаюсь врачебной практикой. Кстати, я американка, точно так же как и вы, сэр. Если не ошибаюсь, судя по вашему акценту, вы с Запада. Ваши мозолистые руки свидетельствуют о том, что за свою жизнь вы успели хлебнуть лиха.
Похоже, слова Ирен потрясли извозчика куда сильнее, чем приступ недомогания. Он уставился на нее, впившись в ее лицо внимательным, изучающим взглядом, будто бы о чем-то размышлял. Наконец с отчаянной решимостью в голосе он заговорил:
– Да, вы правы, судьба меня изрядно потрепала, а конец мой будет еще тяжелее, чем вся предыдущая жизнь. И все же я умру счастливым, с осознанием выполненного долга. Я сделал то, что хотел, – там, на Брикстон-роуд. – Кучер застонал и принялся массировать левую часть груди. – Так или иначе, скоро меня в Лондоне уже не будет. Умру так умру. Дело сделано.
– Мечтать о смерти – грех, – вмешалась я. – Жизнь – священный дар, и, отказываясь от нее, вы отвергаете Божью милость.
Взгляд бешеных, полных ярости глаз кучера впился в меня, отчего я чуть не проглотила язык.
– Сильно сомневаюсь, что Всевышний спешит облагодетельствовать своей милостью такого как я. Кому нужен безнадежный грешник Джефферсон Хоуп! – хрипло промолвил кучер. – Впрочем, мисс, вы такая же нежная и чувствительная, как моя бедная покойная Люси, и вам, как и ей, свойственна вера во всякие глупые сказки. – Лицо его исказилось от боли, и он сжал кулаки с такой силой, что побелели костяшки. – Я бы отдал все, кроме своей бессмертной души, ради того, чтобы увидеть ее снова!
– Вашу жену? – спросила Ирен.
– Люси? – уточнил Джефферсон, смежив веки. – Она мне не жена. Она должна была ею стать и непременно бы стала, вернись я на день раньше, прежде чем эти лицемеры святоши Стэнджерсон и Дреббер расправились с Джоном Ферье и заставили Люси выйти замуж за Дреббера. Дреббер был мормоном – у него имелся целый гарем.
Ирен опустилась на ступеньку кэба, словно на табурет. В отличие от других женщин на ее месте, она не пришла в ужас, однако слова кучера ее все же потрясли. Я, будто оглушенная, прислонилась к стенке кэба.
– Ферье был разведчиком-скаутом. Сопровождал караван через соляную пустыню. На караван напали. В живых остались только он и моя Люси, – хриплым, измученным голосом продолжил кучер. – Их нашли мормоны. Они дали им приют при условии, что Ферье и Люси вступят в их чертову общину. Джон растил Люси как родную дочь. Он жил по обычаям мормонов, но так и не женился, не говоря уже о том, чтобы завести гарем. Кроме того, он никогда бы не согласился, чтобы Люси и дальше жила в обществе, где процветает многоженство.
– Многоженство? – тихим голосом переспросила я.
Не обратив на меня внимания, Джефферсон продолжил:
– Джону Ферье всегда сопутствовала в делах удача, а мормоны это уважают. Люси была невеста всем на зависть, да еще с богатым приданым. Меня занесло в эту беспросветную глушь, и я там остался. Остался потому, что полюбил Люси, а она полюбила меня. Но Стэнджерсон и Дреббер хотели наложить лапу на богатства Ферье, а Дреббер вдобавок мечтал получить еще и Люси. Они добились своего, когда я был в отъезде: убили старого Джона, а Люси заставили пройти омерзительный обряд, который я намеренно не желаю называть бракосочетанием. В результате этого действа Люси на законных основаниях стала одной из жен Дреббера. – Налитые кровью глаза Джефферсона Хоупа сузились, и он по-волчьи оскалился. – Я шел по их следу двадцать один год. Я разыскивал их в пустынях и городах Америки и Европы. Они знали об этом и бежали от меня сломя голову. А потом…
Лицо его сделалось таким безжалостным, что я совсем оробела. Теперь Джефферсон был похож на ангела смерти. Ирен склонилась над кучером. Вуаль, скрывавшая лицо моей спутницы, покачивалась от ее дыхания.
– Они и Люси убили?
– Как посмотреть. Так или иначе, ее смерть на их совести. Джон был мертв, а я не мог прийти на помощь любимой – на меня охотилась вся община. Люси угасла, скончавшись через несколько месяцев после того, как Дреббер заполучил ее. Один лишь Всевышний знает, чт́о ей выпало пережить! – По лицу извозчика пробежала судорога, и вдруг оно приобрело умиротворенное выражение. – Душа Люси никогда меня не покидала. Она постоянно сопровождает меня. И, конечно же, она была со мной несколько дней назад, когда Енох Дреббер остановил на улице мой кэб. Я отвез его в заброшенный дом на Брикстон-роуд, где и спросил с него за все грехи. Господь свидетель, я сделал это ради Люси. И ничуть об этом не жалею.
– И что же именно вы сделали, мистер Хоуп? – с невозмутимым видом спросила Ирен.
Извозчик открыл глаза, снова изучающее посмотрел на мою спутницу и усмехнулся. Вы не поверите, этот несчастный нашел в себе силы для усмешки!
– А вы, мисс, не робкого десятка, верно? Как вам понравится, если я скажу, что вы сейчас оказываете помощь умирающему убийце?
Я ахнула, и звук этот прозвучал в тишине туманных сумерек, словно щелчок кнута. Впрочем, на меня никто не обратил внимания. В данный момент эти двое напоминали мне исповедника и кающегося грешника. Что за странная сцена разворачивалась перед моим взором в окутанном дымкой тихом переулке! Я не могла отвести глаз от кучера, оторваться от его рассказа, сколь бы жутким он мне ни казался.
– Я должен вам поведать обо всем. Другой возможности у меня, пожалуй, не будет. А так я буду тешить себя мыслью о том, что хотя бы одна живая душа на всем белом свете знает: Джефферсон Хоуп не сидел сложа руки. Пусть и с опозданием, но он все же отомстил за смерть Джона и Люси Ферье. – Кучер замер, прижав руку к карману справа. – Кольцо! Посмотрите, на месте ли кольцо. Мне бы не хотелось его снова потерять. Один раз я его уже обронил на Брикстон-роуд, когда слезал с облучка.
Пошарив у кучера в кармане, Ирен вытащила простенькое золотое колечко, завернутое в клочок мятой газеты.
– Вы об этом?
– Да, да… Именно это кольцо насильно надели на палец Люси, когда устроили этот нелепый спектакль с бракосочетанием. Все, теперь оно очищено. Так сказать, омыто жертвенной кровью, если вы верующие. – Он посмотрел на меня с сардонической усмешкой, от которой у меня все внутри похолодело, а по спине побежали мурашки. – Теперь и помереть можно спокойно, – продолжил Джефферсон. – Негодяи не дали Люси и Джону ни единого шанса на спасение, но такой шанс дал убийцам я. Все просто; сейчас я вам объясню. Мне и каждому из убийц – по паре пилюль. Одна пилюля с ядом, другая безвредная. Именно это я и предложил подонкам. Выбирай пилюлю сам, и пусть Всевышний решает, кому жить, а кому умирать. У меня больное сердце, и с ним, понятное дело, я долго не протянул бы. Но все же перед смертью я заставил их заплатить по счетам и увидел их лица. Пусть, прежде чем сгинуть самому, я буду знать, что виновные в гибели дорогих мне людей тоже мертвы и я приложил к этому руку. Так мне будет легче.
– Вы тоже приняли пилюлю, но остались живы, – задумчиво произнесла Ирен. – Другие бы на вашем месте не предоставили злодеям такого шанса.
– Да, я остался жив, а они сдохли. Сперва – Дреббер, а потом, несколькими днями позже, Стэнджерсон. Я настиг его в одном из пансионатов. Но вот беда: я потерял кольцо, которое снял с пальца Люси, прежде чем ее похоронили в той богом забытой пустыне. К счастью, его отыскал некий господин и дал объявление в газету. Сам я к нему не пошел, отправил вместо себя приятеля – вдруг это ловушка, которую расставила полиция.
Ирен прищурилась в неверном свете фонаря и медленно прочитала вслух текст со смятого клочка газеты, в который было завернуто кольцо:
– «Сегодня утром на Брикстон-роуд, между таверной „Белый олень“ и Холланд-Гроув, было обнаружено золотое обручальное кольцо. Владельцу просьба обращаться сегодня с восьми до девяти вечера к доктору Уотсону, проживающему по адресу Бейкер-стрит, двести двадцать один би». Ну и как, мистер Хоуп? Ваши опасения подтвердились? Это была ловушка?
– Не знаю, – ответил кучер. Теперь он выглядел гораздо лучше, чем прежде, будто исповедь облегчила его страдания. – Мой приятель переоделся в старушку и без сучка без задоринки ответил на все вопросы доктора. Кстати сказать, у этого доктора он приметил еще одного человека – худого, высокого и, сразу видно, с очень острым глазом. Может, то был сыщик из Скотленд-Ярда. Я в розыске, мисс. Вам, может, даже дадут награду, если вы сдадите меня полиции.
– Ваш рассказ сам по себе уже достаточная награда, – задумчиво произнесла Ирен. – Прежде я полагала, что такие люди существуют лишь в романах. Коль скоро вы отправились за убийцами вашей невесты на край света, осмелюсь предположить, что Люси Ферье была весьма выдающейся девушкой.
– Жалею лишь об одном, – промолвил кучер, – что из-за моей мести я больше никогда ее не увижу. Боюсь, что ваш Всевышний, – я с ужасом заметила, что кучер снова смотрит на меня, – не станет миндальничать с убийцей.
– Но Люси помнит о вас, мистер Хоуп! – Ирен подалась вперед и, пытаясь утешить извозчика, взяла его за костлявое запястье. – Она все видит и обо всем знает и потому покоится с миром. Она будет молить за вас Господа, и Он непременно вас простит. Кроме того, вы же могли погибнуть и сами, выбрав пилюлю с ядом.
– Интересно, что же все это было? Удача или исполнение Божьей воли? Думаю, мне скоро предстоит это узнать. – Кучер перевел взгляд на меня. – Мне уже легче. Если вы не собираетесь вызвать полицию, я, пожалуй, поеду. – Он оттолкнулся от спинки кресла и сел прямо, желая показать, что полностью пришел в себя.
Ирен принялась рыться в кошельке.
– Даже не думайте мне платить, мисс, – возразил Джефферсон. – Там, куда я в ближайшее время отправлюсь, деньги не нужны. Поговорил с вами, и словно гора с плеч свалилась. Впрочем, признаюсь, помирать в тюремной камере мне тоже не хочется. Я желаю умереть как человек, а не как зверь в клетке. Хоть мне и немного осталось, спасибо за ту свободу, что даруете мне.
Опираясь на колесо, кучер, покачиваясь, двинулся к облучку. Ирен его остановила, протянув ему затянутую в перчатку руку. На ее ладони лежал клочок бумаги, а на нем – золотое кольцо.
Джефферсон было потянулся к нему, но вдруг отстранился.
– Вы славная женщина. Быть может, вы не такая ласковая, как моя Люси, но у вас доброе сердце. Оставьте кольцо себе. Если меня ждет виселица, я не хочу, чтобы оно было у меня в кармане. Также я не желаю, чтобы оно лежало где-нибудь в полиции среди кучи других вещественных доказательств.
– Мы можем для вас что-нибудь сделать, мистер Хоуп? – крикнула Ирен в спину кучеру, когда он принялся медленно взбираться к своему облучку.
– Вы и так уже сделали все, что могли, – ответил Джефферсон, взяв в руки поводья. – Всю свою жизнь я сталкивался с жестокостью и злобой. Вы одна из немногих, кто проявил ко мне доброту. – Ссутулившись, он запрокинул голову и посмотрел на небо, нависавшее над силуэтами домов. Туман и сгустившиеся тучи скрыли от нас последние лучи заходящего солнца. – Мне бы хотелось умереть под открытым небом, там, где просторно… Доброго вам вечера, мисс, – пожелал он Ирен, – и вам, мисс, – кивнул он мне.
Вежливо распрощавшись подобным образом, он щелкнул поводьями. Громыхая, экипаж тронулся прочь, оставив нас с Ирен на безымянной улице.
– Изумительно, – вздохнула моя спутница, – Какая невероятная, удивительная история. Что за потрясающая трагическая судьба!
– Это убийца, – напомнила я Ирен. – А мы, поскольку дали ему уйти, – его сообщницы. Что вы собираетесь делать с кольцом?
– Я бы все равно не смогла ему заплатить, – невпопад задумчиво откликнулась мисс Адлер. – Мой кошелек после кондитерской почти так же пуст, как и ваш.
Прозаичность, с которой Ирен произнесла эти слова, совершенно меня ошарашила.
– Что же до кольца… – Девушка склонила голову. Сумрак скрывал черты ее лица даже лучше опущенной вуали. – Пожалуй, оставлю его в память о верности, мести и потерянной любви. Сюжет, достойный оперы.
Она повернулась, вглядываясь вдаль, туда, где в конце улочки горели газовые фонари, и стала смотреть, как кэб Джефферсона, покачиваясь, удаляется от нас. Наконец экипаж исчез за поворотом. Уличные огни светили сквозь туман, словно звезды. Я не видела выражения лица Ирен, но отчего-то не сомневалась, что она улыбается.
– А может, если понадобится, я это кольцо заложу, – прозвучали ее слова.
Я снова потрясенно ахнула, но мой вздох вновь остался без внимания.
