Глава девятнадцатая
Любопытная племянница
В кэбе по пути к Гросвенор-сквер Годфри снова просмотрел мой список с посетителями Бейкер-стрит и покачал головой:
– Не слишком обнадеживает, Нелл. Очевидно, Холмс или уехал, или не выходит из квартиры. Не один из посетителей не похож на доктора, если не считать коренастого усача, который прибыл с бледным спутником. Старая леди – это, похоже, домоправительница или владелица дома, как ты сама записала. Когда закончим с расспросами на Гросвенор-сквер, будем двигаться дальше.
– Что ты имеешь в виду?
– Я имею в виду, что придется самим расспросить о докторе Уотсоне, – ответил он.
– И мне тоже? Мистер Холмс может вести наблюдение за домом доктора, а меня он видел.
– Но при таких обстоятельствах, что вряд ли обратил на тебя внимание.
– Я думала, что он великий детектив. Как он мог не обратить на меня внимания? – удивилась я.
– Ирен говорила, что он слаб по женской части.
– Неужели? Вот уж пальцем в небо.
Годфри улыбнулся:
– Не в том смысле, как обычно понимают эту фразу. По мнению Ирен, его ошибка состоит в том, что он мало интересуется женщинами и вечно недооценивает их значение и ум. Благодаря чему женщины в определенном смысле могут оставаться для него незаметными.
– Как выяснилось, он вполне способен заметить Ирен и найти ее на заполненной людьми террасе «Отеля де Пари» в Монте-Карло.
Его улыбка поблекла:
– Допустим, но это же Ирен. Она всегда на виду, если только не принимает специальные меры, чтобы затеряться. Вот номер сорок четыре.
Любой, кто жил в Лондоне, прекрасно знает, что Гросвенор числится среди самых благородных площадей города. Наш кэб проехал мимо внушительной каменной ограды. Фрагмент античной статуи выглядывал из подстриженной зелени лужайки, уже несколько поблекшей к середине лета.
– По правде сказать, Годфри, – произнесла я, обводя взглядом пустые глазницы окон огромного дома, – мне неловко снова появляться в этой семье. Я всего лишь маленькое пятнышко в их воспоминаниях…
– К счастью, нельзя того же сказать об их сыне и брате, – произнес он твердым голосом, вылезая из кэба, чтобы помочь мне, а потом расплатиться с кучером. – И нас уже ждут.
Я вздохнула:
– Полагаю, это мой долг.
– Конечно. – Он продел мою руку под свой локоть. – Однако куда увлекательнее считать его приключением.
Адвокат использовал яркое, хоть и банальное слово, которое живо напомнило мне о Квентине. Как я смогу сказать человеку, который пережил немыслимые испытания в Индии и Афганистане, что я испугалась его собственной семьи? Хотя мне вряд ли предстоит снова увидеть Квентина Стенхоупа. И все же, пока я шла по длинной чопорной дорожке к длинному чопорному фасаду дома, я будто возвращалась в когда-то милое мне прошлое, которое теперь, казалось, совершенно недосягаемо. Я была никем для этих людей: просто связующее звено между нашей общей историей и их потерянным членом семьи.
Нам открыл безукоризненно несговорчивый дворецкий. Я почувствовала себя парой галош, которую неосторожно забыли на лестнице. У Годфри быстро отобрали котелок, трость и перчатки; дама, по крайней мере, могла в помещении оставить при себе броню аксессуаров – шляпку и перчатки.
Затем нас провели в приемную, заполненную незнакомыми людьми.
– Пожалуйста, входите! – воскликнула хорошенькая юная девушка в лютиково-желтом муслиновом платье для чая, поднимаясь, чтобы пригласить нас внутрь, потому что мы вежливо застыли на пороге. – Ну, мисс Хаксли, вы выросли такой умницей!
Ее слова поразили меня, но она сама удивила меня еще больше.
– А вы… просто выросли! Мисс Аллегра? – то ли спросила, то ли воскликнула я. – Теперь, наверное, мисс Тёрнпенни.
– Нет, я по-прежнему Аллегра, – произнесло обворожительное создание, со смехом беря мои руки в свои. – Но что случилось с юбками мышино-серого цвета и кремовыми хлопковыми английскими блузами мисс Хаксли?
– Я… изменилась, – сказала я. – И вы тоже.
– Но вы по-прежнему мисс Хаксли? – спросила дерзкая молодая особа, разглядывая Годфри с интересом, несвойственным хорошо воспитанным девушкам.
– Верно, – торопливо подтвердила я. – Тут никаких сюрпризов. Позвольте представить мистера Годфри Нортона, адвоката, который держит практику в Париже. Он тоже в курсе тех новостей, которые я пришла вам сообщить. – По крайней мере, здесь мы могли использовать наши настоящие имена.
– Тогда вы должны познакомиться с остальными.
Моя бывшая воспитанница повернулась, чтобы представить нам несколько дам среднего возраста, сидевших за ней: тетю миссис Уотерстон, свою мать миссис Кодуэлл Тёрнпенни, которая сильно поседела со времен моей жизни в доме на Беркли-сквер, и другую тетю миссис Комптон. Я с радостью поняла, что эти три женщины – старшие сестры Квентина Стенхоупа. Глядя в их благородные, омраченные заботой лица, я спрашивала себя, что же мне на самом деле рассказать о судьбе их дорогого брата.
Мы расселись и занялись чаем с выпечкой, которая была представлена в самом большом разнообразии. Годфри воспринимал внимание, которое ему оказывали женщины, с очень спокойным изяществом. После того как он отказался от предложенных сэндвичей с огурцом, светское общение умерло естественной смертью.
– Так замечательно, что вы нас навестили, мисс Хаксли, – наконец рискнула произнести миссис Тёрнпенни поверх своей чашки чая. – Вы ни на день не состарились. – Если честно, я не могла сказать того же о ней, поэтому промолчала, внимательно слушая. – А теперь, пожалуйста, расскажите нам, что вы знаете о Квентине.
– Возможно, – вмешался Годфри, мгновенно завладев их вниманием, потому что был не только красивым мужчиной, но и деловым человеком, – будет лучше, если сначала вы нам расскажете, что вам известно.
Глаза дам, сплошь светлых акварельно-серых и голубых оттенков, осторожно обменялись взглядами, будто совещаясь между собой. Я представила семейный портрет сестер в виде трех граций – возможно, его мог бы написать художник Джон Сингер Сарджент, родившийся во Флоренции американец, который в своей лондонской студии изображал позирующих ему женщин поразительно трепещущими бледными красками. Затем я представила на картине их брата и любимого дядю, каким мы его первый раз увидели в Париже, – бородатого, загорелого, в лохмотьях, больного… Нет. Квентин Стенхоуп, каким он был теперь, больше подходил в качестве объекта для одного из тех богемных парижских живописцев – Альфонса Мухи или Жиля Шере.
Миссис Тёрнпенни заговорила:
– Я вдова. Да, моя дорогая, – объяснила она, глядя на меня, – полковник Тёрнпенни погиб в Афганистане. Не в Майванде, но, по иронии судьбы, в победоносной битве, которая за ним последовала.
– Мне очень жаль, – пробормотала я.
– Наша престарелая мать тоже вдова, – добавила миссис Тёрнпенни. – Она наверху, в своих покоях. Мы не хотели лишний раз ее расстраивать. Мы знали, что Квентин был ранен при Майванде и что он попал в списки пропавших без вести или погибших. Позже армейское командование заявило, что он жив, и действительно мы наконец получили письмо, написанное нетвердой рукой, но почерк явно принадлежал нашему дорогому брату. Поэтому мы ждали, что вскоре он поправится и вернется домой.
– Но он не появился! – вмешалась Аллегра с горечью разочарованного ребенка. – Дядя Квентин так и не вернулся. Остальные отказались от него, да и бабушке проще считать его мертвым, раз мы не получили от него ни слова, ни знака, но я по-прежнему не понимаю, почему он оставил нас. Вы знаете что-нибудь еще, мисс Хаксли? Вы расскажете нам о нем?
– Аллегра! – мягко упрекнула мать девушку и повернулась к нам: – Она вспоминает дядю с детской непосредственностью. Простите девочке ее горячность. Я буду очень благодарна за любую информацию, которую вы можете нам предоставить. Когда появился тот джентльмен, мы надеялись…
– Какой джентльмен? – перебил Годфри.
Миссис Тёрнпенни замолчала, удивленная напряженностью его тона.
– Ветеран войны, как и Квентин. Бывший его сослуживец.
– И когда же он появился? – живо поинтересовался Годфри.
Три старшие женщины снова молча обменялись взглядами, чтобы сверить свои воспоминания и дать достойный ответ навязчивому любопытству адвоката.
– В мае, – объявила миссис Уотерстон сугубо деловым тоном. – Как раз был день рождения моего волкодава Пейтора.
– Май, – повторил Годфри без дальнейших комментариев в раздражающей манере, обычной для юристов.
– Так вы знаете что-нибудь о Квентине, мисс Хаксли? – поторопила меня Аллегра.
Неожиданно под действием их сердечной заботы моя скованность рассыпалась, как стена из камней, превратившихся в песок.
– Мы знаем, что он жив и что с ним все более или менее хорошо, – сказала я кратко. – Мы встретили его в Париже на прошлой неделе. Он много лет прожил на Востоке.
– Он здоров? – спросила миссис Тёрнпенни. – Почему он не связался с нами? Почему он так и не вернулся домой?
– Он не совсем здоров, – довольно поспешно вмешался Годфри. – Мы полагаем, что его отравили.
По гостиной прошелестел вздох потрясения, а бледные напудренные лица хозяек дома посерели от страха.
Я быстро объяснила:
– У Квентина были причины оставаться за границей. Тем, к кому он приближается, может угрожать опасность. Теперь он чувствует себя нормально, если не считать неприятных приступов лихорадки, которые беспокоят его время от времени.
– Вы назвали его по имени? – уточнила миссис Тёрнпенни с вежливым недоумением.
Годфри уставился на меня с выражением глубокой заинтересованности; с таким любопытством адвокаты обычно смотрят на свидетеля, желая узнать, как он выпутается из положения после непростительной ошибки.
Я залилась краской и стала пунцовой, как бархатная скамейка под аристократическими ножками миссис Тёрнпенни.
– Ох, мама, не будь такой придирчивой! – поторопилась вмешаться юная Аллегра, блестя голубыми глазами. – Мисс Хаксли знает меня со школьных лет, а дядя Квентин часто навещал нас во время занятий.
– Именно Нелл вызвала воспоминания о доме у мистера Стенхоупа, – наконец добавил Годфри в мою защиту. – Он узнал ее в Париже.
– Нелл? – снова пролепетала миссис Тёрнпенни, на этот раз совсем робко, будто стыдясь собственной приверженности строгому этикету.
– Так мы с женой зовем мисс Хаксли, – объяснил Годфри.
Миссис Тёрнпенни кивнула, успокоенная тем, что у Годфри есть жена. Видела бы она Ирен!
– И в Париже Квентин был… отравлен?
– Мы так думаем, – сказала я, – или, вернее, так думает Ирен. – Тишина. – Жена Годфри. Ее зовут Ирен. Она осталась в Париже. Оно не было серьезным, то отравление, только Кве… мистер Стенхоуп испугался за нашу безопасность и пропал. Мы думали, он мог приехать сюда, но, конечно, если он считает, что своим присутствием подвергает окружающих опасности…
– Целая история, если я правильно поняла смысл, – заметила величественная миссис Уотерстон. – Но она объясняет появление того джентльмена в мае. Квентина уже могли видеть в Европе.
– Действительно, – согласился Годфри. – Хотя сейчас мы не в силах добавить ничего конкретного о вашем любимом члене семьи, готов заверить, что с ним все было в порядке всего несколько дней назад, а его долгое отсутствие, очевидно, вызвано лишь несчастливыми обстоятельствами, а не его нежеланием воссоединиться с семьей. Но будьте осторожны, если кто-нибудь начнет спрашивать о нем.
– Он всегда хранит вас в своих мыслях и в сердце, – добавила я. – Не думайте, что он вас забыл. Надеюсь, однажды он сам вам все расскажет.
– И мы тоже, – с облегчением произнесла миссис Тёрнпенни. – А что привело вас из Парижа в Лондон, благодаря чему мы имеем счастье узнать новости о Квентине?
– Магазины, – сказал Годфри быстро и почти правдиво, если учесть, чем он занимался сегодня днем. – Французы уступают здешним портным в искусстве шитья мужской одежды. Впрочем, они превосходно разбираются в женских нарядах. Как видите, мисс Хаксли стала изрядной модницей, с тех пор как поселилась в Париже.
Старшие леди вежливо заморгали в ответ на его полушутливый тон, а мисс Аллегра искренне расхохоталась почти до слез.
– До чего же вы напоминаете мне дядю Квентина, мистер Нортон! Он неисправимый шутник. Как же мы веселились, когда я была маленькой…
– Так обычно и случается себя вести неразумным детям, мисс, – чопорно напомнила я ей.
– А вот кое в чем вы совсем не изменились, мисс Хаксли, – ответила она, – и я очень этому рада.
Я улыбнулась милой девочке, которая напомнила мне ее дядю, хоть и считала, в отличие от него, что я не слишком изменилась.
Остальное время чаепития прошло в вежливой болтовне, которую с мастерством адвоката направлял Годфри. Когда мы уже встали и собирались уходить, он небрежно поинтересовался:
– Кстати, а как выглядел мужчина, который спрашивал о мистере Стенхоупе?
Леди снова обменялись взглядами.
– Довольно непримечательно, – произнесла миссис Тёрнпенни, сверяясь с сестрами. – Среднего возраста, респектабельный.
Миссис Комптон деловито кивнула в подтверждение.
– Меня тогда не было дома, – объявила миссис Уотерстон, и больше мы ничего не услышали.
– Я их провожу, мама, – предложила очаровательная Аллегра, канарейкой порхнув ко мне в своем желтом наряде и уцепившись за мой локоть, словно любящая племянница.
Когда мы вышли в холл, отделанный плиткой, Аллегра понизила голос до возбужденного шепота.
– Не такой высокий, как мистер Нортон, – сообщила она, схватив моего спутника под руку, так что мы трое образовали тесный кружок заговорщиков. – Лысый как шар. Жестокие глаза цвета лазурита, холодные как камень. Очень зловещая личность. У мамы нет никакой способности к наблюдениям, – с досадой добавила она.
Затем девушка поручила нас бдительному дворецкому, который акулой петлял вокруг – так ему не терпелось избавиться от нестандартных визитеров.
– Обязательно найдите дорогого Квентина, – сказала Аллегра под конец, настойчиво сжав нам руки. – Он ведь мой любимый дядя.
– По-моему, – произнесла я, – вы во многом на него похожи.
– Спасибо, мисс Хаксли, – просияла она прощальной лукавой улыбкой и, сделав реверанс, исчезла.
Выйдя на площадь, мы остановились, глядя через просторный сад на ряд величественных особняков вдалеке.
– Хозяйки этого дома довольно беспомощны и не слишком разговорчивы, – иронически заметил Годфри, натягивая французские лайковые перчатки, – но твоя бывшая подопечная очаровательна. Она напоминает мне Ирен.
– Видимо, я недостаточно усердно занималась с ней, – недовольно заметила я. – Уж слишком много она на себя берет.
– Кто-то в доме должен это делать. – Адвокат вздохнул: – Значит, капитан Морган уже охотился за Стенхоупом в мае. Но почему?
– Конечно! Вот кто тот джентльмен, который заходил сюда!
– Главный вопрос заключается в том, во что, черт возьми, – прости, Нелл, – был замешан Стенхоуп и почему сейчас дело стало таким срочным?
– Ох, – вздохнула я, не подумав, – вот бы Ирен была здесь. Она бы знала, что делать.
Годфри ласково улыбнулся:
– Если хочешь, мы можем послать ей утром телеграмму, чтобы сообщить, что мы узнали.
– Ой, замечательная мысль! Но только, Годфри…
– Да?
– Лучше использовать кодовое имя на тот случай, если у жуткого Моргана в Париже есть сообщники.
– Есть у меня одно на примете, – хитро подмигнул мне адвокат, пока мы двигались в сторону Нью-Бонд-стрит, где было проще нанять кэб.
– Какое же?
– Люси Мэзон-Нуво.
– Ох!