Глава сорок девятая
Потерянная невинность
Мне четырнадцать лет… Я присутствовала на свадьбе матери с Джеком Фордом… И тогда же в первый раз видела, как Форд схватил ее, пытаясь задушить.
Пинки Э. Дж. Кокрейн, суд округа Армстронг, Аполло, Пенсильвания (1878)
Из дневника
Есть на свете страдания, которые можно увидеть только в сумасшедших домах: страдания настолько темные и настолько глубокие, что одержимый ими живет за непроницаемой стеной, в царстве куда страшнее ада.
Когда-то и я была одной из таких потерянных душ, и никогда не забуду своего опыта.
Как никогда не забуду те страшные часы, когда Ирен Адлер Нортон вошла в число покинутых.
В течение часа блужданий в окрестностях пещеры не было найдено никаких следов Нелл Хаксли. Сначала Ирен была полна решимости продолжать поиски, настаивая на проверке всё новых возможных мест и тропинок. Еще два часа мы метались по всей территории выставки, забираясь повсюду, где еще шумела толпа, опрашивали лоточников, шатающихся зевак и вездесущих жандармов.
А потом примадонна пришла в неистовство, обезумев от тревоги и ярости из-за нашей неспособности сделать хоть что-нибудь для спасения Нелл.
Только после двухчасовых поисков она уступила совместным уговорам Шерлока Холмса, полковника Коди и инспектора ле Виллара, который присоединился к нам позже, вернуться в отель. Там нам предстояло дожидаться результатов изысканий на территории выставки, которые собирались произвести ночью, когда все посетители разойдутся по домам.
Думаю, окончательно убедил ее утвердительный кивок следопыта Красного Томагавка. А также оброненная им фраза: «Меньше ног – лучше след».
Возможно, она также осознала, что ее собственное беспокойство, пусть и далекое от истерики, мешает трезвому безличному процессу поиска, сродни научному исследованию, которое сам бог велел вверить Шерлоку Холмсу.
– Вы поступили правильно, – снова и снова повторяла я ей в экипаже по дороге в отель. – Будь я самым страшным и неуловимым злодеем на земле, я бы дрожала от страха, если бы меня выслеживали трое лучших охотников, известных миру. Не только сам Шерлок Холмс, но и знаменитый скаут Буффало Билл, а также разведчик-индеец! Даже дети знают, что краснокожие – лучшие следопыты на свете. Они охотятся по всей прерии. А тут всего-то пару сотен акров земли и несколько построек – детская игра для такой компании.
– Речь не о детской игре, – бросила примадонна и больше не проронила ни слова.
Что тут ответишь? Когда без вести пропадает мужчина, всегда есть шанс, что он сам решил исчезнуть. Может, отправился на поиски приключений в море или вступил в армию либо же просто перебрался в другой город, избавляясь от обременительных личных или деловых связей. Если же исчезает женщина или ребенок, шансы на добровольное бегство невелики. Если пропавшую не находят быстро и где-нибудь поблизости, с каждой минутой возрастает вероятность того, что она не отыщется вовсе или отыщется много позже и уже неживая.
Инспектор ле Виллар переглянулся со мной и только пожал плечами, пока мы тряслись в неловкой тишине. Ему явно не терпелось вернуться обратно и искать след вместе с остальными, но он понимал, почему Шерлок Холмс настоял, чтобы инспектор проводил нас до отеля.
Только навязав Ирен конвой, можно было увериться, что она станет придерживаться плана, на который так неохотно согласилась. Я бы ничего не смогла поделать, вздумай она вернуться обратно к пещере.
Но, как и в любом деле, чем дальше двигаешься запланированным курсом, тем сложнее переломить ход событий.
К тому времени, как инспектор довел нас до номера и откланялся, состояние Ирен приблизилось к буйному помешательству.
Она принялась метаться взад-вперед по комнате:
– Надо было остаться! Зачем я их только послушала? Мужчины вечно исключают женщин из любого дела. Будто бы ради нашей защиты, а на самом деле они защищают свое мужское превосходство, вот и все.
– Только не в этом случае, Ирен. Мы присутствовали при задержании безумца Келли. И сегодня никто не пытался защитить нас от той ужасной сцены, с которой мы столкнулись.
– Они считают, что раз я воспринимаю исчезновение Нелл настолько эмоционально, мне не под силу размышлять трезво! Я могу думать, даже очень хорошо!
Мои мысли вернулись к кровавой церемонии, свидетелями которой мы невольно оказались. Если Нелл похищена кем-то из участников мерзкого обряда… Боже, трудно даже вообразить, какие ужасы ее ожидают!
Ирен продолжала мерить шагами комнату, как величественная львица в клетке зверинца. Мне всегда было тяжело смотреть на гордых животных в заключении, в бесконечном движении от одной стенки к другой, а в глазах – ярость, боль и еще кое-что, совершенно чуждое этим созданиям: первый отблеск ужаса в душе существа, которое прежде не ведало страха.
Я могла только наблюдать за примадонной. Меня угнетали ощущение собственной беспомощности, отсутствие новостей о Нелл и наше с Ирен вынужденное бездействие вдалеке от основных событий.
– Понятно, почему они хотели избавиться от нас, – сказала она после долгой паузы, делая очередной резкий поворот, чтобы в который раз ринуться в противоположный угол комнаты. – Они не верят, что им удастся найти ее. Почему? Где она может быть? Зачем она понадобилась тем безумцам, которые сбежали из пещеры?
– Может, в качестве заложника? Но, Ирен, мы же не знаем наверняка, что ее похитили дикари. Вдруг она просто заблудилась на выходе из пещеры или ударилась головой, и кто-нибудь отнес ее в безопасное место, чтобы оказать помощь. Наверняка завтра они обойдут все больницы. – Я посмотрела в окно, на предрассветный город, укрытый лилово-серым туманом, словно полутраурным покрывалом. – То есть сегодня.
Я предложила снять прогулочные костюмы и переодеться, и Ирен исчезла в своей спальне. Я вызвалась было помочь ей, как это всегда делала Нелл, но не успела я договорить фразу до конца, как лицо примадонны застыло, превратившись в маску, и она отказалась.
Оставшись в одиночестве в гостиной, я забеспокоилась, можно ли доверять Ирен. В нынешнем настроении с нее станется сбежать из отеля через окно.
Но из-за двери до меня донеслось обнадеживающее шуршание юбок, так что я проскользнула в свой альков, чтобы переодеться самой. Когда я поспешно выскочила обратно в гостиную, дверь спальни Ирен была распахнута настежь.
Сама она, к моему облегчению, стояла на пороге, блистательная, как византийская императрица, в своем халате из зеленой тафты, застыв в позе трагической героини оперы. Взгляд ее был прикован к квадратику бумаги, который она держала в руке.
– Ирен?..
Она не шелохнулась и не ответила. Я подошла к ней с такой осторожностью, будто приближалась к клубку змей. Только когда я прикоснулась к плечу примадонны, она протянула мне конверт:
– Он лежал у меня на подушке.
Конверт был не запечатан, и я открыла его, ожидая увидеть письмо или записку, возможно, с требованием выкупа за Нелл, хоть мне и не верилось, что ее исчезновение было спланировано заранее.
Конверт был пуст. Я снова заглянула внутрь и на этот раз в одном из углов заметила прядь темных, почти черных волос.
– Но у Нелл волосы не такого…
– Это прядь Годфри.
Голос примадонны звучал на удивление невыразительно. Я заглянула ей в глаза и вот тогда и увидела в них ту глубокую, лишенную всего человеческого пустоту, которая встречается лишь у обитателей сумасшедшего дома.
Мне не удастся описать ее, хоть я уже не раз пыталась. Как если бы все жизненные силы человека в один миг вытекли из него прямо в землю, на которой он стоит. И осталась одна пустая физическая оболочка. Видеть, как подобное произошло с Ирен Адлер Нортон, было невыносимо и страшно.
Она позволила мне подвести себя к круглому столику и усадить на один из стульев. И вместе с нами присел призрак – призрак Нелл. Я никогда не встречала Годфри Нортона, поэтому его образ не мог меня преследовать, но я видела его присутствие в тусклом взгляде Ирен, сфокусированном на какой-то далекой точке, которую лишь она могла видеть.
Не знаю, сколько мы так сидели.
У меня в голове одна мысль хаотично сменяла другую: сегодня ночью в одно мгновение исчезла ее подруга и компаньонка. А теперь кто-то оставил на подушке зловещее послание: прядь волос ее мужа, который находится бог весть где.
Некто в наше отсутствие пробрался в гостиничный номер, чтобы передать Ирен немой сигнал о неизвестной и непонятной опасности. Является ли случившееся с Нелл и Годфри чудовищным совпадением, или же эти события связаны? Откуда мне знать? Только Ирен могла распутать этот зловещий клубок, но она пребывала в прострации.
Свет утра пробрался в темную ночь наших душ, постепенно прорисовывая привычные предметы мебели гостиничного номера. И каждая вещь, возвращаясь к свету из ночного небытия, несла в себе память о Нелл, о ее прикосновении. Казалось, стоит лишь протянуть руку, и воспоминания обретут форму, Нелл снова будет с нами.
Но за столом сидела одна лишь Ирен, уронив безвольные руки поверх конверта.
Услышав стук в дверь, я вздрогнула от неожиданности, но примадонна осталась безучастной.
Я поднялась, не зная, что делать, однако Ирен даже не шелохнулась.
Поэтому я просто открыла дверь, за которой оказался Шерлок Холмс.
На нем был деловой костюм: полосатые брюки, сюртук и цилиндр. Так как в последний раз я видела его несколько часов назад в грубой одежде чернорабочего, в нынешнем наряде он напомнил мне директора похоронной конторы.
Лицо сыщика выглядело изможденным, а взгляд сразу же впился в сидящую у столика Ирен.
– Есть какие-нибудь новости? – спросила я.
Он лишь слегка покачал головой и зашел в номер.
Примадонна медленно подняла на него глаза, и этот взгляд заставил его остановиться.
Потянувшись пальцами к кармашку жилетки, он вытащил оттуда какую-то блестящую вещицу. Не дождавшись от Ирен никакой реакции, детектив подошел к столику и положил предмет на скатерть рядом с ее рукой:
– Мы нашли часы мисс Хаксли в здании панорамы, недалеко от входа. Полковник Коди убежден в том, что она выронила их во время борьбы с кем-то. Я же полагаю, что она сама отстегнула часики от лацкана и бросила на пол специально, чтобы оставить для нас след. Корпус часов немного погнут, и это может служить подтверждением обеих теорий.
Ирен по-прежнему безмолвствовала.
Холмс перевел дыхание, как если бы ему предстояло сообщить нечто ужасное.
– Красный Томагавк, – снова начал он с обычной неловкостью англичанина, вынужденного произнести столь нелепое имя, – очень умелый следопыт. Нам удалось обнаружить следы трех человек рядом с отпечатками ног мисс Хаксли. Покинули панорамное здание лишь три пары ног, но рядом с ними мы увидели след… волочения. Мы также обнаружили остатки хлороформа на бархатном занавесе у входа на экспозицию. Мы полагаем, что ее усыпили и только потом похитили, и это позволяет надеяться, что она до сих пор жива. Красный… мм, Томагавк уверен, что сможет снова узнать след лошади, запряженной в повозку, на которой увезли Нелл, но поиски наемного экипажа займут много времени. К тому же он вполне мог быть частным. Признаю, что я теряюсь в догадках, зачем кому-то вообще понадобилось похищать мисс Хаксли.
Когда Ирен вновь не ответила ему и даже не подняла взгляда, детектив положил шляпу и трость на стол:
– Сегодня утром, несмотря на ранний час, я нанес визит известной вам королевской особе. Он принял меня в халате. Он осведомлен о ваших неоценимых усилиях в расследовании недавних убийств и о том, что… нам удалось сохранить в тайне его невольное участие в указанном деле, которое могло бы привести королевство к не имеющему аналогов скандалу. Он заинтересован в том, чтобы мисс Хаксли была найдена, и задействует все возможные ресурсы как с французской, так и с британской стороны. К сожалению, события прошлой ночи требуют моего возвращения в Лондон. В свете последней информации дело Джека-потрошителя приобрело новый оттенок, и мне необходимо снова пересмотреть все улики с точки зрения того, что нам удалось узнать вчера. Заверяю вас в готовности оказать любую помощь в поисках мисс Хаксли. Будь у меня хоть какой-то намек на то, с какой целью она была похищена…
Ирен казалась статуей, высеченной из камня.
Шерлок Холмс замялся и посмотрел на меня, совершенно обескураженный.
Я кивнула на лежащий на столе конверт.
Он нахмурился, рассматривая чистую лицевую часть, помеченную лишь инициалами «И. А.».
Вдруг в его глазах вспыхнул интерес, а то и подозрение. Он осторожно взялся за уголок конверта, наблюдая за Ирен, будто она была змеей, готовой вот-вот наброситься на него.
Убедившись, что она не двигается, сыщик аккуратно вытащил конверт из-под ее руки и поднес к глазам.
– Бумага немецкая, – заявил он, ни к кому конкретно не обращаясь. – Сделана вручную. Очень дорогая. Дюссельдорф. Его несли в кармане или футляре с подкладкой из бархата. Красного бархата. На бумаге остались крошечные волокна. Чернила… сложно сказать без анализа. И… – Он открыл конверт и заглянул внутрь. Его лицо посуровело, и он снова посмотрел на меня. – И кажется, мы имеем дело со смелым, но весьма неосторожным противником. Сильный враг, но не всемогущий. Не бывает всемогущих врагов. Мои собственные расспросы показали, что мистер Нортон покинул Вену. Мой брат обладает кое-каким влиянием в Министерстве иностранных дел. Точнее, во многих отношениях он и есть Министерство иностранных дел. Я телеграфирую ему немедленно. И я бы посоветовал вам сейчас же известить семью Ротшильдов о… еще одной загадочной истории. Их агентурная сеть покрывает все столицы Европы и не имеет себе равных.
Ирен даже не шевельнулась.
Внезапно Шерлок Холмс с силой швырнул конверт обратно на стол. Я подскочила от неожиданности – но не Ирен.
– Мадам! – требовательно обратился к ней детектив.
Встав позади нее, он резко выдвинул из-за стола стул вместе с сидящей на нем примадонной, показав свою удивительную силу. Взяв Ирен под локти, он заставил ее подняться. Потом он повернул ее лицом к себе, но ее глаза по-прежнему продолжали смотреть в никуда, прямо сквозь него.
Я еще не видела такого сурового выражения на лице Холмса: выражения учителя, проповедующего науку стоицизма.
– Мадам, – повторил он, – во время бегства из Богемии вам удалось пять раз провести лучших агентов короля.
Она отвела взгляд и пробормотала:
– Король Богемии – мелкий князек, его агенты не так уж и хороши.
– Но я весьма хорош, – возразил Шерлок Холмс, – однако вы ни на минуту не поверили моему костюму священнослужителя на Серпентайн-авеню, когда я устроил пожар в вашем доме, чтобы вынудить вас достать фотографию, которой король так боялся.
Она слегка повела головой, словно ленивый зверь, отгоняющий жужжащих вокруг него мошек.
– Вы позаимствовали идею у героя Эдгара Аллана По, Огюста Дюпена, из рассказа «Похищенное письмо», – вяло сказала она. – Эти истории на протяжении десятилетий были популярны в Америке, Англии и Франции. Чтобы разгадать ваш замысел, большого ума не потребовалось.
– Но затем вы проявили беспрецедентную смелость, переодевшись в мужской костюм и проследив за мной до самой двери дома двести двадцать один «бэ» по Бейкер-стрит, и даже имели наглость обратиться ко мне по имени и пожелать доброй ночи!
– Плевое дело для актрисы, к тому же вы и не подозревали, что я вас раскусила.
– А потом вы за каких-нибудь несколько часов обвенчались с Нортоном и улизнули из Англии, не дожидаясь, пока мы с королем вернемся на следующий день, чтобы забрать у вас фотографию.
Примадонна лишь пожала плечами.
– Вы – единственная женщина, которой удалось переиграть меня!
– Вы нечасто имеете дело с женщинами.
– Вы сражались в Монте-Карло на дуэли с виконтом и победили его!
– Меня учили фехтовать для мужских партий в опере.
– Вы спасли трон Богемии… дважды!
– Ничтожный, никому не интересный трон, не стоящий того, чтобы на нем восседать или спасать его.
Мистер Холмс, похоже, полностью исчерпал свой репертуар воспоминаний о прошлых триумфах Ирен.
Пока он молчал, побежденный, она медленно подняла на него взгляд:
– Та женщина, прошлой ночью…
– О ней хорошо заботятся. Кто бы мог подумать: она оказалась француженкой. «Исправившаяся» проститутка, так она себя называет. Бедняжка одержима безумной фантазией, что приносила в жертву некоему «Господину» источник собственной греховности, а также греховности всех мужчин, которые использовали ее.
Взгляд Ирен опять скользнул вниз и в сторону, снова уносясь в недоступные нам дали.
После долгой паузы мистер Холмс бесшумно, будто исполняя пантомиму, подхватил свои шляпу и трость и направился к двери. Я последовала за ним, но Ирен даже не заметила нашего отступления.
– Если бы проблема касалась Уотсона… – прошептал он мне на пороге и лишь покачал головой. – Здесь я больше ничем не могу помочь.
– Почему прошлые преступления в Лондоне кажутся вам более перспективным ключом к разгадке, чем нынешние события в Париже? – выпалила я мучивший меня вопрос.
В ответ я получила взгляд, полный раздражения пополам с удивлением.
– Потому что именно там я впервые осознал, что в жестоких убийствах, совершенных в обоих городах, проглядывает острый и изощренный ум, несмотря на варварскую и грубую природу самих преступлений. – Он посмотрел на меня с неким любопытством. – Уверен, что не страдаю предубеждениями и могу восхищаться мужеством женщин в той же мере, что и отвагой мужчин. И еще мне кажется, что в последние несколько дней вам, трем дамам, довелось столкнуться с такими темными силами и ужасными преступлениями, которые свели бы с ума большинство представительниц вашего пола.
При этом он посмотрел на Ирен, которая снова бессильно опустилась на стул, погрузившись в отрешенное состояние, словно любитель абсента, порабощенный наваждением Зеленой Феи. Грошовые художники, что продают свои поделки на Монмартре, часто изображают именно таких потерянных выпивох. Я видела, что примадонна ни на что не реагирует с того самого мгновения, как Шерлок Холмс отошел от нее.
Детектив понизил голос:
– Видите, к чему приводит вмешательство в подобные варварские дела. – Его темные брови нависли над проницательными глазами. – У меня нет времени строить догадки о цели вашего нахождения здесь, но, полагаю, она у вас есть. Однако теперь она не имеет значения. Вы должны приглядеть за мадам Ирен, потому как больше некому. Хоть я и сочувствую вам в потере доверенного лица и товарища, сам я не обременен тесными связями с кем бы то ни было. Вот мой друг доктор Уотсон, женатый человек, мог бы рассказать о муках, которые переживает человек, когда его супруг находится в опасности. Впрочем, у меня тоже есть родственник, хотя, пожалуй, исчезновение единственного брата – не совсем то же самое, и, если уж откровенно, мой брат умеет постоять за себя едва ли не лучше меня. – Он посмотрел на меня сурово, по-родительски. – Не сомневаюсь, что юные американские авантюристки вроде вас уверены в своей способности вынести любые испытания. Так когда-то полагала и мадам Нортон. Теперь вы видите, какие страдания она навлекла на себя своими действиями: напряжение сил за пределами нормального.
– Вы считаете, что тут замешаны сверхъестественные…
Он приглушенно фыркнул и снова заговорил тихим голосом, будто мы беседовали в палате больного, который, хоть и находится рядом, не способен услышать или понять нас:
– Будет вам, мисс Кокрейн! Если в нашем деле и есть хоть один неземной аспект, он относится не к оккультному злу, а к духовному. Да, я знаю вашу фамилию. Я знаю о вас и вашем окружении намного больше, чем вы можете себе представить, как, впрочем, и должно быть. – Сыщик устало улыбнулся, видя мое удивление. – Не могу утверждать, что уже разгадал все связи в этих преступлениях. Тем не менее мужайтесь. Я убежден, что связь существует. Я почти подозреваю некоего Наполеона преступного мира – человека, который обладает б́ольшим влиянием в Лондоне, чем Уайтхолл и Виндзор вместе взятые, хотя он, пожалуй, слишком рационален для того, чтобы сотворить подобный хаос, являющийся отличительной чертой нашего дела. Но я чувствую под ногами дрожание паутины с неведомым мне пока еще центром. Приходилось ли вам изучать повадки пауков, мисс Кокрейн?
– Нет, – призналась я. – Мне намного интереснее наблюдать за разнообразием мира людей.
– Не стоит пренебрегать скромными паукообразными, богатым на виды и смышленым народцем наземных беспозвоночных, которому редко воздают должное, но часто ругают. Хотя паук может потратить целую ночь, чтобы терпеливо соткать паутину, в тысячу раз превышающую в размерах его самого, у него уходит лишь мгновение, чтобы разобрать свое творение и испариться. Именно это я наблюдал в Париже.
– Прямо как цыгане, – сказала я, вспомнив о странном таборе с выставки.
– Лучше. Их присутствие можно вычислить. А паук следов не оставляет. Если только не смотреть через увеличительное стекло.
– А что вы скажете о безумцах в пещере? Они и есть «следы».
Он покачал головой:
– Жалкое сборище заблудших душ. Отбросы человеческого общества, жертвы суеверий, потакающие собственным слабостям. Некоторые из них – полубезумные религиозные фанатики, подобно Келли. Жаль, что ему удалось сбежать. Слишком многим удалось сбежать. Я должен был участвовать в деле с самого начала. – Он снова взглянул на Ирен, будто сам не знал, обвинять или жалеть ее. Потом резко тряхнул головой и вернулся к анализу ситуации: – Допрашивая этих дикарей, полиции Парижа приходится продираться через дебри иностранных языков – польского, русского, португальского, – хотя некоторые из несчастных оказались их соотечественниками, французами, пусть всего лишь мелкими воришками или проститутками. Тем не менее даже в полубреду эти отсталые люди говорят о некоем божестве, Господине, который поощряет их распущенность во имя веры.
– Я не раз видела, как преступники оправдывали себя тем, что действуют во имя добра, мистер Холмс, но… какое оправдание можно найти тому, что нам довелось увидеть прошлой ночью?
– Да, это безумие, но в его сердцевине существует рациональное зерно, делающее его вдвойне опасным. А исток лежит в Лондоне, в убийствах, приписываемых любимчику сенсационной прессы Джеку-потрошителю.
– О, как мне хотелось бы сопровождать вас в Лондон! – Слова сами сорвались у меня с языка. – Я… прежде чем приехать сюда, я работала в тамошних заведениях – как раз во время и сразу после убийств Потрошителя. У меня могут появиться догадки…
– Мне нужны не догадки, а раскрытие преступлений. К тому же вы необходимы здесь. Или вы готовы покинуть женщину, которая взяла вас под свое крыло? Покинуть именно теперь, в самый страшный для нее час? Неужели вы, американцы, всегда следуете соображениям дела и никогда – голосу сердца?
– Странно слышать рассуждения о верховенстве сердца от столь рационального человека, как вы.
– Отправитесь за мной в Лондон, юная мисс Кокрейн, – произнес он таким ледяным тоном, что я онемела от удивления, – и я добьюсь, чтобы вас арестовали. В отличие от Парижа, в Лондоне проституция вне закона. – Он еще раз сердито зыркнул на меня и надел шляпу. – Доброго дня.
Что за высокомерный, самодовольный англичанишка! Со смешанными чувствами я закрыла дверь за Шерлоком Холмсом. Часть меня жаждала пуститься в погоню за сыщиком и принять участие в расследовании, которое он возобновит в Уайтчепеле. Но наряду с нетерпением я ощущала тяжесть на сердце. Кто мог предвидеть подобную трагедию? Холодок пробежал у меня по спине, когда я вдруг подумала о том, что на месте пропавшей Нелл вполне могла оказаться я сама. Повергло бы мое исчезновение Ирен в такое же отчаяние? Обещал бы Шерлок Холмс свою всестороннюю помощь с тем же пылом?
Ирен даже не взглянула в сторону двери, не заметив ни ухода Шерлока Холмса, ни того, что я снова подошла к столу, за которым она сидела.
Вместо этого она пристально смотрела куда-то в сторону моего алькова.
– Что это? – спросила она мертвым, неестественным голосом.
Я проследила за ее взглядом:
– А, это мой сундук.
Ирен продолжала молча сверлить сундук взглядом, как если бы хотела увидеть сквозь его стенки прячущуюся там Нелл.
– Я и забыла, что попросила горничную подготовить его, – объяснила я. – Столько всего произошло с тех пор.
– Подготовить? – Растерянность в голосе примадонны заставила мое сердце жалобно сжаться.
– Ну да, я собиралась назавтра отплыть. – Я посмотрела на свои часики, пронзенная внезапным чувством вины оттого, что они по-прежнему прикреплены к лифу моего платья, в то время как часы Нелл… нет, лучше не думать об этом! Я вполне могла бы взять билет на поезд и пароход до Лондона, реши я ослушаться Шерлока Холмса, ведь мужчины мне не указ. Время утекало песком сквозь пальцы, и за окном уже рассвело. – Я отплываю… уже сегодня в шесть вечера, на «Персидской королеве». В Америку. Возвращаюсь домой. Я купила билеты много недель назад и совсем забыла в суматохе сообщить вам…
Я не успела произнести больше ни слова, потому что Ирен Адлер дикой кошкой вскочила со стула и, одним прыжком преодолев разделяющие нас несколько футов, схватила меня за запястья. И ее взгляд, и голос звенели холодом отточенной стали.
– Нет, – заявила она. – Ты никуда не уплывешь, пока не отыскались Нелл и Годфри! Сейчас ты нужна мне. Мы найдем их обоих.
– Но Шерлок Холмс…
– У Шерлока Холмса своих дел по горло, и к тому же я не хочу, чтобы он вмешивался.
– Но еще секунду назад вы были совершенно сломлены…
– Пусть он так и считает! Нельзя допустить его участия в этом деле. Ставки слишком высоки.
– Но я не знаю, как я могу помочь…
– Не беспокойся об этом. Я знаю. – Она вцепилась в меня мертвой хваткой.
Впервые я почувствовала, что она внушает мне страх.
– Но у меня есть обязательства… – пролепетала я.
– Да, есть! Обязательства передо мной и Нелл. Ты достаточно долго использовала меня. Теперь я использую тебя, Нелли Блай, леди Сенсация, и в итоге ты получишь куда более интересную историю, уверяю, раз уж только сенсации могут заставить тебя быть самой собой!
Ошеломленная, я была готова разреветься как ребенок, пойманный на ужасном проступке и сознающий свою вину. Я не позволяла себе таких эмоций с десятилетнего возраста, с того самого дня, когда Джек Форд впервые разгромил наш дом и избил мать, обзывая ее шлюхой. Я была раздавлена чувством вины. Шоком. Страхом. Но сквозь все эти тяжелые чувства несмело проступало… радостное предвкушение.
– Как вы узнали? Больше никто не догадался. Даже Шерлок Холмс! И давно вы меня раскусили?
– Теперь это уже не важно. Важно то, что мы собираемся делать дальше. Самая главная загадка находится не в Лондоне, а здесь, в Париже… и за его пределами.
Я кивнула. Всего один раз, но изо всех сил. От резкого движения с ресниц сорвалось несколько крупных слезинок.
Ирен Адлер Нортон наконец отпустила мои ноющие запястья. Вид у нее был удовлетворенный и решительный.
