Предисловие
Неделя в сентябре
Каждый год в сентябре десятки глав государств и гораздо больше министров иностранных дел прилетают в Нью-Йорк на сессию Генеральной Ассамблеи Организации Объединенных Наций. По сути говоря, делают они это отнюдь не для того, чтобы выступить с речью. Сессия дает возможность «на других посмотреть и себя показать», обменяться мыслями и сверить позиции, поговорить о профессиональных делах и даже посплетничать. И это идеальное место для дипломата, пытающегося получить поддержку планов своей страны в отношении какого-то дела.
Именно это и намеревался сделать Ричард Холбрук в сентябре 2009 года. Семью месяцами ранее президент назначил его своим специальным представителем по Афганистану и Пакистану. Во время предвыборной кампании и после победы президент дал четко понять, что одним из высших приоритетов администрации станет помощь Афганистану. Я знал, с какой серьезностью отнесся Холбрук к этой обязанности. Если мы сможем помочь Афганистану и поставим его на верный путь, сказал он мне, когда брал меня в свою команду в качестве старшего советника, настанет конец американским войнам в мусульманском мире. Но если нам не удастся этого сделать и Афганистан пойдет неверным путем, продолжится «вечная война» и длиться она будет долго.
К концу лета 2009 года, когда был составлен окончательный план в отношении Афганистана – больше войск и серьезное строительство страны, – для Холбрука стала очевидна необходимость проинформировать некоторых из наших самых важных союзников о направлении нашей работы. Он сказал мне, что собирается начать со встреч с несколькими из этих союзников в Нью-Йорке во время сессии Генассамблеи ООН и хочет, чтобы я поехал с ним. Это была неделя, которую я никогда не забуду.
Первая встреча состоялась с министром иностранных дел Египта Ахмадом Абу Гаитом. Он был старым другом Холбрука и весьма и весьма любезно приветствовал нас. Холбрук с энтузиазмом приступил к изложению нашего плана по Афганистану: нанесение поражения повстанчеству и строительство демократии, создание полнокровной экономики, формирование крупной армии и сильного гражданского общества. Он говорил воодушевленно, и Абу Гаит на это мягко кивал. Но когда возникла маленькая пауза во время выступления Холбрука – он даже не завершил начатую им мысль, – Абу Гаит тут же вставил в довольно резкой, граничащей с грубостью форме фразу о том, что все, что говорит Холбрук, звучит во многом похоже на те наши планы для Ирака, ни один из которых не сработал так, как мы хотели. Когда Холбрук закончил выступление, министр иностранных дел немедленно начал свою речь – естественно, иного рода, нежели мы ожидали от него. «Ричард, – сказал он, – конечно, мы поддержим вас, мы всегда вас поддерживали. Но зачем вам надо ввязываться еще в одну войну? Это будет только на руку террористам. Среди нашей молодежи полно разговоров о том, чтобы отправиться в Афганистан на джихад против американцев».
Абу Гаит не во всем был прав; многие молодые египтяне тогда мечтали о демократии. Но связь между атаками со стороны США и сборами арабской (а также пакистанской) молодежи на борьбу с Америкой вполне соответствовала действительности. И тем не менее до нас дошли – и по силе звука, и по содержанию – не столько слова, использованные министром, сколько пренебрежительность и разочарование в связи с необходимостью вновь поддерживать план, который не представлялся ему разумным и который был преподнесен как почти свершившийся факт.
Реакция других оказалась еще хуже. На следующей встрече с одним из арабских министров иностранных дел мы пили чай с финиками, а Холбрук излагал свои тезисы, на этот раз давая обстоятельное и яркое описание того, что Америка надеется осуществить в Афганистане. К этому времени у него уже было четкое понимание относительно возможной реакции, но Холбрук был всегда преданным воином. В его задачу входило прорекламировать наш план. И он старался это сделать.
И вновь дипломаты по другую сторону стола довольно откровенно высказали все, что они думали: мы в своих разговорах о демократии, сильном гражданском обществе и во всем ином, предлагаемом нами, витаем где-то в облаках, забыв о реалиях этой страны.
А когда наступила их очередь говорить, один из них сказал примерно следующее: «Лучше всего подкупить местных полевых командиров для того, чтобы выдворить Аль-Каиду из Афганистана. – Я полагаю, это обойдется вам в двадцать миллиардов долларов, что составляет одну пятую от той суммы, которую вы расходуете ежегодно в Афганистане. Потратьте эти деньги и просто возвращайтесь домой!»
Я должен был повторить последние слова самому себе: «Просто возвращайтесь домой!», чтобы уяснить их значение. Это был такой оглушительный упрек, что на какой-то момент все замолкли, ни одна из сторон не произнесла ни слова. Совсем не похоже было, что министр иностранных дел стремился унизить нас. Из того, как он говорил, можно было понять, что он по-настоящему считает нас заблуждающимися и оказывает нам услугу своим толкованием ситуации. И вновь реакция была не той, на которую мы рассчитывали. Примерно год спустя Раджив Чандрасекаран, корреспондент газеты «Вашингтон пост», сообщал, что в некоторых районах Афганистана, где насилия было меньше всего, стали больше доверять местным полевым командирам, которых поддерживала Америка2.
В перерыве между этой встречей и следующей я спросил Холбрука относительно реакции, с которой мы столкнулись. Я видел, что он сильно озабочен пренебрежительностью, продемонстрированной нашими собеседниками по поводу способности Америки принести благо региону. Вначале он ничего не сказал, как бы задумавшись над ответом. Затем он сказал, что скептики не смогли понять нашу стратегию. Нашим слабым местом была разъяснительная работа – нам следовало избавиться от призрака Ирака перед тем, как создавать новые надежды для Афганистана. Но после этого, сделав паузу, он разоткровенничался и сказал: «В их словах есть логика».
Следующим в нашем списке был еще один арабский министр иностранных дел. Я мог бы закрыть глаза и представить, что мы на предыдущей встрече. Если бы между этими двумя встречами прошло больше времени, я предположил бы, что министры сверили свои ответы. Холбрук опять начал излагать те же самые тезисы – которые, как я должен признать, к этому времени уже потеряли свою привлекательность, – и наш хозяин скоро занервничал, как будто в нетерпении ожидая, когда Холбрук закончит свое выступление с тем, чтобы он мог вывести беседу в русло реальности. Когда настала его очередь, он заговорил быстро. «Вы можете заплатить за завершение этой войны», – начал он. Затем он пододвинулся на краешек своего стула, поднял указательный палец и сказал: «Один миллиард долларов. Это будет стоить вам один миллиард долларов, и никакой войны». Он назвал сумму, как будто сделал нам приличную скидку!
Затем, явно выставляя нас теми, кто имел мало или вообще не имел понятия о развитии данного региона, он сказал нам, что мы ведем не ту войну. «Вам следовало бы вести переговоры с талибами, а не воевать с ними. И это поможет вам в делах с Ираном». Потом уже он широко и многозначительно нам улыбнулся. Со времени иракской войны страны Персидского залива обеспокоены ростом влияния Ирана в регионе, их особенно волнует его упорное продвижение к обладанию ядерным оружием. Они бы хотели, чтобы Америка сосредоточила свое внимание на Иране – даже если бы это означало заигрывание с Талибаном.
Король Саудовской Аравии Абдулла высказался примерно в том же духе. «Вам надо понять корни проблемы Талибана», – сказал он Холбруку. И что же, по мнению короля, являлось причиной наших проблем в Афганистане? Иран, разумеется.
Холбрук был прав, сославшись на призраки Ирака, снижающие наш авторитет в регионе. Если говорить о руководителях стран Ближнего Востока, мы не понимали разницу между нанесением поражения противнику на поле боя (что мы сделали довольно быстро) и психологическим сломом его воли к сопротивлению. Мы позорно провалились. И мы были совершенно не готовы к тому, что случилось в Ираке после военной победы: медленно закипавшему, но вполне предсказуемому взрыву насилия между суннитами и шиитами. Наши союзники поняли одну вещь, несмотря на то что мы так и не признались в этом сами себе, и она заключалась в следующем: после десяти лет войны Ирак превратился в страну, разбитую на десятки кусков, которые были скреплены всего лишь клейкой лентой, и лента стала отклеиваться, как только мы покинули страну. Стал ли для нас сюрпризом тот факт, что больше не было веры в нашу мудрость, когда речь пошла об Афганистане, с учетом тех наших заблуждений, которые привели нас в Ирак?
Когда через неделю мы вернулись в Вашингтон, Холбрук должным образом проинформировал руководство о том, что союзники думали по поводу нашего плана военных действий. Он сделал это так осторожно и в таких выражениях, которые не давали возможности считать, что он заработал очки в свою пользу. Со своей стороны Холбрук был достаточно обеспокоен ситуацией и постарался отговорить от ставки на войну. Однако его совет был отвергнут как надуманный и устаревший. «Когда я говорю в Белом доме о борьбе с повстанчеством и опыте войны во Вьетнаме, – сказал он однажды, – люди там закатывают глаза, как будто я инопланетянин».
Через полтора месяца, 1 декабря 2009 года, без дальнейших обсуждений четко выраженных сомнений со стороны наших союзников в регионе, в чьем сотрудничестве мы нуждались для того, чтобы наши планы сработали, президент Обама объявил весьма ожидаемое решение о войне в Афганистане. Сообщалось, что он провел многие часы – а на деле месяцы, – рассматривая всю относящуюся к данному вопросу информацию, прежде чем направить 33 тысячи американских военнослужащих для продолжения боевых действий в том районе. Мир затаил дыхание в ожидании новой концепции – такой, которая не была бы простым подтверждением знакомой мотивации для обращения к генералам, чтобы решить беспокойную внешнеполитическую проблему. Но Обама именно так и поступил. И никаких попыток восстановить верховенство дипломатии во внешней политике. Американскому народу казалось, что Обама продемонстрировал решимость, сказав миру, что Америка будет вести войну до победного конца. Но те, с кем Америка должна была много работать для того, чтобы убедить их в своей мудрости, были совершенно не впечатлены. Они не считали, что наша стратегия принесет свои плоды, во всяком случае, они не верили, что мы будем долго ее придерживаться.
И далее скептики не унимались. Почти через год, в октябре 2010 года, командующий пакистанской армией генерал Ашфак Парвез Каяни во время своего визита в Белый дом передал президенту Обаме Белую книгу – тринадцатистраничный официальный документ, который он составил, чтобы пояснить свои взгляды на неразрешенные стратегические проблемы между Пакистаном и Соединенными Штатами. Документ, получивший название по имени автора «Каяни-3», поскольку это был уже третий переданный Пакистаном Белому дому документ по данной тематике, можно было бы свести к следующему: «Вам не удастся победить в этой войне, и вам не удастся перестроить Афганистан. Это место поглотило империи задолго до вас; оно окажет неповиновение и вам тоже. Прекратите свои претенциозные планы, давайте будем практичными, сядем за стол переговоров и обсудим, как вам уйти и каковы должны быть условия окончания этой операции, с которыми обе стороны должны согласиться».
Такие же соображения Каяни периодически высказывал на разных встречах. Мы старались убедить его (как и других региональных руководителей) в том, что мы тесно связаны с регионом и что у нас есть решение афганских проблем: во-первых, мы разобьем талибов, во-вторых, создадим силы безопасности, которые будут объединять все части страны после нашего ухода. Он, как и многие другие, полагал идею создания афганской армии глупой и считал, что нам лучше всего обсудить свой уход с Талибаном.
Во время узкой встречи за небольшим столом Каяни внимательно слушал и делал пометки, пока мы высказывались по каждому вопросу из нашего списка. Не забуду реакцию Каяни на наше объяснение плана создать афганскую армию в количестве 400 тысяч человек к 2014 году. Его ответ последовал незамедлительно и означал одно: даже не пытайтесь этого делать. «Ваш план провалится, – сказал он. – Потом вы уйдете, а недоподготовленная армия разобьется на ополченческие формирования, которые станут проблемой для Пакистана». Мы старались сохранить свои позиции, однако он настаивал на своем. Он продолжал: «Не верю, что конгресс готов платить девять миллиардов долларов ежегодно за эти вооруженные силы в количестве четырехсот тысяч человек». Он был уверен в их крахе в конечном счете и в том, что остатки разваливающейся армии станут на путь преступных действий и терроризма в поисках средств существования. Именно это и случилось, когда Советский Союз прекратил оплачивать расходы на афганскую армию, которую он сформировал, – через два месяца после прекращения финансирования афганская армия испарилась и Кабул пал под натиском повстанцев. В регионе помнят об этом гораздо лучше, чем мы.
Совет Каяни сводился практически к одному: «Если хотите уйти, просто уйдите – мы никогда не думали, что вы останетесь каким бы то ни было образом, – но воздержитесь от нанесения ущерба во время ухода». Кажется, такая мысль была характерна для всего региона. Никто не воспринял наш довод о направлении дополнительных войск в Афганистан, и никто не купился на наш довод в пользу вывода войск. Казалось, все уже привыкли к тому, что Америка не имеет четкой направленности в своих действиях. Самое большее, что они могли сделать, – это защитить себя от наших неожиданных кульбитов.
Известно, что Билл Клинтон назвал Америку «незаменимой страной», мировым лидером, которому суждено решать проблемы, маленькие и большие, во всем мире3. Американцам нравится такое представление о самих себе4. Именно по этой причине Обама вспомнил знаменитую фразу Клинтона и сказал американскому народу в докладе президента конгрессу о положении в стране в январе 2012 года: «Америка по-прежнему единственная незаменимая страна в мировых делах, и пока я остаюсь президентом, я намерен сохранять такое положение». Америка, втянутая европейцами в прекращение резни в Ливии, бросающая Афганистан на произвол судьбы, отказывающаяся от руководящей роли в деле прекращения массовых убийств гражданского населения в Сирии и затем сворачивающая свои обязательства в регионе в пользу «поворота» к Азии, едва ли похожа на незаменимую страну.
В узких рамках публичных дебатов Обама получает высокие оценки за внешнюю политику. Это происходит потому, что основной целью его политического курса является не принятие стратегических решений, а подыгрывание общественному мнению – он проделал многое из того, что хотел бы видеть от него народ, но гораздо меньше того, что нам следовало бы сделать, но что было бы не популярно в народе. Что касается наших союзников, то наше постоянное тактическое маневрирование отнюдь не содействует ясной и последовательной стратегии или концепции глобального лидерства. Исчезло бьющее через край желание Америки играть руководящую роль в мире. Взамен возник образ сверхдержавы, уставшей от глобальных дел, взявшей курс на отступление, что особенно заметно по одному из регионов мира, в котором она была активно задействована. Такое впечатление не идет на пользу ни долгосрочным интересам Америки, ни стабильности во всем мире.
