Земледельцы пустыни. — Три типа сельскохозяйственной стратегии. — Цивилизация Чако и крысиные гнезда. — Региональная интеграция. — Угасание и конец Чако. — Послание Чако.

В тех примерах гибели цивилизаций, которые приведены в этой книге, географически самыми удаленными являются острова Питкэрн и Хендерсон — мы рассмотрели их в предыдущей главе. А ближайшими к Америке по местонахождению являются стоянки индейцев анасази в Национальном парке культуры Чако (илл. , ) и в Национальном парке Meca Верде, находящиеся на американском Юго-Западе: на 57-й автостраде штата Нью-Мексико и возле государственной автострады 666, соответственно — менее чем в 600 милях от моего дома в Лос-Анджелесе. Подобно городам майя (их историю мы рассмотрим в следующей главе) эти и другие руины — остатки построенных первобытными американцами сооружений — сейчас являются популярными туристическими объектами, которые каждый год посещают тысячи человек. Среди коллекционеров произведений искусства высоко ценится наследие одной из этих древних культур американского Юго-Запада — мимбреньо: прекрасная керамика, украшенная геометрическими узорами и реалистическими фигурами — уникальные произведения, созданные народом, который едва насчитывал 4000 человек и достиг расцвета всего за несколько поколений до своего внезапного исчезновения.

Конечно, нельзя не признать, что древние цивилизации Юго-Запада США с населением, исчисляемым скорее тысячами, чем миллионами, проигрывают в масштабе и внушительности городам майя. Города майя, большие по площади, более богаты памятниками архитектуры и произведениями искусства и были созданы более развитым, обладавшим письменностью классовым обществом. Однако именно анасази построили самые высокие каменные здания в Северной Америке, которые удерживали первенство вплоть до 1880-х годов, когда в Чикаго появились первые небоскребы из железобетона. Несмотря на отсутствие у анасази письменности, подобной той, что имелась у майя и позволила нам датировать дошедшие до нас документы с точностью до конкретного дня, чуть позже мы увидим, что и многие постройки Юго-Запада США могут быть датированы с достаточно высокой точностью — вплоть до года, позволяя таким образом археологам изучать историю этих цивилизаций с более точной привязкой ко времени, чем это возможно для островов Пасхи, Питкэрна и Хендерсона.

На Юго-Западе США в свое время существовала и погибла далеко не единственная культура, таковых было несколько (см. карту 5). К числу древних цивилизаций Юго-Запада, которые пережили локальные катастрофы, радикальные преобразования жизненного уклада или исход из родных земель — в разных местах и в разное время, — принадлежат: мимбреньо, около 1300 года н.э.; население каньона Чако, Норд Блэк Меса и анасази на реке Вирджин — в середине или конце XII столетия; около 1300 года Meca Верде и анасази гор Кайента; моголлоны около 1400 года; и, возможно, самое позднее в XV столетии — племя хохокам, широко известное благодаря своей тщательно разработанной системе ирригации. Несмотря на то что жестокие потрясения, которые постигли перечисленные цивилизации, произошли еще до прибытия Колумба в Новый Свет, анасази не исчезли как народ: другие племена индейцев Юго-Запада, которые приняли в свои ряды потомков анасази, существуют по сей день — например, пуэбло (хопи и зуньи). Что же послужило причиной гибели или катастрофических изменений столь большого числа живущих по соседству народов?

Велик соблазн объяснить подобные явления какой-нибудь одной причиной, для этой цели чаще всего используют такие понятия, как ущерб окружающей среде, засуха или войны и каннибализм. Однако в случае с изучением доколумбовой истории американских юго-западных штатов ни один фактор сам по себе не годится для выяснения истинной картины произошедших там событий. Множество факторов сыграло свою роль, но все они восходят к фундаментальной проблеме: Юго-Запад США — как и большая часть современного мира — представляет собой территорию, уязвимую и малопригодную для ведения сельского хозяйств. Уровень выпадения осадков здесь низкий и отличается нерегулярностью, почвы скудны и быстро истощаются, а скорость восстановления лесов крайне низка. Значительные природные катаклизмы — сильные засухи, эпизодическое пересыхание русел рек — обычно повторяются с интервалами, гораздо большими, чем человеческая жизнь или срок существования устных преданий. Поразительно, как, проживая в столь суровых природных условиях, индейцы Юго-Запада создали столь сложно устроенное земледельческое общество. Подтверждением их успеха является тот факт, что в наши дни на большей части этой территории проживает гораздо меньше людей, которые занимаются выращиванием продуктов питания для собственных нужд. Я был потрясен, когда, проезжая по пустыне, усеянной остатками каменных домов древних анасази, плотин и ирригационных систем, увидел практически необитаемую сейчас местность с редкими жилищами. Крах культуры анасази, как и других культур Юго-Запада, может стать для нас историей не только захватывающей, но и весьма поучительной с точки зрения основной идеи этой книги, прекрасно иллюстрируя рассматриваемые нами темы взаимодополняющего влияния человеческого воздействия и изменений климата на окружающую среду: проблемы окружающей среды и народонаселения, перерастающие в войны, достоинства и недостатки общества высокоорганизованного, но зависящего от импорта и экспорта, общества, терпящего крах вскоре после того, как оно достигает пика своего могущества и численности населения.

Наши познания в доколумбовой истории Юго-Запада достаточно подробны благодаря двум весьма благоприятным с точки зрения археологии обстоятельствам. Одним из них является метод исследования отложений в гнездах крыс, о котором мы поговорим позже — эти отложения предоставляют прекрасную возможность определить все разнообразие растений, произраставших в пределах нескольких десятков ярдов от норы в течение десятков лет до и после вычисленной даты. Использование этого метода позволяет палеоботаникам восстановить те изменения, которые произошли с местной растительностью. Другим выгодным обстоятельством является наличие в постройках конструкций из бревен, что позволяет археологам датировать постройки с точностью до ближайшего года благодаря годичным древесным кольцам, вместо того чтобы полагаться на радиоуглеродный метод, используемый археологами всего мира — с его неизбежной погрешностью в 50 или 100 лет.

Метод годичных колец основывается на том факте, что осадки и температура на Юго-Западе изменяются в зависимости от сезона, следовательно, интенсивность роста деревьев тоже зависит от сезона, что, впрочем, справедливо и для всей зоны умеренного климата. Таким образом, деревья в умеренном климате растут вширь неравномерно, слоями, ежегодно наращивая один слой, в отличие от тропических деревьев, которые растут непрерывно. При этом с точки зрения изучения годичных колец Юго-Запад выгодно отличается от большинства других областей зоны умеренного климата, поскольку сухой климат чрезвычайно способствует прекрасной сохранности стропил и балок из деревьев, поваленных более тысячи лет назад.

Рассмотрим, как выполняется датировка по годичным кольцам, в научном мире известная как дендрохронология (от древнегреческих слов дендрон — дерево и хронос — время). Если, к примеру, срубить дерево сегодня и просто сосчитать кольца вовнутрь, начиная с внешнего (соответствующего последнему году роста дерева), можно таким образом определить, что 177-е по счету от края к центру кольцо появилось 177 лет назад, или — 2005 минус 177 — в 1828 году. Но вовсе не так просто определить датировку конкретного кольца в древних деревянных балках в постройках анасази, прежде всего потому, что мы не знаем, в каком году дерево было срублено. С другой стороны, ширина годичных колец варьируется год от года, в зависимости от того, какая погода преобладала — дождливая или засушливая. Соответственно последовательность годичных колец на спиле напоминает сообщение, написанное при помощи азбуки Морзе, которая когда-то использовалась для передачи телеграфных сообщений; «точка-точка-тире-точка-тире» на азбуке Морзе, «широкий-широкий-узкий-широкий-узкий» — на языке годичных колец на спиле дерева. В действительности язык последовательности годичных колец даже более содержателен и информативен, чем азбука Морзе, так как в стволе дерева можно обнаружить кольца разной ширины, в то время как азбука Морзе позволяет выбирать только между точкой и тире.

Специалисты по годичным кольцам (дендрохронологи) изучают последовательности широких и узких колец на срезе дерева, о котором известно, в каком году его спилили; таким же образом они отмечают последовательности колец на спилах деревьев, срубленных в самые разные, часто неизвестные периоды времени в прошлом. Затем они сопоставляют последовательности колец на спилах разных деревьев с одинаковыми сочетаниями широких и узких полос.

Например: допустим, что в 2005 году вы спилили дерево, которому, как выяснилось, 400 лет (т.е. на срезе насчитывалось 400 колец) и у которого был обнаружен выделяющийся ряд из пяти широких, затем двух узких и еще шести широких колец в течение 13 лет, начиная с 1643 и до 1631 года. Если вы обнаружите, что точно такая же характерная последовательность начинается через семь лет от крайнего наружного кольца в старинном бревне, которое было срублено неизвестно в каком году и насчитывает 332 кольца, то можно сделать вывод, что это старое бревно — часть дерева, которое срубили в 1650 году (через семь лет после 1643 года), и что дерево начало расти в 1318 году (за 332 года до 1650 года). Затем можно сопоставить это бревно (из дерева, жившего с 1318 по 1650 год) с бревнами из более старых деревьев и точно так же попробовать сличить узоры годичных колец и найти бревно, чей узор покажет, что оно получено из дерева, которое было срублено после 1318 года, но начало расти до 1318 года. Таким образом, находя одинаковые комбинации годичных колец последовательно от молодых к более старым деревьям, можно протянуть своеобразную «древесную летопись» далеко в глубь веков. Пользуясь этим методом, для некоторых районов планеты дендрохронологам удалось восстановить зашифрованную в годичных кольцах информацию за последние несколько тысяч лет. Каждая из этих расшифровок действительна для определенной географической местности, размеры которой зависят от местных погодных условий, поскольку погода и соответственно скорость роста деревьев меняются в зависимости от местоположения. К примеру, хронология по годичным кольцам американского Юго-Запада в основном применяется для области от Северной Мексики до Вайоминга.

Преимуществом дендрохронологии является то, что ширина и структура каждого кольца отражают количество дождей и время года, в течение которого в конкретном году дожди выпадали. Таким образом, изучение годичных колец позволяет воссоздать общую картину климата в прошлом: например, серия широких колец означает влажный период, а серия узких — продолжительную засуху. Годичные кольца, таким образом, предоставляют археологам Юго-Запада прекрасную возможность производить датировки с исключительной точностью и получать уникальную, детализированную по каждому году информацию о состоянии окружающей среды.

Первые люди, которые достигли берегов Америки и расселились по всему континенту, появились на Юго-Западе США примерно за 11 000 лет до н.э., но, возможно, что и раньше. Они занимались охотой и собирательством, их предки перебрались в Новый Свет из Азии; в свою очередь, они сами явились предками для современных коренных жителей Америки — индейцев. Изначально сельское хозяйство на Юго-Западе США не развивалось из-за малого количества поддающихся одомашниванию диких растений и животных. Впрочем, позже их завезли сюда из Мексики, где маис, тыква, бобовые и многие другие культуры уже культивировались: маис появился в этих краях за 2000 лет до н.э., тыквенные — примерно за 800 лет до н.э., бобовые несколько позже, а хлопок не ранее 400 года н.э. Крестьяне также держали в хозяйстве индеек, об одомашнивании которых ведутся споры — были ли они первоначально приручены в Мексике и затем распространились на Юго-Запад или наоборот, или же их одомашнили независимо в разных местностях.

Исходно земледелие не являлось основным занятием коренных жителей юго-западных штатов — было лишь частью их охотничье-собирательского жизненного уклада, как у индейцев апачи в XVIII и XIX столетиях: они оседали на одном месте для высадки растений и сбора урожая в период вегетации, а в остальное время года разбредались по окрестностям, охотясь и собирая дикорастущие съедобные растения. К 1 году н.э. некоторые аборигены Юго-Запада уже осели в деревнях и стали зависеть преимущественно от ирригационного земледелия. Впоследствии их численность резко увеличилась, и они стали заселять все новые и новые территории, прежде чем, примерно в 1117 году н.э., не начался упадок их культуры.

Удалось выяснить, что существовало по крайней мере три альтернативных типа земледелия, каждое из которых по-разному решало фундаментальную проблему Юго-Запада: как обеспечить достаточным количеством воды посадки зерновых культур в засушливой местности, где дожди редки и непредсказуемы, так что в наши дни сельское хозяйство здесь либо очень слабо развито, либо отсутствует вовсе. Одним из трех путей решения проблемы было так называемое богарное земледелие, в котором делалась ставка на дожди. Это могло практиковаться в предгорьях, где осадков было достаточно, чтобы обеспечить рост растений. Другой путь не зависел от выпадения осадков непосредственно на поля, он использовался в тех местностях, где уровень грунтовых вод был достаточно близким к поверхности, так что корни растений могли достигать увлажненных слоев почвы. Этот метод был распространен на дне каньонов с пересыхающими или постоянно текущими ручьями, с неглубоким залеганием грунтовых вод, как, например, в каньоне Чако. Третий метод, наиболее широко применявшийся племенем хохокам, а также в каньоне Чако, заключался в собирании стекающей сверху воды в специальные водоемы или каналы; эту воду впоследствии использовали для полива.

На Юго-Западе для получения достаточного количества воды для полива использовались вариации этих трех методов, но в других местах люди искали и находили иные способы и альтернативные стратегии применения этих методов. Эксперименты продолжались почти тысячу лет, и многие из них с успехом применялись не одно столетие, однако в конечном счете все методы, кроме одного, не выдержали проверки временем и исчезли из-за возникших проблем с окружающей средой, вызванных влиянием человека или изменением климата. С каждой альтернативой были связаны разные риски.

Одним из вариантов было проживание в предгорьях, где дождей выпадало больше, как делали моголлоны, жители Meca Верде, и индейцы на ранней стадии перехода от собирательства к земледелию, называемой фазой I пуэбло. Но в горах климат гораздо холоднее, чем в долинах, и есть опасность, что в особенно студеные годы может оказаться слишком холодно для того, чтобы растения вообще могли развиваться. Альтернативой было ведение сельского хозяйства в более теплых долинах, но здесь выпадало недостаточно осадков для богарного земледелия. Хохокамы справились с проблемой сооружением самой развитой ирригационной системы в Западном полушарии (за исключением Перу), с сотнями миль боковых каналов, ответвляющимися от главного канала длиной 12 миль, глубиной 16 футов и шириной 80 футов.

Но в ирригации заключался и определенный риск: рытье канав и каналов могло привести к тому, что внезапный сильный сток воды после ливней будет аккумулироваться как раз в этих канавах и каналах, размывая и углубляя их настолько, что образуются глубокие рвы (арройо), уровень воды в которых может опуститься ниже уровня грунтовых вод, делая невозможным орошение без применения насосов. Кроме того, ирригация таит в себе опасность того, что особенно сильные дожди или наводнения могут смыть плотины и каналы, что, вероятнее всего, в конце концов и случилось с культурой Хохокам.

Другим, более консервативным способом было выращивание продовольственных культур только в тех местах, где имелись надежные источники воды. Такой способ первыми приняли на вооружение индейцы мимбреньо и — в период фазы II пуэбло — жители каньона Чако. Однако затем появился опасный соблазн распространить зону земледелия в пограничные области, с менее надежными источниками и грунтовыми водами, чему способствовали влажные десятилетия с благоприятными условиями для роста растений. Население приграничных областей многократно увеличилось, но когда впоследствии климат неожиданно снова стал засушливым, выращивание продуктов питания в этой зоне оказалось невозможным и люди начали голодать. Эта участь постигла мимбреньо, которые изначально благополучно занимались земледелием в поймах, затем перешли к освоению смежных территорий выше пойменной зоны, когда численность населения выросла настолько, что пойма уже не могла всех прокормить. Им удавалось избегать затруднений, пока климат оставался влажным и они могли добывать половину необходимого продовольствия за пределами пойменной зоны. Однако, когда засуха вернулась, оказалось, что население уже в два раза больше, чем могла прокормить пойменная зона, и цивилизация мимбреньо потерпела крушение, не выдержав тяжести обрушившихся на нее испытаний.

Еще одно решение состояло в том, чтобы занимать определенную местность только несколько десятков лет, пока не истощались почва и охотничьи угодья, затем следовало переселение в другие районы. Этот метод был пригоден, когда плотность населения была невысока и имелось много незанятых территорий, куда можно было перебраться, а прежнее место обитания после ухода племени могло оставаться незанятым достаточно долгое время, чтобы растительность и плодородие почвы успели восстановиться. Большая часть археологических стоянок Юго-Запада действительно была обитаемой на протяжении всего нескольких десятилетий, хотя сейчас наше внимание приковано к большим раскопкам в местах, где люди проживали в течение нескольких веков — например, дом-город Пуэбло Бонито в каньоне Чако. Кроме того, практика смены территории после непродолжительного проживания на ней становится неприменимой при высокой плотности населения, когда люди заполняют все пригодные для жизни области и свободных для заселения мест больше не остается.

Еще одним способом было выращивание зерновых культур одновременно в нескольких местах, пусть даже с негарантированным количеством осадков, и сбор урожая с тех полей, где дожди обеспечили достаточно влаги. Затем собранный урожай перераспределяли, выдавая некоторую часть тем, кто проживал в местах, недополучивших дождевых осадков в этом году.

Такой способ в числе некоторых других применялся и в каньоне Чако. Но он был связан с определенным риском: наличие перераспределения предполагало существование сложной политической и социальной структуры общества для координации взаимодействия между различными его частями, и при разрушении этой сложной системы какой-то части общества грозил голод.

Оставался еще один способ: выращивать продукты питания и жить вблизи постоянных или надежных источников воды, но на террасах, возвышающихся над паводковыми руслами, избегая таким образом риска смыва полей и деревень сильными паводками; налицо диверсифицированная экономика с использованием различных экологических зон, что должно было делать поселения самодостаточными. Такое решение, принятое племенами, потомки которых живут сегодня на Юго-Западе, — хопи и зуньи — с успехом применяется уже более тысячи лет. Некоторые современные представители хопи и зуньи, глядя на расточительство американского общества, качают головами и говорят: «Мы жили здесь задолго до того, как вы пришли, и надеемся, что останемся еще долго после того, как вы уйдете».

Все приведенные решения связаны с одинаковым риском: после череды благоприятных лет, с достаточным количеством осадков или наличием залегающих близко к поверхности грунтовых вод, население росло, постепенно складывалось высокоорганизованное и взаимозависимое общество, отдельные части которого уже не были самодостаточными. Такое общество не могло справиться с возникшими трудностями или впоследствии восстановиться, когда наступали тяжелые времена, которые ранее это общество — менее многочисленное, менее взаимозависимое, более самодостаточное — было в состоянии перенести без особых потрясений. Как мы увидим, именно эта дилемма положила конец поселению анасази в долине Лонг-Хаус Вэлли, не исключено, что и в других местах.

Наибольший интерес в ряду аналогичных исторических загадок вызывает исследование причин, по которым были покинуты поселения анасази в каньоне Чако на северо-западе Нью-Мексико — самый интересный и обширный район археологических раскопок. Цивилизация анасази в Чако процветала более пяти столетий, начиная примерно с 600 года н.э., и до своего исчезновения, происшедшего в период с 1150 по 1200 год. Это было сложно устроенное, занимавшее обширную территорию, регионально взаимосвязанное общество, которое возвело самые большие постройки в доколумбовой Северной Америке. Голый безлесый пейзаж современного каньона Чако, с глубокими впадинами арройо и скудной низкорослой растительностью, представленной солончаковым кустарником, впечатляет даже сильнее, чем пустынный ландшафт острова Пасхи, потому что сейчас каньон полностью необитаем, за исключением нескольких домиков рейнджеров из службы национальных парков. Зачем было кому-то строить большой город в этой пустоши и почему, затратив столько сил на его строительство, они затем его покинули?

Когда индейцы-земледельцы переселились в каньон Чако около 600 года н.э., первоначально они жили в землянках, как это делали и другие современные им индейские племена на Юго-Западе. Около 700 года н.э. анасази Чако, не имевшие контактов с индейскими цивилизациями, которые возводили каменные строения в тысяче миль к югу, в Мексике, независимо внедрили технику каменного строительства и в конце концов разработали технологию каменной кладки с облицовкой шлифованным камнем (илл. ). Изначально эти строения были высотой всего в один этаж, но начиная примерно с 920 года н.э. самое крупное поселение Чако Пуэбло Бонито выросло до двух этажей, затем в течение последующих двух столетий — до пяти-шести этажей с 600 комнатами; крышу последнего сооружения поддерживали бревна до 16 футов длиной и весом до 700 фунтов.

Почему из всех поселений анасази только в каньоне Чако строительная техника, а также политическое и общественное устройство достигли своего апогея? Вероятными причинами являются некоторые природные преимущества каньона Чако, который изначально представлял собой цветущий оазис в Северо-Западном Нью-Мексико. В узкий каньон стекала дождевая вода из множества боковых ущелий и с обширных окружающих его плато, что поддерживало высокий уровень подземных грунтовых вод, позволяя земледелию не зависеть от непредсказуемых дождей, а также способствовало постоянному обновлению и обогащению почвы за счет полезных веществ, смываемых со склонов. Обширная пригодная для жилья территория в каньоне и в радиусе 50 миль от него могла прокормить относительно большое для такой засушливой местности количество жителей. В районе Чако произрастали разнообразные дикие растения и водилось множество животных, которые могли быть использованы человеком; относительно небольшая высота над уровнем моря подразумевает продолжительный вегетационный период. Поначалу расположенные поблизости кедровые леса (кедр мексиканский — Pinus cembroides) обеспечивали жителей бревнами для строительства и дровами. Самые старые балки в перекрытиях крыш, идентифицированные по годичным кольцам и прекрасно сохранившиеся в сухом климате Юго-Запада, сделаны из растущих неподалеку, легкодоступных в силу своего расположения стволов кедров; остатки дров, обнаруженные в самых древних очагах, тоже относятся к местным кедрам и можжевельнику. Рацион питания анасази в основном состоял из маиса, а также включал некоторое количество тыквенных и бобовых; ранние археологические слои указывают и на широкое употребление плодов диких растений, например кедровых орехов (содержащих до 75 процентов белка), и дичи — особенно оленей.

Всем естественным преимуществам каньона Чако противостояли два главных неблагоприятных фактора, обусловленные уязвимостью природной среды Юго-Запада. Один из них связан с проблемами водного регулирования. Поначалу сток дождевой воды мог более или менее равномерно распределяться по ровному дну каньона, давая возможность вести пойменное земледелие, используя как дождевой сток, так и высокий уровень грунтовых вод. Когда анасази стали отводить воду в ирригационные каналы, увеличение объема стока воды в каналах и сведение естественного растительного покрова под посевы, вкупе с природными процессами, привели к такому размыванию прорытых каналов, что на их месте в X столетии образовались глубокие арройо, уровень воды в которых оказался ниже уровня грунтовых вод. Таким образом земледелие, основанное на поливе из ирригационных каналов, равно как и на естественной подпитке грунтовыми водами, становилось невозможным до тех пор, пока арройо снова не наполнялись водой. Образование подобных арройо может происходить удивительно быстро. Например, в конце 1880-х годов в городе Таксон в штате Аризона американские поселенцы вырыли дренажную канаву с целью достичь водоносного слоя и отвести его воды по каналам вниз в пойму. К несчастью, паводок, вызванный затяжными дождями лета 1890 года, стал размывать дно в самом начале этой канавы, так что канава превратилась в арройо, который менее чем за три дня разросся на расстояние в шесть миль вверх по течению, оставив рассеченной и непригодной для ведения сельского хозяйства пойменную равнину возле Таксона. Ранние индейские цивилизации Юго-Запада, вероятно, тоже предпринимали попытки сооружения подобных дренажных канав с тем же плачевым результатом. Анасази Чако справлялись с проблемой арройо в каньоне несколькими способами: сооружая плотины в прилегающих боковых каньонах выше уровня основного каньона для сбора дождевой воды; планируя расположение полей таким образом, чтобы те могли орошаться этой водой; задерживая дождевую воду, стекающую с северной стены каньона, между каждой парой боковых каньонов; и выстроив каменную плотину, перегораживающую главный каньон.

Другая важная экологическая проблема, помимо регулирования стока воды, заключалась в обезлесении, о котором свидетельствуют результаты исследования отложений в крысиных норах. Для тех из вас, кто (как и я сам еще несколько лет назад) никогда не видел древесных крыс и не знает, что из себя представляют их гнезда, а потому не может даже подозревать о существовании взаимосвязи этих созданий с древней историей анасази, предлагаю краткий курс анализа ископаемых крысиных гнезд. В 1849 году голодные золотоискатели, пересекая пустыню Невада, заметили на склоне несколько блестящих шариков, напоминающих леденцы; облизав их и разжевав, люди нашли эти шарики сладковатыми на вкус, но вскоре их стошнило. В конце концов выяснилось, что эти шарики были затвердевшими экскрементами мелких грызунов — древесных крыс. Единственным спасением для грызунов являются их норы, которые они выстилают прутиками, фрагментами растений и найденных поблизости экскрементов млекопитающих, а также остатками пищи, кусочками костей и своими собственными фекалиями. Не приученные ходить в туалет, крысы мочатся в гнездах; содержащиеся в моче сахар и другие субстанции кристаллизуются после высыхания, цементируя отложения до консистенции кирпича. В сущности, голодные золотоискатели ели сушеную крысиную мочу, сдобренную фекалиями и пищевыми отходами.

Естественно, чтобы снизить до минимума риск быть схваченным хищниками, древесные крысы собирали растительность в радиусе всего нескольких десятков ярдов от норы. Через несколько десятилетий крысиное потомство покидало свое убежище и рыло новую нору, а кристаллизованная моча предохраняла содержимое старой норы от разложения.

Идентифицируя остатки десятков законсервированных в моче видов растений из окаменелых крысиных гнезд, палеоботаники могут получить представление о составе флоры вблизи крысиного жилища именно в тот промежуток времени, когда крысы строили эти гнезда; одновременно зоологи могут восстановить что-либо из фауны по остаткам насекомых и позвоночных. В сущности, крысиные отложения — мечта палеонтолога: это «капсула времени», сохранившая образцы местной растительности в пределах нескольких десятков ярдов от исследуемого места за период в несколько десятилетий, в момент времени, определяемый радиоуглеродным анализом этих отложений.

В 1975 году палеоэколог Хулио Бетанкур, пересекая Нью-Мексико в автомобиле в качестве туриста, случайно оказался в каньоне Чако. Окинув взором безлесный пейзаж вокруг Пуэбло Бонито, он подумал: «Это место выглядит как иссушенные монгольские степи; где же они находили лес и дрова?» Археологи, изучавшие руины, задавались тем же вопросом. Момент озарения произошел тремя годами позже, когда товарищ попросил Бетанкура, по совершенно не связанному поводу, написать заявку на грант для изучения ископаемых крысиных гнезд — тогда Хулио вспомнил свое первое впечатление от Пуэбло Бонито. Последовавший звонок специалисту по крысиным отложениям Тому Ван Девендеру позволил выяснить, что Том уже собрал несколько крысиных гнезд в лагере службы национальных парков возле Пуэбло Бонито. Почти во всех оказались в наличии кедровые иголки, хотя сейчас в окрестностях не найти ни одного кедра; тем не менее именно из кедровой древесины изготавливались кровельные перекрытия на ранних фазах строительства Пуэбло Бонито, равно как и найденный в очагах и мусорных кучах уголь тоже принадлежал кедру. Хулио и Том сделали вывод, что эти гнезда, должно быть, очень древние, оставшиеся еще с тех времен, когда поблизости росли кедры. Но было не вполне понятно, насколько древними являются эти гнезда: ученые полагали, что им лет сто или около того. Поэтому они отослали образцы гнезд на радиоуглеродный анализ. Когда из радиоуглеродной лаборатории пришли результаты датировки, Хулио с Томом были изумлены, узнав, что многим из найденных крысиных гнезд более тысячи лет.

Это случайное наблюдение спровоцировало всплеск интереса к изучению крысиных отложений. Сейчас уже известно, что они чрезвычайно медленно разлагаются в сухом климате Юго-Запада. Если гнездо защищено от воздействия стихии, например находится в укрытии или в норе, оно может пролежать до 40 тысяч лет — гораздо дольше, чем кто-либо мог предположить. Когда Хулио впервые показал мне крысиные отложения возле стоянки Кин Клетсо индейцев анасази в каньоне Чако, я застыл в благоговейном трепете при той мысли, что это выглядящее вполне свежим крысиное гнездо могло быть свито в те далекие времена, когда мамонты, гигантские ленивцы, американские львы и другие исчезнувшие млекопитающие ледникового периода еще обитали на территории современных США.

В каньоне Чако Хулио продолжил собирать и датировать радиоуглеродным методом ископаемые гнезда — всего 50 штук, возраст которых, как оказалось, покрывал период от зарождения до падения цивилизации анасази, с 600 по 1200 год н.э. Таким способом Хулио удалось реконструировать ход изменений растительного покрова каньона Чако на протяжении пребывания здесь анасази. Исследования крысиных гнезд выделили обезлесение как вторую (помимо ирригации) из двух важнейших причин разрушения окружающей среды. Оно, в свою очередь, было вызвано ростом населения, заметно проявившимся около 1000 года н.э. В крысиных гнездах до этой даты еще содержались кедровые и можжевеловые иголки, как в том первом гнезде, которое Хулио подверг анализу, и в тех, которые он мне показывал. Следовательно, первые поселения анасази в каньоне Чако располагались в кедрово-можжевеловой лесной местности, совсем непохожей на нынешний безлесый пейзаж, и добывать дрова и древесину для строительства было очень удобно. Однако в крысиных гнездах после 1000 года н.э. частицы кедра и можжевельника отсутствуют, свидетельствуя о том, что лесные массивы в это время были полностью вырублены и местность приобрела современный вид. Причина, по которой каньон обезлесел столь быстро, та же, по которой остров Пасхи и другие обитаемые засушливые острова Тихого океана оказались более подвержены обезлесению, чем влажные: в засушливом климате возобновление лесов на вырубках может быть слишком медленным и не успевать за темпами сведения леса (см. главу 2).

Утрата лесных массивов привела не только к исчезновению кедровых орехов из рациона питания местных жителей, но также вынудили обитателей Чако к поискам других источников древесины для строительных нужд, что заметно по отсутствию кедровых бревен в более поздних строениях. Индейцам Чако пришлось уходить для заготовки древесины далеко в горы, где еще оставались леса — там росли желтая сосна (Pinus ponderosa), канадская ель и пихта; эти леса находились на расстоянии 50 миль от каньона Чако и на несколько тысяч футов выше. При отсутствии вьючных животных, исключительно на человеческих плечах вниз с гор было спущено и перенесено на эти 50 миль около двухсот тысяч стволов деревьев весом до 700 фунтов каждое.

Недавние исследования одного из студентов Хулио, Натана Инглиша, проведенные совместно с Хулио, Джеффом Дином и Джеем Куэйдом, позволили более точно определить, откуда доставлялись кедровые и еловые бревна. В районе Чако существуют три возможных источника строительного леса — высоко в горах на склонах трех примерно равноудаленных от каньона хребтов: Чуска, Сан-Матео и Сан-Педро. Где именно анасази добывали бревна? Деревья с трех горных хребтов относятся к одним и тем же видам и выглядят практически идентичными.

В качестве отличительного признака Натан использовал изотопы стронция — элемента, который по своим химическим свойствам близок к кальцию и поэтому содержится в растениях и животных. Стронций существует в виде нескольких изотопов, отличающихся атомным весом, из которых в природе больше всего распространены стронций-87 и стронций-86. Но процентное соотношение этих двух изотопов стронция варьируется в зависимости от возраста породы и содержания в породе рубидия, поскольку стронций появляется в процессе распада изотопов рубидия. Выяснилось, что ныне живущие хвойные деревья с трех рассматриваемых нами горных хребтов очень четко различаются по соотношению содержащихся в них стронция-87 и стронция-86, без каких-либо совпадений. Из шести разрушенных построек Чако Натан взял 52 образца хвойных деревьев, отобранных на основе сопоставления годичных колец так, чтобы даты, когда эти деревья были срублены, укладывались в промежуток с 974 по 1104 год. В результате оказалось, что две трети бревен (судя по соотношению изотопов стронция) срублены на хребте Чуска, треть — на Сан-Матео и ни одного бревна с хребта Сан-Педро. В некоторых случаях в строениях Чако содержались бревна, срубленные в одном и том же году на обоих горных хребтах, или использовались бревна, срубленные в одном году на одном хребте, а в следующем году — на другом, при этом срубленные на одном хребте в одном году деревья могли использоваться для нескольких зданий. Таким образом, мы имеем недвусмысленное подтверждение высокоорганизованной, протяженной сети снабжения древесиной столицы анасази в каньоне Чако.

Несмотря на углубление двух экологических проблем, которые привели к снижению урожайности и фактическому уничтожению лесных ресурсов в самом каньоне, население каньона продолжало увеличиваться, особенно во время резкого подъема строительства, начавшегося в 1029 году. Этот подъем наблюдался главным образом в течение влажных десятилетий, когда большее количество осадков означало больше еды, больше людей и большую потребность в строительстве. О высокой плотности населения свидетельствуют не только знаменитые «большие дома» (такие, как Пуэбло Бонито), располагающиеся на расстоянии примерно в одну милю от северной стороны Каньона, но и отверстия, просверленные в северной стене для поддержки кровельных балок и указывающие на существование жилых зданий непосредственно у подножия стены каньона между «большими домами», а также остатки сотен небольших построек на южной стороне каньона. Общая численность проживавшего в те времена в каньоне населения неизвестна и является предметом горячих споров. Многие археологи считают, что людей было менее пяти тысяч и что эти огромные здания, помимо жрецов, населяло очень мало постоянных обитателей, и лишь периодически, на время религиозных церемоний в них останавливались крестьяне. Другие археологи отмечают, что только Пуэбло Бонито, одно из зданий-городов в Каньоне, насчитывает 600 комнат и что обнаруженные ямы для столбов свидетельствуют о заселенности большей части каньона, что позволяет определять численность населения цифрой значительно большей пяти тысяч. Подобные дебаты о численности населения в археологии возникают довольно часто, что уже обсуждалось в другой части этой книги, посвященной острову Пасхи.

Однако, каким бы ни было конкретное численное значение, при такой высокой плотности обеспечить себя продовольствием самостоятельно жители каньона уже не могли, их поддерживали расположенные за пределами столицы поселения-спутники, построенные в таком же архитектурном стиле и соединявшиеся с Чако радиальной сетью местных дорог общей длиной в несколько сотен миль, которые видны и по сей день. Жители пригородов строили плотины для сбора дождевой воды; дожди здесь выпадали непредсказуемо и чрезвычайно неравномерно: гроза могла пролиться ливнем над одним из пересохших русел в пустыне, в то время как в соседнем овраге, на расстоянии всего лишь в милю от первого, могло не выпасть ни капли влаги. Наличие плотин означало, что если в пределах водосбора конкретного русла реки выпадало достаточное количество осадков, значительная часть воды задерживалась плотиной, и люди, проживающие поблизости, начинали спешно засевать поля, орошали их накопленной водой и выращивали в этом месте и в этом году обильный урожай, превышающий потребности жителей данной местности. Излишки, полученные в одном месте, могли потребляться затем обитателями других поселений, которым меньше повезло с дождями.

Чако превратился в черную дыру, которая только поглощала ввозимые со всей округи товары, но не производила взамен ничего сколько-нибудь существенного. В Чако доставлялись десятки тысяч крупных деревьев для строительства; керамика (вся керамика позднего периода в Чако привозная, вероятно, истощение местных источников дров препятствовало обжигу горшков в самом каньоне); качественный камень для изготовления каменных инструментов; бирюза для украшений из других районов Нью-Мексико; также попугаи, украшения из раковин и медные колокольчики хохокам из Мексики — в качестве предметов роскоши. Даже продовольствие приходилось импортировать, как выяснилось в ходе недавнего исследования происхождения сердцевин початков маиса, найденных на раскопках в Пуэбло Бонито. Исследование проводилось с помощью того же метода поиска различий в содержании изотопов стронция, который использовал Натан Инглиш при изучении бревен из Пуэбло Бонито. Выяснилось, что уже в IX веке маис доставляли с хребта Чуска, лежащего в 50 милях к западу, откуда, как мы помним, доставлялась и часть бревен для изготовления кровельных балок, в то время как в последние для Пуэбло Бонито годы в XII столетии початки привозили из долины реки Сан-Хуан, в 60 милях к северу.

Цивилизация Чако превратилась в мини-империю, разделившуюся на сытую элиту, проживающую в роскоши, и не столь сытое крестьянство, занятое на возделывании посевов и других работах. Дорожная система и распространение однотипной архитектуры свидетельствуют о значительных размерах территории, которая была связана воедино экономикой и культурой Чако. Типы построек указывают на своеобразную трехступенчатую иерархию: самые большие здания, так называемые «большие дома», собственно в самом каньоне Чако (резиденция старейших правителей?); сторонние «большие дома» вне каньона («провинциальные столицы» младших вождей?); и небольшие дома из нескольких комнат (крестьянские?).

В сравнении с меньшими зданиями «большие дома» выделяются более высоким качеством строительства с облицовкой каменной кладки, просторными залами (великие кива) для религиозных церемоний (такие до сих пор используют пуэбло) и более высокой долей складских помещений в пространстве здания. «Большие дома» намного превосходят обычные жилые здания по количеству импортированных предметов роскоши, таких как бирюза, перья попугаев, драгоценные раковины и медные колокольчики, упоминавшиеся выше, а также импортированной керамики производства мимбреньо и хохокам. Самое большое количество драгоценностей, обнаруженных на сегодняшний день, было найдено в комнате номер 33 в Пуэбло Бонито, в которой погребены 14 человек; при них были найдены 56 000 кусочков бирюзы и несколько тысяч украшений из раковин, включая одно ожерелье из 2000 бирюзовых бусин и корзину, украшенную бирюзовой мозаикой и наполненную бусинами из раковин и бирюзы. Подтверждая предположение, что вожди питались лучше, чем простые крестьяне, раскопки пищевых отходов возле «больших домов» показали большее процентное содержание костей оленей и антилоп, чем в отходах возле домов крестьян; по захоронениям видно, что в «больших домах» проживали более высокие, более развитые физически и упитанные люди; детская смертность здесь также была ниже.

Почему отдаленные поселения содержали столицу Чако, покорно доставляя лес, керамику, камень, бирюзу и продовольствие и не получая взамен ничего материального? Вероятно, потому же, почему провинции Италии и Великобритании обеспечивают сегодня Рим и Лондон, которые тоже не производят ни леса, ни продовольствия, но являются политическими и религиозными центрами своих стран. Подобно современным итальянцам и британцам, жители Чако с определенного момента оказались обречены на жизнь в сложном взаимозависимом обществе. Они уже не могли вернуться к прежнему образу жизни небольших разрозненных племен, удовлетворяющих потребности собственным трудом и при необходимости легко меняющих место жительства, — деревьев в каньоне больше не было, возникновение арройо привело к снижению уровня грунтовых вод, а увеличившееся население заполнило собой весь регион, и незанятых, пригодных для переселения территорий не осталось. Когда кедры и можжевельники были вырублены, питательные вещества из лесной подстилки под деревьями стали вымываться дождями. Сегодня, по прошествии более 800 лет, ни одной кедровой или можжевеловой рощицы так и не выросло где-либо в окрестностях окаменелых крысиных гнезд, содержащих веточки этих деревьев, которые росли здесь приблизительно до 1000 года н.э. Остатки пищи в найденном при археологических раскопках мусоре подтверждают появление проблем в питании населения каньона: заметно снижение частоты употребления в пищу оленьего мяса и замещение его мясом мелкой дичи, в основном кроликов и мышей. Останки мышей в копролитах (окаменелых человеческих экскрементах) наводят на мысль, что люди ловили мышей в полях, отрывали им головы и затем поджаривали тушки.

Последнее идентифицированное сооружение в Пуэбло Бонито, отнесенное к следующему после 1110 года десятилетию, — это состоящее из множества комнат сооружение, закрывшее южную сторону площади, которая прежде была открыта. Это наводит на мысль о конфликте: очевидно, в Пуэбло Бонито приходили не только с мирными целями — для участия в религиозных церемониях и получения приказаний; стали наведываться и те, от кого пришлось защищаться. Последние датированные по годичным кольцам бревна, использованные при сооружении кровельных перекрытий в Пуэбло Бонито и близлежащем «большом доме» Четро Кетл, срубили в 1117 году н.э., а последнее из всех обнаруженных в каньоне Чако — в 1170 году. На других стоянках анасази обнаружено гораздо больше следов междоусобной борьбы, включая признаки каннибализма; об этом свидетельствует также расположение селений анасази у горы Кайента на крутом обрыве, вдали от возделываемых полей и источников воды, единственным логичным объяснением чему может служить необходимость обеспечения безопасности. В тех поселениях жителей Юго-Запада, которые пережили Чако и существовали после 1250 года, гражданская война очевидно усилилась, что отразилось в широком распространении защитных стен, рвов и башен, переселении из мелких разрозненных деревушек в крепости на вершинах холмов; в это время появляются преднамеренно сожженные деревни с непогребенными телами, черепа с отметинами, характерными для скальпирования, и скелеты с наконечниками стрел во внутренних полостях. Войны и мятежи как результат ухудшения качества жизни вследствие перенаселения и избыточной эксплуатации окружающей среды — можно сказать, лейтмотив настоящей книги. Это справедливо и для первобытных обществ (остров Пасхи, Тикопиа, Мангарева и майя), и для современных (Руанда, Гаити и другие).

Существование связанного с военными действиями каннибализма среди анасази — тема, интересная сама по себе. В то время как все признают, что каннибализм может иметь место в критических обстоятельствах среди отчаявшихся людей, как это случилось с группой Доннера, попавшей в снеговую западню в ущелье по пути в Калифорнию зимой 1846–1847 годов, или с умирающими от голода жителями Ленинграда во время блокады города в годы Второй мировой войны, существование не связанного с опасностями каннибализма многими подвергается сомнению. В действительности он отмечен для сотен неевропейских обществ при первых их контактах с европейцами на протяжении последних столетий. Каннибализм принимал две формы: съедение трупов врагов, убитых во время военных действий, либо съедение чьих-либо родственников, которые умерли естественной смертью. Новогвинейцы, с которыми я работал последние 40 лет, сухо и без лишних эмоций описывали мне свой опыт каннибализма, выражая при этом отвращение к погребальным обычаям западного человека — хоронить родственников, не оказав им честь быть съеденными вместо похорон. Один из моих лучших рабочих-новогвинейцев в 1965 году просил у меня отпуск, чтобы принять участие в съедении недавно умершего зятя. Известны также многочисленные археологические находки древних человеческих костей в состоянии, наводящем на мысли о каннибализме.

Тем не менее многие или почти все европейские и американские антропологи, приученные с отвращением относиться к случаям каннибализма в собственных странах, приходят в ужас от мысли, что людоедство практикуется людьми, которых они изучают, и поэтому отрицают существование этого явления и утверждают, что подобные обвинения — расистская клевета. Они отвергают все описания каннибализма, сделанные как самими туземцами, так и первыми европейцами, посетившими места, где бытовал каннибализм, как ненадежные и основанные на слухах; очевидно, их могла бы убедить только видеозапись, сделанная официальным представителем властей или, что было бы для них наиболее убедительно, антропологом. Однако таких записей не существует по той простой причине, что у первых европейцев, неожиданно сталкивавшихся с каннибалами, эти встречи естественным образом вызывали чувство омерзения и желание немедленно арестовать любителя человечины.

Подобные возражения породили сомнения и разногласия относительно многих сообщений о находках человеческих останков, явным образом свидетельствовавших о каннибализме, которые были сделаны в древних поселениях анасази. Самое веское доказательство найдено на одной из стоянок анасази, где дом и все его содержимое разрушено, разбросанные кости семерых человек остались внутри — все говорило о том, что они были убиты в схватке и брошены, а не похоронены должным образом. Некоторые из этих костей были раздроблены таким же образом, каким кости потребляемых в пищу животных дробятся с целью извлечь костный мозг. У других костей гладкие головки — для костей животных это верный признак того, что их варили. В свою очередь, на внутренних стенках разбитых котлов с этой стоянки анасази сохранился слой накипи с остатками миоглобина — белка человеческих мышц, — подтверждающий, что в этих котлах варилось, среди прочего, и человеческое мясо. Скептики могут продолжать выдвигать возражения, утверждая, что варка человечины в котлах и раздрабливание человеческих костей вовсе не доказывают, что другие люди действительно ели мясо бывших владельцев этих костей; однако зачем еще были нужны все эти хлопоты с варкой мяса и дроблением костей — чтобы в итоге просто раскидать все по полу? Самым явным подтверждением факта каннибализма на этой стоянке являются высохшие человеческие экскременты, найденные в домашнем очаге и прекрасно сохранившиеся в сухом климате, несмотря на почти тысячелетний возраст, — в них обнаружен белок человеческих мышц, который не встречается в обычных человеческих фекалиях, даже в выделениях людей с травмированным и кровоточащим кишечником. Вероятно, все было так: кто-то напал на селение, убил жителей, разделал тела, сварил мясо в котлах, разбросал кости и затем испражнился прямо в очаг, на котором были сварены тела несчастных жертв.

Последним сокрушительным ударом для жителей Чако стала засуха, которая началась — судя по древесным годичным кольцам — около 1130 года. Подобные засухи происходили и прежде, около 1090 и 1040 годов, но на сей раз ситуация осложнилась тем, что населения в каньоне Чако стало больше, усилилась зависимость от удаленных поселений и не осталось свободных земель.

Засуха могла вызвать падение уровня подземных вод ниже той глубины, до которой еще дотягивались корни растений и которая могла обеспечить эффективное земледелие; засуха могла также сделать невозможным и богарное, и ирригационное земледелие. Засуха в течение трех и более лет могла стать фатальной, потому что, как можно видеть на примере современных пуэбло, хранить маис возможно только в течение двух-трех лет, при более длительном хранении он портится или поражается вредителями настолько, что становится непригодным к употреблению. Возможно, что удаленные поселения, которые прежде снабжали религиозные и политические центры Чако продуктами питания, утратили доверие к жрецам, молитвы которых о ниспослании дождей оставались безответными, и отказались продолжать поставки продовольствия. Моделью гибели поселений анасази в Чако, которую европейцам не довелось наблюдать, может являться происшедшее в 1680 году восстание пуэбло против испанцев — восстание, которое европейцы видели собственными глазами. Как и в центрах анасази Чако, испанцы получали продукты питания от местных земледельцев, облагая тех налогами, и продовольственные поборы были приемлемы до тех пор, пока не грянула засуха, лишившая крестьян значительной части урожая, что привело их к мятежу.

Между 1150 и 1200 годами каньон опустел и оставался практически необитаемым до тех пор, пока 600 лет спустя его вновь не заселили пастухи из племени навахо. Поскольку навахо не знали, кто построил найденные здесь огромные руины, они назвали исчезнувших древних обитателей «анасази», что значит «древние люди». Что же в действительности произошло с тысячами обитателей Чако? По аналогии с исторически засвидетельствованным исходом других пуэбло во время засухи в 1670-х годах, вероятно, многие умерли от голода, некоторая часть населения погибла в междоусобных столкновениях, а оставшиеся переселились в другие заселенные места Юго-Запада. Эвакуация должна была быть организованной, поскольку в большинстве помещений в домах анасази отсутствуют посуда и иная домашняя утварь, как и следует ожидать от людей, которые загодя собираются переезжать на новое место жительства, в отличие от описанной выше ситуации, когда несчастные хозяева жилища были убиты и съедены, — вся посуда там осталась на своих местах. Местность, куда бежали выжившие жители Чако, состояла из нескольких пуэбло (индейских поселений) на территории современных зуньи; жилые дома там построены в стиле, похожем на дома в каньоне Чако, внутри имелась глиняная посуда в стиле Чако, датированная примерно тем временем, когда анасази покинули свои исконные земли.

Джефф Дин и его коллеги Роб Экстелл, Джош Эпстайн, Джордж Гумерман, Стив Маккэрролл, Майлз Паркер и Ален Сведлунд выполнили чрезвычайно подробную реконструкцию событий, которые происходили с группой индейцев горы Кайента численностью приблизительно тысяча человек в долине Лонг-Хауз в Северо-Восточной Аризоне.

Они рассчитали фактическую численность населения долины в разные годы, с 800 по 1350 год, основываясь на количестве домов, где была найдена глиняная посуда, стиль которой со временем менялся, что позволило датировать раскопы. Также они вычислили зависимость годового сбора маиса в долине от времени — по годичным кольцам, несущим информацию о количестве осадков, и на основании исследования почвы, давшего картину подъема и снижения уровня грунтовых вод. Выяснилось, что динамика роста и снижения фактической численности населения после 800 года достаточно точно соответствует колебаниям рассчитанных годовых сборов маиса, за исключением того момента, когда анасази полностью покинули долину около 1300 года, — хотя урожайность и снизилась, в эти годы еще можно было собирать некоторое количество маиса, достаточное для пропитания оставшегося в долине населения — трети (около 400 человек) от максимального количества (1070 человек).

Почему эти последние 400 оставшихся в живых кайента из долины Лонг-Хауз не остались здесь, когда большинство их соплеменников погибли? Возможно, к 1300 году долина стала непригодной для проживания и по каким-то иным причинам, помимо снижения сельскохозяйственного потенциала, вычисленного в вышеуказанной модели. Может быть, к примеру, плодородие почвы было исчерпано, или же оказались вырубленными все леса и в округе не осталось ни дров, ни древесины для строительных нужд — что, как мы знаем, послужило причиной гибели поселений в каньоне Чако. Альтернативное объяснение заключается в том, что высокоорганизованное человеческое сообщество требует определенного минимума численности населения для поддержания того общественного устройства, которые его граждане считают для себя жизненно необходимым. Сколько жителей Нью-Йорка решились бы остаться в своем городе, если бы двое из каждых трех их родственников и друзей умерли от голода или покинули город, если бы вагоны подземки и такси больше не перевозили пассажиров, а магазины и офисы закрылись?

Наряду с анасази Чако и анасази долины Лонг-Хаузи, чьи судьбы мы проследили, в начале этой главы я упоминал, что многие другие цивилизации Юго-Запада — мимбреньо, индейцы Meca Верде, хохокамы, моголлоны и прочие — тоже пережили катастрофы, ломку жизненного уклада или исход из родных мест в разное время, в период с 1100 по 1500 год. Как оказалось, довольно много экологических проблем и видов реакции общества на них стали причинами потрясений и перемен, и разные факторы играли свою роль в разных местах. Например, проблемой для анасази стало обезлесение, так как они нуждались в древесине для сооружения кровельных перекрытий в своих домах, но для племени хохокам это имело гораздо меньшее значение, поскольку они не использовали бревна для постройки жилищ. Засоление почв, вызванное ирригационным земледелием, причинило большой вред хохокам, которым приходилось поливать поля, но такой необходимости не было у меса верде, и засоление земель их не коснулось. Проблемой моголлонов и меса верде, живших в более высоких широтах, являлся холодный климат: температура — критический фактор для земледелия.

Других жителей Юго-Запада погубило снижение уровня грунтовых вод (например, анасази) или истощение плодородия почв (по всей видимости, эта беда настигла моголлонов). Овражная эрозия создавала проблемы для анасази Чако, но не для жителей Меса Верде.

Несмотря на различия в непосредственных причинах бегства, все уходы в конечном счете были вызваны одной общей угрозой: люди жили в уязвимой и неблагоприятной для человека окружающей среде, принимали решения, которые могли быть чрезвычайно эффективными и понятными в «краткосрочной перспективе», но оказывались ошибочными или даже вызывали фатальные последствия в долгосрочной, когда люди начинали сталкиваться лицом к лицу с разрушительными изменениями окружающей среды естественного или антропогенного характера. Цивилизации, не имевшие исторических записей и археологов, не могли предвидеть эти проблемы. Я заключил словосочетание «в краткосрочной перспективе» в кавычки, потому что анасази прожили в каньоне Чако около шестисот лет — значительно дольше, чем длится проживание европейцев где-либо в Новом Свете после прибытия Колумба в 1492 году. За это время коренные американцы Юго-Запада перепробовали полдюжины альтернативных типов хозяйствования, однако потребовалось много веков, чтобы узнать, что по сравнению с другими только экономика индейцев пуэбло жизнеспособна «в долгосрочной перспективе», то есть в течение как минимум тысячи лет. Это должно заставить нас, жителей постиндустриального общества Европы и Америки, подвергнуть пересмотру свою самонадеянную уверенность в жизнеспособности западной экономики, особенно когда мы задумаемся, как быстро, на протяжении лишь одного десятилетия — с 1110 по 1120 год, после достижения пика своего развития, — погибла цивилизация Чако, и каким невероятным должен был казаться обитателям каньона риск катастрофы в предыдущие годы.

Из пяти причин, которые привели к краху рассматриваемые в этой главе цивилизации, в гибели анасази существенную роль сыграли четыре. Несомненно, имело место многостороннее антропогенное воздействие на природную среду, прежде всего обезлесение и овражная эрозия. Происходило также изменение важнейших климатических составляющих — температуры и количества осадков, их влияние накладывалось на действия человека. Внутренняя торговля между дружественными партнерами сыграла ключевую роль в катастрофе: различные группы анасази обменивались друг с другом продовольствием, лесом, глиняной посудой, камнями и предметами роскоши, являясь взаимозависимыми элементами сложной системы, но при этом подвергая общество в целом риску разрушения. Религиозные и политические факторы, несомненно, играли важнейшую роль в поддержании общественного устройства, регулируя взаимообмен материалами и побуждая жителей отдаленных территорий снабжать пищей, лесом и глиняной утварью политические и религиозные центры.

Единственный фактор из пяти в нашем списке, о котором в отношении анасази нет достоверных сведений, — наличие внешних врагов. Несмотря на то что анасази действительно стали нападать друг на друга, когда численность население увеличилась, а климат ухудшился, цивилизации Юго-Запада США находились слишком далеко от других густонаселенных районов, чтобы испытывать серьезную угрозу со стороны внешних врагов.

Учитывая все вышесказанное, мы можем предложить простой ответ на вопрос: был ли каньон Чако покинут вследствие нанесенного человеком ущерба окружающей среде или из-за засухи? Ответ будет следующим: люди покинули каньон по обеим причинам. На протяжении шести столетий численность населения каньона возрастала, потребности в природных ресурсах увеличивались, а ресурсы, напротив, истощались, и люди вплотную приблизились к пределам возможностей окружающей среды. Это основополагающая причина бегства из каньона. Непосредственной причиной — последней соломинкой, сломавшей спину верблюду, — стала засуха, которая в итоге вынудила людей покинуть родные пределы; засуха, которую народ с меньшей численностью смог бы пережить. Цивилизация Чако погибла, поскольку жители каньона уже не могли восстановить жизненный уклад тем же путем, каким первые земледельцы окрестностей Чако постепенно создавали свое общество. Причина заключалась в том, что первоначальных условий — обилия деревьев в близлежащих лесах, высокого уровня подземных грунтовых вод и ровной поймы, не обезображенной шрамами арройо, — увы, больше не существовало.

Такого рода умозаключение, похоже, можно применить в отношении многих погибших древних цивилизаций (включая майя, предмет нашего рассмотрения в следующей главе), а также и в отношении нашей собственной участи. Всем нам — домовладельцам, инвесторам, политикам, руководителям университетов и остальным — наше безумное расточительство может сходить с рук, пока экономика в удовлетворительном состоянии. Мы забываем, что обстоятельства меняются и мы не в состоянии предугадать, когда они изменятся коренным образом.