Начало конца. — Обезлесение. — Разрушение почвенного и травяного покрова. — Предшественники инуитов. — Хозяйство инуитов. — Отношения между инуитами и скандинавами. — Финал. — Глубинные причины.

В предыдущих главах мы видели, как скандинавы обустроили гренландскую колонию и более или менее благополучно жили в ней благодаря удачному стечению ряда обстоятельств на момент их прибытия в Гренландию. Во-первых, здесь они обнаружили девственную территорию, где никогда прежде не валили лес и не пасли скот, пригодную для пастбищ. Климат в первое время был довольно мягким, в большинстве случаев за лето можно было заготовить достаточное количество сена; путь по морю в Европу был свободен от льда; спрос на экспортный товар Гренландии — изделия из моржовых клыков — был достаточно высок в Европе; и, наконец, в тот момент нигде в окрестностях поселений или районах охоты не было американских индейцев.

Эта благоприятная во многих отношениях ситуация постепенно менялась в худшую сторону, причем в некоторой степени в результате действий самих обитателей гренландской колонии. Если изменение климата, падение спроса в Европе на резные изделия из моржовых клыков и появление инуитов в Гренландии произошло независимо от гренландцев, то выбор тех или иных действий в ответ на эти явления зависел только от них самих. Они, и только они в ответе за свое воздействие на окружающую среду. В этой главе мы рассмотрим, как изменения внешних условий и реакция гренландцев на эти изменения в совокупности привели гренландскую колонию к окончательной гибели.

Разрушение окружающей среды, вызванное хозяйственной деятельностью гренландцев, было обусловлено как минимум тремя причинами: уничтожением естественного растительного покрова, эрозией почвы и исчезновением верхнего плодородного слоя почвы (дерна). Прибыв в Гренландию, они начали с того, что выжгли леса, расчистив таким образом места под пастбища, а затем вырубили большую часть оставшихся деревьев для строительства и на дрова. Пасущийся на вырубках скот мешал естественному восстановлению лесов, особенно зимой, когда растения являются особо уязвимыми.

Мои друзья — палинологи исследовали воздействие этих факторов на естественный растительный покров Гренландии с помощью радиоуглеродной датировки слоев осадков, собранных со дна озер и болот.

В этих осадках можно обнаружить как минимум пять разных типов объектов, которые характеризуют экологическую ситуацию в соответствующий период времени: целые куски растений, листья и пыльцу, по которым можно определить виды деревьев, произраставших возле данного водоема в тот момент; частицы угля, свидетельствующие о случившихся в окрестности пожарах; минеральные вещества — в Гренландии это, как правило, магнитное железо, смытое водой из верхнего слоя почвы берегов в озеро, оно определяется путем измерения магнитной восприимчивости; и, наконец, песок, который также смывается в озера или заносится ветром.

Исследование озерных донных отложений дает следующую картину истории растительного покрова Гренландии вблизи обоих поселений. Согласно подсчету пыльцы, по мере потепления климата в конце последнего ледникового периода осока и другие травы уступили место деревьям. В течение последующих восьми тысяч лет происходили другие изменения характера растительности, но никаких признаков обезлесения или почвенной эрозии не наблюдалось вплоть до появления викингов. След этого события — слой угля в донных отложениях, следствие выжигания викингами лесов под пастбища для скота. Количество пыльцы ивы и березы уменьшилось, а осоки и других трав, в том числе сорняков и растений, специально завезенных викингами для прокорма скота, — соответственно увеличилось. Увеличение магнитной восприимчивости этого слоя указывает на то, что верхний слой почвы смывался в водоемы — это происходит, как правило, при сведении лесов в результате обнажения почвы, которая становится подвержена ветровой и водной эрозии. Наконец, когда целые долины оказывались полностью лишенными растительного покрова, а вслед за ним и дерна, начинал вымываться песок, лежавший изначально под верхним слоем почвы. После исчезновения жителей обоих поселений, а также овец, последовавших за своими пастухами, в середине XV века те же изменения, судя по палинологическим измерениям, происходили в обратном порядке, указывая на восстановление местности. Наконец, все тот же ряд изменений окружающей среды повторился уже во второй четверти XX века, после того как в 1924 датское правительство Гренландии вновь — после пятисотлетнего перерыва — выпустило на поля Гренландии овец.

«Ну и что? — может спросить скептик. — Это плохо для ив и берез, а для человека?» Но, оказывается, обезлесение, эрозия почвы и срезание дерна имели серьезные последствия как раз для обитателей гренландской колонии. Самым очевидным негативным следствием для гренландцев стала нехватка леса для строительства — аналогично тому, как это произошло в Исландии и на Мангареве. Стволы тонких и низкорослых деревьев — ивы, березы и можжевельника — пригодны лишь для изготовления мелкой домашней утвари. Что касается более крупных стволов, необходимых для возведения стропил, изготовления лодок, саней, бочек, стен и кроватей, у гренландцев было всего три источника таких лесоматериалов: плавняк, приносимый по морю с континента; лес, импортируемый из Норвегии; наконец, лес, привезенный самими гренландцами с побережья Лабрадора (так называемого Маркланда), разведанного викингами в ходе их скитаний по Северной Атлантике. Судя по всему, обитатели гренландской колонии вскоре стали испытывать такую нехватку в лесоматериалах, что изделия из дерева не выбрасывались, а использовались повторно. Такой вывод можно сделать на основании того, что в развалинах большинства домов не обнаружено деревянных панелей и мебели из дерева, за исключением лишь последних обитаемых домов, в которых умерли последние жители Западного поселения…

В Западном поселении имеется так называемая «Ферма под песками» — очень известное среди археологов место раскопок, — которая прекрасно сохранилась под слоем смерзшегося речного песка. Здесь большинство деревянных предметов обнаружено в верхних слоях, а не в нижних, что также подкрепляет гипотезу о повторном или многократном их использовании — вероятно, когда старый дом ветшал и разрушался, доски и бревна из него, как ценный и дефицитный ресурс, не выбрасывали, а забирали и использовали при строительстве нового дома. Кроме того, нехватку леса гренландцы восполняли за счет выкладывания стен и крыш дерном — как мы увидим, это решение проблемы имело свои неблагоприятные следствия.

Еще один ответ на вопрос «ну и что?» заключается в том, что отсутствие деревьев означало отсутствие дров. В отличие от инуитов, которые научились использовать для обогрева и освещения ворвань (нутряной жир морских млекопитающих), раскопки очагов гренландских скандинавов показали, что они продолжали использовать в качестве дров иву и ольху. Еще одна — помимо обогрева — причина необходимости дров, о которой мы, современные городские жители, никогда бы не подумали, связана с заготовкой молочных продуктов. Молоко — скоропортящийся, потенциально опасный для здоровья продукт: оно настолько питательно — не только для людей, но также и для бактерий, — что, будучи оставлено в сыром виде, без пастеризации и холодильника (что мы воспринимаем как должное, но без чего люди так или иначе обходились на протяжении почти всей истории), очень быстро портится. Поэтому сосуды для молочных продуктов приходилось часто промывать кипяченой водой, а для молока — и вовсе дважды в день. Летние фермы не могли располагаться на высоте более 1300 футов, так как там уже не было никаких дров, хотя хорошие пастбища продолжались до высоты 2500 футов. Мы знаем, что и в Норвегии, и в Исландии летние фермы приходилось перебазировать, когда запасы дров в окрестностях иссякали, и, вероятно, так же дела обстояли и в Гренландии. Как и в отношении дефицитной строительной древесины, гренландцы поступали так: в отсутствие дров они использовали всевозможные заменители — кости животных, высохший навоз и дерн. Но эти решения имели свои отрицательные стороны: сжигаемые кости и навоз можно было бы использовать для удобрения полей, чтобы заготавливать больше сена, а срезание дерна — не что иное, как разрушение пастбищ.

Еще одним печальным следствием обезлесения, помимо нехватки строительной древесины и дров, был недостаток железа. Скандинавы привыкли добывать железо из болот — извлекая металл из болотных отложений с крайне низким содержанием железа. Болотное железо попадается кое-где в Гренландии, как и в Исландии и Скандинавии: вместе с Кристианом Келлером я наблюдал окрашенное железной рудой болото неподалеку от Гардара, в районе Восточного поселения, а Томас Макговерн видел такие же болота в Западном поселении.

Трудность заключалась не в том, чтобы найти подобное болото, а в том, чтобы из его глубин добыть железо, — для этого требовалось огромное количество дров, из которых делали древесный уголь, поскольку лишь таким образом можно было достичь необходимой для выплавки железа высокой температуры. Даже с учетом того, что этот этап гренландцы могли пропустить, импортируя из Европы железо в слитках, им все равно нужен был уголь для кузнечных работ — изготовления изделий из слитков и последующих ремонта, заточки или переделки, потребность в которых была весьма высока.

Мы знаем, что гренландцы использовали металлические изделия и умели работать с железом. Среди развалин многих крупных гренландских ферм обнаружены остатки кузниц и кучи железной окалины, хотя мы и не можем делать выводов относительно того, происходила ли в этих кузнях добыча железа из руды или только обработка готового металла. При археологических раскопках в Гренландии обнаружены все те же железные изделия, которые типичны для любого европейского средневекового поселения: топоры, косы, ножи, ножницы для стрижки овец, корабельные заклепки, плотницкие рубанки, шилья для прокалывания и буравчики для сверления отверстий.

Но эти же раскопки свидетельствуют и о том, что гренландцам отчаянно не хватало железа, даже по меркам средневековой Скандинавии, где железа тоже было маловато. Например, в раскопках поселений викингов на Британских и Шетландских островах, в Исландии и даже в Винланде, в поселении Л'Анс-о-Медоуз, гвоздей и других железных предметов найдено больше, чем в Гренландии. В Л'Анс-о-Медоуз выброшенные железные гвозди — самая распространенная археологическая находка; множество таких гвоздей обнаружено в Исландии, несмотря на нехватку железа и дерева в этой стране. Но в Гренландии дефицит железа достигал, видимо, самого высокого уровня. В нижних слоях культурного слоя найдено некоторое количество выброшенных железных гвоздей, но в следующих слоях таких находок уже нет, так как железо стало слишком дорогим материалом, чтобы выбрасывать изделия из него. В Гренландии не найдено ни одного меча, ни шлема, ни даже обломка подобных предметов, всего лишь пара фрагментов кольчуги — вероятно, одной и той же. Железные инструменты использовались до тех пор, пока не стачивались полностью. Например, в поселении Корлорток найден нож, вид которого, при известной доле воображения, мог бы вызывать слезы: лезвие сточено почти до самой рукоятки, которая рядом с ним выглядит непропорционально огромной, — и при том нож этот явно был достаточно ценен для того, чтобы продолжать его затачивать!

Вывод о чрезвычайном дефиците железа в Гренландии также подтверждается многочисленными находками разнообразных предметов, которые в Европе обычно делались из железа, но в Гренландии изготавливались из других — зачастую совершенно неожиданных — материалов. К ним относятся деревянные гвозди и наконечники стрел из кончиков оленьих рогов. В исландских хрониках за 1189 год имеется упоминание о гренландском корабле, который, сбившись с курса, оказался у берегов Исландии. Хронист с удивлением записал, что обшивка корабля приколочена не железными, а деревянными гвоздями и скреплена китовым усом.

Для потомков викингов — завоевателей, которые когда-то наводили ужас на всю Европу своими огромными боевыми топорами, было пределом унижения оказаться в ситуации, когда им пришлось прибегнуть к китовому усу.

Следствием дефицита железа в Гренландии стала пониженная эффективность основных экономических процессов. При нехватке железных кос, ножей и ножниц, при необходимости заменять их аналогами из других материалов — камня или кости, — все работы, для которых необходимы эти инструменты (покос, разделка туш животных и стрижка овец), занимают больше времени. Но еще более серьезной и актуальной проблемой было то, что в отсутствие железа гренланцы теряли военное преимущество перед инуитами. Во всех остальных уголках земного шара у европейских колонизаторов в бесчисленных битвах с туземным населением было огромное преимущество — железные мечи и кольчуги. Например, при завоевании испанцами империи инков в 1532–1533 годах произошло пять битв, в которых соответственно 169, 80, 30, 110 и 40 испанцев смогли перебить армии инков, насчитывавшие от одной до нескольких десятков тысяч человек, причем ни один испанец не был убит и лишь несколько ранено. Причина заключалась в том, что мечи испанцев с легкостью пронзали защиту инков, а железные кольчуги уберегали захватчиков от ударов деревянных и каменных орудий индейцев. Но никаких находок, которые свидетельствовали бы о том, что у гренландцев через несколько десятков лет жизни в колонии еще сохранилось оружие или инструменты из железа, не обнаружено, за исключением уже упомянутых обломков кольчуги, которая к тому же с большей вероятностью могла принадлежать приплывшему на корабле европейцу, чем жителю Гренландии. Так что гренландцам приходилось использовать такое же оружие, которое было у их противников-инуитов: луки, стрелы и копья. Точно так же не существует доказательств того, что гренландцы использовали своих лошадей для формирования кавалерийских отрядов, которые опять-таки стали большим преимуществом в сражениях испанских конкистадоров с инками и ацтеками. Достоверно известно, что у гренландцев не было кавалерии. Кроме того, у гренландцев отсутствовала профессиональная военная подготовка. Иными словами, они вскоре потеряли какое бы то ни было военное превосходство над инуитами — последствия чего мы сейчас рассмотрим.

Воздействие жителей гренландской колонии на естественную растительность было таково, что вскоре они начали ощущать нехватку древесины, топлива и железа. Два других типа воздействия — на почву и травяной покров — обусловили нехватку пригодных для сельского хозяйства земель. В главе 6 мы описали, как неустойчивость вулканических почв Исландии предопределила серьезные проблемы, связанные с эрозией. Хотя в Гренландии почвы не столь чувствительны к внешним воздействиям, как в Исландии, по мировым стандартам они все же считаются достаточно неустойчивыми, так как короткое и прохладное лето означает медленный рост растений и медленное формирование плодородного слоя, который соответственно остается довольно тонким. Медленный рост также обусловливает низкое содержание в почве органических веществ и глины — компонентов, которые удерживают воду и сохраняют почву влажной. Поэтому частые в Гренландии сильные ветра быстро высушивают здешние почвы.

Первым шагом в последовательности событий, приведших к эрозии почв в Гренландии, стали вырубка и выжигание деревьев и кустарников, которые более эффективно, чем трава, служат укреплению почвы. После сведения деревьев и кустарников пасущийся скот — в особенности овцы и козы — начал вытаптывать траву, которая в гренландском климате восстанавливается очень медленно. Когда травяной покров был разрушен и почва стала открытой внешним воздействиям, она подверглась выветриванию под действием свирепствующих в Гренландии сильных ветров и вымыванию — в результате время от времени случающихся здесь ливней, так что в итоге плодородный слой уносило за десятки миль и целые долины оказывались обнаженными. Если подстилающим слоем был песок, его также сдувало ветром и уносило прочь.

Керны со дна озер и почвенные профили позволяют проследить развитие серьезной почвенной эрозии в Гренландии, начавшейся после появления викингов, в частности выдувание плодородного слоя и затем песка и смывание того и другого проточной водой в озера. Например, в окрестностях брошенной фермы в устье фьорда Корок, лежащей под ледником, сильными ветрами унесена практически вся почва — остались только камни. Переносимый ветром песок — частое явление в местах древних гренландских поселений: на некоторых участках в районе Ватнахверфи глубина нанесенного ветром песка составляет более 10 футов.

Еще одна причина, помимо почвенной эрозии, по которой гренландцы неумышленно ухудшили состояние своих земель, — использование дерна для строительства и отопления за неимением достаточного количества древесины. Почти все здания в Гренландии построены в основном из дерна, который для этого приходилось вырезать с полей; в лучшем случае имелся каменный фундамент и несколько деревянных балок для поддержания крыши. Даже собор Святого Николая в Гардаре только отчасти выложен из камня: каменное основание высотой шесть футов продолжали выложенные из дерна стены, крыша держалась на деревянных балках, а фасад был облицован деревянными панелями. Церковь Хвалсей — уникальная тем, что ее стены полностью каменные, до самого верха, — была увенчана крышей из дерна. В Гренландии приходилось делать стены довольно толстыми (до шести футов в толщину), чтобы обеспечить защиту от холода.

Для строительства большого жилого дома в Гренландии, по современным оценкам, требовалось приблизительно 4 гектара дерна. Более того, это количество требовалось не один раз: со временем дерн рассыпался, и раз в несколько десятков лет стены приходилось «подновлять». Процесс срезания дерна для строительства гренландцы называли «сдиранием шкуры с дальних полей». Образ очень удачный — он точно характеризует тот вред, который наносился земле, что могла при более благоприятном раскладе остаться пастбищем. Медленное восстановление дерна в Гренландии означало, что ущерб был масштабным и долгосрочным.

Скептик опять-таки может сказать в ответ на эти рассуждения об эрозии почвы и вырезании дерна: «Ну и что?» Ответ очень простой. Вспомним, что из всех местообитаний скандинавов в Северной Атлантике еще до появления викингов Гренландия была самым холодным и, соответственно, наименее подходящим местом для ведения сельского хозяйства, конкретно — для заготовки сена и выпаса скота; ее земли были наиболее подвержены утрате растительного покрова и разрушению в результате выбивания пастбищ скотом, вытаптывания, почвенной эрозии и вырезания дерна. Ферма должна была располагать значительной площадью пастбищ для содержания даже минимального количества голов скота, которое обеспечивало воспроизводство стада в случае потерь, неизбежных на протяжении долгой и холодной зимы, — на несколько лет, пока не повторится такая же холодная зима. По имеющимся оценкам, потеря лишь четверти общей площади пастбищ в Восточном или Западном поселении означала снижение поголовья ниже критического порога воспроизводства. Это как раз то, что, по всей видимости, и произошло в Западном поселении и, возможно, также в Восточном.

Как и в Исландии, экологические проблемы, осаждавшие средневековых гренландцев, знакомы и сегодняшним жителям Гренландии. В течение пяти столетий после того, как жизнь в средневековой гренландской колонии прекратилась, остров оставался в распоряжении инуитов, которые не занимались сельским хозяйством, а затем под юрисдикцией Дании; все это время земли Гренландии не использовались для выпаса скота. Наконец, в 1915 году, еще до того как началось изучение влияния средневековых поселений на окружающую среду, датчане завезли в Гренландию и предприняли первую попытку разведения исландских овец, а в 1924 году в Браттахлиде была основана первая овцеводческая ферма. Также известны попытки разведения коров, но от них быстро отказались, так как это требовало слишком больших трудозатрат.

Сегодня в Гренландии приблизительно 65 семейных ферм специализируются на разведении овец, результатом чего стало возобновление уже знакомых нам проблем — вытаптывания пастбищ и почвенной эрозии. Керны, взятые со дна озер Гренландии, свидетельствуют, что после 1924 года начались такие же точно процессы, какие происходили после 984 года, когда сюда впервые прибыли скандинавы: об этом свидетельствуют такие изменения, как снижение в кернах количества пыльцы деревьев и повышение доли пыльцы цветов и трав, а также увеличение количества плодородной почвы, смываемой в озера. В первые годы после создания овцеводческой фермы в 1924 году климат в Гренландии был сравнительно мягким и овец оставляли зимой пастись на полях. Это означало, что пастбища подвергались вытаптыванию круглый год, в том числе зимой, в период, когда растительный покров наименее способен к восстановлению. Особенный ущерб наносился можжевельнику, поскольку и лошади, и овцы питаются можжевеловыми побегами зимой, когда нет другого корма. Когда Кристиан Келлер в 1976 году впервые приехал в Браттахлид, можжевельник там еще рос, но во время своей поездки в Гренландию в 2002 году я видел лишь засохшие, мертвые можжевеловые деревья.

После того как особенно холодной зимой 1966/67 года в Гренландии погибло более половины поголовья овец, правительство основало Гренландскую экспериментальную станцию для изучения влияния овцеводства на окружающую среду Гренландии. Сравнивалось состояние растительного покрова и почвы в местах, активно использовавшихся для выпаса овец, на менее интенсивно используемых пастбищах и, наконец, на полях, огороженных таким образом, чтобы овцы не могли туда попасть. Частью этого исследования было изучение археологами изменений, происходивших на пастбищах во времена викингов.

В результате сформировавшегося осознания проблемы неустойчивости здешних почв нынешние жители Гренландии огораживают самые уязвимые участки пастбищ и держат овец зимой в хлеву, скармливая им заготовленное летом сено. Делаются попытки увеличить объем заготавливаемого сена путем внесения удобрений и внедрения новых для Гренландии культур — ржи, овса, тимофеевки и других злаков.

Несмотря на эти попытки, почвенная эрозия остается в Гренландии серьезной проблемой. На берегах фьордов в районе Восточного поселения я видел участки, полностью лишенные растительности — голые скалы и галька: это результат интенсивного выпаса овец в недавнем прошлом. За последние 25 лет под действием ветровой эрозии полностью разрушен почвенный покров на территории фермы, выстроенной на месте старой фермы викингов, там, где долина Корлорток выходит на побережье. Этот процесс предоставляет нам прекрасную модель того, что произошло на ферме семь сотен лет назад. Хотя правительство Гренландии и фермеры понимают, что овцеводство наносит здешней почве и растительности серьезный ущерб, последствия которого будут ощущаться еще долгое время, приходится обеспечивать рабочие места жителям страны с высоким уровнем безработицы. При этом, увы, даже в краткосрочной перспективе овцеводство не оправдывает таких жертв: правительство вынуждено выплачивать каждой семейной ферме по 14 тысяч долларов в год, чтобы компенсировать убытки и побудить их продолжать заниматься своим делом.

Критическую роль в истории вымирания гренландской колонии викингов сыграли инуиты. Их присутствие обусловило важнейшее отличие между историей гренландских и исландских викингов: хотя к преимуществам Исландии, в сравнении с Гренландией, относятся не столь суровый климат и меньшая отдаленность от Норвегии, самой большой удачей исландцев было то, что им на своем острове не приходилось опасаться неблагожелательно настроенных соседей. По меньшей мере инуиты символизировали для гренландцев упущенную возможность: шансы последних на выживание повысились бы, перейми они у инуитов навыки или хотя бы займись меновой торговлей. Но этой возможностью гренландцы не воспользовались. С другой стороны, угроза, исходящая от инуитов, или непосредственные их нападения на викингов могли оказать прямое влияние на вымирание гренландских поселений. Кроме того, гренландские инуиты сами по себе являются для нас доказательством, что выживание человека в средневековой Гренландии не было абсолютно невозможным. Почему же викинги проиграли там, где инуиты одержали победу?

Сегодня мы думаем об инуитах как об исконных обитателях Гренландии и канадской Арктики. На самом деле они были последними из череды народностей, пытавшихся заселить эти земли. Археологам известны минимум четыре различных этнических группы, которые продвигались на восток через север Канады и пытались обосноваться в северо-западной части Гренландии. Первая из попыток имела место за четыре тысячи лет до появления инуитов. Этот волнообразный процесс проходил по одному и тому же сценарию: прожив в Гренландии несколько сотен лет, ее обитатели исчезали, добавляя свой вклад в копилку загадок о причинах гибели человеческих сообществ, подобных тем, которые мы рассматривали в связи с историей гренландских викингов, анасази и жителей острова Пасхи.

Однако об этих далеких предшественниках инуитов и об их исчезновении из Гренландии мы знаем слишком мало, чтобы обсуждать в настоящей книге, — для нас это фон, на котором мы рассматриваем историю викингов. Хотя археологи дали этим сообществам имена — Индепенденс I, Индепенденс II и Саккак, по названиям тех мест, где были найдены соответствующие артефакты, — языки этих народностей и имена, которыми они сами себя называли, для нас утрачены навсегда.

Непосредственными предшественниками инуитов были представители дорсетской культуры, названной так по месту обнаружения соответствующих древних стоянок — мысу Дорсет на архипелаге Баффинова Земля в канадской Арктике. После освоения большей части канадской Арктики в VIII веке до н.э. они проникли в Гренландию и, заселив многие пригодные для жизни участки — в том числе впоследствии ставшее местообитанием викингов юго-западное побережье, — оставались там примерно тысячу лет. По неизвестным причинам примерно в III веке н.э. они покинули Гренландию и большую часть канадской Арктики; в течение четырех столетий они жили на нескольких участках на территории нынешней Канады. Однако приблизительно в 700 году они опять начали расселяться по полуострову Лабрадор и Северо-Западной Гренландии, хотя на сей раз не достигли мест будущего поселения викингов. Обитатели Восточного и Западного поселений оставили записи, свидетельствующие о том, что, впервые оказавшись в этих местах, обнаружили лишь необитаемые развалины зданий, фрагменты сделанных из шкур лодок и каменные орудия. Они предположили, что все эти предметы остались от туземцев, подобных тем, которых они встречали в Северной Америке при исследовании Винланда.

По костям, обнаруженным на местах археологических раскопок, мы знаем, что дорсетские индейцы охотились на множество видов животных, причем конкретный набор видов зависел от времени и места обитания охотников: это могли быть моржи, тюлени, северные олени, белые медведи, лисы, утки, гуси и различные морские птицы. Представители дорсетской культуры, жившие в различных районах канадской Арктики, на полуострове Лабрадор и в Гренландии, состояли в торговых отношениях, что доказывают каменные изделия, обнаруженные в определенных поселениях, на тысячи миль отстоящих от предполагаемого места их изготовления. В отличие от своих последователей-инуитов и некоторых предшественников, носители дорсетской культуры не имели прирученных собак (и соответственно не ездили в собачьих упряжках) и не знали лука и стрел. Также, в отличие от инуитов, они не умели изготавливать лодки из шкур, натягиваемых на жесткий каркас, и соответственно не могли выходить в море для охоты на китов. Не имея собачьих упряжек, они были в значительной степени ограничены в своих перемещениях, а без охоты на китов было невозможно прокормить большую общину. Поэтому они жили небольшими группами — один-два дома, где помещалось не более десяти человек и соответственно лишь несколько взрослых мужчин. Это делало их наименее опасными и воинственными из трех групп исконных обитателей североатлантического региона, с которыми сталкивались викинги, — инуитов, дорсетских и канадских индейцев.

Несомненно, именно поэтому викинги чувствовали себя в достаточной безопасности, продолжая снаряжать экспедиции за строительным лесом на побережье Лабрадора, заселенное дорсетскими индейцами, еще в течение трех столетий после того, как были оставлены попытки освоения лежащего далеко к югу Винланда — базового лагеря, с которого началось проникновение викингов в канадскую Арктику, — по причине враждебного отношения многочисленных обитавших там индейских племен.

Встречались ли викинги и дорсетские индейцы в Северо-Западной Гренландии? У нас нет точных доказательств, но это представляется весьма вероятным, поскольку известно, что индейцы обитали в Гренландии в течение трехсот лет после появления викингов на юго-западном побережье, а викинги ежегодно отправлялись на охоту в Нордсету, лежащую всего в нескольких сотнях миль к югу от земель, занимаемых дортсетскими индейцами, и снаряжали исследовательские экспедиции еще дальше к северу. Ниже я приведу свидетельство викингов о встрече с туземцами, возможно, как раз с дорсетскими индейцами. Еще одним доказательством контакта между этими культурами являются обнаруженные при раскопках стоянок индейцев в Гренландии и канадской Арктике предметы, явно ведущие свое происхождение от викингов, — в частности, кусочки подвергшегося плавке металла, ценного материала для изготовления орудий. Разумеется, мы не можем определить, перешли ли эти предметы к дорсетским индейцам в результате непосредственного контакта — будь то мирный обмен или вооруженное нападение, или просто были найдены индейцами в брошенных поселениях викингов. Как бы то ни было, у нас есть все основания считать, что взаимоотношения викингов с инуитами могли быть гораздо более напряженными и опасными, чем их контакты со сравнительно мирными дорсетскими индейцами.

Культура и навыки инуитов, в том числе умения, необходимые для успешной охоты на китов в открытом море, зародились в районе Берингова пролива в начале первого тысячелетия до н.э. Собачьи упряжки на суше и большие лодки в море позволяли инуитам путешествовать и транспортировать скарб на дальние расстояния с гораздо большей скоростью, чем это могли делать дорсетские индейцы. С потеплением климата в Арктике в Средние века ледяные перемычки между островами арктического архипелага стали таять, и гренландские киты, а вслед за ними охотники-инуиты начали мигрировать на восток, продвигаясь все ближе к Атлантическому побережью Канады, и в начале XIII столетия достигли северо-запада Гренландии. Спустившись на юг вдоль западного побережья, они оказались в Нордсете, потом — в начале XIV столетия — уже в районе Западного поселения и, наконец, еще через сто лет, достигли последнего оплота викингов — Восточного поселения.

Все виды животных, на которых охотились дорсетские индейцы, были также объектом охоты инуитов, причем последние, вероятно, делали это более эффективно, так как, в отличие от своих дорсетских предшественников, умели обращаться с луком и стрелами. Кроме того, преимущество давал им китобойный промысел — киты стали весьма существенным дополнением к рациону инуитов, и инуитские охотники моги прокормить больше женщин и детей, чем их коллеги из числа дорсетских индейцев и скандинавских гренландцев. Соответственно, инуиты жили большими поселениями, обычно несколько десятков жителей, в том числе 10–20 взрослых мужчин.

На лучших охотничьих участках в самой Нордсете, в месте под названием Сермермиут, инуиты основали поселение, которое со временем разрослось до нескольких сотен домов. Несложно представить себе, что означала для немногочисленной (не более нескольких десятков) группы охотников-викингов, прибывших с юга на традиционную летнюю охоту, встреча с превосходившими их численностью инуитами, с которыми им не удалось установить дружественных отношений.

В отличие от викингов, инуиты представляли собой вершину развития цивилизации народов Арктики, которые в течение тысяч лет совершенствовали навыки выживания в условиях Крайнего Севера. В Гренландии недостаточно деревьев для строительства, обогрева и освещения домов долгой арктической зимой? Для инуитов это не составляло проблемы — зимой они жили в иглу из снега, а для освещения и отопления жилищ использовали расплавленный китовый или тюлений жир. Недостаточно дерева для строительства лодок? Опять-таки инуиты нашли прекрасный выход — они натягивали тюленьи шкуры на каркасы и таким образом конструировали каяки (см. илл. ) и более крупные лодки-умьяки, достаточно большие, чтобы отправляться на них за китами в открытое море.

Хотя я читал о том, что каяки инуитов — настоящий шедевр корабельного строительства, и сам катался на современных туристических каяках, изготавливаемых нынче из пластика и широко распространенных в Европе и Америке, я все же был поражен, увидев впервые традиционный эскимосский каяк в Гренландии. Он был похож на миниатюрный американский военный корабль класса «Айова», какие строились в США во время Второй мировой войны, — узкий, длинный, быстроходный, вся палуба которого уставлена зенитными орудиями, минометами и прочей боевой техникой. Шестиметровый каяк, конечно, выглядит крошечным в сравнении с линкором, но все равно он гораздо длиннее, чем я себе представлял; на деке закреплены всевозможные приспособления для охоты — древко гарпуна, ручка для метания, съемный наконечник примерно 6 дюймов длиной, который вставлялся в подобие муфты на древке; дротик для охоты на птиц, с острым наконечником и тремя загнутыми вперед шипами на древке, — если охотник чуть промахнется и дротик лишь боковой поверхностью заденет птицу, она все же будет поймана; несколько пузырей из тюленьих шкур, которые помогали тащить загарпуненную добычу — китов или тюленей; и, наконец, копье, которым добивали загарпуненное животное. В отличие от военного корабля или любого другого известного мне судна, каяк строился индивидуально для каждого охотника, с учетом его роста, веса и силы рук. Фактически каяк был «одеждой» охотника, в которой тот выходил в море; отверстие, в которое садился гребец, герметично закрывалось «юбкой», присоединенной к парке, — таким образом внутренний объем лодки был защищен от попадания ледяной воды. Кристиан Келлер безуспешно пытался сесть в современные эскимосские каяки, изготовленные для его гренландских друзей, — оказалось, его ноги не помещаются в носу каяка, а ширина бедер не позволяет протиснутся в отверстие.

Судя по количеству разнообразных приемов и способов охоты, инуиты были самыми искусными и разносторонними охотниками в Арктике за всю ее историю. Как и викинги и примерно теми же способами, инуиты охотились на северного оленя, моржа и на различных наземных птиц; но, в отличие от викингов, могли выходить в море на каяках и с помощью гарпуна охотиться на тюленей, а также бить морскую птицу; а на умьяках они отправлялись в более далекие китобойные экспедиции. Даже инуит не может убить кита одним ударом; поэтому во время охоты несколько человек метают гарпуны, а другие гребут, поддерживая нужную скорость лодки. Загарпунить кита — совсем не простое дело, как подтвердят все почитатели Шерлока Холмса, помнящие рассказ «Черный Питер», в котором пожилого злодея-капитана в отставке находят мертвым в его доме, насквозь пронзенного гарпуном, прежде служившим украшением комнаты. Проведя целое утро в лавке мясника и безуспешно пытаясь проткнуть гарпуном тушу свиньи, Шерлок Холмс делает правильный вывод: такой удар мог быть нанесен только профессиональным китобоем, поскольку любой другой человек, каким бы сильным он ни был, не в состоянии достаточно глубоко воткнуть гарпун. Инуиты достигли успеха благодаря, во-первых, специальному приспособлению — древку с ручкой, которое удлиняло гарпун и, следовательно, эффективно увеличивало силу броска, и, во-вторых, долгой практике, как и в случае с убийцей Черного Питера. У инуитов практика начиналась с самого детства, в результате чего у взрослых мужчин-инуитов «бросковая» рука становилась сильнее и гибче, нежели у обычного человека, — фактически рука делалась еще одним приспособлением для метания гарпуна.

Когда наконечник гарпуна вонзался в кита, искусно смонтированный «шарнир» разъединялся, и охотник мог подтянуть к себе древко гарпуна, которое отделялось от воткнутого в тело кита наконечника. В противном случае, продолжай охотник держать веревку, которой были привязаны наконечник и древко, разъяренный кит мог нырнуть и утащить за собой под воду умьяк и всю его команду. Но к наконечнику оставалась привязанной веревка с пузырем из тюленьей шкуры, наполненным воздухом. Эти пузыри, обладая положительной плавучестью, затрудняли погружение кита в воду, и загарпуненное животное, ныряя, чтобы уйти от преследования, быстро теряло силы. Когда кит поднимался на поверхность, чтобы набрать воздуха, в него вонзался очередной гарпун, также снабженный воздушным пузырем, и киту становилось все хуже. И только измучив кита до крайности, охотники осмеливались подойти к нему вплотную и нанести последний смертельный удар.

Инуиты также разработали особую технику охоты на кольчатую нерпу — самый распространенный вид тюленя в акватории Гренландии, причем особые повадки делают его не слишком легкой добычей. В отличие от других видов тюленей, обитающих в районе Гренландии, кольчатая нерпа зимует недалеко от побережья, подо льдом, проделывая во льду лунки для дыхания, в которые проходит только голова животного, но не тело.

Эти лунки не так легко обнаружить, потому что нерпы маскируют их, насыпая вокруг горки снега. Каждая нерпа делает несколько лунок — как лисы роют несколько нор с несколькими выходами в разных направлениях. Охотник не должен стряхивать снег, насыпанный вокруг лунки, — иначе нерпа узнает, что рядом кто-то есть. Поэтому охотники неподвижно стоят у лунки в темноте и холоде полярной ночи и терпеливо ждут — столько, сколько потребуется, — пока нерпа не подплывет к лунке, чтобы сделать несколько вдохов; в этот миг охотник должен вонзить в нерпу гарпун сквозь присыпанный снег, фактически не видя свою добычу. Когда раненая нерпа ныряет, наконечник гарпуна в теле животного отделяется от древка, но при этом остается привязанным к веревке, с помощью которой охотник удерживает нерпу и не дает ей уплыть далеко, а потом, когда у нее не остается сил сопротивляться, подтягивает к себе, вытаскивает на лед и убивает. Таким образом, охота на нерпу — довольно сложный процесс, которому нужно специально обучаться; викинги так и не овладели этой наукой. Поэтому в годы, когда количество других видов тюленей по тем или иным причинам уменьшалось, инуиты переключались на кольчатую нерпу, но у викингов такой возможности не было, так что для них эти годы были особенно голодными.

Инуиты пользовались этим и другими важными преимуществами, которых были лишены викинги и дорсетские индейцы. За несколько сотен лет, в течение которых продолжалось распространение инуитов по обширным пространствам канадской Арктики и Северо-Западной Гренландии, прежние обитатели этих земель — дорсетские индейцы — исчезли. Поэтому у нас не одна, а две загадки, связанные с инуитами; исчезновение сначала дорсетских индейцев, затем викингов — почти сразу же после появления на их землях инуитов. В Северо-Западной Гренландии несколько дорсетских поселений существовали в течение ста или двухсот лет после пришествия инуитов, и, очевидно, эти две народности не могли не знать о присутствии друг друга, но никаких прямых археологических свидетельств контакта между ними не было обнаружено. Имеются косвенные свидетельства: гренландские инуиты переняли некоторые повадки и умения дорсетских индейцев, которых не было у них до заселения Гренландии: например, костяные ножи для разрезания плотного снега, иглу (куполообразные дома из снега), использование талька и так называемый гарпунный наконечник «Туле-5». Очевидно, инуиты не только имели возможность научиться чему-то у дорсетских индейцев, но также не могли не иметь отношения к исчезновению народа, прожившего в этих краях к моменту их появления уже около двух тысяч лет. Каждый из нас может сам придумать свою версию угасания дорсетской культуры. Одно из моих предположений заключается в том, что в какую-то особо холодную и голодную зиму женщины из поселений дорсетских индейцев ушли к инуитам, которые, как им было известно, кормят своих жен мясом гренландских китов и кольчатой нерпы.

Каковы же были отношения инуитов и викингов? Невероятно, но, хотя эти две народности жили бок о бок в Гренландии в течение нескольких сотен лет, в дошедших до нас скандинавских хрониках имеется всего два или три кратких упоминания об инуитах.

Первое из них может относиться как к инуитам, так и к дорсетским индейцам, поскольку датируется XI или XII веком, когда дорсетские индейцы еще жили на северо-западе Гренландии, а инуиты только что там появились. В «Истории Норвегии» — рукописи XV века — описана первая встреча викингов с исконными обитателями Гренландии: «Далее на север от поселений викингов охотники повстречали невысоких людей, которых назвали скрелингами. Если ранить их не до смерти, их раны тут же затягиваются и не кровоточат, но, когда их ранят смертельно, кровь течет без остановки. У них нет железа, но они используют моржовые клыки и заостренные камни».

Каким бы кратким и сухим не было это описание, оно свидетельствует, что отношение викингов к скрелингам было, мягко выражаясь, недоброжелательным, что и обусловило дальнейшую враждебность и напряженность во взаимоотношениях викингов со своими соседями по острову. «Скрелинги» — староскандинавское слово, которым древние норвежцы называли представителей всех трех групп коренных жителей Нового Света, каковых встречали в Винланде и Гренландии (инуиты, дорсетские и североамериканские индейцы), — переводится приблизительно как «жалкие люди». Не предвещает мирных отношений и описанный выше способ определения, является ли данный человек скрелингом — любого инуита или дорсетского индейца, которого встречали викинги, они должны были сначала ранить, чтобы узнать, будут ли кровоточить его раны. Вспомним также, что, как говорилось в главе 6, в Винланде викинги начали строить отношения с местным населением с того, что, повстречав группу индийцев, убили восемь человек из девяти. Такой характер первых контактов во многом объясняет, почему викинги не смогли установить дружественных отношений с инуитами.

Второе из трех упоминаний об скрелингах является столь же кратким и проливает свет на их роль в гибели Западного поселения, произошедшей около 1360 года; эту роль мы рассмотрим чуть ниже. В этом случае скрелинги могли быть только инуитами, так как к тому времени дорсетсткие индейцы уже не жили в Гренландии. Последнее упоминание о скрелингах относится к 1379 году: «Скрелинги напали на гренландцев, убили 18 мужчин, похитили двух мальчиков и одну женщину и сделали их рабами». Если в этой хронике не перепутаны события и скрелингам ошибочно не приписывается нападение, совершенное саамами на норвежцев, инцидент мог произойти только в районе Восточного поселения, так как в 1379 году Западного поселения уже не существовало, а охотники-викинги, отправляясь в Нордсету, вряд ли брали с собой женщин. Как можно истолковать излишне лаконичную запись? Для нас 18 убитых викингов могут показаться не слишком серьезным уроном, так как за прошедшее столетие в войнах гибли десятки миллионов людей. Но необходимо учитывать, что все население Восточного поселения составляло тогда, по всей вероятности, не более 4 тысяч человек, и 18 мужчин — это приблизительно 2 процента взрослого мужского населения. Если сегодня на США, с населением в 280 миллионов человек, будет совершено нападение, в результате которого погибнет такая же доля взрослого населения, это будет означать гибель 1 260 000 человек. Таким образом, единственное документально зафиксированное нападение 1379 года представляло катастрофу для Восточного поселения, независимо от того, сколько людей погибло в ходе нападений 1380 года, 1381 года и так далее.

Эти три краткие заметки являются единственным письменным источником сведений о взаимоотношениях между викингами и инуитами. Археологические свидетельства этих взаимоотношений — обнаруженные при раскопках поселений инуитов предметы, являющиеся артефактами викингов или их имитациями, и наоборот, артефакты инуитов в раскопках Западного и Восточного поселений. Всего при раскопках древних поселений инуитов найдено 170 объектов скандинавского происхождения, в том числе несколько сохранившихся целиком предметов (нож, ножницы, огниво), но в основном кусочки металла (меди, железа, бронзы и олова), которые для инуитов представляли ценность как материалы для собственных изделий. Такие предметы встречаются не только на местах поселений инуитов, где ранее жили викинги (Западное и Восточное поселения) или где они часто бывали (Нордсета), но также и в местах, где викинги никогда не бывали, — например, в Восточной Гренландии и острове Элсмир в канадской Арктике. Можно предположить, что эти предметы представляли для инуитов значительный интерес, если они передавались от одного племени к другому на сотни миль. Что касается большинства предметов, мы не можем сказать, как они попали к инуитам — в процессе меновой торговли с викингами, путем грабежа и разбоя или были найдены в опустевших поселениях. Однако мы знаем, что десять из обнаруженных кусочков металла ведут свое происхождение от колоколов церквей Восточного поселения, которые, безусловно, не могли быть для викингов предметом торговли. Эти колокола предположительно достались инуитам после гибели скандинавской колонии, например в период, когда инуиты жили в домах, выстроенных в районе Восточного поселения.

Более убедительным свидетельством непосредственного контакта двух народов является дошедшие до нас девять статуэток, вырезанных инуитами из кости. Они несомненно изображают викингов: об этом свидетельствуют характерная для последних прическа, одежда и нательные кресты. Кроме того, инуиты переняли у викингов несколько полезных технологий. Если сделанные инуитами инструменты в форме европейского ножа или пилы могли быть просто скопированы с найденных оригиналов, для чего не обязателен непосредственный контакт, бочарная клепка и винтовая нарезка на наконечниках стрел инуитов предполагают, что последние должны были видеть, как викинги изготавливают и используют эти предметы.

С другой стороны, аналогичные свидетельства в раскопках поселений викингов почти отсутствуют. Один гребень из оленьего рога, два дротика для охоты на птиц, одна рукоятка для буксировочной веревки из моржового бивня, один кусочек метеоритного железа — эти пять предметов, насколько мне известно, суть полный перечень всего, что осталось у викингов за несколько сотен лет совместного существования с инуитами.

И даже эти пять предметов — скорее всего, не ценные товары, приобретенные у инуитов, а всего лишь забавные находки, случайно подобранные кем-то из обитателей Западного или Восточного поселений. Поражает полное отсутствие каких-либо свидетельств того, что викинги переняли у инуитов хотя бы некоторые из множества полезных технологий, которые могли помочь им выжить. Например, ни в Западном, ни в Восточном поселениях не найдено ни одного гарпуна, ни одного приспособления для метания копья, ни кусочка обшивки каяка или умьяка.

Если между инуитами и викингами и происходила торговля, вероятно, предметом мены были бивни моржей, искусством охоты на которых инуиты владели в полной мере и которые были самым ценным для викингом товаром для экспорта в Европу. К сожалению, сейчас практически невозможно установить с точностью, имела ли место такая торговля, поскольку нет способа определить, чьей добычей — инуитов или викингов — были моржи, кусочки бивней которых найдены при раскопках Западного и Восточного поселений. Но вот чего при этих раскопках не обнаружено, так это костей кольчатой нерпы — самого распространенного в Гренландии вида тюленей, искусством охоты на которых владели инуиты, но не викинги и которые, в отличие от других видов тюленей, в изобилии встречались зимой, когда иных источников пищи было мало. Нерпа могла бы стать важным предметом торговли для викингов, так как зимой они испытывали постоянную угрозу нехватки запасов продуктов и голода. Итак, это отсутствие костей нерпы в раскопках поселений викингов предполагает, на мой взгляд, что они практически не вели торговли с инуитами или что та носила случайный характер. Что касается других археологических свидетельств контакта двух культур, они столь незначительны, что с тем же успехом инуиты и викинги могли бы жить на разных планетах, а не на одном острове с общими охотничьими угодьями. Кроме того, отсутствуют какие-либо доказательства (генетические или морфологические) перекрестных браков между викингами и инуитами. При внимательном изучении черепов и скелетов с церковных кладбищ Западного и Восточного поселений не найдено ни одного, который отличался бы от континентального скандинавского типа, и тем более никаких смешений скандинавского и эскимосского типов.

С нашей точки зрения то, что викинги не смогли установить с инуитами торговых отношений и перенять, хотя бы частично, их навыки и умения, являлось для викингов огромной потерей, хотя, очевидно, сами они так не считали. Во всяком случае, причина была не в отсутствии возможностей. Охотники-викинги не могли не встречать охотников-инуитов в Нордсете, а затем, по мере продвижения инуитов на юг, и в наружных фьордах у Западного поселения. Викинги со своими тяжелыми деревянными гребными лодками и собственными приемами охоты на моржей и тюленей не могли не оценить превосходство легких каркасных лодок инуитов и их изощренных методов охоты: инуиты одерживали победу там, где викинги зачастую терпели поражение. Когда европейские исследователи вновь начали появляться в Гренландии в конце XVI века, их особенно поражали скорость и маневренность каяков, и в своих записях они описывали инуитов как людей-рыб, перемещающихся по воде быстрее любого европейского гребного судна.

Так же их поражали и умьяки, меткость инуитов, парки и рукавицы из шкур, гарпуны и пузыри из тюленьих шкур, собачьи упряжки и приемы охоты на тюленей. Датчане, начавшие колонизацию Гренландии в 1721 году, быстро переняли многие навыки и технологии инуитов, стали использовать умьяки для поездок вдоль побережья Гренландии и завели торговлю с инуитами. В течение нескольких лет датчане узнали о тюленях и гарпунах больше, чем викинги за несколько сотен лет. Но некоторые из датских колонистов были такими же расистами и религиозными фанатиками, как и викинги, и относились к язычникам-инуитам с тем же презрением.

Если попытаться без предубеждения представить себе, какими могли бы стать отношения викингов и инуитов, то в более поздней истории можно найти немало примеров того, как были реализованы совсем другие модели взаимодействия европейцев-колонизаторов — испанцев, португальцев, французов, англичан, русских, бельгийцев, голландцев, немцев и итальянцев, да и самих скандинавов, датчан и шведов, — с местным населением по всему миру. Многие из этих европейских колонизаторов стали посредниками и начали развивать интегрированную экономику: купцы из Европы поселялись среди туземцев или наезжали регулярно, привозили европейские товары, особенно ценимые туземцами, и обменивали на туземные товары, высоко ценимые в Европе. Например, инуиты столь остро нуждались в железных орудиях, что не жалели труда на их изготовление методом холодной ковки из метеоритного железа — например, из метеора, упавшего в районе мыса Кейп-Йорк в Северной Гренландии. Соответственно, можно представить себе развитие торговых отношений между инуитами и викингами, в ходе которых викинги получали бы бивни моржей и нарвалов, шкуры тюленей и белых медведей и отправляли бы их в Европу в обмен на железо, ценимое инуитами. Кроме того, викинги могли бы снабжать инуитов одеждой и молочными продуктами: даже если непереносимость лактозы помешала бы инуитам пить молоко, они все же могли бы употреблять продукты, в состав которых лактоза не входит, — сыр и масло, которые сегодня экспортируются из Дании в Гренландию. Не только викингам, но и самим инуитам часто угрожала нехватка продуктов, и последние могли бы разнообразить свой рацион и снизить риск голода, выменивая у викингов молочные продукты. Такое взаимодействие инуитов со скандинавами установилось вскоре после 1721 года, когда датчане начали осваивать Гренландию: но почему же подобное взаимодействие не было установлено ранее?

Одна причина заключается в культурном барьере, препятствовавшем перекрестным бракам и даже общению между викнигами и инуитами. Инуитка не могла стать хорошей женой для викинга: она не умела прясть и ткать, пасти и доить коров и овец, делать сыр и взбивать масло — всему этому скандинавские девочки учились с детства. Даже если бы охотник-викинг сдружился с охотником-инуитом, он не мог позаимствовать у своего приятеля каяк и научиться им пользоваться, поскольку к собственно каяку прилагалась деталь одежды, которая закреплялась за деку и обеспечивала герметичность; эта деталь изготавливалась индивидуально для каждого охотника его женой, которая (в отличие от скандинавских женщин) с юных лет училась шить тюленьи шкуры. Поэтому охотник-викинг не мог просто прийти домой и сказать своей жене: «Сшей-ка мне такую штуку». А захоти он упросить инуитку сделать ему каяк или, пуще того — жениться на ее дочери, сначала нужно было бы установить дружеские отношения. Но мы видели, что у викингов изначально имелось предубеждение против скрелингов, и против североамериканских индейцев в Винланде, и против инуитов в Гренландии: первые же встреченные ими скрелинги были убиты. Будучи формально христианами, викинги разделяли широко распространенное в Средние века в Европе презрительное отношение к язычникам.

Еще одной причиной негативного отношения могло быть то, что викинги считали себя настоящими исконными жителями Гренландии и смотрели на инуитов как на «понаехавших» чужаков. Викинги основали гренландскую колонию и начали охотиться в Нордсете задолго до появления там первых инуитов. Когда инуиты, первоначально обитавшие на севере Гренландии, стали постепенно сдвигаться к югу, викинги, естественно, не обрадовались перспективе платить им за бивни моржей, охоту на которых считали своей привилегией. Вдобавок ко времени появления инуитов викинги испытывали острейшую нехватку железа — наиболее ценного товара, который они могли бы предложить инуитам.

Для нас, живущих в современном мире, в котором уже установлены контакты со всеми «туземцами», за исключением, может быть, нескольких племен в труднодоступных районах Бразилии и Новой Гвинеи, трудности в установлении таких контактов неочевидны. Как вы думаете, что сделал викинг, впервые увидевший в Нордсете инуитов? Закричал «Привет!», подошел, улыбнулся, начал объясняться с помощью языка жестов, указал на бивни моржей и вынул из кармана кусок железа для обмена? В ходе своих биологических экспедиций в Новой Гвинее иногда я оказывался в так называемых ситуациях «первого контакта» и могу сказать, что они воспринимаются как опасные и наводящие ужас. В таких ситуациях туземцы обычно считают «белого человека» нарушителем владений и справедливо предполагают, что это вмешательство может нести угрозу их жизни, здоровью и благополучию. Обе стороны не знают, чего ожидать друг от друга, обе напуганы и напряжены, обе испытывают противоположные импульсы — обратиться в бегство или нападать, и обе внимательно следят, не последует ли с противоположной стороны какой-либо жест, означающий, что противник может удариться в панику и начать стрелять. Чтобы перевести ситуацию первого контакта на мирные рельсы, не говоря уж об установлении дружеских отношений, нужны предельная осторожность и терпение. Позже европейские колонисты набрались опыта и создали методику поведения в ситуации «первого контакта», но викинги, очевидно, всегда, как говорится, стреляли первыми.

Короче говоря, датчане, появившись в Гренландии в XVIII веке, и другие европейцы на всех континентах и островах сталкивались с теми же проблемами, что и викинги: им мешали их собственные предрассудки относительно «примитивных варваров»; им было непонятно, что делать с туземцами — убивать, грабить, торговать с ними, брать в жены их женщин, отбирать землю; они не знали, как убедить туземцев не убегать и не стрелять. Позже европейцы научились решать эти вопросы, имея наготове целый ряд различных вариантов взаимодействия и выбирая наиболее подходящий для конкретной ситуации, с учетом многих факторов: в большинстве европейцы или нет, достаточное ли у колонизаторов европейских жен или нужны туземные женщины, есть ли у туземцев какие-либо предметы или материалы, которые можно было выгодно перепродать в Европе, привлекательны ли земельные владения туземцев для европейских поселенцев и так далее. Но у средневековых викингов еще не было такого «кодекса повеления». Будучи не в состоянии или не желая учиться у инуитов и не имея никакого военного превосходства над ними, гренландские викинги исчезли в конце концов с лица земли.

Гибель гренландской колонии часто называют «загадочной». Это правда, пусть лишь отчасти: мы должны отличать глубинные причины (т.е. факторы, обусловившие медленное угасание гренландской колонии) от непосредственных (то есть событий, нанесших окончательный удар по давно ослабевшему обществу, удар, от которого оно уже не оправилось, и последние жители погибли или навсегда покинули гренландские поселения). Именно непосредственные причины и являются отчасти загадочными; глубинные же достаточно ясны. Они охватывают пять групп факторов, которые мы уже обсудили подробно выше: воздействие жителей Западного и Восточного поселений на окружающую среду; изменение климата, угасание дружественных отношений с Норвегией, формирование враждебных отношений с инуитами и консервативная позиция самих викингов.

Итак, викинги, не желая того, истощили все природные ресурсы, от которых они зависели: деревья были вырублены, дерн вырезан, поля вытоптаны скотом, почва смыта водой и сдута ветром. В самом начале освоения Гренландии викингами ее земли были лишь условно пригодны для ведения средневекового европейского животноводческого хозяйства; но количество сена, которое удавалось заготовить в Гренландии, сильно варьировалось год от года, и далеко не всегда его было достаточно. Следовательно, истощение природных ресурсов представляло реальную угрозу самому существованию гренландского общества, его выживанию в голодные годы. Во-вторых, данные, полученных при исследовании кернов льда Гренландии, свидетельствуют, что климат в Гренландии в момент появления там викингов был сравнительно мягким (таким же, как сейчас), но с начала XIV века потянулась череда холодных лет, а XV век уже ознаменовался глобальным похолоданием, известным как малый ледниковый период.

В результате продуктивность полей и соответственно количество заготавливаемого сена упали ниже прежнего, морские пути на континент стали забиваться льдом, преграждая судам из Норвегии дорогу в Гренландию. В-третьих, препятствие мореходству стало одной из причин угасания, а затем и прекращения торговли между Гренландией и Норвегией, от которой гренландцы зависели материально и психологически — как от источника железа, строевого леса и культурной самоидентификации. Приблизительно половина населения Гренландии погибла во время эпидемии чумы (Черной смерти) в 1349–1350 годах. Норвегия, Швеция и Дания объединились в 1397 году под властью одного короля, который уделял менее всего внимания Норвегии как самой бедной из трех своих земель. Спрос на бивни моржей — основной экспортный товар Гренландии, пользовавшийся большой популярностью у европейских резчиков, — угас после того, как крестоносцы вновь открыли для европейцев доступ к слоновой кости из Африки и Азии, поток которой в Европу прервался в результате захвата арабами части Средиземноморского побережья. А к началу XV столетия резные изделия, будь то из слоновой кости или из бивней моржа, вышли из моды в Европе. Все эти события снижали как возможности, так и мотивацию Норвегии отправлять суда в Гренландию. Такая судьба постигла не только гренландскую колонию: множество других государств попадали в ситуации, когда их экономика (и само существование) оказывалась под угрозой в результате того, что главные торговые партнеры переживали тот или иной кризис; в частности, в подобной ситуации оказались США в 1973 году, когда арабские страны наложили эмбарго на экспорт нефти в США; острова Питкэрн и Хендерсон во время обезлесения Мангаревы и многие другие. Современные процессы глобализации, несомненно, умножат эти примеры. Наконец, появление в Гренландии инуитов и нежелание или неготовность викингов к крутым изменениям венчают пирамиду причин, ставшую надгробным памятником гренландской колонии.

Все эти пять факторов проявлялись постепенно или действовали в течение длительного времени. Поэтому неудивительно, что различные фермы в обоих гренландских поселениях были брошены в разные периоды времени, какая-то раньше, какая-то позже. На полу большого здания на самой крупной ферме в районе Ватнахверфи в Восточном поселении найден череп 25-летнего мужчины, согласно радиоуглеродной датировке, погибшего около 1275 года. Это позволяет предположить, что весь район Ватнахверфи был покинут в это время и череп принадлежит одному из последних обитателей, так как в противном случае жители этой фермы, конечно, предали бы тело земле, а не продолжали бы переступать через лежащий на полу труп. Последние даты, полученные радиоуглеродным методом в долине Корлорток в районе Восточного поселения, относятся к началу XIV столетия. «Ферма под песками» Западного поселения была покинута и погребена под песком, сдуваемым с ледника, приблизительно в 1350 году.

Из двух гренландских поселений первым полностью покинули меньшее и расположенное дальше на север Западное поселение. Оно было еще менее пригодным для животноводства, чем Восточное, так как более северное расположение означало более короткий вегетативный период, значительно меньшую — даже в самые удачные годы — продуктивность здешних пастбищ и, соответственно, большую вероятность того, что из-за холодной и сырой погоды летом не удастся заготовить достаточное количество сена для прокорма животных в течение зимы. Еще одной причиной повышенной уязвимости Западного поселения было то, что выход в море осуществлялся через единственный фьорд, так что небольшая группа враждебных инуитов в устье фьорда могла полностью перекрыть доступ к морю, — а это означало для викингов невозможность охоты на тюленей, мигрирующих вдоль побережья Гренландии поздней весной, когда других источников пищи могло и не оставаться…

У нас имеются два источника информации о гибели Западного поселения: сохранившиеся записи и археологические находки. Письменный документ представляет собой отчет священника по имени Ивар Бардарссон, который был направлен в Гренландию из Норвегии архиепископом Бергена в качестве омбудсмена и сборщика королевских налогов. Также в его обязанности входило составление отчета о состоянии церковных дел в Гренландии. Некоторое время спустя после возвращения в Норвегию в 1362 году Бардарсон написал отчет, названный им «Описание Гренландии»; хотя исходная рукопись утрачена, до нас дошли позднейшие списки. Большую часть сохранившегося текста занимает длинный перечень гренландских церквей и церковного имущества, и краткость упоминания о гибели Западного поселения только разжигает — но не утоляет — любопытство читателя: «В Западном поселении имеется большая церковь, названная Стенснес [Санднес]. В течение некоторого времени она служила главным собором и резиденцией епископа. Теперь же скрелинги [инуиты] захватили все Западное поселение… Все это рассказал нам Ивар Бардарссон, который много лет являлся управляющим резиденцией епископа в Гардаре, что в Гренландии, который все видел своими глазами и был одним из тех, кого власти направили в Западное поселение для борьбы со скрелингами, чтобы изгнать тех из Западного поселения. Но, прибыв туда, он не обнаружил ни единого человека — ни христианина, ни язычника…»

Мне хотелось бы воскресить этого Ивара, хорошенько его поколотить, чтобы не вздумал отмалчиваться, и задать ему те вопросы, которые он оставил без ответа. В каком году он был в Западном поселении? Видел ли он там запасы сена или сыра? Как могли исчезнуть, все до одного, тысяча человек? Видел ли он следы битвы, обгорелые здания, трупы? Но Бардарссон не счел нужным что-либо добавить.

Нам остается только вернуться к находкам археологов, которые раскопали верхний слой мусора на некоторых фермах Западного поселения — слой, который, как предполагается, оставили викинги в последние месяцы своего пребывания здесь. Среди развалин зданий обнаружены двери, балки, стропила, мебель, кубки, распятия и другие крупные деревянные предметы. Это очень необычно для Гренландии: когда в Северной Скандинавии люди оставляли дом преднамеренно, все деревянные предметы они всегда забирали с собой для использования в новом месте, куда бы ни отправлялись, так как дерево было ценным и редким материалом.

Вспомним лагерь викингов в Л'Анс-о-Медоуз в Ньюфаундленде, который был оставлен в ходе запланированной эвакуации: там не найдено почти никаких полезных предметов, за исключением одного целого и 99 сломанных гвоздей и одной иглы. Очевидно, жители Западного поселения оставляли свои дома в крайней спешке либо не могли забрать с собой утварь, так как были убиты.

Кости животных, обнаруженные в верхних раскопанных слоях, могут поведать довольно-таки мрачную историю. Вот что выбрасывали в мусорные кучи обитатели Западного поселения в последние месяцы своей жизни здесь: кости лап мелких птиц и кроликов, на которых в обычных условиях никто бы не стал охотится, как на не стоящих хлопот, пригодных в качестве разве что последнего средства спастись от голодной смерти; кости теленка или ягненка, рожденного поздней весной; копыта коров, число которых приблизительно совпадает с количеством стойл в хлеву этой фермы, из чего следует, что все коровы были не только забиты, но и обглоданы до копыт; части скелетов больших охотничьих собак с отметинами от ударов ножом. Кости собак в мусорных кучах в других раскопках скандинавских поселений практически отсутствуют, поскольку древние скандинавы были склонны к поеданию своих собак не более, чем современные европейцы. Убивая собак, которые требовались для охоты на оленей осенью, и новорожденных ягнят и телят, необходимых для восстановления поголовья, последние обитатели Западного поселения фактически признавались в том, что слишком отчаянно голодали, чтобы беспокоиться о будущем. В лежащих ниже слоях мусора в домах, где проводились раскопки, найдены следы навозных мух теплолюбивых пород; но в верхних слоях лишь следы холодостойких видов мух — это позволяет предположить, что у обитателей домов не было не только еды, но и топлива для обогрева жилищ.

Все эти археологические свидетельства убеждают нас в том, что последние обитатели Западного поселения погибли от голода и холода ранней весной. Может быть, это был холодный год, когда мигрирующие тюлени не появились у берегов Гренландии; может быть, выход из фьорда был забит льдом или прегражден инуитами, пришедшими отомстить за своих предков, убитых викингами, которые хотели проверить, сколько крови вытечет из раненого скрелинга. Возможно, предшествующее лето было холодным, и запасов сена не хватило на всю зиму, так что фермерам пришлось убить последних коров. Обглодав до костей убитых коров, несчастные жители Западного поселения были затем вынуждены убить и съесть собак, а потом — мелких пташек и кроликов. Но в этом случае можно задаться вопросом, почему же археологи не нашли в тех домах останки их последних обитателей? Я подозреваю, что Ивар Бардарссон забыл упомянуть в отчете о том, что его группа из Восточного поселения выполнила свой последний долг и согласно христианскому обычаю предала земле тела сородичей, — возможно, упоминание об этом было утрачено при повторных переписываниях его отчета.

Что касается гибели Восточного поселения, последний рейс торгового корабля, который, согласно королевскому обещанию, должен был регулярно заходить в Гренландию, относится к 1368 году; в следующем году этот корабль затонул. После чего, согласно дошедшим до нас сведениям, корабли заходили в Гренландию только четыре раза: в 1381, 1382, 1385 и 1406 годах, причем это были частные корабли, капитаны которых сообщали, что на самом деле они собирались идти в Исландию и попали в Гренландию непреднамеренно, лишь потому, что из-за сильного ветра сбились с курса. Если вспомнить, что торговля с Гренландией была монополией норвежского королевского двора и никакие частные суда не имели права посещать далекую северную колонию, такое четырехкратное «непреднамеренное попадание» выглядит слишком уж удивительной случайностью. Гораздо более вероятно, что утверждения капитанов о том, что они попали в густой туман и потому, к своему глубокому сожалению, вынуждены были причалить к берегам Гренландии, — всего лишь алиби, призванное скрыть истинные намерения. Капитаны, несомненно, знали, что в Гренландию уже давно не ходили королевские корабли, а значит, гренландцы отчаянно нуждаются в товарах с континента и, следовательно, сделка с ними обещает быть очень выгодной. Торстейн Олавссон, капитан последнего посетившего Гренландию корабля, вряд ли особенно сожалел о своей навигационной ошибке — он провел в Гренландии почти четыре года, с 1406 по 1410-й, прежде чем вернулся в Норвегию.

Капитан Олавссон привез с собой несколько свежих новостей из Гренландии. Во-первых, человек по имени Колгрим был сожжен на костре в 1407 году за то, что прибег к колдовству, чтобы соблазнить женщину по имени Стейнун, дочь местного властителя по имени Равн, и жену Торгрима Селвассона. Во-вторых, несчастная Стейнун после этого сошла с ума и умерла. Наконец, сам Олавссон и местная девушка по имени Сигрид Бьорнсдоттир обвенчались в церкви Хвалсей 14 сентября 1408 года, свидетелями чему были Бранд Халлдорсон, Тор Йорундарссон, Торбьорн Бардарссон и Йон Йонссон, а в течение трех предшествующих воскресных дней в церкви объявлялось о бракосочетании и никаких возражений не последовало. Столь лаконичные упоминания о сожжении на костре, сумасшествии и венчании были обычными новостями для любой страны в средневековой Европе и не давали никакого повода для беспокойства. Однако это последние известные нам достоверные письменные упоминания о гренландской колонии.

Мы не знаем в точности, как именно погибло Восточное поселение. Климат в Гренландии в промежутке между 1400 и 1420 годами становился холоднее, все чаще дули сильные ветра, и упоминания о кораблях, заходивших в гренландские фьорды после 1406 года, отсутствуют. Радиоуглеродная датировка женского платья, обнаруженного при раскопках церковного кладбища в Херьольвснесе, относит его к 1435 году. Это позволяет предположить, что еще в течение нескольких десятков лет после того, как последний корабль отчалил от побережья Гренландии, в Восточном поселении теплилась жизнь.

Но мы не можем слишком полагаться на эту дату — 1435 год, — потому что радиоуглеродный метод датировки имеет погрешность в несколько десятков лет. Следующее посещение Гренландии европейцами, о котором имеются достоверные свидетельства, относится к 1576–1587 годам, когда английские мореплаватели Мартин Фробишер и Джон Дэвис увидели Гренландию во время одного из своих плаваний и причалили к ее берегам. Там они встретили инуитов, были поражены их разнообразными умениями и приемами, обменялись с ними товарами и похитили нескольких для того, чтобы показать в Англии. В 1607 году была снаряжена первая датско-норвежская экспедиция специально для поиска Восточного поселения, но само это название ввело исследователей в заблуждение, так что экспедиция безрезультатно обследовала восточное побережье Гренландии и, естественно, не обнаружила там никаких следов скандинавских поселений. На протяжении всего XVII века из Дании и Норвегии отправлялись другие экспедиции на поиски загадочно исчезнувшей колонии, а голландские и английские китобойные суда время от времени заходили во фьорды Гренландии и похищали инуитов, которые (как ни трудно нам себе это представить) считались тогда потомками голубоглазых светловолосых викингов, несмотря на совершенно иной облик и язык.

Наконец, в 1721 году в Гренландию отправился норвежский лютеранский миссионер Ханс Эгеде, убежденный, что похищенные и привезенные в Европу инуиты — потомки норвежцев-католиков, волею судеб отлученных от Европы еще до Реформации, обратившихся в язычество и, следовательно, отчаянно нуждающихся в христианском миссионере, который бы привел их к истиной вере (в данном случае лютеранской). Случилось так, что Ханс Эгеде высадился именно в фьордах Западного поселения, где, к его удивлению, он встретил только туземцев, очевидно инуитов, а вовсе не норвежцев. Они показали ему развалины бывших норвежских ферм. По-прежнему считая, что Восточное поселение лежит на восточном побережье Гренландии, Эдеге отправился туда на поиски и, естественно, не нашел никаких следов норвежцев. В 1723 году инуиты показали ему другие развалины норвежских строений, в том числе церковь Хвалсей, на юго-западном побережье — там, где, как мы сейчас знаем, и располагалось Восточное поселение. Это заставило Эгеде признать, что гренландская колония действительно погибла, и начать исследование причин ее гибели. Из фольклора инуитов Эдеге узнал о сменявших друг друга периодах дружественных и враждебных отношений с бывшим населением колонии и задумался, не были ли норвежцы в конце концов уничтожены инуитами. С тех пор поколения путешественников и археологов пытаются решить эту загадку.

Давайте подведем итог: что же остается невыясненным в судьбе гренландской колонии? Глубинные причины ее угасания не вызывают сомнений; археологические раскопки верхних слоев мусора в Западном поселении, свидетельствующие о последних месяцах его существования, говорят нам кое-что и о непосредственных причинах гибели. Но у нас нет аналогичных данных о том, что случилось в последние годы существования Восточного поселения, так как здесь верхние слои не исследованы. И тут я не могу удержаться, чтобы не предложить свой вариант завершения этой грустной истории.

Мне кажется, что конец Восточного поселения наступил скорее внезапно, чем постепенно — как развал Советского Союза или как гибель Западного поселения. Гренландская колония напоминала карточный домик, для поддержания которого требовалась очень точная балансировка, и его устойчивость целиком зависела от силы церковной и гражданской властей. Авторитет той и другой мог быть в значительной степени подорван, когда обещанные корабли из Норвегии перестали появляться в Гренландии, а климат становился все холоднее. Последний епископ Гренландии умер приблизительно в 1378 году, но на смену ему из Норвегии нового не прислали. Однако в гренландской колонии социальная легитимность зависела от надлежащего функционирования церкви: священники должны были рукополагаться в сан епископом, а без рукоположенного священника нельзя было креститься, венчаться или по-христиански хоронить усопших. Как могло продолжать функционировать общество, когда умер последний священник, рукоположенный в сан епископом? Аналогично авторитет вождя зависел от того, имелись ли у него ресурсы, которые он мог распределять между подданными в тяжелые времена. Если жители бедных ферм умирали от голода, в то время как их вождь благоденствовал на соседней богатой ферме, вряд ли бедные фермеры слушались вождя до последнего вздоха.

В сравнении с Западным поселением Восточное лежит на несколько сот миль к югу и соответственно является менее рискованным местом для выращивания и заготовки сена. Территория Восточного поселения могла прокормить большее количество жителей (четыре тысячи в сравнении с тысячей в Западном), и соответственно жизнь там могла продолжаться дольше. Конечно, похолодание климата в конце концов оказало негативное влияние на Восточное поселение так же, как и на Западное: просто для того, чтобы поголовье скота на фермах Восточного поселения сократилось до критического значения и начался голод, потребовалось больше времени, чем в Западном поселении. Понятно, что и в Восточном поселении мелкие и расположенные на менее удачных местах фермы начали голодать первыми. Но что могло случиться в Гардаре, где были два огромных хлева, каждый из которых рассчитан на 160 коров, и несчетные стада овец?

Я предполагаю, что в конце концов Гардар стал похож на переполненную спасательную шлюпку. С уменьшением продуктивности пастбищ и количества заготавливаемого сена весь скот на мелких фермах Восточного поселения погиб от голода или был забит и съеден, и их жителям не оставалось ничего иного, кроме как пытаться перебраться на более крупные фермы, где еще оставалось какое-то количество скота: Браттахлид, Херьольвснес и — последнее прибежище — Гардар. Власть настоятеля собора в Гардаре и гардарских землевладельцев признавалась жителями до тех пор, пока те доказывали, что их покровительство и Божья помощь дают защиту и обеспечивают благоденствие. Но голод и связанные с ним болезни должны были нарушить доверие к властям примерно так же, как, судя по описанию древнегреческого историка Фукидида, это произошло в Греции на две тысячи лет ранее, во время эпидемии чумы в Афинах. Толпа голодных людей ворвалась в Гардар, и уступавшие численностью церковные и светские лидеры не смогли помешать им забить и съесть последних овец и коров.

Имевшиеся в Гардаре запасы, которых могло бы хватить самим жителям этой фермы, сумей они уберечь свое добро от оголодавших соседей, были съедены в последнюю зиму, когда все оставшиеся в живых торопились взобраться на перегруженную «спасательную шлюпку», не жалея больше ни новорожденных телят и ягнят, ни охотничьих собак, — так же, как происходило в Западном поселении.

Завершающая сцена в Гардаре представляется мне похожей на то, что я видел в 1992 году в моем родном Лос-Анджелесе во время так называемого мятежа Родни Кинга, когда оправдательный приговор по делу четверых полицейских, обвиняемых в жестоком обращении с чернокожим, вызвал волну беспорядков: тысячи людей из бедных районов вышли на улицы, громя здания и убивая жителей соседних, более благополучных районов. Намного превосходившая толпу мятежников полиция додумалась лишь до того, что оградила желтой пластиковой лентой улицы богатых кварталов в бесплодной попытке усмирить бунтовщиков. Сегодня мы все чаще видим подобные ситуации, разворачивающиеся в глобальном масштабе, когда нелегальные иммигранты из бедных стран стараются забраться в «переполненные лодки» богатых государств, а пограничный контроль способен остановить этот поток не более, чем владельцы Гардара или лос-анджелесские полицейские с их желтой пластиковой лентой. Эта аналогия побуждает нас еще внимательнее присмотреться к истории гибели гренландской колонии, не отмахиваться от нее как от всего лишь трагедии маленького поселения в неблагоприятных природных условиях, не имеющей значения для современного мира и нашего богатого общества. Восточное поселение тоже было большим и богатым в сравнении с Западным, но их ждал один финал; просто для Восточного поселения он наступил чуть позже.

Была ли гренландская колония, пытавшаяся сохранить привычный образ жизни, не соответствующий природным условиям, обречена на гибель с самого начала, так что голодная смерть являлась лишь вопросом времени? Была ли экономическая стратегия викингов — ведение фермерского хозяйства — заведомо проигрышной в сравнении с охотой и собирательством, которые практиковали индейцы, обитавшие в Гренландии с теми или иными промежутками в течение тысяч лет до появления викингов?

Я так не считаю. Вспомним, что до появления инуитов были как минимум четыре волны заселения Гренландии с востока, из канадской Арктики. Разные племена североамериканских индейцев, живших охотой и собирательством, приходили в Гренландию, чтобы прожить там какое-то время и в конце концов исчезнуть, как их предшественники. Причина в том, что флуктуации климата в Арктике вызывают значительные изменения численности, миграционных путей и даже ареала обитания многих животных — северных оленей, тюленей и китов, — от успеха охоты на которых зависело выживание этих племен и которые могли в случае неблагоприятных климатических изменений попросту исчезнуть полностью из данного района. Хотя инуиты смогли выжить в Гренландии в течение восьми столетий, они также испытывали на себе влияние этих колебаний количества дичи. Археологи обнаружили множество домов инуитов, жители которых умерли от голода и холода, и их тела так и остались непогребенными. Во времена датской колонизации в датские поселения нередко приходили инуиты, сообщавшие, что они — последние оставшиеся в живых обитатели той или иной деревни, все остальные жители которой умерли от голода.

По сравнению с инуитами и всеми предшествующими обитателями Гренландии, жившими охотой и собирательством, у скандинавов имелось огромное преимущество: дополнительный источник пищи в виде домашнего скота. Фактически единственная выгода, которую инуиты могли извлечь из биологической продуктивности гренландских растительных сообществ, — это охота на северного оленя (и еще на зайца, представлявшего собой дополнительный источник пищи), кормившегося этими растениями. Викинги также охотились на оленей и зайцев, но, кроме этого, их коровы, овцы и козы паслись на гренландских пастбищах, превращая растения в молоко. В этом отношении у викингов потенциально была более широкая пищевая база и больше шансов на выживание, чем у любых предыдущих обитателей Гренландии. Если бы викинги, используя многие источники пищи, которые также использовали индейцы в Гренландии (в частности, северного оленя, мигрирующих и обыкновенных тюленей), расширили бы свой рацион, включив в него и те источники, которыми они, в отличие от индейцев, по той или иной причине не пользовались (а именно рыбу, кольчатую нерпу и китов, кроме выброшенных на берег), — они могли бы выжить. То, что они не охотились на кольчатую нерпу и китов и не занимались рыбной ловлей, было их собственным решением. Викинги умерли от голода, имея вокруг множество неиспользуемых источников пищи. Почему они сделали такой выбор, который с нашей просвещенной позиции кажется самоубийственным?

На самом деле, с точки зрения самих викингов, с учетом их знаний и представлений о мире, а также имевшегося у них опыта, такое решение было не более самоубийственным, чем многие наши решения сегодня. Их позиция определялась четырьмя группами факторов. Во-первых, флуктуации климата Гренландии, даже с точки зрения современных экологов и агрономов, таковы, что человеку сложно выжить в этих условиях. Викингам одновременно повезло и не повезло — они прибыли в Гренландию в период, когда климат был сравнительно теплым. Поскольку они не жили там раньше, они не знали, что теплые и холодные периоды сменяют друг друга, и не могли предвидеть грядущего похолодания и связанных с этим трудностей в поддержании животноводческого хозяйства. После того как в XX веке датчане вновь привезли в Гренландию коров и овец, новоявленные фермеры повторили ошибки викингов, приведшие к почвенной эрозии в результате вытаптывания пастбищ, и быстро отказались от коров. Современная Гренландия не является самодостаточной страной, она в значительной степени зависит от датской помощи и от выплат Евросоюза по рыболовным квотам. Таким образом, сложная структура хозяйства средневековой колонии викингов, позволявшая им существовать в этих условиях в течение 450 лет, даже по современным меркам является впечатляющим достижением, и решения, которые принимали ее жители, вовсе не были самоубийственными.

Во-вторых, когда викинги прибыли в Гренландию, они привезли с собой уже сложившиеся представления о жизни, их сознание не было полностью открыто любым возможным решениям тех проблем, которые ставили новые природные условия. Напротив, как все колонизаторы на протяжении человеческой истории, они прибыли в Гренландию со своими стереотипами, своим образом жизни и культурными ценностями, которые вырабатывались многими поколениями их предков в Исландии и Норвегии. В собственных глазах они были, во-первых, фермерами, разводящими молочный скот; а кроме того — христианами и европейцами, точнее, норвежцами. Их норвежские предки успешно занимались молочным фермерством в течение трех тысяч лет. Общий язык, религия и культура связывали их с Норвегией точно так же, как аналогичные атрибуты в течение столетий держали Америку и Австралию привязанными к Великобритании. Все гренландские епископы были норвежцами, направленными служить в колонию; ни один из них не был урожденным гренландцем. Без «норвежских» ценностей, объединяющих всех жителей колонии, гренландцы не могли бы эффективно взаимодействовать друг с другом, что было абсолютно необходимо для выживания. В свете этих причин становится понятно, почему гренландцы с убытком для себя продолжали разводить коров, снаряжать охотничьи экспедиции в Нордсету и содержать церкви, хотя с чисто экономической точки зрения это были не самые лучшие варианты приложения сил и вложения средств. Бедой гренландцев стали те же ценности, которые сначала объединяли их и позволяли сообща преодолевать трудности гренландской жизни. Эта ситуация постоянно повторяется в истории и в современном мире, как мы уже видели в главе 1, где речь шла о Монтане: ценности, которые люди наиболее упорно отстаивают в беде, — это те ценности, которые ранее были источником самых больших побед над неблагоприятными обстоятельствами. Мы вернемся к этой дилемме в главах 14 и 16, когда будем говорить о сообществах, которые преуспели в пересмотре своих ценностей и выбрали те, которые помогли им выжить.

В-третьих, викинги, как и другие европейские христиане Средневековья, с презрением относились к любым язычникам и не умели устанавливать взаимоотношения с какими-либо народностями, отличными от европейцев. Только с наступлением эпохи Великих географических открытий, начавшейся с Колумбова плавания в Америку в 1492 году, европейцы начали постигать маккиавелевскую науку эксплуатации туземцев для собственной выгоды, хотя при этом продолжали питать к ним презрение. Поэтому викинги не могли учиться у инуитов навыкам охоты и выживания в условиях Арктики и, вероятно, действовали в их отношении таким образом, что вызывали к себе враждебность. Множество других групп европейцев в Арктике погибли подобным образом из-за игнорирования инуитов или антагонизма по отношению к ним; самым ярким примером служит гибель 138 британцев в составе отлично снаряженной франклиновской экспедиции. Все до одного члена этой экспедиции погибли при пересечении областей канадской Арктики, населенных инуитами. Наиболее же преуспели в осуществлении своих планов те европейские исследователи и колонизаторы, которые в максимальной степени использовали методы и решения, заимствованные у инуитов, — например, Роберт Пири и Роальд Амундсен.

Наконец, власть в гренландской колонии была сконцентрирована в руках небольшой верхушки — нескольких вождей и церковников. Им принадлежали большая часть земли (в том числе все лучшие фермы) и лодки; они же контролировали торговлю с Европой. Они заказывали из Норвегии те товары, которые увеличивали их престиж в обществе: предметы роскоши, облачения и драгоценности для священнослужителей, колокола и цветные стекла для церквей.

Те немногочисленные лодки, которые были в их распоряжении, использовались, чтобы снаряжать охотничьи экспедиции в Нордсету. Трофеи, привозимые оттуда — бивни моржей и живые белые медведи, — являлись ценным экспортным товаром, который можно было обменять на столь необходимые Гренландии церковные колокола и роскошные облачения. У вождей имелись два мотива держать большие стада, которые вытаптывали пастбища и приводили к почвенной эрозии: шерсть была еще одним важным пунктом в списке гренландских экспортных товаров, которыми расплачивались за импорт; а независимых фермеров на вытоптанных пастбищах можно было лишить независимости и превратить в арендаторов, тем самым пополнив ряды своих сторонников на случай конфликта с другим вождем. Существовало множество способов повысить благосостояние гренландской колонии — например, импортировать больше железа и меньше предметов роскоши, отправлять больше экспедиций в Маркланд за строевым лесом и железом, научиться у инуитов приемам охоты и скопировать (или придумать свои) каяки и умьяки. Но все эти нововведения могли поставить под угрозу власть, престиж и личные интересы вождей. В жестко контролируемой гренландской колонии, обитатели которой сильно зависели друг от друга, вожди имели возможность пресекать любые попытки внедрения подобных нововведений.

Таким образом, структура общества в гренландской колонии обусловила конфликт между краткосрочными интересами власть предержащих и долгосрочными интересами общества в целом. Многое из того, что являлось основными ценностями для вождей и церковников, оказалось в результате губительным для общества. А ценности, разделяемые всем обществом, одновременно были причиной его силы — и слабости. Гренландская колония преуспела в создании уникальной формы европейского сообщества на самом дальнем аванпосте европейской цивилизации и в поддержании жизни этого сообщества на протяжении 450 лет. Мы, жители современного мира, не должны слишком поспешно называть их неудачниками: это сообщество просуществовало в Гренландии дольше, чем на данный момент англоязычное общество на территории Северной Америки. Тем не менее в конце концов вожди поняли, что у них больше нет последователей. Финальная привилегия, которую они себе обеспечили, — это привилегия умереть с голоду последними.