Сердце

Когда мы наконец вернулись домой, Стар не удостоила нас ни единым словом. Конечно, я знала, что она перепсиховала. Глаза ее покраснели и слегка припухли — значит, она плакала. Вечером я попыталась объяснить Стар, зачем я увела Мэриголд, но вместо ответа она только презрительно фыркнула носом и отвернулась. Вот это для меня было хуже всего — я не могла пережить, когда Стар переставала разговаривать со мной. В такие минуты я чувствовала себя так, словно меня больше нет. И совсем не важно, что мое костлявое тело, съежившееся под грязноватой простыней, по-прежнему было при мне — от этого было нисколько не легче. Стараясь уснуть, я зарылась лицом в свой любимый шелковый шарф и смотрела, как он вздувается и опадает при каждом моем вздохе. Но сколько я ни старалась, сон все никак не шел ко мне. Снова и снова я вспоминала, как здорово нам сегодня было вместе с Мэриголд, но сейчас даже это не радовало. Мэриголд тоже не спалось. Я слышала, как она беспокойно бродит на кухне, бесцельно тыкаясь из угла в угол, что-то напевая и позвякивая стаканом.

Я свернулась калачиком под одеялом и в конце концов, наверное, все-таки уснула. Мне приснилось, что я мышь и живу в пряничном домике вместе со своей сестричкой. Мы сидели за столом, слепленным из кусочков кекса, и острыми зубками жадно грызли сахарную глазурь, страшно удивляясь, почему это она несладкая. Потом мы отправились на кухню вымыть лапки и усы в раковине, сделанной из гофрированной формочки для кекса, но из крана внезапно потек золотистого цвета сироп, и через мгновение мы обе с ног до головы перемазались в приторно-сладкой желтой жиже. С перепугу мы бросились в спальню, юркнули в кроватку из кусочков пирога с фруктовой начинкой и затаили дыхание. Но тут стены спальни — ломтики рулета с вареньем — затряслись и стали рушиться, а потом и марципановый потолок обвалился нам на голову. Высунув нос из-под одеяла, я подняла голову вверх и окаменела — прямо на нас смотрела огромная рыжая лиса, глаза ее так и сверкали. Вдруг она разинула пасть, и я закричала…

— Перестань немедленно, Дол! Это тебе снится! — Стар встряхнула меня.

— Какой жуткий сон! Ох, Стар, это было так страшно! — Я, вся дрожа, вцепилась в Стар, чтобы успокоиться.

— Прекрати немедленно — ты меня исцарапаешь до крови свои ногтями! Не ногти, а когти! Тебе давным-давно пора их подстричь.

— Можно мне к тебе в постель?

— Нельзя. Я с тобой не разговариваю.

— Но ведь сейчас же разговариваешь?! Ну, Стар, пожалуйста!

— Нет! И хватит об этом!

— Пойду к Мэриголд, — объявила я, выбираясь из постели. — Мы с ней друзья. Ты бы умерла от зависти, если бы знала, как классно мы с ней провели день. А ты только и делаешь, что цепляешься к ней, и ей от этого только хуже! Вот со мной — другое дело!

Стар ничего не ответила, и я уныло вышла из спальни и тихонько прикрыла за собой дверь. Медленно-медленно я кралась по коридору, ставя одну ногу вплотную к другой, так что шажки получались очень мелкими.

Свет на кухне по-прежнему горел. Решившись, я медленно подкралась к дверям. Мэриголд в футболке и джинсах сидела за столом. Точнее, она спала мертвым сном — голова ее свесилась на грудь, рот был слегка приоткрыт. Рука Мэриголд сжимала стакан. Он был пуст. Бутылка, впрочем, тоже.

— Мэриголд! — шепотом позвала ее я. — Мэриголд, мне приснился страшный сон!

Я обняла ее. Мэриголд была холодной, как ледышка.

— Мэриголд, идем в постель. Прошу тебя.

С губ ее сорвался хриплый стон, но она не ответила. Полуоткрытые глаза смотрели бессмысленным взглядом куда-то в сторону. Я знала, что, когда она в таком состоянии, будить ее бесполезно. Поэтому я просто принесла одеяло из ее спальни и накинула ей на плечи. А потом похлопала ее по руке. Рука была совершенно ледяной.

— «Спи моя радость, усни. В доме погасли огни…» — прошептала я, прежде чем отправиться в свою собственную постель.

Услышав, что я вернулась, Стар по-прежнему не произнесла ни слова. Но когда я ощупью пробиралась в темноте к кровати, ее рука сжала мою, и через мгновение я уже была в ее постели. Она свернулась калачиком, обхватив меня теплыми, мягкими руками, и мне сразу стало спокойно и уютно.

На следующее утро она опять делала вид, что не замечает меня, но теперь это было не так уж важно. Мэриголд с самого утра заперлась в ванной — ее тошнило.

В результате нам так и не удалось толком умыться, а в школу я бежала чуть ли не бегом, стиснув зубы и обливаясь потом. Живот у меня чуть не лопался, и я молила Бога только о том, как бы не описаться. При мысли о том, что это может случиться в любую минуту, мне становилось жутко.

Уже почти ничего не соображая от страха, я вихрем взлетела по лестнице, спотыкаясь, добежала до туалета, ворвалась в пустую кабинку и спустила трусики — слава богу, на этот раз все обошлось!

Потом я наскоро умылась холодной водой, чтобы окончательно стряхнуть с себя сон. Тут в туалет вошли Кайли и Ивонна. И конечно, тут же заметили, чем я занимаюсь.

— Эй, ты, не смей мыть свою грязную рожу над школьной раковиной! И свои вонючие ноги тоже, слышишь, ты, Дельфиниха несчастная!

Ивонна злорадно захихикала:

— Таким, как ты, место в бомжатниках. Могу поспорить, что у тебя в доме и раковины-то нет! Ты небось даже не знаешь, что это такое.

— Ни в каких бомжатниках я не живу. Слышишь, дырка от задницы! — яростно выпалила я.

Хотя, признаться честно, нам пару раз доводилось жить в таких трущобах, которые иначе, как бомжатником, и не назовешь. В одной такой норе и в самом деле не было раковины — какой-то отморозок вырвал ее из стены с мясом. А заодно и унитаз свалил. Нам тогда приходилось бегать на угол, где была общественная уборная. Именно там Мэриголд и подцепила того урода — худшего из всех приятелей, которые у нее когда-либо были…

— Глядите-ка! Она плачет! — воскликнула Кайли.

— И вовсе я не плачу! Тоже выдумала! Просто мыло в глаза попало. Так что заткни свою вонючую пасть, верблюдица облезлая! Если хотите знать, я живу в шикарном эдвардианском доме на Бикон-роуд — что, съели? В жизни своей не слышала, чтобы кто-то нес такую чудовищную, идиотскую, жуткую ахинею! — презрительно бросила я.

— Враки! Такие, как ты, не могут позволить себе жить на Бикон-роуд! — фыркнула Кайли. —Врушка несчастная!

— Ну что ж, тогда проводи меня домой и увидишь сама, — бросила я.

— Нет уж, спасибо! У меня нет ни малейшего желания провожать домой такую, как ты ! Не дождешься! Опять ты за свое — не знаешь, что и придумать, только бы уговорить кого-то зайти к себе домой! Я слышала, как твоя мама чуть ли не на коленях ползала, умоляла Ташу прийти к тебе! — отрезала Кайли.

— Ее мамаша… Господи помилуй! — охнула Ивонна.

Они переглянулись и дружно захихикали. Мои кулаки сжались сами собой.

— А вы видели ее татуировки? — подлила масла в огонь Кайли.

— Угу! Жуть — с ног до головы в наколках! А моя мама говорит, что все эти тату безнадежно устарели, это даже не вчерашний, а уже позавчерашний день, — заявила Ивонна.

— Кто бы говорил! Да если хочешь знать, твоя мама просто до смерти завидует моей, потому что она — просто огромная глыба жира, как и ты, кстати! — фыркнула я, с силой стукнув Ивонну по объемистому животу.

— Ой, она тебя ударила! — завопила Кайли.

— Да, ударила! Что, завидно? Тогда и ты получай! — И я, с силой выбросив кулак, двинула ее в челюсть.

Пока все остальные девочки, набившиеся в туалет, взволнованно кудахтали, я гордо промаршировала мимо них и вызывающе хлопнула дверью. Естественно, Кайли и Ивонна тут же помчались жаловаться. И мисс Хилл отчитала меня за драку перед всем классом.

— Достаточно дурно, когда дерутся мальчики, — сказала она. — Но уж когда девочки вслед за ними пускают в ход кулаки — это просто позор.

— Это дискриминация! — заявила я, стараясь правильно произнести это слово. Впрочем, как выяснилось, это был необдуманный шаг.

— Не дерзи, Долфин! — одернула меня мисс Хилл.

На губах у нее появилась эта ее омерзительная улыбочка — та самая, которую она приберегала специально для случаев, когда приходилось называть меня полным именем. Она говорила долго и нудно, а я смотрела ей в рот, и мне казалось, что она смакует каждое слово, прежде чем швырнуть им в меня, словно жует какую-то необыкновенно вкусную конфету. Впрочем, я давно заметила, что мисс Хилл просто наслаждается, когда появляется предлог лишний раз на меня наехать.

— Ты никогда не должна поднимать на кого-то руку, понимаешь, Дол? Это может привести к серьезным последствиям. Слава богу, что на этот раз все обошлось, но ведь ты могла нанести девочкам серьезное увечье!

А я метнула в их сторону убийственный взгляд своих ведьминских глаз и подумала про себя: "Пусть это будет на самом деле тяжелое увечье". Мой кулак стал железным. Бамм! Он врезался в пухлый живот Ивонны с такой силой, что все ее внутренности вылетели наружу и взмыли в потолок, словно связка сосисок. Бамм! Мой железный кулак впечатался в челюсть Кайли, вбив ей в глотку все ее жемчужно-белые зубы. Мой железный кулак дрожал от нетерпения в ожидании следующей жертвы. Еще одна вспышка моих зеленых глаз — и мисс Хилл превратилась в огромную боксерскую грушу. Бамм! Еще удар! Бамм! Хук слева! Хук справа!

— Надеюсь, ты сделаешь для себя очень серьезные выводы, Дол, — заключила наконец мисс Хилл.

— О да, конечно, мисс Хилл.

Удар! Еще удар! Бух! Бах!

На перемене Ивонна с Кайли вдоволь поиздевались надо мной. Они наперебой кричали мне всякие гадости в надежде, что я не выдержу и снова накинусь на них с кулаками, и уж тогда мне точно не поздоровится. Я догадывалась, что во время большой перемены они снова примутся за свое, и тогда мне придется еще хуже, потому что к ним наверняка присоединятся и другие ребята. У меня не было никакой необходимости сидеть в столовой рядом с ними, потому что почти все они приносили с собой завтрак из дома, а я была вынуждена глотать омерзительное варево из нашего школьного буфета только потому, что мне его выдавали бесплатно. И сегодня это оказалось мне на руку. Одним махом я затолкала в себя сосиску с пюре, пирожок с повидлом и кремом и вылетела из столовой в тот момент, когда все они еще только доедали первый из своих аппетитных сандвичей.

Быстренько обежав школьный двор, я убедилась, что тут поблизости нет ни одного мало-мальски безопасного убежища, где я могла бы перекантоваться до следующего урока. Ни туалет, ни школьная раздевалка для этого не подходили, в класс на переменах не пускали.

И вдруг я вспомнила. Библиотека! Им и в голову никогда не придет искать меня там, ведь особой любовью к чтению я до сих пор не отличалась.

Промчавшись по коридору, я влетела в читальный зал. Там не было ни души, кроме мистера Гаррисона, который, как обычно, сидя за своим столом, с удовольствием читал утреннюю газету, да еще двух малышей, игравших на компьютере.

— Привет. Чем я могу помочь? — приветливо спросил мистер Гаррисон.

Как бы я хотела, чтобы не ненавистная мисс Хилл, а добродушный мистер Гаррисон был моим учителем. Он был еще молодой, довольно упитанный и ужасно смешной. Очень короткие курчавые волосы, маленькие карие глазки и тугой живот, обтянутый свитером, делали его похожим на огромного игрушечного, вечно улыбающегося мишку.

— Я хотела взять что-нибудь почитать, — протянула я.

— Тогда вы пришли как раз туда, куда надо, мисс…

— Меня зовут Долфин. Долфин Вестворд.

Я ждала ехидной усмешки. Но он дружелюбно улыбнулся:

— Небось привыкли резвиться в южных морях, не так ли?

Я растерянно заморгала.

— Что?!

— Не обращайте внимания, мисс Вестворд. Это моя маленькая слабость. Я погружаюсь в поэзию, как дельфины — в теплые воды тропических морей. А глядя на вас, вспомнил Вордсворта. Вы, наверное, знаете — что это тот самый поэт, который написал «Нарциссы»?

Я не знала. Но мистер Гаррисон нисколько не огорчился.

— Можно называть вас просто Долфин, мисс Вестворд?

Я хихикнула:

— Без проблем.

— Вы хотите, чтобы я помог вам отыскать какую-то определенную книгу? Или предпочитаете сами покопаться на полках и выбрать себе что-нибудь по душе?

— Пожалуй, я лучше сама пороюсь — посмотрю, что у вас есть.

— Конечно. Чувствуйте себя как дома.

Я бесцельно бродила вдоль шкафов, вытаскивая то одну книжку, то другую, лениво листала страницы в поисках картинок. Нет, конечно, я умела читать… ну, почти умела, но один только вид пухлых томов с аккуратными кирпичиками текста приводил меня в оцепенение. Стоило мне только раскрыть книгу, как знакомые вроде буквы принимались вихляться и прыгать у меня перед глазами и напрочь отказывались складываться в слова. Я украдкой покосилась через плечо, гадая, не следит ли за мной мистер Гаррисон, но он снова уткнулся в свою газету. Вздохнув с облегчением, я присела на корточки и принялась листать книжки с картинками для малышей. Там оказалась одна довольно любопытная и даже немножко страшная — в ней было полным-полно разных чудовищ. Мэриголд наверняка пришла бы в восторг, увидев ее, и уж точно позаимствовала бы отсюда пару сюжетов для новых татуировок. Еще мне понравилась веселая яркая книжка с пятнистой мамой и полосатым папой, и я с удовольствием принялась ее разглядывать.

— Что это ты читаешь?

— Ничего! — спохватилась я, поспешно запихивая обе книжки обратно на полку.

Но это оказался всего лишь Совенок Моррис.

— Что, обязательно было подкрадываться? Так ведь и заикой можно сделать! — накинулась я на него, просто чтобы поскорее отшить.

— Прости. Я вовсе не собирался тебя пугать. Просто у меня ботинки на резиновой подошве, поэтому моих шагов обычно не слышно, — смущенно извинился Совенок. Приподнявшись на цыпочки, он снял с верхней полки какую-то книгу, открыл ее примерно на середине и тут же уткнулся в нее, позабыв обо мне. В нужном месте она была заложена автобусным билетиком.

— Почему бы тебе просто не взять эту книгу домой? — не вытерпела я.

— А мне нравится читать ее именно здесь, — ответил Совенок, усаживаясь за стол.

— Ага, понятно. Наверное, решил спрятаться? — хмыкнула я.

Совенок покосился на меня. Очки его блеснули.

— Так ведь и ты тоже прячешься, разве не так?

— Еще чего! Стану я их бояться, как же! — возмутилась я.

— А я вот боюсь… — вздохнул Совенок.

— Да? Значит, тебе нужно почаще огрызаться. Наберись смелости и почаще показывай зубы.

— Как ты, что ли? Ну и сильно тебе это помогло?

— Ну и что ты предлагаешь?

— Ничего. Понимаешь, мне не нравится, когда меня дразнят. И когда ругают тоже.

— Ах, прости, как же я забыла! Ты ведь вечно жмешься под крылышко мамаши Хилл. Что, не так, Совенок?

— Не называй меня так! У меня есть имя.

Я немного подумала.

— Ладно… Оливер.

— Спасибо, Долфин.

— Ты думаешь мне приятно, что меня Дельфинихой дразнят? — призналась я.

Мы помолчали.

— Знаешь, а по-моему, твоя мама очень красивая, — неожиданно брякнул Оливер.

Я подозрительно уставилась на него, стараясь понять, не разыгрывает ли он меня. Но у Оливера было такое простодушное лицо, его круглые глаза казались такими наивными, что я поверила ему сразу. По своему обыкновению, он часто-часто моргал, и ресницы за толстыми стеклами очков были похожи на «дворники» автомобиля, когда идет дождь.

— Мне тоже кажется, что она красивая, — согласилась я.

— А знаешь, я просто балдею от ее татуировок. Классная штука, верно? Я хочу сказать, они такие необычные, не то что у всех, просто красные там или голубые. Понимаешь?

— Это потому что моя мама предпочитает татуировки, которые делают по особому заказу. Одну из них она вообще придумала сама. И сама нарисовала. Она говорит, что каждая татуировка напоминает ей какое-то событие из ее жизни.

— Угу. И она попросила сделать ей дельфина, чтобы он напоминал ей о тебе?

— Точно. Но тот дельфин, что у нее на руке, он не совсем обычный. Он вроде как волшебный, понимаешь? Он может двигаться.

— А нельзя ли… можно мне как-нибудь прийти посмотреть их? — сбиваясь от волнения, спросил Оливер.

— Посмотреть? Это как? На моей маме, что ли? — Я заколебалась. Я ведь привыкла воспринимать Оливера просто как Совенка Морриса. И до сих пор не могла свыкнуться с мыслью, что за этим неказистым фасадом кроется, оказывается, интересная личность.

Конечно, не очень-то лестно иметь приятеля, которого вечно дразнят, а теперь из-за него станут дразнить и меня. Впрочем, меня ведь и так дразнят, напомнила я себе, так что особой разницы нет.

— Тогда приходи как-нибудь к нам, Оливер. Как тебе такая идея?

— Здорово! Спасибо, обязательно приду.

— А твоя мама? Она не рассердится?

— Да что ты! Она будет страшно рада, что я с кем-то дружу!

Я промямлила что-то нечленораздельное, подумав, что события развиваются как-то чересчур уж быстро.

— А сегодня после уроков можно? — с надеждой в голосе спросил Оливер.

Мысли закружились у меня в голове. Сказать по правде, я сомневалась, что Мэриголд уже окончательно пришла в себя после прошедшей ночи.

— Может быть, в другой раз. Не сегодня. Понимаешь, сегодня мама, мягко говоря, не в настроении.

— Понятно — с моей та же самая история, — покладисто ответил Оливер. — То у нее голова раскалывается, то она плачет, то еще что-нибудь в этом же духе. Тогда я должен ходить на цыпочках, а еще лучше отыскать ей таблетку аспирина и заварить чай покрепче.

— Правда? — с замиранием спросила я. Сердце у меня заколотилось. До сих пор мне как-то даже в голову не приходило, что с какой-то еще мамой, кроме Мэриголд, может твориться что-то похожее.

— Угу. Это началось после того, как они с отцом разбежались. Представляешь, он завел себе девушку! — Оливер произнес слово «девушка» с таким видом, словно это было что-то неприличное. — Знаешь, мне она не нравится.

— Да? А у моей мамы куча приятелей. Только мы со Стар в основном их ненавидим.

— А твой отец? Наверное, вы тоже видитесь с ним только по выходным?

— Не-а. Если хочешь знать, я его вообще никогда не видела.

— Я своего иногда тоже рад бы не видеть, — признался Оливер. — Послушай, Долфин, ты и вправду хочешь, чтобы я как-нибудь пришел к тебе домой? Только честно?

— Да, конечно. Как-нибудь. Но, понимаешь, у нас как-то не принято устраивать чаепития. Хотя мама частенько печет кексы. Или булочки.

— Клево! Обожаю кексы!

— А иногда покупает просто рыбу с жареной картошкой, или пиццу, или еще что-нибудь в том же духе. А так пить чай в пять часов, как все нормальные люди… нет, у нас это не водится.

— Классно! Вы счастливые !— восхитился Оливер.

Похоже, он и на этот раз не шутил.

— Ладно, может, мы теперь и вправду друзья, — великодушно кивнула я.

После школы я вихрем помчалась к Стар, чтобы рассказать ей о моем новом приятеле Оливере. Слушала она рассеянно — похоже, это известие не особенно ее впечатлило. Впрочем, я ее понимала: когда, открыв дверь, мы поднимались по лестнице, то обе здорово волновались. Когда у Мэриголд начинается очередной запой, надо быть ко всему готовым. Но, к нашему общему удивлению, сейчас она не валялась в бессознательном состоянии на диване и не торчала, согнувшись в три погибели, над раковиной в ванне. Мэриголд весело распевала на кухне, ее только что вымытые огненно-рыжие волосы отливали медью, а аккуратно подведенные глаза казались еще больше и зеленее, чем всегда.

Она была одета в свои самые лучшие черные джинсы и тугой черный топик, выгодно подчеркивавший ее тоненькую фигуру. Оливер оказался прав. Мэриголд была самой красивой мамой в мире.

— Привет, мои дорогие, — прощебетала она. —Проголодались? У меня есть сок и шоколадные эклеры — купила в магазине, так что можешь не смотреть на меня так, Стар!

Стар подозрительно откусила крохотный кусочек.

— Нравится? — осведомилась Мэриголд. — А вот тут еще холодный цыпленок и куча салата, но это все на ужин. Ты запомнила, Стар?

Стар внезапно перестала жевать.

— А зачем ты мне это говоришь? Ты куда-то собралась?

— Ну… понимаешь, я тут подумала, а не выбраться ли мне куда-нибудь ненадолго вечером? Надеюсь, вы не возражаете?

— Нет, нет, конечно, — поспешно закивала я.

— А я лично возражаю. У меня уже есть планы на вечер, — уперлась Стар. — Мы с ребятами собирались вечером в «Макдоналдс».

— Да? А нельзя это как-нибудь перенести на завтра? Мне действительно очень нужен именно сегодняшний вечер… — умоляющим тоном сказала Мэриголд.

— Это несправедливо! — разозлилась Стар, не желая уступать.

Я поспешно затолкала в рот свой эклер, хотя к горлу у меня подступала тошнота. Ненавижу ссоры!

Надо отдать Мэриголд должное — она делала все, чтобы ее избежать.

— Знаю, что несправедливо, милая… — вздохнула она, протягивая руку, чтобы обнять Стар. Но Стар сердито оттолкнула ее. — Только один вечер, один коротенький вечер. Ну перестань же, прошу. Это так важно для меня. Может, это важно и для тебя тоже, только ты еще этого не знаешь.

— Вот еще! Не думаю! — презрительно фыркнула Стар. — С какой стати для меня может быть важно то, что ты делаешь? Да и что ты можешь делать, скажи на милость? Шляться по барам и ночным клубам, опрокидывать рюмку за рюмкой, пока не напьешься в сосиску и не подцепишь очередного отморозка?

Слова со злостью вылетали у нее изо рта и кружились по кухне, словно разъяренные пчелы.

— Ну ты даешь… — растерявшись, прошептала Мэриголд. И неуверенно засмеялась. — Послушай, Стар, это и вправду важно. И потом, я вовсе не собираюсь в бар или в ночной клуб. У меня и в голове нет, чтобы напиться или выкинуть что-то в этом роде. Вот посмотри. — Из кармана джинсов она вытащила билет и помахала им перед нашим носом. — Я собираюсь пойти на концерт. Убедилась? — Вместе с билетом из кармана выпал и счастливый листик клевера. Покружившись в воздухе, он легко опустился на пол у ее ног.

— Смотри, не потеряй свой листок, Мэриголд, — всполошилась я, подбирая его с пола.

— Спасибо, малышка. Удача мне сейчас нужна, как никогда, — с чувством поцеловав листок клевера, Мэриголд снова засунула его в карман.

Стар удивленно уставилась на билет.

— Ты решила сходить на концерт?

— Вообще-то я хотела взять и вас с собой, ведь я знала, что вы страшно обрадуетесь, хотя ты, Стар, и презираешь такую музыку. Но, оказывается, все билеты уже проданы! Мне еще крупно повезло, что удалось выцарапать хотя бы один билетик. Может, это твой четырехлистник постарался, а, Дол?

— А что за концерт?

— «Эмералд Сити». Помнишь, мы еще вчера с тобой видели афишу?

— Так они еще выступают?! — издевательски выкрикнула Стар. — Сколько же им лет, этим ветеранам сцены! Могу себе представить — эту компанию подагрических маразматиков, плешивых и с электрогитарами! Класс! Просто ушам своим не верю!

— Это концерт в честь их воссоединения. Они уже много лет не выступали вместе. А потом… как знать… вдруг этот концерт поможет и мне воссоединиться, — прошептала Мэриголд. Ее изумрудные глаза мечтательно сияли.

— Что-что? — переспросила Стар.

— Разве ты не хотела бы встретиться со своим отцом? — спросила Мэриголд.

— О, прошу тебя! — взмолилась Стар. — Сделай одолжение, не начинай снова!

— «Эмералд Сити» был его любимой рок-группой, — продолжала, будто не слыша, Мэриголд. — Он наверняка приедет на концерт. Знаю, что приедет. Микки… — Она всегда произносила его имя именно так — благоговейно. Глаза Мэриголд восторженно сияли. Глядя на нее, можно было подумать, что речь идет о каком-то божестве, которому она самозабвенно поклоняется.

В свое время она даже дошла до того, что попросила вытатуировать у себя на груди его имя, а рядом эмблему: причудливо закрученное кельтское сердце, мрачно черневшее прямо поверх ее собственного. Казалось, оно бьется. Те, кто делает татуировки, обычно не советуют писать на теле чье-то имя, ведь его потом уже никак не сведешь, разве что только лазером. Но имя Микки было навечно вытатуировано на груди Мэриголд, и уничтожить его не под силу ни одному лазеру в мире.

— Неужели ты не хотела бы повидать отца, Стар? — еще раз повторила Мэриголд.

— Нет, она точно рехнулась, — покачала головой Стар. Слово, которое всегда было у нас под запретом, слетело с ее губ холодно и намеренно.

Мэриголд вздрогнула и отшатнулась, как от пощечины. А потом пожала плечами.

— Ладно. Увидим, — прошептала она.