Крик

Оливер сунул трубку мне в руки. Я отшатнулась.

— Это он !— прошипел Оливер.

Мог бы и не говорить — я и без него уже догадалась. Дрожащими руками я взяла у него трубку и крепко прижала ее к уху. И собственными ушами услышала его голос. Он был так близко, что у меня защекотало в ухе.

Я швырнула трубку на рычаг. Одним махом перерезала нить, связывавшую меня с ним.

У Оливера отвалилась челюсть.

— Что ты наделала?! Ведь это же был он! Я сам слышал, как он назвал имя Мэриголд.

— Знаю.

— Стало быть, он и есть твой папа.

— Может быть.

— Тогда почему ты не захотела с ним поговорить?!

— Не знаю… не захотела, и все. Ох, Совенок, да заткнись ты, ради бога!

— Оливер ! И не смей говорить, чтобы я заткнулся! Я ведь стараюсь тебе помочь! — Голос его задрожал.

— Прости…

— Нет, не понимаю! Хоть режь меня, не понимаю! Мы ведь его нашли!

— Послушай, я просто не знала, что сказать. Я ведь ни одной минуты не рассчитывала, что нам удастся его отыскать. Да и потом… с чего ты взял, что это он? В конце концов, моя мама не единственная, кого зовут Мэриголд.

— Ох, да перестань, Долфин!

— Даже если он и знал ее когда-то, что с того? Это вовсе не доказывает, что он мой папа. Может быть, Мэриголд просто морочила ему голову. Она всегда любила выдумывать — могла запросто придумать и это. Ох, хотела бы я знать, что они с ней там делают…

— Послушай, Долфин, забудь пока о ней. Тебе надо подумать о себе. Если ты не хочешь встречаться с отцом…

— Господи, да ведь я даже не знаю, действительно ли он мой отец!

— Ладно, пусть так. Но если ты не желаешь встречаться с ним, то что ты вообще собираешься делать? Кто о тебе позаботится?

— Сама как-нибудь справлюсь, — пробурчала я. — Только, может, ты одолжишь мне немного денег, а то, боюсь, холодильник у нас пустой. Тогда все было бы отлично. Отыщу какие-нибудь тяжелые ботинки и буду ходить в них по лестнице, чтобы миссис Лафт решила, что в квартире есть кто-то из взрослых. Пару дней как-нибудь протяну, а там, глядишь, и Мэриголд выпишут. И она вернется домой. — Я изо всех сил старалась говорить самым небрежным тоном — дескать, подумаешь, побыть пару дней одной, плевое дело! Но голос мой с каждым мгновением делался все тоньше и тоньше, пока не оборвался на самой высокой ноте — достаточно было только представить себе, как я сижу в своей комнате одна-одинешенька, слушая, как внизу копошится миссис Лафт, а над головой бесшумно шаркает по полу призрачными подошвами мистер Роулинг.

Я замолчала. Оливер грустно смотрел на меня.

— Послушай, а бабушки или там тетки какой-нибудь у тебя, случайно, нет?

— Нет. Не знаю. Может, и есть. Видишь ли, Мэриголд в детстве удочерили, так что никого из своей родни она в глаза не видела. Собственно, она и есть моя семья. Она и Стар.

— И твой отец. Послушай, хочешь, я снова ему позвоню?

— Нет, не стоит… ляпнешь еще чего не надо.

— Тогда повидайся с ним. — Повидаться… когда?

— Можем поехать туда. На поезде.

— Но у нас нет денег.

— А вот это ты видела?! — Оливер приподнял стельку в ботинке и жестом фокусника извлек оттуда еще одну пятифунтовую бумажку, изрядно измятую и потрепанную. — Это еще одна заначка — на самый крайний случай. Точнее, на тот случай, если я потеряю те пять фунтов.

— Ты спятил!

— Ничуть не бывало. Давай поехали! Прямо сейчас.

— Ты хочешь сказать… удрать с уроков?!

— Да, — кивнул Оливер. — Ну пошли, что ли.

Сказать по правде, я была настолько ошарашена тем, что этот тихоня Оливер, всегда такой приличный и правильный, вот так запросто предлагает удрать с уроков, что только кивнула в ответ.

— Ладно. Идет.

Мы повернулись и молча двинулись к выходу. Никто даже слова нам не сказал. Мы прошли по коридору, вышли за дверь, пересекли школьный двор и вышли за ворота. Оказалось, все так просто! Я удивилась: как это раньше не приходило мне в голову! Оливер вначале двигался довольно неуверенно, как будто ноги у него заплетались, но храбро улыбался мне кривой улыбкой.

— Как это все странно… Просто не могу поверить, что мы решились на такое. Словно сон. Послушай, а вдруг это мне снится?

— Хочешь, я тебя ущипну, может, тогда поверишь? — И Оливер осторожно ущипнул меня за руку.

— Ну как, почувствовала?

— Чуть-чуть. Это тебе не «китайское клеймо» Ронни Черли.

— Да уж, до Ронни Черли мне далеко. Знаешь, он как-то раз ударил меня в туалете. Прямо в живот! Я заревел, а он обозвал меня сопляком.

— Сам он сопляк! Между прочим, его мамочка за ручку в школу водит! Я на днях видела!

— А меня тоже мама провожает в школу. Ох, совсем забыл! Она ведь наверняка придет в полчетвертого — встретить меня после уроков.

— Да? Вот это номер! Тогда возвращайся.

— Ну уж нет, дудки. Я еду с тобой. В конце концов, может быть, я еще успею вернуться вовремя. Или… или позвоню ей оттуда, чтобы она не волновалась. Черт, все равно она станет волноваться — тут уж ничего не попишешь.

— Скажет, что это все из-за той странной девчонки, да?

— Ты все слышала?!

— Естественно, слышала. Да ладно, не бери в голову. Меня все считают странной.

— Я тоже думаю, что ты не такая, как все. Но мне это нравится.

— Знаешь, между прочим, ты тоже не такой, как все, Оливер.

— Да, наверное. Слушай, Долфин, а что будет, если кто-нибудь остановит нас и спросит, почему мы не в школе? Придется как-то выкручиваться.

— Легче легкого. Соврем, что идем к зубному врачу.

— А на вокзале?

— А там не спросят. Да и с какой стати?

— Ну… все-таки одни едем, без взрослых. Даже забавно как-то. — Оливер взмахнул руками — наверное, хотел показать, как ему это странно.

— А я часто хожу без взрослых.

— Да? А вот я нет. Вообще-то… только не смейся, ладно? Короче, это вообще в первый раз.

Однако именно Оливеру пришлось решать, каким образом нам добраться до Уимблдона, потому что наметить маршрут оказалось не таким уж простым делом, как я вначале думала. В Уимблдоне пришлось сделать пересадку, и я чуть было не уехала в другую сторону. И уехала бы, если бы Оливеру не удалось вовремя выдернуть меня из вагона. Он купил два батончика «Марса», два пакетика хрустящего картофеля и две бутылочки кока-колы, до последнего пенса истратив свои отложенные «на крайний случай» пять фунтов.

К тому времени, как наш поезд подошел к Нью-Барнс, меня стало потихоньку подташнивать.

— Не уверена, что «Марс» можно есть вместе с картошкой, — пробормотала я. — Тем более запивая все это кока-колой.

— Потерпи. Скоро все пройдет, — успокоил меня Оливер.

Потом он подошел к какой-то женщине и спросил, как найти плавательный бассейн. Она объяснила, успокоив, что это недалеко и мы ни в коем случае не должны его пропустить. Идти пришлось долго, точнее, очень долго. А может, мы его просто проморгали. Честно говоря, я бы не возражала.

Оливер снова спросил дорогу. Пришлось вернуться, и уже где-то на полпути мы вдруг увидели большое современного вида белое здание.

— Похоже, это бассейн, — произнес Оливер.

Я промолчала.

— Какая-то ты тихая, — удивился Оливер.

— Меня тошнит. Я же тебе говорила.

— Это оттого, что ты боишься.

— И вовсе я не боюсь, — проворчала я. — Мистер Знайка! Притворяешься, что знаешь все на свете! А на самом деле нет.

— Еще как знаю! — засмеялся Оливер. — А вот ты просто трусишка! — И он взял меня за руку своей худой рукой.

Я покосилась на него, но ничего не сказала, только крепко стиснула его ладонь. Чем ближе мы подходили к бассейну, тем сильнее я сжимала руку Оливера. Когда мы вошли в вестибюль, запах хлорки ударил мне в нос с такой силой, что я испугалась. Мне показалось, еще минута — и меня вырвет прямо на пол.

— Дыши глубже, — шепотом посоветовал Оливер.

Стоя посреди холла, я разинула рот как можно шире и набрала полную грудь воздуха, будто собиралась взять верхнее «си».

Сидевшая за стойкой женщина смерила нас внимательным взглядом.

— Вам уже больше десяти?

— Конечно, больше, — кивнул Оливер. — Только мы не плавать сюда пришли.

— Ах так! А кафе вон там.

— Нет, мы не в кафе.

— Понятно. Ну так вот, молодые люди, пользоваться туалетом можно только тем, кто приходит в бассейн. Но ваша приятельница что-то выглядит неважно, так что если она решит воспользоваться дамским туалетом, я, так и быть, закрою на это глаза.

— Спасибо, это очень мило с вашей стороны, но ей не нужно в туалет, — вежливо ответил Оливер.

— Нужно, — честно призналась я. И ринулась туда со всех ног.

Когда, бледная и дрожащая, я вернулась, леди за стойкой и Оливер, как по команде, уставились на меня круглыми глазами.

— М-да, выглядишь ты просто ужасно, — признался Оливер.

— Думаю, вам стоит подняться наверх, в наш офис. Посидите там, а я пока позвоню вашей маме, — предложила женщина.

— Вы не можете ей позвонить, — пробормотала я. И заревела.

После этого поднялась невероятная кутерьма. Меня отвели в их офис, и Оливер все время держал меня за руку. Какой-то худощавый мужчина в черных очках и в сером тренировочном костюме, увидев меня, покачал головой.

— Отчего ты плачешь, девочка? Что-нибудь случилось? — спросил он сочувственно.

— Девочка не очень хорошо себя чувствует. Я их оставлю у вас ненадолго? А то у моей стойки уже целая очередь. Спасибо, Майкл.

Я растерянно уставилась на него. Майкл ! Она сказала «Майкл»! Неужели это мой папа?!

Я как-то никогда не задумывалась над тем, какой он с виду. Мэриголд всегда отделывалась фразами типа «ничего особенно», а от этого, согласитесь, проку мало. Зато последние несколько часов я только и делала, что пыталась представить его себе, и почему-то всякий раз у меня перед глазами появлялось нечто вроде мускулистых бронзовых от загара ляжек, туго обтянутых эластичными плавками.

После этого увидеть совсем другого Майкла было некоторой неожиданностью.

— Так это вы — Майкл! — воскликнул Оливер.

Мужчина перестал таращиться на меня. Теперь он в упор разглядывал Оливера.

— Так это ты говорил со мной по телефону? — ответил он вопросом на вопрос.

Оливер молча кивнул.

— Ты еще спросил, не помню ли я Мэриголд. — Он произнес эти слова странным, благоговейным шепотом… будто имя Мэриголд было для него заклинанием, способным воплотить заветные мечты.

— Как тебя зовут, сынок? — прошептал он.

— Оливер, — ответил Оливер.

Наклонившись к нему, Майкл очень ласково обнял Оливера за худенькие плечи.

— Я так и знал, — прошептал он. — Сразу же все понял — как только услышал твой голос. Нет, вы только посмотрите — вылитая моя копия! Бывает же такое! Ну, Оливер… похоже, я и есть твой папа.

— Нет! — завопил Оливер, растерянно оглядываясь на меня.

— Извини, извини, — виновато забормотал Майкл. — Наверное, я поспешил. Конечно, для тебя все это не так-то легко… я все понимаю. Но, видишь ли, я ведь не переставал думать о тебе все это время — с тех самых пор, как Мэриголд ушла от меня.

— Нет! Я не ваш сын! — крикнул Оливер. — У меня уже есть папа. Я просто ее друг. А вы —ее папа. Вот ее, понимаете?

Схватив меня за руку, он рывком вытащил меня вперед и поставил перед собой. У меня все закружилось перед глазами, и ноги подкосились от слабости.

— А ну-ка сядь, — быстро скомандовал Майкл, — опусти голову вниз и зажми ее между ног.

— Зажать… где? — пробулькала я.

— Между коленями. Чтобы голова перестала кружиться, — пояснил он.

Крепко подхватив меня под локти, он усадил меня, а потом осторожно нажал мне на затылок, так что голова у меня свесилась вниз, и через секунду я почувствовала, как на уши мне давят мои же собственные коленки.

— Вот так, — удовлетворенно сказал он. Черная пелена перед моими глазами понемногу рассеялась. — Уже лучше. А сейчас можешь поднять голову. Только осторожно.

— Опусти голову, подними голову, вас не поймешь… — дрожащим голосом прошептала я.

— Ну, говорить ты уже можешь, — успокоил меня Майкл, присаживаясь на ручку моего кресла. — Значит, как я понимаю, ты и есть ребенок Мэриголд?

— Я уже не ребенок, — возмутилась я. —почти одиннадцать. — И тут до меня наконец дошло, что он имеет в виду.. — А откуда вы знаете, что у Мэриголд есть ребенок?

— Она ждала его, когда ушла от меня. Я тогда с ума сходил, думая о ее будущем, а она… она не знала, на что решиться… Стар была еще совсем крошкой. Вот Мэриголд и не хотела… — Он осекся и замолчал.

Я смотрела на него во все глаза.

— Вы хотите сказать, что вы с Мэриголд… что вы какое-то время жили вместе?!

— Одиннадцать месяцев.

Должно быть, изумление было просто написано у меня на лице, потому что Майкл поспешил объясниться.

— Я очень любил ее, — просто сказал он. — Хотя и знал, что не слишком ей нужен. Дело в том, что она любила другого, ну того, другого Микки. А вот он ее не любил.

— Она его и сейчас любит… — вздохнула я.

— А ей известно, что ты тут? — В глазах его вспыхнула робкая надежда. — Может, она ждет тебя на улице?

— Нет. Она… она в больнице.

— А что с ней?

— Заболела. А вот Стар… сейчас живет у Микки.

— Вот как? Интересно, откуда он узнал? Ведь он исчез задолго до того, как Стар появилась на свет.

— Ну он вроде как вернулся. И забрал Стар к себе.

— Стало быть, Стар сейчас со своим отцом. А ты… ты тоже решила искать своего отца. То есть меня.

Я почувствовала, как краснею. Перед глазами промелькнула сцена, как Майкл кинулся к Оливеру, приняв его за сына. Неужели сейчас это повторится и со мной?! Ужас! Рехнуться можно!

Самое странное, что Майкл с Оливером были ужасно похожи друг на друга — ну в точности отец и сын. А вот между нами не было ничего общего.

— А может, вы вовсе и не мой папа, — предположила я. — Мы не очень-то похожи.

— Ты — вылитая Мэриголд.

Я растерянно уставилась на него. Что он такое несет?

— Мэриголд красавица, — возразила я. — А я — уродина.

— Вот еще, глупости! Ты очень похожа на нее. Волосы, кожа, а особенно глаза.

— У Мэриголд волосы рыжие, — вмешался Оливер.

— А раньше, когда мы были вместе, они были светло-каштановыми, — ответил Майкл. Он улыбнулся и подмигнул мне за темными стеклами своих очков.

— А вы снимаете очки, когда плаваете? — не утерпела я.

— Тогда я надеваю специальные очки, защитные, — объяснил он. — Хотя я в них и смахиваю на лягушку.

Я немного подумала.

— У Мэриголд есть татуировка в виде лягушки.

— Между пальцев, да? Знаю. Я держал ее за руку, когда ей делали эту лягушку.

— Мне тоже приходилось держать ее за руку.

— И много у нее сейчас татуировок?

— Да она разрисовалась вся, с ног до головы! — хмыкнул Оливер. — Выглядит — просто супер! Вот бы мне такую маму! Да, кстати, о мамах. Можно мне отсюда позвонить? Я быстро!

— Конечно, звони.

Пока Оливер набирал номер и торопливой скороговоркой пудрил своей маме мозги какой-то совершенно невероятной историей, мы с Майклом глазели друг на друга. Потом, не сговариваясь, отвели глаза в сторону. И снова уставились друг на друга.

— Я ведь даже не знаю, как тебя зовут! — вдруг спохватился он.

— Долфин.

— До-о-лфин, — протянул он, словно пробуя мое имя на вкус.

— Дурацкое имя, верно?

— Вовсе нет.

— В школе меня из-за него дразнят Дельфинихой.

— Вот уж совсем глупо. Дельфины красивые и умные животные.

— Рыбы.

— Нет, не рыбы, а млекопитающие. С высокоразвитым интеллектом. А в воде от них вообще глаз отвести невозможно. А ты любишь плавать, Долфин?

— Вообще не умею.

— Ты не умеешь плавать ?!

Удивительный человек! — подумала я. Не моргнув глазом, принял известие о том, что у него, возможно, есть сын, потом — дочь, а теперь, узнав о том, что я не умею плавать, чуть в обморок не упал.

— Просто ушам своим не верю! Неужели Мэриголд тебя не научила? Ведь я-то ее научил.

— А где было плавать-то? Как-то раз ходили в бассейн вместе со школой, но это так… побарахтались в воде, и все.

— Ничего, теперь я тебя научу, — пообещал Майкл.

Я, с трудом проглотив подступивший к горлу комок, спросила:

— Простите, а я не могла бы немного пожить у вас? Совсем недолго? Пока Мэриголд не поправится.

Майкл растерянно глотнул, я заметила, как у него дернулся кадык.

— Э-э-э, да, конечно. Только сначала нужно уладить кое-какие дела.

Как все было просто, когда дело касалось Микки и Стар. И как все усложнилось, когда речь зашла о Майкле и обо мне.

— Надо, чтобы все было оформлено должным образом, Долфин.

А должным образом означало, что Майкл отвезет меня обратно в школу, потом съездит в больницу к Мэриголд, потом поговорит с работниками социальной службы, потом съездит в муниципалитет и в отдел социального обеспечения.

— Нет, пожалуйста! Только не в социальную службу! — взмолилась я.

— Я повторяю — нужно все сделать должным образом. Я не имею права просто забрать тебя к себе, ведь мы почти незнакомы, хотя я и твой отец, а ты — моя дочь. — Прозвучало это как-то неестественно — он даже покраснел немного.

— А вот Микки просто взял и забрал к себе Стар.

— Да. Примерно так я и думал. Но у Микки, как я понимаю, вообще такая привычка — неожиданно появляться и так же неожиданно исчезать, оставляя за собой полную неразбериху. А я предпочитаю делать все по-другому.

— Да, но я-то так не хочу! Не хочу я видеть никаких социальных работников! Возьмут и сунут меня в какую-нибудь семью на воспитание, нет уж, спасибо! Знаю я это воспитание! Лупят тебя почем зря. А если, не дай бог, описаешься, так эти изверги намотают мокрую простыню тебе на голову, и ходи с ней до самого вечера!

— А ты писаешься в постель? — заинтересовался Оливер.

— Нет! Это Мэриголд мне рассказывала. Она-то знает, сама была приемным ребенком.

— Но ведь это было сто лет назад. С тех пор многое изменилось, Долфин. В любом случае ты там надолго не останешься. Я возьму тебя к себе, если в социальной службе не станут возражать. Но сначала мне надо обсудить это с моей семьей.

Здравствуйте, приехали. Мне показалось, что потолок рухнул мне на голову.

— С семьей?!

— Да. С женой. И с моими дочками, Грейс и Алисой.

Каждое его слово ударом молотка отдавалось у меня в голове. Жена — бамм! Дочери — бамм, бамм!

Так вот почему он так обрадовался, решив, что Оливер — его сын! Ну и правильно. Зачем ему еще одна дочь?

— Да вы не волнуйтесь, — сказала я. — Это вообще была дурацкая идея — приехать сюда. Правда, идея была не моя. И не нужно отвозить нас назад — мы сами доберемся. У нас ведь есть обратные билеты, правда, Оливер?

— Э-э-э, да, — пробормотал Оливер. — И потом, знаете… нам не стоит возвращаться назад в школу. Дело в том, что я уже сказал маме, что нас с классом повезли на экскурсию в оздоровительный центр и что школьный автобус высадит меня прямо на нашей улице, точнее, за углом… Я, правда, не знаю, поверила ли она мне, но разволновалась ужасно. А ты ведь знаешь, какая она, верно, Долфин?

Оливер продолжал что-то бессвязно бормотать, но я его не слушала. Майкл, по-моему, тоже. Он копался в каком-то пластиковом кармашке.

— Вот, — сказал он и сунул мне под нос фото: он сам в каких-то дурацких шортах, рядом с ним — блондинка, наверное его жена, и две светловолосые девочки, все в футболках и пестрых легинсах.

— Вот они. Грейс уже семь, а Алисе пять.

Я промолчала.

— Они твои сводные сестры.

Я молча разглядывала фотографию. Нисколечко на меня не похожи, решила я.

— Это мы сфотографировались в прошлом году, взяли и отправились в поход. Сели на велосипеды и поехали, даже Алиса.

— А я не умею кататься на велосипеде, — сказала я.

— Я могу научить тебя, и тогда мы сможем куда-нибудь отправиться все вместе.

— Мег вряд ли понравится эта идея.

Майкл посмотрел мне в глаза:

— Согласен, вначале могут возникнуть проблемы. Мег знает о Мэриголд и до сих пор слышать о ней спокойно не может.

Перед моими глазами тут же встала Мэриголд, множество Мэриголд одновременно: Мэриголд, с ног до головы покрытая белой краской, как привидение, Мэриголд, принарядившаяся, чтобы бежать куда-то, Мэриголд, с закушенной от боли губой держит меня за руку, пока ей делают татуировку, Мэриголд кричит на меня, Мэриголд с головой прячется под одеяло, Мэриголд лепит в лесу пряничный домик для мышек — все это была Мэриголд. Моя Мэриголд.

— Я хочу к Мэриголд, — объявила я.

— Конечно, сейчас сразу и поедем к ней, — кивнул Майкл. — Только предупрежу, что мне нужно уйти. И отвезу вас обоих домой. Не волнуйся, сынок, доставлю тебя прямо к дому.

Мне снова почудилась зависть в его голосе, когда он произнес «сынок», словно он сожалел, что не мог сказать «мой». Конечно, Оливер подошел бы ему куда больше, чем я. Я ни для кого никогда не была на первом месте — только на втором.

Дождавшись, когда Майкл вышел из кабинета, Оливер порывисто обнял меня.

— Он славный, Долфин, честное слово, славный. Он позаботится о тебе. Вот увидишь, все будет хорошо. Все-таки здорово я придумал найти его, правда?

— Да, да, конечно, классная идея, — пробормотала я. И тоже обняла его.

Он был ниже меня, и его взъерошенные волосы защекотали мне нос.

— Тебе пора постричься, Оливер!

Отодвинувшись от меня, Оливер машинально пригладил волосы. Челка у него так отросла, что все время лезла в глаза.

— Да знаю я. Все время твержу маме, что пора ее подрезать, да она все никак не соберется сводить меня в парикмахерскую.

— А почему она сама тебя не подстрижет?

— Да ты что?! Знаешь, как у нее руки трясутся? Могу себе представить, что получится: тут густо, здесь пусто, а ушей вообще нет. Отстрижет под корень, и все дела.

— Хочешь, я как-нибудь подстригу тебя? — предложила я. — У меня это здорово получается, честно.

Приподняв прядь волос с его лба, я профессиональным жестом защелкала воображаемыми ножницами.

— Играешь в парикмахера? — поинтересовался Майкл, входя в кабинет. — Между прочим, Мег — стилист по прическам.

— Правда? — коротко бросила я, будто меня это нисколько не интересовало.

Можно было не надеяться, что она как-нибудь возьмет меня в свой салон и покажет, что и как. Даже Майкл предполагал, что с Мег могут возникнуть проблемы. Я уже почти не сомневалась, что она меня возненавидит.

Дорога домой показалась мне страшно долгой. Оливер сидел впереди, рядом с Майклом, и они болтали без умолку. Оказалось, оба были компьютерными фанатами, поэтому без устали обсуждали интернетовские проблемы и всякие компьютерные системы и игрушки. В конце концов мне это так надоело, что я откинула голову на спинку и притворилась, что задремала.

— Долфин спит, — спустя какое-то время заметил Оливер.

— Да? Возможно, — отозвался Майкл.

— Здорово, что нам удалось отыскать вас. Это я придумал, — похвастался Оливер.

— Я знаю. Очень хорошая мысль, Оливер.

— Вы рады, правда?

— Конечно, рад. Очень. Хотя, знаешь, к этой мысли трудно так сразу привыкнуть. После того как Мэриголд сбежала, я только и делал, что искал ее. Так прошел год, и я наконец понял, что должен начать новую жизнь, иначе просто сойду с ума. Потом я встретил Мег, мы поженились, и родились наши девочки. А теперь вот оказывается, что у меня не две дочки, а целых три.

— Долфин — совершенно особенная девочка, — сказал Оливер. — Вы ее полюбите. Как я.

Я вдруг почувствовала, как у меня защекотало в носу. Наверное, я ошиблась, подумала я. Может быть, у Оливера я на первом месте…

Когда мы подъехали к городу, пришлось открыть глаза, потому что Оливер принялся объяснять Майклу, как проехать к его дому. Мне вдруг захотелось, чтобы он никуда не уходил. Ведь тогда я останусь наедине с Майклом. Мне вдруг стало страшно.

— Ну, пока, — бросил Оливер, выбираясь из машины. — Рад был познакомиться, Майкл. Может быть, вы меня тоже научите плавать, а?

— С радостью, сынок.

— С тобой все в порядке, Долфин? Ты уверена?

— Уверена, — пробормотала я. Хотя, сказать по правде, я теперь уже ни в чем не была уверена.

— Ну я побежал, а то мама наверняка не поверила ни одному моему слову. Ладно, Долфин, увидимся в школе.

Он все еще продолжал таращиться на меня через окно. Потом, словно спохватившись, вдруг дико замахал руками, хотя машина еще не отъехала. Я пошевелила пальцами в ответ, и Майкл нажал на газ.

— Так, сначала поедем в больницу. Ты хотя бы представляешь, где она находится? — спросил он меня.

Я даже обрадовалась, что не придется ломать голову над тем, о чем с ним говорить.

— Да обычная больница… ну что, вы не знаете — для психов.

— Вообще-то не знаю, но, думаю, и тебе не стоит так говорить.

— А там что, всех держат в этих балахонах с завязывающимися рукавами?

— В смирительных рубашках, ты хочешь сказать? Думаю, нет. Скорее всего, в самых обычных больничных халатах.

— Ага, и все они там бормочут себе под нос, плюются и все такое!

— Н-нет, не думаю. Но если ты боишься, можешь подождать меня в машине. Тебе вовсе не обязательно идти со мной. Возможно, туда вообще не пускают детей.

— Нет, лучше пойду. Я хочу увидеть Мэриголд, — заявила я, хотя сильно сомневалась, что Мэриголд захочет увидеть меня.

Прошло немало времени, прежде чем нам удалось отыскать больницу Теннисон, а когда мы наконец добрались до нее, то дежурившая в холле сестра, увидев меня, недовольно нахмурилась.

— Не уверена, что могу пропустить девочку, — проворчала она. — У нас правило — к больным пускают только с четырнадцати лет. Ну, исключая, конечно, особые случаи.

— Это как раз и есть особый случай, — перебил ее Майкл. — Видите ли, сегодня утром мать Долфин забрали в больницу, поэтому она очень беспокоится. И хочет увидеть ее, — добавил он.

— Ага, стало быть, речь идет о Мэриголд, правильно? Это та леди с… — Жестом она попробовала изобразить на себе татуировки. И с улыбкой посмотрела на Майкла. — А вы, случайно, не тот Микки, о котором она твердит все время?

— К сожалению, не тот, — покачал он головой.

Я покосилась на него. Возможно, и ему тоскливо всю жизнь оставаться на вторых ролях?

— Тогда кто вы? — спросила сестра.

— Он — мой папа, — вмешалась я.

Поколебавшись немного, сестра все-таки сказала нам, что Мэриголд лежит в палате в конце коридора.

— Она еще слаба — уж очень долго пришлось провозиться, чтобы смыть с нее всю эту краску. И слегка на взводе.

— На взводе? — переспросил Майкл.

— Она хочет сказать, под градусом, — пояснила я.

— Нет, нет, что вы. На взводе — это значит очень возбуждена и не совсем хорошо ориентируется в происходящем. Но это не страшно — ей прописали соли лития, так что она быстро придет в норму.

— Она не любит принимать лекарства, — вмешалась я.

— Да, мы уже в курсе. Пришлось выдержать самый настоящий бой, — кивнула сестра. — Но если она станет принимать его регулярно, то скоро привыкнет к побочным эффектам, и ей сразу станет лучше. Вы бы удивились, если бы узнали, сколько людей, страдающих маниакально-депрессивным психозом, благодаря солям лития могут вести нормальную жизнь.

— Моя мама никогда не была похожа на нормальных людей, — объявила я и пошла искать ее палату.

Большая часть кроватей пустовала. Я заглянула в открытую дверь — за ней была большая комната, в центре которой сбились в кружок какие-то люди. Кто-то громко разговаривал, кое у кого по щекам текли слезы. Мэриголд среди них не было. Похоже, ее вообще не было в комнате. Где же она? В дальнем углу было что-то вроде ниши, вход в нее закрывала плотно задернутая штора. Подойдя к ней, я приложила глаз к узкой щели между портьерами. И вдруг мне показалось, что там, в глубине, вспыхнул язычок пламени.

— Мэриголд! — Я бросилась к ней.

Она лежала на кровати, одетая в какую-то странную ночную рубашку. Теперь она уже больше не была призрачно-белой, а кожа ее в тех местах, где она не была покрыта татуировками, казалась припухшей и имела неприятный оттенок, какой бывает у сырого мяса. Вдруг мне бросилась в глаза одна ее рука — татуировки теперь покрывали ее до самого запястья, будто рукав. Похоже, Мэриголд умудрилась разрисоваться шариковой ручкой. Она и сейчас продолжала рисовать, не замечая меня. Рисунок на ее коже все время повторялся, и от этого кожа ее почему-то напоминала обои. Это было изображение съежившейся в комок фигурки странной женщины, рот ее был широко раскрыт, словно из него рвался безмолвный крик.

— Мэриголд? — прошептала я.

Она даже не вздрогнула.

— Мэриголд!

Мэриголд продолжала рисовать. Покончив с одной фигуркой и отыскав свободное место, она тут же принялась за другую.

А вдруг из-за краски, которая набилась ей в уши, она все-таки стала хуже слышать? — испугалась я.

— Мэриголд, посмотри, кто пришел, — сказала я.

Она резко оглянулась, и ее волосы взметнулись в воздух. У меня не было ни малейшего сомнения в том, кого она надеялась увидеть. Но стоило ей убедиться, что стоявший позади меня мужчина — не Микки, как интерес ее тут же угас. Она повернулась к нам спиной и продолжила свои занятия. Стало быть, со слухом у нее все в порядке, подумала я. Просто она не желает видеть меня. Или Майкла.

— Привет, Мэриголд. Это я, Майкл. Ты меня не узнала? Когда-то ты звала меня Микки. Я… хм… отец Долфин? — это прозвучало как вопрос.

Но Мэриголд и ухом не повела. Ей и в голову не пришло что-либо ответить. Она была слишком занята для этого — она рисовала.

— Перестань, не надо. — Я попыталась остановить ее. — У тебя и так вся кожа воспалена. Будет больно.

Мэриголд вместо ответа ткнула себе в руку острием шариковой ручки. Возможно, именно боли ей и хотелось. А может, заодно она хотела причинить боль и мне. Ведь это именно я отправила ее в больницу — место, которое она ненавидела больше всего на свете.

— Прости, — прошептала я. — Тебе обязательно нужно было в больницу. Я просто не знала, что еще можно сделать. Пожалуйста, не сердись на меня, Мэриголд.

Я почувствовала, как мне на плечо легла чья-то рука.

— Это не твоя вина, Долфин, — сказал Майкл. — И не Мэриголд. Сейчас она очень больна. Но скоро ей станет лучше. Ты слышишь меня, Мэриголд? Ты поправишься и снова станешь заботиться о своих девочках. А пока что о Долфин позабочусь я. Ты можешь не тревожиться о ней.

По лицу Мэриголд никак нельзя было сказать, чтобы она хотя бы раз в жизни волновалась из-за кого-нибудь, а уж тем более из-за меня. Майкл ободряюще сжал мое плечо. Потом, наклонившись к Мэриголд, прошептал:

— Жаль, что ты тогда сбежала от меня. Думаю, теперь и ты успела понять, как это больно, когда тебя бросают. Но я все равно благодарен тебе… за Долфин. Конечно, у каждого из нас теперь своя жизнь, и дороги наши разошлись, но у нас есть дети. И я хочу верить, что когда-нибудь мы снова станем друзьями.

С губ Мэриголд сорвался странный тихий звук — то ли фырканье, то ли рыданье.

— Я скоро снова привезу к тебе Долфин, — продолжал Майкл. — Она очень скучает по тебе, Мэриголд. Может быть, ты постараешься поскорее поправиться — хотя бы ради нее?

Лично я уже почти не сомневалась, что на это нечего и надеяться. Как только двери палаты захлопнулись за нашей спиной, из глаз моих хлынули слезы.

— Вы, наверное, считаете меня плаксой, потому что я все время реву, — прошептала я. — А ведь раньше я вообще никогда не плакала.

— Знаю… — вздохнул Майкл. — Просто у тебя сегодня выдался тяжелый день. От такого любой бы заплакал, поверь мне.

Больше всего на свете мне сейчас хотелось, чтобы он обнял меня и крепко прижал к себе, но Майкл только положил руку мне на плечо и коротко, почти яростно сжал. Его ногти врезались мне в кожу.

— Итак, что же нам с тобой делать? — пробормотал он.