* * *
На полном серьезе, признаю, он действительно походил на Иисуса и выглядел очень и очень сексуально…
Красивый, улыбающийся, загорелый, медно-красный, золотой, подтянутый, мускулистый, бородатый, с вьющимися волосами, непринужденный, спокойный, весь светящийся изнутри, с обнаженным торсом, в хлопчатобумажных шортах, в кожаных сандалиях и с узловатым посохом в руке.
Больше всего в этот момент Франк был похож на волка из мультиков Текса Эйвери, к тому же он еще и стоял посреди целого стада баранов.
Со стороны это выглядело божественно…
Да и сама я была не прочь немедленно причаститься, чего уж там!
Мы с ним немного поболтали… ну, то есть… попытались переключиться на разговор, чтобы не разглядывать его так уж откровенно…
Франк спросил, не тяготит ли его одиночество (каков хитрец…), я порасспрашивала про его пса, а потом мы заметили вдалеке наших друзей Прилизанных со товарищи и попрощались, чтобы примкнуть к группе, пусть даже и сохраняя дистанцию, просто потому, что мы боялись заблудиться.
Перед тем как уйти, мы спросили его, куда он направляется, и он махнул в сторону невысокой горы.
Ладно, что ж, тогда до свиданья…
Ах! Господи… Как Вы жестоки с Вашей паствой! Божественная литургия состоялась, но была чересчур коротка! Какой мимолетной была эта встреча!
Само собою, все последующие часы я только об этом и говорила, подтрунивая над Франки.
Во время пикника мсье Прилизанный спросил, будет ли Франк колбасу.
– Только если это «Палка пастуха»! – выпалила я за него и давай гоготать, эдак минуты две без передышки.
А когда наконец успокоилась, добавила:
– Да и то… только если она такая, знаете, с орешками…
И загоготала по новой, еще на пару минут.
Прошу прощения.
Извиняюсь.
Мадам Прилизанная даже забеспокоилась, все ли со мной в порядке, Франк тяжело вздохнул и сказал ей, что у меня аллергия на пыльцу.
И, хоп, еще две минуты ржачки.
А-а-а-а… Эта прогулка начинала мне нравиться!
Франк хотя и прикидывался удрученным, но тоже веселился от души…
Уж мы-то знаем, с чего мы начинали, и всякий раз, когда один из нас счастлив, то и на другого это производит двойной эффект. Радуясь за другого, радуясь за себя, мы радуемся еще и тому кайфу, который испытываешь, когда так круто меняешь первоначальный расклад.
По случаю такого праздника, дождавшись, когда наш Всеобщий Мучитель отошел пописать, я дала Осе целое яблоко.
Он проглотил его не жуя и в благодарность наградил меня смачным, горячим почмокчмокиванием в шею.
Ох… я уже заранее по нему скучала… К тому же, как козырно бы он смотрелся перед моей лавкой в соломенной шляпе с прорезями для ушей и с полными корзинами цветов по бокам…
Так что вот, звездочка моя… Все было хорошо, и если в какой-то момент все пошло наперекосяк, то мы в этом правда не виноваты – мы чувствовали себя так, будто на нас снизошла благодать и мы можем ходить по воде.
Мы чувствовали себя преображенными.
Мы наслаждались нашим путешествием по Севеннским горам.
На-слаж-да-лись.
Как маленькие овечки, искренне обращенные в новую веру!
После обеда было решено немного передохнуть, чтобы не идти по самому пеклу, к тому же малышка прикорнула на руках у своей матери.
(Знаю, мне не стоит этого говорить… это ни к чему… но правда… мне это было в диковинку…)
Про себя я знаю, что у меня никогда не будет детей. Это не просто дурацкое выражение. Я нутром это чувствую. Я не хочу детей. И точка. Но, глядя на выражение лица этой женщины, не сводившей глаз со своей дочурки, на то, как она предельно осторожно, чтобы не разбудить, потихоньку перемещалась под деревом, изгибаясь и обдирая себе задницу об острые камни, чтобы ни один лучик солнца не упал на лицо ее крошки, я, не удержавшись, подумала, что у моей матери, судя по всему, действительно были большие проблемы с головой… Очень, очень большие… Ведь я в то время была совсем крохой…
(Стоп. Неинтересно.)
Чтобы больше об этом не думать, я устроилась поудобнее, положив голову на живот моего Франки, и задремала.
Вот так. Я снова прогнула жизнь под себя.
