Немецкая пара вновь ужинает в молчании. Они сосредоточенно жуют и смотрят куда-то вдаль.

Хиппи-альпинист убит горем, он окончательно потерял надежду. Он поглядывает на Лену, которая сидит за одним столиком с Фредом и Миком и не обращает на него никакого внимания.

Джимми Три ужинает с Марком Козелеком и другими приятелями. Все смеются, потому что Джимми очень похоже изображает Марлона Брандо.

Сегодня на ужин суши. Все едят палочками. Фред, Мик и Лена ужинают молча.

Лена, как всегда, докладывает отцу:

– Опять звонили французы. Настаивают, чтобы ты написал воспоминания… о работе, о жизни. Что им ответить?

Фред задумывается.

– Ответь. – Что сказать дальше, он не знает. Тишина. Лена и Мик ждут.

– Что? – спрашивает Лена.

– Чтобы они обо мне забыли! Так и скажи! Я на пенсии. Ушел на покой! Отдыхаю от работы и от жизни.

Мик поднимает глаза к небу, показывая, что уже не в первый раз слышит эту песню и она ему порядком надоела.

– Мне нечего рассказать, а главное – мне это не интересно, – продолжает Фред.

– Хватит нести чепуху! Своей музыкой ты выразил такие чувства, которые прежде никто никогда не выражал.

– Мик, мы придаем чувствам слишком большое значение.

Мик швыряет палочки на стол. Он разозлен.

– Когда ты строишь из себя погруженного в депрессию циника, ты просто невыносим. Как я мог быть твоим другом все эти годы, ума не приложу.

– Ты, Мик, терпеливый.

– А ты дурак.

– Это точно.

Лена пытается вмешаться, но взвинченный Мик опережает ее:

– Книга о твоей работе, о том, что тебе довелось пережить, останется на века. Она нужна молодым музыкантам, нужна всем. Это важно…

Фред перебивает его:

– Важно. Оставить потомкам воспоминания, передать знание. Я это слышу уже много лет, но все это – слабые алиби, которые люди находят, чтобы не видеть, в чем единственная проблема.

– И в чем же?

– В смерти, Мик! Смерть совсем близко.

– Думая о приближающейся смерти, ты перестаешь жить. Хотя на самом деле ты еще жив. – Мик решительно кивает. Он обращается к Лене: – Ты понимаешь, почему он выводит меня из себя?

– Да, Лена понимает, – отвечает Фред.

– Разве тебе не хочется вспомнить всю свою жизнь, свою работу? – спрашивает дочь.

– Нет. Мне горько об этом думать. Вы это можете понять? И вообще, мне нечего сказать. Стравинский уже все сказал. Они писал простую музыку, и все на него нападали. “Это святотатство”, – утверждали они. “Он предал модернизм”, – бушевали критики. А он просто заново открывал для себя прошлое и его отражение. И тогда он произнес замечательные слова: “Вы уважаете, а я люблю”. Что еще я могу прибавить?

Лена и Мик умолкают. Фред опять берет в руки палочки, но держит их в воздухе, не ест. Лена пристально глядит на него.

Неожиданно к ним приближается мальчик-скрипач. Фред его даже не замечает.

Мальчик нежно сдвигает на три сантиметра руку, в которой Фред держит палочку. Он словно поправляет положение руки. Фред поднимает на него глаза и печально улыбается.

Мальчик улыбается ему в ответ, а потом убегает – как все дети, он не ходит, а бегает.