Фред и Лена гуляют по чудесной долине.

Гордая, неприступная, Лена смотрит в пустоту.

Он растерян, не знает, что сказать. Потом отвлекается, услышав внезапно запевшую птицу, пока Лена не возвращает его в реальность.

– И кто эта дура?

– Ее зовут Палома Фейт.

– Чем она занимается?

– У нее самая непристойная на свете профессия. – То есть? Она проститутка?

– Хуже. Поп-звезда.

– А что говорит Джулиан?

– Я тебе рассказывал.

– Вообще-то, ты ничего не рассказывал. Бормотал что-то несвязное.

– Потому что Джулиан тоже бормотал. У него с головой не в порядке.

– А по-моему, в порядке. За два часа он принял двадцать решений. Ушел из дома. Снял квартиру. Обсудил развод с адвокатом. Он вовсе не выглядит растерянным. Говоришь, что она некрасивая, что в ней ничего нет, но что же он нашел в ней такого, чего нет у меня?

– А я откуда знаю?

– Ты говорил, что Мик спросил его об этом.

– Я так сказал?

– Да, ты так сказал. И что ответил Джулиан?

– Что-то не припоминаю.

– Папа, не зли меня. Ты все прекрасно помнишь, и вообще ты не умеешь врать. Рассказывай!

– Я правда не помню. Наверное, нес всякую чушь.

– Если ты мне не скажешь, я сейчас начну орать, прямо здесь. Что он сказал? Что же, черт возьми, есть у нее, чего, как он считает, нет у меня? Я хочу знать: что сказал Джулиан? Я хочу это знать.

Фред останавливается. У него больше нет сил. Он вздыхает. Решает пойти ей навстречу.

– Он сказал, что эта женщина хороша в постели. Лена каменеет. Лицо напрягается, становится злым. Холодно, с яростью Лена заявляет отцу:

– Мог бы мне этого и не говорить.

Она быстро уходит, бросив отца в одиночестве посреди долины. В голове у Фреда начинают звучать две ноты, которые играл мальчик, – теперь звучит не скрипка, а мрачный контрабас.

Голые тела людей всех возрастов, окутанные паром саун и турецких бань, в ракурсе против света кажутся мертвыми, принесенными в жертву жаре и поту.

Прекрасные и подтянутые тела, полные и округлые тела, старые и дряхлые тела. Люди трудятся, чтобы поддержать физическую форму. Люди пытаются отодвинуть будущее и нелепо гонятся за ушедшей молодостью.

Кроме того, виднеются очертания людей, лежащих с закрытыми глазами, погребенных в лоханях под горами травы. Словно ожившие луга.

Неподвижные натюрморты, контрабас продолжает негромко звучать, бесконечно повторяя две простенькие ноты.