Свободные места есть

Молодой человек в строгом синем костюме и темном галстуке остановился в дверях и нерешительно спросил:

— Кто здесь будет, простите, Лев Христофорович?

В кабинете стояли, обернувшись к нему, два человека. Один был не то чтобы толст, но объемен. Обнаженная голова удивляла завершенностью линий. Маленькие яркие голубые глаза уставились на молодого человека настойчиво и внимательно. Второй человек был моложе лысого, лохмат, худ и постоянно взволнован.

— Вы Лев Христофорович? — обратился молодой человек к лохматому, который был более похож на гения.

Но лохматый с улыбкой указал глазами на лысого, а лысый сказал строго, словно Шерлок Холмс:

— Я профессор Минц. А вы недавно назначены на руководящий пост и столкнулись на нем с непредвиденными трудностями, правильно?

Молодой человек покорно кивнул.

— И трудности оказались столь велики, что справиться с ними вы не в состоянии. Тогда кто-то из знакомых, вернее всего руководитель нашей стройконторы Корнелий Удалов, дал вам совет пойти к доброму старику Минцу и попросить, чтобы он изобрел бетон без цемента, потому что цемент вам забыли подвезти, а сроки поджимают. Так или не так?

Молодой человек ответил:

— Почти так.

— Почему почти? — удивился Минц. — Я всегда угадываю правильно.

— Прийти к вам мне посоветовал Миша Стендаль из городской газеты, и руковожу я не строительством, а гостиницей «Гусь».

— Неужели! — воскликнул Минц. — Ивана Прокофьевича сняли!

— Давно пора, — подхватил лохматый Грубин. — Садитесь, чего стоите?

Грубин подвинул молодому человеку стул, но тот отказался.

— Насиделся, — объяснил он, — третий день отчетность принимаю.

— Ничем не могу быть полезен, — сказал Минц. — Гостиниц строить не умею, в отчетности — полный профан.

— Выслушайте сначала! — взмолился молодой директор. — Зовут меня Федор Ласточкин, работал я в кинопрокате, а теперь кинули меня в сферу обслуживания. Надо, говорят. Согласился. Гостиница небольшая, желающих остановиться много, обслуживание хромает. Да что там говорить, без меня знаете.

— Знаем, — сказал Грубин. — У вас вывеска «Мест нет» к двери приварена.

— В принципе, вы правы. Но мне от этого не легче. Два дня я объяснял отсутствие номеров ошибками предыдущего директора, а сегодня меня вызвал Белосельский и говорит, что послезавтра в нашем городе открывается симпозиум по разведению раков и значение его выходит за пределы области. А нужно для симпозиума двадцать восемь комфортабельных мест. А у меня в гостинице их всего тридцать три. И все с командировками, и все ругаются. Да еще в вестибюле человек пятнадцать сидят на чемоданах. Рассказал я обо всем моему другу Мише Стендалю, а он ответил: «Единственный, кто может тебе помочь, это профессор Минц. Он буквально гений». Я и пришел.

Федор поглядел на Минца страдающими глазами. И у Минца кольнуло в сердце. Еще мгновение назад он не сомневался, что укажет очередному просителю на дверь. Но молодой человек находился в критической ситуации. Побуждения его были благородны. И всего-то нужно — отыскать жилье.

И еще: замечательный мозг профессора Минца, столкнувшись с неразрешимой проблемой, начинал активно функционировать помимо воли его обладателя. Он искал и отбрасывал множество вариантов, он стремился решить задачу, не давая Льву Христофоровичу нормально принимать пищу и спокойно спать.

— Нет, — услышал Лев Христофорович голос Саши Грубина. — Тут вам, Федя, даже профессор Минц не поможет. Никому еще не удавалось устроиться в нашу гостиницу просто так. Проблема эта не научная, а социальная.

— Проблем, в решении которых наука не может принять участие, не существует, — резко ответил профессор Минц. — Все на свете взаимосвязано.

— Ого, — отозвался Саша Грубин. — Видно, все мои предупреждения впустую. Чует мое сердце, вы возьметесь за гостиницу.

— И немедленно, — сказал Минц. — Все свободны. Я начинаю думать.

— А когда приходить за ответом? — спросил с надеждой в голосе директор гостиницы.

— Симпозиум послезавтра? Значит, завтра после обеда.

Назавтра в три часа Федор Ласточкин уже стоял под окнами профессора Минца. Он нервно потирал руки, взглядывал наверх, покашливал и сохранял деликатность. Наконец голова профессора появилась в окне, солнце отразилось от лысины и ярким лучом ударилось в облако.

— Что же вы не поднимаетесь? — крикнул профессор.

— Я боялся вам помешать, — ответил директор гостиницы.

— Можно, — сказал Минц, — заходите. Яблоко уже упало.

Они просидели в кабинете Минца с трех до девяти. Из комнаты доносились голоса, иногда они поднимались в споре, иногда стихали в раздумье. Через шесть часов гостиничный кризис в городе Великий Гусляр был разрешен. И Федор отправился к себе, прижимая к животу тяжелый металлический ящик с установкой, которую Лев Христофорович разрабатывал для других целей, но мудро приспособил для расселения постояльцев.

Уже совсем стемнело, когда Федор вошел в желтое здание некогда отеля «Променад» для заезжих купцов, а теперь, когда достроился третий этаж и заменили бархатные портьеры на нейлоновые шторы, — гостиницы «Гусь» горкоммунхоза.

В холле под громадной, в натуральную величину, копией картины Репина «Иван Грозный убивает своего сына» томились, как погорельцы, неустроенные клиенты. Директора с ящиком никто за директора не посчитал, и тот без помех прошел к себе в кабинет. Лишь пышная Дуся, дежурный администратор, взглядом остановила черноусого человека, который протягивал ей заполненный бланк, чтобы получить номер. Администратор Дуся была уверена, что чем меньше жизненных благ, тем лучше ей — их распределительнице, ибо всегда найдется мудрый человек, готовый оценить услуги.

На следующий день директор гостиницы пришел на работу рано. Дуся еще дремала за барьером, в холле на стульях и чемоданах спали неустроенные клиенты. У себя в кабинете директор раскрыл сейф, где ночевала установка, изобретенная профессором Минцем, и поставил ее на стол. Потом включил в сеть. И тут раздался телефонный звонок: звонил сам Белосельский.

— Что будем делать, Ласточкин? — спросил он.

— Разместим, — ответил спокойно Федор.

Белосельский вздохнул и предупредил:

— Учти, без безобразий. Чтобы прежних постояльцев силой не выселять. Имей в виду, что лозунг «Цель оправдывает средства» придумали иезуиты, средневековые мракобесы. Нам с ними не по дороге.

— Никаких иезуитов, — ответил Ласточкин. — Я даже думаю, что свободные номера останутся.

— Ну-ну, — сказал Белосельский.

Его задача заключалась в том, чтобы подчиненные делали свое скромное дело, не нарушая принципов гуманизма. А детали — это их забота.

Установка работала. Мигала лампочками и тихо гудела, как положено фантастической машине. Повесив трубку, Ласточкин принялся нажимать кнопки.

Через полчаса он вышел в холл. Погорельцы ютились под картиной. Дуся красила в голубой цвет накладные ресницы. Ее золотые перстни нагло поблескивали под утренним солнцем. Она была тяжелым наследством, оставшимся от старого директора.

— Вы свободны на сегодня, — сказал Ласточкин. — Места буду распределять я сам.

— Чего там распределять, — ответила Дуся. — Нету мест.

Федор спорить не стал. Он дождался, пока Дуся покинет гостиницу, и открыл книгу регистрации. Вытащил из кармана записку с таинственными значками и быстро перенес их на страницу книги, вышел на улицу, сорвал никелированную вывеску «Свободных мест нет», прикрепил на ее место листок бумаги с надписью: «Свободные места есть», вернулся в холл, от двери обратил свой взор к просыпающимся погорельцам и сказал им:

— Товарищи, прошу проходить по очереди. Постараемся обеспечить вас жилым пространством.

Последующие три дня были праздником в жизни города. Участники симпозиума с большими значками на груди, изображающими красного рака на голубом фоне, гуляли по улицам, интересовались памятниками архитектуры и плодотворно спорили на пленарных заседаниях. Когда они разъехались, недоверчивый Белосельский инкогнито посетил гостиницу «Гусь» и заглянул в книгу регистрации, в которой не нашел ничего неправильного, а потом и в книгу жалоб и предложений, содержащую шестнадцать благодарностей директору. После этого на заседании в горисполкоме Белосельский выступил с небольшой яркой речью о пользе выдвижения молодежи на ответственные посты. В качестве примера привел положительные изменения в работе гостиницы, которой ныне руководит товарищ Ласточкин Ф. Ф.

С тех пор так и повелось. В дни затишья Федор уступал бразды правления администраторам, а когда надвигался большой заезд, отправлял всех по домам и, посидев полчасика в обществе установки профессора Минца, умудрялся разместить и утешить приезжих.

Недовольна была только Дуся. Директор казался ей не более как низким обманщиком и даже грабителем. Она имела достаточный опыт работы в коммунальном хозяйстве, чтобы сообразить, что штучки Ласточкина отдают колдовством и мошенничеством. Она-то знала, что гостиница время от времени вмещает вдвое больше, чем имеет лежачих мест. Поступления в виде личной признательности резко сократились, Дуся разорялась. Но разоблачить директора оказалось не таким уж легким делом. Он правильно вел книги, а в моменты наплыва гостей избавлялся от Дуси. Один раз ей удалось было поймать его за руку, но директор ушел от разговора.

Дело было так. Приехал автобус с туристами из Владивостока, приехал неожиданно, гостиница была полна. Когда Федор вышел, чтобы их разместить, Дуся только сделала вид, будто уходит, а на самом деле сознательно забыла свою сумку и через пятнадцать минут тихонько, на цыпочках, вернулась обратно. Федор был так поглощен работой, что не сразу заметил ее появление. Дуся смогла подойти совсем близко и заглянуть ему через плечо. И увидела, что он выписывает туристу квиток на номер четырнадцатый. На тот самый, куда она только вчера поместила знатную доярку из Вологды. Дусе бы промолчать и продолжить наблюдение, собрать побольше фактов да ударить ими как из тяжелой артиллерии, а она не сдержалась и сразу стала разоблачать:

— Что же вы делаете, Федор Федорович? Там женщина живет, а вы туда мужчину суете! За такое моральное разложение вам не поздоровится!

— Какая женщина? — удивился турист. — Этого я не хочу. Я женат.

— Евдокия Семеновна, — директор гостиницы захлопнул книгу, поднялся и вперил в администраторшу недобрый взгляд, — потрудитесь уйти. Знатную доярку я временно перевел в другой номер. Не распространяйте слухов.

Дуся, конечно, взяла сумку и ушла. Но не сдалась. На следующий день, когда директора поблизости не было, она поднялась в четырнадцатый номер, увидела там знатную доярку и без обиняков задала ей вопрос:

— Вас вчера в другой номер переселяли?

— Нет.

— У вас чужой мужчина в номере ночевал?

— Как можно, — ответила доярка, заливаясь румянцем.

Она была молода и красива, ее жених остался в Вологде.

— Значит, в двадцать три часа покинул? — спросила Дуся.

— Не было никого. — Глаза доярки наполнились слезами.

— Как можно!

Дуся поверила и удвоила наблюдение за директором. Тот попался через два дня.

Вот как это случилось.

В гостиницу сообщили, что утром прибудут двадцать аквалангистов-любителей, а туристский сезон уже начался, гостиница полна, и Дуся почувствовала, что обычный оптимизм директору изменяет. Она даже подслушала, как он звонил Белосельскому и просил избавить его от аквалангистов, а Белосельский, уверовавший во всемогущество директора, сказал коротко:

— Надо, Федя.

Другому он, может быть, уступил, освободил бы для такого экстренного случая общежитие речного техникума, но Федор начальника избаловал. Начальникам ведь тоже хочется иногда легкой жизни.

Так или иначе, Федор в тот день домой не пошел, а заперся в кабинете. В десять вечера Дуся подкралась к двери и услышала мужские голоса: директор был не один. Дуся приложила к замочной скважине ухо, но слов разобрать не смогла. Тогда она выбралась наружу и подошла к окну. Штора не доставала до подоконника, и Дуся смогла одним глазом заглянуть внутрь. Потом она упала в обморок. А когда пришла в себя от ночной свежести и звона комаров, то сразу же села писать жалобу на директора с требованием немедленно прислать ревизию и достойно наказать мерзавца.

Подводников кое-как разместили на раскладушках, а ревизия явилась в тот же день после обеда, потому что письмо Дуси было очень тревожным.

Ревизия сразу уселась проверять бухгалтерские книги, а директор выскользнул из гостиницы и бросился к профессору Минцу.

— Спасайте, — сказал он. — Не уберегся я от этой кобры по имени Дуся. Навела на меня стихийное бедствие. Как только они пойдут с книгой по номерам, все и откроется.

— Эх, — вздохнул Минц. — Не хотелось мне отрываться от очередного изобретения, но придется. Пошли к Белосельскому. Он человек широкий, печется о судьбах города, будем с ним искренни. Если поверит, тогда, считайте, обошлось. А о ревизии не беспокойтесь. Ничего она не найдет.

Белосельский принял посетителей сразу. Минца он уважал, даже гордился тем, что знаменитый изобретатель предпочел город Великий Гусляр другим городам. К Федору у него тоже было хорошее отношение.

— В гостинице «Гусь» работает ревизия, — сказал Минц, когда они уселись. — Ревизия ничего не найдет.

— Уже написали! — понял Белосельский. — Это, Федор, надо искать внутри коллектива. Внутри коллектива всегда найдется кто-то недовольный реформами и даже стоящий на пути нового.

Федор покорно опустил голову. Он был согласен.

— Ревизия ничего не найдет, — продолжал Минц. — Нарушений финансовой дисциплины нет. Все номера оплачены. Можете мне поверить.

— Тогда чего волнуетесь? — спросил Белосельский с некоторым облегчением.

— А волнуемся потому, что ревизия эта не последняя, — объяснил Минц. — И рано или поздно попадется дотошный человек, который обнаружит неладное.

— Но вы же сказали, что ничего такого нет.

— Нарушений нет, — ответил Минц. — А неладное есть. Нам, людям, свойственно гнать от себя тревожные мысли. Вот вы, наверное, давно подозреваете, что в гостинице не все как положено: много лет нельзя было попасть, а теперь попасть можно всегда. Но пока дело шло тихо, вы предпочитали об этом не думать.

— Вы правы, — согласился Белосельский. — Это моя недоработка. Так расскажите мне, в чем дело, будем думать вместе.

— Я расскажу вам все без утайки, — согласился Минц. — Ко мне пришел товарищ Ласточкин и попросил помощи. Я стал думать, как разрешить гостиничный кризис с помощью науки. Сначала я было остановился на методе минимизации.

— Поясните, — попросил Белосельский.

— Поясняю. При методе минимизации мы уменьшаем расстояние между атомами, и любое существо становится в несколько раз меньше. Подобный эксперимент был проведен мною с начальником стройконторы Корнелием Удаловым и прошел нормально, если не считать осложнений в его семейной жизни.

— Погодите, погодите, — возразил Белосельский. — Как так? Вчера я видел Корнелия на заседании. Он же нормального вида.

— Минимизация действует ограниченный период времени, допустим, сутки. Она не вредна для организма. Подвергнутый минимизации индивидуум становится размером с мышь, а потом возвращается в нормальное состояние. Я полагал, что мы закупим в детском магазине наборы кукольной мебели, сделаем пеленочки, пижамки.

Белосельский недоверчиво покачал головой.

— Вот-вот, — уловил его движение профессор Минц. — Я тоже думал о трудностях организационного периода. Каждому придется объяснять, в чем дело, создать кладовые для личных вещей. А что, если командированный захочет сходить в город за сувенирами? А если у него незапланированное совещание?

— Нет, — резко сказал Белосельский. — Простите, Лев Христофорович, но «добро» на это я не дам. Не позволю.

— И правильно сделаете, — согласился Минц. — Я себе этого тоже не позволил. Но сейчас делюсь с вами воспоминаниями о том, как смело движется моя мысль.

— Это правда, — подтвердил Белосельский. — Очень смело.

— Отвергнув первую идею, а затем и восемь других, о которых я распространяться не буду, я остановился на самой чистой, элементарной и в то же время сумасшедшей идее. На идее параллельных миров.

— Но разве это не антинаучно? — спросил Белосельский.

— Это научно, — возразил Минц. — И доказательством тому наша гостиница.

— Попрошу подробнее, — сказал строго Белосельский. — Раз уж ревизия работает, я должен быть в курсе всех деталей.

— Деталей немного. Вы должны мне поверить, что наша Земля далеко не единственная во Вселенной. Существует множество миров, которые движутся ей параллельно в иных измерениях. Так вот, я изобрел прибор, который позволяет выходить на связь с теми из параллельных миров, которые нам особенно близки. Там тоже есть город Великий Гусляр, гостиница «Гусь» и прочие наши реалии.

— И я есть? — спросил Белосельский.

— Разумеется. Хотя и не в точности. Может быть, в одном мире вы уже женаты, в другом у вас есть усы, в третьем еще что-ни будь.

— Любопытно, — прошептал Белосельский и коснулся пальцем верхней губы.

— Различия между мирами все-таки существуют. На этом мы и построили наш эксперимент. Допустим, если сегодня у нас симпозиум по разведению раков, то на Земле-два он начнется только завтра, а на Земле-три вместо него уже завершилась вчера встреча экспертов подледного лова крокодилов.

— Ясно! — воскликнул Белосельский. — И сегодня у них там гостиница пустует.

— Я поражен вашей догадливостью, — сказал Минц. — Вы настоящий мыслитель.

— Ну что вы, — возразил Белосельский. — Но как же клиентов перевозить?

— В этом и заключается мое изобретение. Надо найти точки соприкосновения между мирами, а они существуют во множестве. И, найдя, использовать. Приходит клиент в номер, где уже, допустим, живет знатная доярка, открывает дверь, но в тот номер не попадает, а оказывается в таком же номере, только на другой Земле. А уж администрация той гостиницы должна позаботиться, чтобы, выходя из комнаты, он вернулся на нашу Землю.

— Великолепно, — признался Белосельский. — Но рискованно.

— Как и все новое, наш эксперимент может вызвать толки и недоброжелательство. Вы думаете, только на нашей Земле ревизия? Наивно. Сейчас работают по меньшей мере три ревизии.

— И три Дуси? — вдруг спросил Федор Ласточкин.

— Может, и больше. Да что там разговаривать. Сейчас вы убедитесь.

Минц извлек из кармана миниатюрный пульт и нажал на кнопку. В глазах Белосельского возникло странное дрожание, стены заколебались, и он на мгновение потерял сознание. Когда же он пришел в себя, то увидел, что кабинет как бы расслоился, не изменившись, правда, в размерах. И в кабинете находятся три профессора Минца, три Федора Ласточкина и еще два Белосельских (один при усах). Белосельские внимательно посмотрели друг на друга. Федоры улыбнулись друг другу приветливо, потому что давно уже были знакомы и не раз совещались вместе, как разместить клиентов, — не зря же Дуся упала в обморок, увидев в кабинете Ласточкина сразу трех директоров. А профессоры Минцы вежливо наклонили головы, с уважением глядя друг на друга. Ведь это они изобрели способ преодоления гостиничного кризиса.

— Что будем делать с ревизиями? — спросил один из Федоров.

Белосельский не знал, какой из них, уж очень похожи.

— Не в этом дело, — услышал он собственный голос. — Есть проблемы и поважнее. Кто одолжит мне на неделю асфальтовый каток?

— Если у тебя найдется полтонны кровельного железа, — ответил ему второй Белосельский, — то катком я тебя обеспечу.

— Остался пустяк, — сказал третий Белосельский. — Что будем делать с Дусями?