Мама сказала Карине Пионеровой, ученице седьмого класса, отличнице и общественнице:

– Отправляйся на шестой перегон и отнеси бабушке Лукерье Сидоровне пирожок с капустой и последний номер газеты «Гуслярское знамя» со стенографическим отчетом о чистке рядов партийной организации нашего района.

– Как только я завершу приготовление уроков, – ответила Карина, – я немедленно выполню твою просьбу, мама моя.

– Не задерживайся и возвращайся домой до темноты, – предупредила мама. – Есть сведения, что в наших краях появились вражеские диверсанты.

– Разумеется, мама моя, – ответила Карина.

– Если бабушке понадобятся лекарства или неотложная медицинская помощь, запиши все подробно и по возвращении домой предоставь мне подробный отчет, – попросила мама.

И она повязала на голову любимой дочке красную пионерскую косынку.

Повторяя мысленно мамино товарищеское напутствие, Карина пошла через колхозные поля гречихи, миновала свиноферму имени XI партсъезда и углубилась в лес.

В лесу было мрачновато, но Карина преодолела пессимистические настроения и запела пионерскую песню «По долинам и по взгорьям».

Дверь в будку стрелочницы Лукерьи Сидоровны была подозрительно приоткрыта.

На койке вместо больной бабушки лежал здоровый диверсант, умело замаскированный под стрелочницу. Но Карина сразу разгадала маскировку и начала задавать вопросы.

– Бабушка-бабушка, – спросила она, – а почему у тебя такие большие уши?

– Пирожки принесла? – спросил диверсант Ганс Мессершмидт, который проголодался, пробираясь в наш тыл.

– А почему у тебя, бабушка, – спросила пионерка, – такой большой нос?

– Чтоб вынюхивать измену и строчить на всех донос, вот зачем шпиону нос, – ответил диверсант. – Принесла ли ты мне свежий номер газеты «Гуслярское знамя» с отчетом о партийном собрании нашего района?

Диверсант конечно же выдал себя. Откуда ему было известно о партийном собрании?

Пионерку так просто не проведешь.

– Почему у тебя такие большие стальные зубы? – спросила она.

И тут диверсант проговорился.

– Чтобы перекусывать проволоку на границе, – прошептал он.

– Нам все ясно, – сказала девочка. – А зачем тебе, бабушка, такие большие очки?

– Это не очки, а фотоаппараты, – признался диверсант, – чтобы делать снимки секретных предприятий и оборонных заводов.

– Ты разоблачена, бабушка, – сказала пионерка Красная Косынка. – Признавайся, где у тебя пистолет – под одеялом или под подушкой?

– Ну уж нет! – зарычал диверсант. – Не жить тебе на свете, как и твоей покойной бабушке, которую мне не удалось завербовать, несмотря на то что я предлагал ей крупные суммы денег, а также отдельную квартиру в областном центре.

– Ты замучил бабушку? – ахнула Карина.

– Это было бы слишком гуманно, – расхохотался диверсант. – Я привязал твою бабушку к рельсам на перегоне. И уже слышно мне, как стучат по рельсам колеса скорого поезда, который везет на Дальний Восток комсомольцев сталинского призыва, чтобы воевать на озере Хасан и защищать ваши дальневосточные рубежи от фашистских союзников – японских милитаристов. Бабушку разрежет пополам, а поезд сойдет с рельсов. Ха-ха-ха!

Зловещий хохот матерого преступника, бывшего белогвардейца и помещика, потряс сторожку.

– Этому не бывать! – воскликнула Красная Косынка и бросилась прочь.

Она выскочила на насыпь и побежала по шпалам навстречу скорому поезду, который шел на Восток.

Вот она уже поравнялась с бабушкой, которая была привязана к рельсам.

– Не отвязывай меня, Кариночка, – из последних сил прошептала бабушка. – Пускай я погибну, а ты маши, маши красной косынкой, зови на помощь краснокрылые самолеты и броневые машины танков. И пусть из моего старого погибшего тела вырастут алые маки и красные гвоздики.

Но тут к Карине подбежал комсомолец Миша Каганович, вырвал из ее руки красную косынку и стал махать ею, привлекая внимание машиниста. Карина же развязала бабушку и стащила ее с насыпи.

Они были спасены.

А вот Миша Каганович спастись не успел.

Его разрезало пополам колесами скорого поезда.

Погибшего комсомольца посмертно приняли в почетные пионеры первой гуслярской неполной средней школы.

Когда Миша Каганович испустил последний вздох, сзади донесся страшный вой. Это советские чекисты взяли с поличным диверсанта в бабушкиной шкуре.

Не удалась империалистическая провокация!

Карина помогла бабушке дойти до сторожки стрелочницы. Там она передала ей пирожок с капустой и свежий номер газеты «Гуслярское знамя» с отчетом о чистке партийных рядов. Бабушка сразу начала читать газету, а Кариночка поспешила домой.

Назавтра она получила «хорошо» по русскому языку.

Так поступают пионеры.

Собкор Николай Ложкин.

Вырезано из газеты «Гуслярское знамя»

от 18 октября 1938 года.

Из последующих сочинений Николая Ложкина, который прожил долгую и бессмысленную жизнь, пристрастился к игре в домино и стал получать персональную пенсию, в отечественной литературе остались письма в различные редакции, чаще всего в журнал «Знание – сила» и «Блокнот агитатора», и сообщения о различных сторонах жизни города Великий Гусляр. Случалось, его корреспонденции вызывали живейший читательский отклик.

Но это все в прошлом. А нынче Ложкин стоял посреди комнаты, положив ладонь на кипу своих произведений, и откашливался, готовясь к тому, чтобы озвучить свое первое желание. Взгляд его был прикован к маленькой золотой рыбке, которая медленно кружилась в медном тазу, ожидая его велений, как робкая девушка ожидает слов от юноши, который намеревается сделать ей предложение руки и сердца.

– Желаю! – громко произнес Ложкин. – Желаю иметь однотомное собрание сочинений в кожаном переплете на мелованной бумаге. С золотыми буквами на переплете. Поняла?

– Чего ж непонятного? – сказала рыбка.

Раздалась нежная мелодия, и кипа бумажек исчезла со стола. Вместо нее на столе лежал аккуратный томик с золотым обрезом и золотыми буквами на корешке. Очаровательное произведение переплетного искусства.

Подобно жадному гурману, накинувшемуся на жареного рябчика, Ложкин схватил томик и принялся его листать.

По мере перелистывания он бледнел, краснел и на его лице вырисовывались бурные, обычно скрытые чувства.

Ложкину хотелось показать эту книгу жене, но сперва ее надо было подарить некоторым нужным и приятным людям.

Он кинул взгляд на стол и только тут сообразил, что больше книг нет.

– Ах, – сказал он. – Где книжки?

– Какие книжки? – спросила рыбка.

– Остальные.

– Мне была велена одна книга, – жестко возразила рыбка. – Я ее изготовила. Надеюсь, претензий нет.

– Какая одна! – возмутился Ложкин. – Мечи остальные.

– Какой тираж нужен?

– Такой тираж, чтобы в каждом книжном магазине нашего государства мой однотомник стоял. Где Толстой, там и я, где Шолохов, там и Ложкин!

– Большой тираж, – вздохнула рыбка. – Нелегкое поручение.

– Сделаешь или нет?

– Придется сделать.

– Так давай!

– Всё!

– Что – всё?

– Сделано.

– Где книги?

– В магазинах. Как просил. Во всех книжных магазинах государства, рядом с произведениями Льва Толстого.

– А почему не вижу?

– Так они же в магазинах!

– А мои где? Где моя доля?

– Можете пойти в магазин и купить.

– Не говори глупостей. Что же я, должен собственные книги по магазинам покупать? А ну, чтобы сейчас же на столе было десять моих книг!

– Сейчас, – ответила рыбка.

Она вздохнула.

На столе появилась стопка книг в кожаных переплетах.

– Ну то-то, – утешился Ложкин. – А теперь переходим к следующим желаниям.

– Каким желаниям? – спросила рыбка.

– Моим.

– Любопытно, – сказала рыбка. – И какие же в тебе кипят желания?

– Я намерен вернуть обратно великий могучий Советский Союз не только в гимне, как уже сделано, но и в остальных апсектах.

– Аспектах, – поправила Ложкина рыбка.

– Не важно. Главное, чтобы ликвидировать эту самую демократию и порнографию на экранах телевизоров. Чтобы всех гадов в тюрьму упечь, чтобы воспевали, а не злобно критиковали, чтобы восславить партию, которая ведет к горизонтам, чтобы всюду колбаса была по два двадцать и никаких тебе Канарских островов, чтобы…

– Все ясно, Ложкин, – сказала рыбка. – Придется тебе подождать следующего раза.

– Не понял! – прогремел Ложкин.

– А чего тут непонятного, если ты все желания уже заказал и исполнил?

– Ничего подобного! Не жульничай, а то задушу! Я у тебя только однотомное сочинение попросил, а все остальное еще впереди.

– Первое желание было – изготовить однотомник.

– Правильно.

– Второе желание – изготовить массовый тираж, чтобы твоя книжка в любом книжном магазине рядом со Львом Толстым стояла.

– Ну уж нет – это то же самое первое желание.

– Обращайтесь в суд, – сказала рыбка. – Даже в Страсбургский по правам человека. Желаний было два.

– Я тебя затаскаю по судам!

– А третьим желанием ты попросил десять книг на этом столе тебе выдать. Вот ты и получил…

– Ни в коем случае! Это было одно желание! Я тебя никуда не выпущу, пока не исполнишь! Какая мерзавка! И я знаю, в чем дело, – тебя купили!

– Чего шумишь? – крикнула из кухни жена. – Опять не то пожелал?

– Враги! – откликнулся Ложкин. – Всюду враги. Обманули, ввели в заблуждение. И не удалось мне возродить нашу славную державу!

– Ну вот, а корыто худое, – сказала жена.

– В следующий раз, – откликнулся Ложкин. – Еще не вечер.

Он был историческим оптимистом.

Сунул руку в медный таз, чтобы придушить рыбку, но его опередила большая черная ворона, которая успела снизиться на подоконник, выхватить рыбку клювом и унести в небеса.

– Туда тебе и дорога, провокатор! – крикнул вслед Ложкин.

И уселся листать свой однотомник. Все-таки кое-чего мы добились. А ворона несла рыбку к себе в гнездо, и путь ее лежал через речку. И в тот момент внутренний голос подсказал ей:

– Раскрой клюв, раскрой клюв, раскрой клюв, тебе говорят!

Ворона раскрыла клюв, и рыбка, немного помятая, но здоровая, упала в воду.

Зоомагазин опустел.

Владельцы рыбок поспешили загадывать желания, а Лена с Олей остались одни. Даже Никодим уехал, а верный Мирослав скрылся с рыбкой.

– Может, Слава будет просить у рыбки моей руки? – спросила Оля.

– Глупости, – возразила Лена. – Зачем ему через рыбку это делать, когда ты ждешь не дождешься, чтобы он напрямки тебя попросил.

– Но ведь не просит, стесняется.

– А может, не хочет?

По этому обмену репликами вы можете понять, что Оля еще наивна и оптимистична, а Лена ни в жизнь, ни в мужчин не верит. Ее молодость миновала, так толком и не начавшись.

– Ты его не знаешь, – сказала Оля. – Он совсем не такой плохой, как тебе кажется.

– Мне не кажется, я знаю, – отозвалась Алена. – Он на Армена пашет. А Армен – нашего магазина крыша. Вот твой Славик и следит, чтобы мы не заработали больше, чем положено.

Это был не первый разговор на эту тему. И развивался он по стандарту.

– Прежде чем Славика обвинять, ты бы о своем Бореньке вспомнила! Сделал тебе ребеночка – и с концами! В восемнадцать будешь ты матерью-одиночкой.

Бывает же такое в жизни: Лена детей терпеть не могла, даже в детстве со сверстниками не играла в песочек. И надо же – стала жертвой нескольких ночей любви. И решила: бог с ним, с Борькой, рожу ребеночка, Борька от меня никуда не денется – женится как миленький, испугается общественного мнения. Алена никому не сказала, что подзалетела, даже от сестры скрыла. И когда уже никаких сомнений не оставалось, то сообщила радостную весть Бореньке, в которого была влюблена, как дикая кошка. Вы не поверите, но Боренька вовсе не обрадовался. И не поспешил жениться на юной возлюбленной. А сказал примерно следующее: «Учти, денег на аборт у меня нет и не будет. Проси у своей мамаши».

Это был непереносимый удар, потому что и у самой Лены денег не было ни копейки, у нее все Боренька отнимал, чтобы прилично одеться. И у Оли не было, она только что туфли купила фирмы «Габор», а у мамы просить – проще сразу повеситься.

Лена проплакала всю ночь, а потом что сделала? Вы думаете, взяла денег в кассе магазина? Заняла их у друга детства? Ничего подобного. Она пришла к твердому выводу, что Боренька так среагировал на ее слова от свойственного мужикам чувства робости, нерешительности и стеснительности, хотя в том Бореньку обвинить было невозможно. И она стала ждать, когда Боренька придет к ней со словами: «Я все понял! Побежали в загс. Как мы назовем нашего малыша?» Через два месяца пустого ожидания, когда ни о каком аборте и речи быть не могло, Боренька уехал из Великого Гусляра. На заработки и поиски счастья.

А животик Алены принял такие очертания, что даже мама догадалась: это не избыточный вес.

Пороть Алену было поздно и негигиенично. Дом был залит мамиными слезами, которая всю жизнь пахала как проклятая, выращивая двух дочек без отца-беглеца, и лишь сестра Оля оставалась спокойной. И знаете почему? Оля обожает и маленьких, и больших детей. Она мечтала даже пойти после восьмого класса работать уборщицей в детский садик, но там так мало платят, что о туфлях фирмы «Габор», которые Оля тоже любила, нельзя было и подумать. Вот и работали сестрички рядом до этого знаменательного дня и опомнились в пустом магазине с одной рыбкой на двоих.

– У нас три желания, – сказала Оля. – Как будем делить? Я предлагаю по одному желанию личному, а одно общее. Не возражаешь?

– Не верю я в сказки, – ответила Алена.

– А может, тебе загадать колясочку для маленького? – спросила Оля.

Лена отрицательно покачала головой. Она была куда мудрее сестры и понимала, что загадывать колясочку все равно что колоть паровозом орехи.

– Я подумаю, – сказала Лена, хотя в ее сознании желание уже начало материализовываться.

Вы догадываетесь?

Я тоже догадался с самого начала. Лена решила вернуть себе Бореньку. А почему бы и нет? Но она не спешила говорить об этом вслух. Надо бить наверняка.

– И я пока подумаю, – сказала Оля, но, вместо того чтобы просто думать, она достала листок бумаги и принялась записывать в столбик приходящие в голову желания. Как значительные, так и пустяковые.

Столбик у нее получился примерно такой:

Чтобы Мирослав вел себя прилично и не приставал.

Дубленка.

Поступить в техникум.

Встретить такого парня, чтобы все лопнули от зависти, а он бы ей цветы покупал.

Чтобы Мирослав не матерился.

Чтобы с Ленкой было по отдельной комнате.

Чтобы у Ленки родился ребеночек и они его вместе воспитывали, без мужиков, от которых никакой пользы.

Чтобы в третьем квартале не было недостачи.

Новый стильный купальник, чтобы ничего не закрывал.

…У Ольги все возникали новые желания, но ни одно из них не было главным или страстным. Если бы все исполнить, это был бы кайф, а если выбирать, то не известно какое.

Но Алена была готова к первому и единственному желанию, которое свойственно будущим матерям.

– Я загадаю, хорошо? – спросила она.

– Давай, сестра, – произнесла Ольга.

И Алена, зажмурившись, произнесла. Тихо и внушительно, словно колдовала:

– Пускай Борис немедленно вернется ко мне!

Ольга только ахнуть успела.

И посреди магазина стоял Боренька, эгоистичная душонка, отец нашего ребенка, ни дна ему, ни покрышки.

Несмотря на то что день был в полном разгаре, Боренька был одет лишь в трусы в цветочек и шлепанцы – на плечах полотенце, щеки в алой губной помаде, взгляд утомленный и обалдевший.

– Это что происходит? – спросил он грозно, вместо того чтобы броситься на шею своей возлюбленной.

– Боря, – ахнула Алена, которая глазам своим не верила. – Ты почему пришел в таком виде?

– Я пришел? – удивился Боря. – Я пришел? Я попал в ловушку! Мне это снится.

Если вы думаете, что соблазнитель Боря был героем, молодцем вроде купца Калашникова, то вы ошибаетесь. Боря был невысок ростом, склонен к полноте, но руки и ноги у него оставались тонкими и голубоватыми, несмотря на все попытки загореть.

– Что творится, где Римма? – кричал он. – Кто посмел вырвать ее из моих объятий?

– Ты дома, – сказала Алена. – Ты вернулся ко мне и своему будущему ребенку. Успокойся и иди одеваться.

– Какой дом? – возмутился Боренька. – Мой дом в Вологде, я пребываю сейчас на берегу в оздоровительном комплексе «Северное сияние».

– И рядом с тобой новая возлюбленная? – строго спросила Ольга, которая поняла, какую глупую ошибку совершила ее сестра.

– Какого чёрта! – Боря топнул ногой. – Как ты меня затянула в омут мещанской жизни?

– Это золотая рыбка, – призналась Алена, – как в сказке. Я ей загадала желание, чтобы ты вернулся. Я думала, что ты будешь рад…

Голос ее колебался, словно оборванная скрипичная струна. Она уже поняла, что совершила глупую ошибку.

И свидетельством тому стали ее слова:

– И аборт уже поздно делать.

– Какие рыбки? – спросил Боря. – Повторите, какие рыбки? Где они? Кто выдает желания?

Вялой рукой Алена показала ему на банку, в которую они с сестрой пересадили рыбку из карандашного стакана.

Боря резко обернулся к рыбке.

– Понятно, – сказал он плотоядным голосом. – Сколько у нас осталось желаний?

– Два, – скучно бросила Алена.

– А ну, – приказал Боря, – прошу вас, девочки, отойти и не мешать мужчине.

– Это наши общие желания! – воскликнула Оля.

Боря уже не видел ее.

Он бормотал зачарованно:

– Сначала надо… надо квартиру и машину… нет, сначала надо виллу на Кипре. Нет, сначала надо дворец в Баварии… начнем с дворца в Баварии…

Если бы кричать сразу, может быть, рыбка не сообразила бы и выполнила его преступную волю, но, пока он бормотал, пришла в себя Ольга и поняла, что нельзя терять ни секунды. Она закричала страшным голосом:

– Рыбка, у меня срочное желание! Чтобы этот тип, чтобы Борис Глебкин исчез навсегда с наших глаз, чтобы мы его никогда не видели и он бы никогда не вернулся в Гусляр. Пускай он живет… в Патагонии или на острове Пасхи, но чтобы даже не помнил наших имен…

– С удовольствием, – произнесла золотая рыбка.

На месте Бори возникло завихрение воздуха и шуршание, словно в отдаленной галактике столкнулись две звездочки.

И нет Бори. Отправился в Патагонию.

Будто не было никогда.

– Ну что ты наделала! – зарыдала Алена. – Я же никогда теперь его не увижу!

– А ты хочешь его видеть?

– Не знаю.

– Ты что, не поняла, в каком он виде и с какими желаниями?

– Я все понимаю, – прошептала Алена. – Но все же он – отец ребенка. Мне без отца этот ребенок и вовсе не нужен. Жизнь они мне на пару поломали! С обрыва, что ли, сброситься?

– Не стоит он того, чтобы бросаться, – сказала Ольга, имея в виду Бориса.

– Я знаю! – диким голосом возопила Алена. – Отдай мне последнее желание! Оля, Оленька, ты же меня любишь! Отдай мне желание!

Оля не успела ответить, как послышался голосок рыбки, которая уже близко к сердцу принимала страдания девушек.

– Если она снова будет своего Бореньку возвращать, я отказываюсь.

– Нет, – сказала сквозь слезы Алена, – не буду я его возвращать.

– Тогда скажи, чего хочешь, а я не буду спешить с исполнением, – сказала рыбка, – если твое решение разумно, я его выполню.

Ольга кивнула.

– Я хочу, чтобы я больше не была беременной, – сказала Алена. – Пускай я снова стану девушкой.

– Ой! – воскликнула Ольга. – Но ведь ребеночек уже есть!

– Вот именно, – сказала рыбка. – Я могу сделать тебя снова девушкой, но совершенно не представляю, куда денется младенец из твоего живота.

– На помойку! – крикнула Алена.

– Это жестоко, – сказала рыбка. – У меня, например, рождается около тысячи икринок, и я ни одну из них не подумаю выбросить на помойку.

– Тогда я утоплюсь.

– Не следует этого делать, – сказала рыбка.

– Я все равно утоплюсь!

– Но куда мы денем младенца?

– Ой, – вмешалась в их нервную беседу Оля, – а нельзя мне этого ребеночка взять?

– Как так взять?

– Перенеси его в меня, – попросила Ольга. – Я его уже заранее люблю. Я всегда его любила, я всех маленьких детей люблю, я его рожу, я его кормить буду, я его в школу отведу, ну пожалуйста!

– Но если у тебя свои будут?

– А он что, разве будет не мой?

– В какой-то степени твой.

– Никто не догадается, – сказала Оля, – мы же с Аленой на одно лицо!

Рыбка спросила у Алены:

– А ты как к этому относишься?

– Мне до лампочки, – отозвалась Алена. – Пускай в приюте поживет.

– Приют – это мой живот, – сообщила Ольга. – Выполняйте желание!

Произошло помутнение атмосферы, шуршание звездных скоплений, возникла космическая мелодия, Алена мгновенно похудела и настолько потеряла в весе, что ей пришлось схватиться за угол прилавка, чтобы не упасть, зато ее сестра качнулась вперед и уперлась руками в стену, ибо у нее мгновенно вырос живот.

– Какое счастье, – сказала Ольга, придя в себя.

– Какое счастье, – сказала Алена, придя в себя.

Когда сестры отдышались, они понесли банку с рыбкой к реке, а по дороге рыбка их предупредила:

– Вам надо приготовиться к тому, что даже дома Ольгу теперь будут называть Аленой, и наоборот.

– Я понимаю, – сказала Алена.

Она не могла сдержать жестокой улыбки. Теперь у нее на всю жизнь будет жестокая улыбка.

– И Ольге придется пережить все моральные неприятности, связанные со статусом матери-одиночки, – сказала рыбка.

– Первые шесть месяцев Алена за меня отработала, – сказала Ольга и поцеловала сестру в щеку.

Алена посмотрела на сестру и в первый, но далеко не в последний раз позавидовала ей.

Забегая далеко вперед, надо сказать, что когда через три месяца Ольга родила маленького Сережу, врачи, что обследовали ее, констатировали редчайший случай непорочного зачатия. И когда через болтливых медсестер эта новость распространилась в Гусляре, у Ольги появились поклонницы, которые полагали, что она – святая женщина. Но это уже другая история.

Если задуматься, то ситуация возникла глупая. Невероятная и даже не фантастическая, потому что любая фантастика ищет объяснений, а тут – сплошные нелепости. И когда впоследствии компетентные лица старались разобраться в накладных и понять, как могло случиться, что в торговую сеть вторично попали говорящие золотые рыбки, то выяснилось: накладные составлены непрофессионально, неразборчиво и просто неграмотно. Всегда у нас так – большое дело делаем, а простую бумажку составить не умеем.

Не удивительно, что в поступках затронутых событиями людей также прослеживались нелепости.

Возьмем Армена Лаубазанца.

Он, как голодный кот, ходил вокруг банки с рыбкой, но, будучи опытным бандитом, не спешил высказывать желания. И после часа раздумий позвонил по межгороду в село Санаин, где живет его дедушка Ашот, мудрый человек.

Армен объяснил дедушке, в чем проблема.

– Желания клубятся в моей голове, – сообщил он, – но не могу выбрать принципиальное.

– Буду думать, – ответил дедушка.

Он перезвонил внуку через двадцать минут и сказал:

– Самое важное – вернуть Арарат в Армению. Добром турки нам эту великую гору не отдадут. Значит, не зря господь послал тебе золотую рыбку. Требуй от нее возвращения Арарата. А уж потом будем думать о семейном благополучии.

– Я хочу тогда, – заглянул в будущее Армен, – организовать экспедицию на Арарат, чтобы найти там Ноев ковчег.

– Молодец, – сказал дедушка. – Но сначала верни его в Армению.

Счастье – это уверенность в себе. Так учил Заратустра. Счастье снизошло на Армена. Он выпил квасу и сообщил рыбке:

– Мое первое желание: пусть Арарат вернется из Турции на родину.

– Слушаюсь, – проговорила золотая рыбка, махнула хвостиком и ушла в глубину банки.

В следующий момент посреди комнаты образовался склонный к полноте мужчина средних лет. Был он лыс, но над ушами колосились черные кудри. Взгляд у него был яростный, сверкающий, в одной руке он держал шампур с недоеденным шашлыком, в другой – шелковую салфетку.

– Это что за безобразие! – воскликнул мужчина. – Ты хочешь, чтобы я шашлыком подавился? Я же тебя по судам затаскаю…

И только тут человек сообразил, что его куда-то перенесло.

– Где я? – спросил он.

– А ты кто такой? – спросил Армен.

– Кто такой? Ты что, не знаешь меня? Меня весь Конотоп знает. Я Арарат Мкртчян! А ты – ничтожный похититель моего времени!

– А ты где? – упавшим голосом спросил Армен.

– Как – где? На курорте Анталья, в гостинице пятизвездочной «Ататюрк», тебе что, не сказали?

– Значит, ты в Турции?

– Слушай, – Мкртчян стал нервно осматриваться. – Мне все это не нравится. Где гостиница? Где моя девушка Ксения? Кто меня похитил?

– Тебя не похитили, – сказал Армен. – Тебе хотели как лучше сделать. Тебя хотели из Турции вернуть… – Тут Армен обернулся к банке с рыбкой и зашипел: – Ты что, посмела издеваться, да? Ты зачем товарища от обеда оторвала? Какое ты право имела?

– Я точно выполнила пожелание, – сказала рыбка. – Ты просил вернуть Арарата из Турции, просил, да?

– Я гору просил! Я просил границу передвинуть, а не человека от обеда отрывать.

– Ты сказал, что имеешь в виду гору, а не конкретного человека? – спросила рыбка.

– Я сказал, что каждый нормальный человек знает! А этого самого Арарата кто знает?

– Меня мама знает, – обиделся Мкртчян, – меня Ксения знает, меня сотрудники по предприятию знают. Не обижай меня и немедленно отправь обратно! А то я милицию вызываю.

– Этот вызовет, – сказала рыбка. – Я в людях разбираюсь.

Мкртчян превышал Армена размерами и надвигался на него, как слон на зайца, намереваясь проткнуть насквозь шампуром.

Конечно, тут бы самое время позвать охрану, но охрана уехала на обед, Армен сам ее отправил, чтобы не было лишних свидетелей.

– Стой! – закричал испуганный Армен. – Все нормально! Рыбка, слушай мою команду! Немедленно верни Арарата в Турцию на то место, откуда он сюда приперся!

И в последнее мгновение Мкртчян успел протянуть Армену шампур с остывшим шашлыком. Может быть, пошутил, а может быть, в самом деле догадался, что Армен искренне переживает свою ошибку.

Было пусто и тихо.

«Какой же я был идиот, что стал слушаться деда. Дед давно из ума выжил, а я как дурак его всерьез принял. Какой еще Арарат? А что, если бы гора к нам переехала или граница подвинулась? Только один международный скандал и никакой человеческой радости. Ах, какой я идиот!»

И тут зазвонил телефон.

И конечно же звонил дедушка из Санаина, выживший из ума националист, тоскующий по былой славе армянского государства. Тот самый, который заставил молодого человека добывать из Турции Мкртчяна. «Ну, сейчас я ему все объясню!»

И Армен все объяснил старому деду. Все высказал и даже собственное отношение к некоторым выжившим из ума старикашкам.

И, выслушав его, мудрый старик переспросил:

– Значит, ты этого туриста Арарата вновь в Турцию отослал?

– Разумеется, охота мне было по судам отдуваться!

– Грустно, – сказал дедушка.

– А мне как грустно! Два желания истратил и как был на исходной позиции, так на ней и стою.

– А кто виноват?

– Ты, дед, виноват! – не выдержал Армен. – Глупый совет дал, а теперь мне расхлебывать.

– Нет, – сказал дедушка. – Не я глупый совет дал, а ты две непростительные глупости совершил.

– Ну уж!

– Почему ты рыбке задание не конкретизировал, а? Почему ты не подумал, что она разбирается в географии, как моя третья жена? Мог же сказать, что гора такая существует?

– А кто мог предположить, что в Турции отдыхает армянин с таким дурацким именем?

– Это не дурацкое имя, это патриотическое имя. Его отец мечтал о горе, как твой отец мечтал о романтике, когда твоего брата Гамлетом назвал. Разве Гамлет – это дурацкое имя?

– Гамлет – это другое дело, – возразил Армен, но прозвучало это неубедительно.

– А про твою вторую глупую ошибку сказать? – спросил дедушка.

– Как хочешь.

– Сколько путевка в Турцию стоит?

– Пятьсот долларов, – сразу ответил Армен.

– Что тебе помешало попросить у рыбки миллион долларов, а тысячу из них отдать этому Арарату, чтобы он снова в Турцию полетел и еще в выгоде остался?

Наступила долгая пауза. Армен молчал, молчал, а потом бросил трубку.

– Эй, наивный мальчик, что ты не отвечаешь? – спросил дедушка.

В трубке зазвучали короткие гудки.

– Интересно, – сказал сам себе дедушка, – как этот идиот загубит последнее желание?

Еще не успело рассеяться помутнение воздуха, вызванное желаниями Армена Лаубазанца, как наступила пора следующего неудачного желания.

На этот раз жертвой его стал сам Никодим, инопланетный шпион, опытный человек, законченный негодяй. Вот уж от кого ошибок нельзя было ожидать.

Но именно черная инопланетная душа Никодима и вызвала к жизни последующие события.

Сперва Никодим, затолкав золотую рыбку в водонепроницаемый карман кожаной куртки и наполнив его водой из-под крана, снова вышел на связь с начальством. Там, в пункте Два-икс созвездия Кита, шло секретное совещание.

– Ну и как? Получил? Отравил? Уничтожил? – загалдели акулы космических злодейств.

– Рыбка получена, – ответил Никодим. – И готова к употреблению.

Пункт Два-икс включил все компьютеры, чтобы решить, как лучше всего использовать нежданное везение в интересах меж звездной вражды.

А Никодим стал ждать.

И думать, может, и ему что-нибудь обломится от этого счастья?

Резиденту на Земле бывает тоскливо и одиноко. Годами приходится таиться в чужом облике, вдали от семьи и друзей. И далеко не всегда материально он может компенсировать потери в бесцельно прожитых годах. И вот сейчас у Никодима (настоящего его имени вам никогда не выговорить) появилась возможность натянуть нос спецслужбам, скрыть от них дополнительные возможности…

– Сколько всего желаний? – спросил Центр.

Никодим готов был сказать «одно». И тут же испугался, что голос его выдаст. Но и лишить себя возможности короткого счастья он не желал.

– Два, – выговорил он.

«Два… – понеслось через пространство… – Два! Два! Два! Два!»

Величайшие злобные умы Черных галактик мечтают об удушении всех свободолюбивых цивилизаций. Землю они, к сожалению, относят именно к их числу. Значит, намереваются ее уничтожить. Но не сразу и так, что Верховный совет галактики, который пресекает все случаи геноцида, ни о чем не должен догадаться.

Они ждут своего часа…

И вот, дождавшись, они велят Никодиму подготовиться к исполнению желания злобных сил.

А он, выслушивая приказ, думает совсем о другом.

И загадывает основное и страшное вселенское желание между делом, не задумываясь.

– Пусть отныне, – говорит он золотой рыбке, у которой от ужаса начинают осыпаться чешуйки, – жители Земли перестанут размножаться, пускай они потеряют интерес друг к другу – девушки к юношам, а мужчины к женщинам. Пускай они с удивлением будут читать о Ромео и Джульетте и хохотать над проблемами Отелло. Пускай Лейла и Меджнун, Тинатин и Тэриел станут для них пустым звуком. Пускай с сегодняшнего дня не будет больше зачато ни одного человеческого ребенка. И пускай через девять месяцев из роддома № 1 выйдет последняя мать с новорожденным младенцем. Далее – пустота.

– О нет! – воскликнула рыбка.

Но что она может поделать! Ведь рыбка не более чем исполнитель.

– А второе мое желание заключается в том, чтобы уже рожденные дети потеряли желание учиться и способности к обучению. Чтобы человеческий род пресекся в ближайшие десятилетия и последние представители его были бы неучами, не способными сидеть у компьютера или подниматься в небо. Это будет раса ничтожеств!

– О нет! – закричала рыбка.

Но что она могла поделать.

А Никодим даже не заметил, что он совершил, как он погубил земную цивилизацию. Он думал лишь о себе. О третьем личном пожелании.

– Пускай сюда прибудет моя супруга, – произнес Никодим, – со всеми нашими детишками. Пускай они побудут со мной хоть немного, я так о них тоскую!

Никодим искренне полагал, что он сделал так много для своей родины, что даже если там узнают о его инициативе, то строго наказывать не станут.

Беда заключалась вот в чем.

За годы работы на Земле Никодим постепенно забыл, что внешне он теперь отличается от своей жены и детей. Ведь государство пошло на невероятные расходы, чтобы превратить его физиологически в человека. Конечно, Никодим мог бы попросить рыбку придать жене человеческий облик, но ведь у него оставалось лишь одно желание. Превратишь – а как обратно превращать? Не станет же он мириться с тем, что жена станет уродливой, как все земные женщины. О нет, только не это! Достаточно того, что он сам невероятен и отвратителен для иксового глаза.

И вот легкомыслие инопланетного агента привело к тому, что земля на площади Землепроходцев вскипела, вспучилась, поднялась холмом, и наружу медленно выполз червь, вернее червячиха, длиной в шестнадцать метров и диаметром в три. По всем меркам она была первой красавицей на Два-икс, и когда вышедший навстречу Никодим увидел ее, у него дыхание перехватило от эстетического благоговения. Как же он смог прожить все эти годы в окружении уродов?!

Никодим побежал через всю площадь к червячихе, к прекрасному инопланетному созданию с криком:

– Наша лапонька приехала!

И все их детишки, что извивались на спине матери, подобно живым волосам горгоны Медузы, в ужасе от необычного зрелища – бегущего к ним человека – заметались и стали скручиваться в кольца.

Но мать всегда мать.

Она распахнула свою желтую пасть, в которую хоть и с трудом, но мог бы уместиться рейсовый автобус, смела с площади оранжевым языком бегущего к ней Никодима, включая его кожаный костюм и сапоги, и проглотила резидента целиком, практически не пережевывая, как она делала обычно с пролетающими мимо стрекозами.

Никодим пролетел внутрь жены, скользнул вниз по пищеводу и окунулся непутевой головой в кипящий желудочный сок.

Вот и пришел конец агенту.

Хотя черное дело он успел совершить.

Хотя, вернее сказать, он совершил по одному черному делу во всех трех желаниях.

Во-первых, лишил Землю стремления размножаться.

Во-вторых, отнял у молодых землян страсть к знаниям.

В-третьих, не только сам погиб, но и оставил после себя неутешную ядовитую вдову длиной в шестнадцать метров, которая в ярости и растерянности свивала и развивала кольца на площади и никак не могла сообразить, кто и почему ее сюда приволок.

Именно об этом шел разговор вокруг чуть покосившегося могучего стола для игры в домино во дворе дома № 16 по Пушкинской.

Сидели там Корнелий Удалов, который сберег свою золотую рыбку и не спешил реализовать ее возможности, потому что как опытный космический путешественник, межпланетный психолог и просто поживший на свете человек знал, что вскоре ему придется пожертвовать своими желаниями, чтобы спасти город от последствий чужих необдуманных порывов.

Напротив него, опершись локтем о стол, сидел великий ученый профессор Минц, который также понимал, что ничего хорошего от рыбок ждать не приходится. Не созрела еще Россия для того, чтобы пользоваться золотыми рыбками.

Третьим в этой интеллигентной компании оказался недавно поселившийся в Великом Гусляре жулик, пройдоха, религиозный мракобес, но в то же время веселый озорной человек и неплохой волшебник Ходжа Эскалибур. Его только в последнее время стали принимать в порядочном обществе, и он нередко приходил в него в сопровождении юных неофиток, то есть девиц, которые презрели учебу, родительскую ласку и прочие достижения цивилизации ради того, чтобы сидеть у ног волшебника и пророка и глядеть на него бездумными телячьими глазами.

На этот раз он пришел в одиночестве.

Слишком серьезным было дело.

И никто, кроме этих трех джентльменов, не отдавал себе отчета в том, чем история с золотыми рыбками может аукнуться для города и всей нашей планеты.

Тридцать лет назад желания были локальными, потому что сама цивилизация Советского Союза была замкнутым явлением.

Теперь же все изменилось.

Распахнулись психологические ворота.

Мир стал единым.

– Ничего доброго я не жду, – сказал Минц. – Потому что народ у нас эгоистичный и каждый тянет одеяло на себя.

– И не понимает, – подхватил Удалов, – того, что мир – это сплошной сообщающийся сосуд. Где в одном месте убыло, в другом прильется. И если ты пожелал отхватить двойной дачный участок, это означает, что у твоих соседей станет меньше соток.

– Пример наивный, – сказал Минц, – но верно передает суть человеческих отношений. Тем более, если ты станешь этому захватчику объяснять, что нельзя отнимать сотки у соседа, он ответит: «Это ваши проблемы», что стало самым популярным высказыванием в мещанской среде.

– Наша обязанность быть монитором, – заметил волшебник Эскалибур. – И как только мы заметим тревожные тенденции, немедленно принимать меры.

Его черные, блестящие, выпуклые глаза сверкали при этом так зазывно и лукаво, что казалось, будто он рассуждает о веселой выпивке или танцульках. А не о судьбах нашей планеты.

Он материализовал несколько бутылок пива «Сибирская симфония», и Удалов подумал: ну зачем такому пройдохе золотые рыбки, он же сам почище их может колдовать.

– А вот и не так, – перехватил его мысли волшебник. – Я могу решать проблемы житейские, бытовые, но никого мне не сделать владычицей морскою или даже сватьей бабой Бабарихой.

– Вот именно, – подтвердил профессор Минц, занятый своими мыслями.

И тут внимание мудрецов Великого Гусляра привлекла Тася.

Тася живет через два дома, ей семнадцать лет, она не то чтобы красива, но чертовски мила, всегда лохмата, всегда курноса и губаста. Куда она идет – не столь важно, но если сказать правду, то к своей тетке, чтобы та сшила ей нечто рискованное. Если у тебя нет денег, чтобы одеваться в парижских бутиках, да, впрочем, и бутиков в Гусляре еще не завелось, то всегда остается надежда на тетушку современных взглядов.

Тася была девушкой воспитанной, и она вежливо поздоровалась с дедушками и дяденькой, которые сидели за столом и пили пиво.

Дедушки и дядя тоже с ней поздоровались.

Пройдя несколько шагов, Тася замедлила шаги и потом приостановилась.

Что-то было неладно.

Мужчины на нее неправильно смотрели.

В семнадцать лет хорошенькая девушка отлично знает, как мужчинам полагается на нее смотреть. И она, хоть, может быть, вслух возражает против таких наглых взглядов, понимает, что они – своего рода комплименты. И пока взгляды несутся к ней со стороны половозрелых мужчин, у нее еще всё впереди.

А Тася, миновав мужчин за столом, вдруг поняла, что они на нее смотрят не так. Равнодушно смотрят. Как Лидия Семеновна в поликлинике на профилактике.

Она обернулась.

Никакой реакции. Флюиды до нее не долетели.

Тася пожала плечами и быстро пошла дальше, подчеркнуто раскачивая бедрами.

Никаких взглядов.

А через минуту и мужчины сообразили, что происходит нечто неладное.

– Видно, я совсем старым стал, – сказал Минц. – Гляжу на это лолитское создание, и ничто во мне не трепещет.

– Это пиво виновато, – сказал Удалов.

– Пиво ли? – произнес Ходжа Эскалибур. – Мне на возраст жаловаться рано. Еще второй тысячи лет не разменял.

– Климат, – сказал Минц. – Совершенно испортился климат.

За воротами заиграла музыка.

Они повернули головы.

У дома напротив остановилась кавалькада в составе двух иномарок и туристической пролетки. Именно в ней сидели жених с невестой.

Жених спрыгнул с пролетки.

Гости стали хлопать в ладоши.

Жених протянул руки к невесте.

– Ты что? – строго спросила невеста. – Платье помнешь.

– И то правда, – сказал жених и первым пошел в дом.

– Невесту забыл! – крикнули из толпы родственников.

– Да ладно, – отмахнулся жених. – Выпить хочется.

– Как выпить, так без меня! – возмутилась невеста, спрыгнула с пролетки и, подобрав подол, ринулась в дом.

За ней потянулись зрители и свидетели.

Минц нахмурился.

– Неладно, – сказал он. – Не нравится мне это.

Со стороны площади Землепроходцев послышался страшный рев, земля вздрогнула. Именно в этот момент самка с планеты Два-икс заглотнула своего любимого мужа.

– Разгул желаний, – произнес Ходжа Эскалибур. – Мы стоим на краю пропасти.

Во двор вошел Максимка-младший, внук Удалова.

– Вас отпустили на каникулы? – спросил дедушка.

– Отпустили, – ответил Максимка, вынул из ранца учебник «Родная речь» и принялся на ходу вырывать из него страницы. Страницы летели позади него, как стая чаек.

– Ты что делаешь? – испугался Удалов.

– Так ведь нас отпустили! – сказал Максимка.

– Это не означает, что вас не призовут в школу в будущем учебном году, – сказал дедушка.

– Чёрта с два! – ответил внучек. – Не видать им меня больше там как своих ушей.

Он продолжал рвать учебник, и Удалов не выдержал, вскочил, выхватил остатки книжки у ребенка, дал ему подзатыльник. Не успел еще Максимка зареветь, как профессор Минц спросил:

– И чем ты намерен отныне заниматься?

– В спецназ пойду, – ответил ребенок. – Буду террористов мочить.

– Славный мальчик, – заметил Ходжа. – Наверное, он будет решать национальный вопрос.

– Мальчик переутомился, – сказал Удалов и потащил сорванца домой.

Переутомился крошка, ничего страшного. С другими что-то происходит, но с нашими отпрысками дурного быть не может.

По детским воплям и мужскому крику было понятно, как они взбираются по лестнице на второй этаж.

Минц отпил из горлышка.

– Не может ли поведение ребенка, – сказал он, – быть связано с преступными или легкомысленными желаниями наших сограждан?

– Я вас не понимаю, коллега, – ответил Ходжа Эскалибур.

Минц слегка поморщился. В устах Ходжи Эскалибура слово «коллега» имело несколько издевательский оттенок. Минц был естественником, трезвым профессором и скептиком. Ходжа Эскалибур, появившись в Великом Гусляре, начал создавать какую-то языческую секту, соблазнять своих юных жриц, строить трехэтажный коттедж из вишневого датского кирпича, давать объявления в городскую газету о сеансах черной и белой магии и печатать гороскопы, которые совершенно не сбывались, но в которые верил весь город. Может быть, Ходжа Эскалибур был жуликом, а может быть, ловким фокусником, а может быть, там что-то было нечисто, но он так ловко умел втереться в доверие к достойным людям, что отделаться от него было невозможно. Даже Минца он смог обаять, причем совершенно нестандартным образом. Он стал ходить на стадион «Речник» и болеть за местную футбольную команду, причем всегда оказывался на соседнем с Минцем месте. А вы не представляете себе, как сближает совместное лицезрение спортивных состязаний. Люди высокого ранга смотрят теннис или даже делают вид, что играют в теннис, а вот демократы духа всегда идут на стадион болеть за футболистов.

Кстати, с Удаловым Эскалибур сблизился еще проще, потому что когда в том месяце Удалов приехал на озеро Копенгаген порыбачить, то увидел на своем любимом и постоянном месте черноглазого мошенника. При виде Удалова он освободил место и уселся неподалеку. И надо вам сказать, что у Удалова, как всегда, не клевало, а у Эскалибура клевало сказочно. Настолько, что Удалову захотелось поднырнуть под его поплавок и поглядеть, нет ли там, на дне, большого ведра со стерлядью, судачатами, подлещиками и иными редкими обитателями озера.

– Если желаете, – сказал Эскалибур, – могу уступить место. По-моему, мне незаслуженно везет.

Конечно же Удалов стал отказываться, но потом дал себя уговорить и перешел на пригорок Эскалибура.

И знаете, что произошло? Удалову стало везти.

Если бы у Корнелия Ивановича и на новом месте не клевало, то никаких добрых чувств в его сердце не возникло бы. Но когда он легко вытащил налима длиной в сорок шесть сантиметров, то в его душе шевельнулось что-то хорошее. Можете ли вы поверить: не успел Корнелий Иванович насадить нового червя и забросить крючок в воду, как поплавок нырнул, словно клюнул крокодил, а ведь существует легенда, что некогда они в озере водились, и даже не боялись морозов, а зимой дышали через лунки.

Но это был не крокодил.

Это был небольшой поджарый осетр. А уж эта рыба встречается в наших водоемах куда реже крокодилов.

– Удалов, ты гений рыболовства! – искренне воскликнул Эскалибур.

И Удалов предпочел ему поверить…

– Мне хотелось бы провести дополнительную проверку, – сказал Минц.

– Я бы предпочел подождать, пока обстоятельства станут яснее, – не согласился Ходжа.

– Почему? – спросил вернувшийся Удалов.

– Желания, – сказал волшебник, – в любом случае ведут к неприятностям. Не бывает безвредных желаний. Но их последствия не всегда очевидны.

– Не все желания вредные, – возразил Удалов. – Если ты желаешь хорошего для других, это ничего, кроме хорошего, не дает.

– Минц, объясните дяде Корнелию, насколько он наивен, – посоветовал волшебник.

– Мы столкнулись здесь с двумя школами мысли. Удалов представляет собой христианскую мораль. Воздаяние, самопожертвование, доброе дело и грех…

– Сейчас меня определят в кришнаиты, – улыбнулся волшебник.

– Скорее я назову вас буддистом, – сказал Минц. – Любое желание опасно, любое ведет к беде, и цель человеческого существования – достичь отсутствия желаний, то есть нирваны.

– Какой еще ванны? – обиделся Удалов, который решил, что волшебник над ним смеется. – Я хочу людям помочь.

– А людям нельзя помогать, – сказал волшебник. – Люди от этой помощи обязательно погибнут.

Удалов в отчаянии развел руками.

– Это садизм какой-то!

– Это жизнь, – возразил волшебник. – Мы можем проверить исполнение всех желаний, какие были загаданы в этом городке. И я вам гарантирую, что в конечном счете ни одно из них до доб ра не доведет.

– Спорю! – вскинулся Удалов. – Спорю на миллион долларов.

– Хотите их попросить у золотой рыбки? – спросил волшебник.

– Не важно!

– Важно. Потому что тогда вы становитесь в стройные ряды просителей. Не ожидал я этого от вас, Корнелий Иванович.

– Но ведь я же ради правды и даже справедливости!

– Не спешите расставаться с чужим миллионом, – остановил его волшебник, – ведь я его у вас еще не потребовал. Я бесплатно докажу вам свою правоту.

– Сейчас? Немедленно? – спросил Минц.

– Пожалуй, спешить не стоит, – откликнулся Эскалибур. – Ведь последствия могут проявляться не сразу. Но в любом случае я могу их предсказать. Это моя специальность.

– Начинайте, – потребовал Удалов.

– Я уже окинул наш город мысленным взором и понял, что в нем исчезла любовь. Я имею в виду любовь плотскую, которая всегда ведет к поддержанию вида. Отменены все свадьбы и свидания, разорваны все фотографии, и отправились на помойку эротические издания. В городе творится нечто несусветное, хотя никто толком не сообразил, что надвигается гибель земной цивилизации. В то же время дети и подростки потеряли тягу к знаниям, вскоре полностью опустеют школы и техникумы, и репетиторы останутся без работы. Затем остановятся институты и заводы, люди начнут забывать достижения науки и техники, хотя бы потому, что они им не понадобятся.

– Чье это желание? – спросил Минц.

– Это желание неизвестного мне пока инопланетянина, который выполняет задание своего злодейского центра. Он таится среди нас и тихо посмеивается.

– Надо его немедленно найти и изобличить! – воскликнул Удалов.

– Пока он этого не захочет, ничего у вас, Корнелий Иванович, не выйдет.

– Но это же опасно!

– Еще как опасно. Из всех опасных желаний это, пожалуй, самое опасное.

– Это желание – исключение, – сказал Удалов. – Мы постараемся вывести его на чистую воду.

– Тогда пойдемте по городу, – предложил Ходжа Эскалибур. – Проведем блиц-опрос граждан. И я в каждом конкретном случае докажу вам, что исполнение желаний приведет к беде. И правы буддисты, которые учат, что чем меньше мы будем желать, тем дольше проживем на белом свете.

На первый взгляд Великий Гусляр выглядел как обычно.

Город как город. Ездят машины, снуют торговцы, бегут купаться дети, мамаши с колясками стоят у фруктовых киосков… Владельцы золотых рыбок не спешат похвалиться своими достижениями, но если знаешь, что искать, и если у тебя развита интуиция, то сможешь отличить вчерашний город от Места исполнения желаний.

Друзья вышли на высокий берег реки Гусь.

Впереди поблескивало нечто массивное.

Вокруг происходило движение людей.

Обнаружилось, что там лежит задавленный до полусмерти золотыми цепями будущий бандит Мирослав, а возле, пользуясь его неподвижностью, трое или четверо жителей из соседних домов пытаются ножовками отпилить куски золота, чем причиняют Мирославу неудобство и даже боль.

Мародеры стали огрызаться при приближении зрителей, потому что решили, что Минц с товарищами включатся в грабеж.

– Уйди! – кричали они.

– Убьем!

– Долой!

– Спокойно, – ответил им волшебник Эскалибур.

Мародеры захохотали.

Мирослав устало плакал.

– Пойдем отсюда, – прошептал Удалов. Он давно жил в городе и был уверен, что не надо злить плохих мальчиков, потому что они могут тебя побить.

Но Эскалибур не боялся бандитов.

– Замри! – приказал он.

Бандиты замерли, как в детской игре.

– Спасибо, – прошелестел губами Мирослав.

– Сейчас мы освободим вас от цепей, – сказал волшебник.

– Век буду богу за вас молиться, – откликнулся на это предложение молодой человек.

С помощью легких пасов волшебник освободил шею и грудь Мирослава от невероятного груза и сказал, обращаясь к Удалову:

– Как вы видите, это пример горьких последствий неверно загаданных желаний.

– Я не хотел, – ответил Мирослав. – Я думал, как красивше, понимаешь? Я хотел цепь носить.

– Бросай ее, – сказал волшебник, – иди в народ, работай, будут у тебя честно заработанные цепи.

– Не цепи, – резонно возразил Мирослав, – а цепочки.

– И что ты будешь делать? – спросил Минц.

– Вы, граждане, пока посторожите золотишко, – ответил Мирослав, – а я за тачкой сбегаю. У нас в сарае где-то стояла.

И он, прихрамывая и клоня голову набок, умчался.

– Вот видите, – произнес Ходжа Эскалибур, – последствия ужасны и необратимы.

– Разрешите сказать фаталисту, – попросил профессор Минц. – Я убежден, что в споре не правы обе стороны. За исключением нескольких особых желаний, порожденных, вернее всего, иноземным мозгом, все остальные ничего не меняют. Да, молодой человек возжелал золотую цепь особого размера. Не случись золотой рыбки, он все равно со временем купил бы или отнял у кого-то свою золотую безделушку. Рыбки – это лишь ускоритель, катализатор естественных процессов.

– Точка зрения не хуже других ложных точек зрения, – заметил волшебник. – Обратите свои взоры на Коровий спуск.

На Коровьем спуске, не справившись с управлением дорогой и быстроходной машины, врезалась в дерево Лика, могучая красавица, ограбившая Мирослава.

Лика вылезла из автомобиля и, глядясь в зеркальце, вытирала кровь с царапины на щеке, притом грубо высказывалась, подобно современным писателям, полагающим почему-то, что некоторые мысли без помощи мата выразить невозможно. А ведь это не так. Без помощи мата нельзя выразить лишь катастрофическое отсутствие мыслей.

– Вот еще одно желание, которое привело к дурному результату. Приобретя автомобиль, эта прелестная женщина не подумала, что им еще надо научиться управлять, – сказал волшебник.

– Но не было бы желания… – начал свое возражение Удалов.

– Не было бы – завела бы нового любовника, и все точно так же повторилось бы через две недели.

У зоомагазина, куда они попали после всех приключений, наши друзья встретили старика Ложкина. По слабости зрения и от большого волнения Ложкин оттолкнул Удалова, ворвался в магазин и принялся кричать:

– Прошу, требую, настаиваю, наконец, на том, чтобы мне как ветерану войны и труда немедленно выдали новую запасную рыбку, потому что выданный мне экземпляр оказался провокатором! Вы меня слышите?

Оля с Леной, которые как раз пили чай за прилавком, заулыбались, и беременная Оля сказала:

– Да их в десять минут не осталось, Николай Иванович. Даже если вы партизанским отрядом в войну командовали, все равно для вас рыбки не найдется.

– Тогда закажите в области, пускай со склада пришлют.

– Прости, сосед, – спросил Удалов, – а ты все желания испробовал?

– Кто мне позволит! – взъярился Ложкин. – Провокаторы! Все было подстроено.

– Да, – вздохнул Удалов. – Даже самый главный наш революционер остался без кардинального желания. А я на него так надеялся!

Ходжа Эскалибур, пока шел обмен репликами с Ложкиным, внимательно приглядывался к сестрам.

В отличие от их собственной матери, он точно знал, у кого из них на какой щеке есть родинка.

– А ну-ка, – сказал он, – какими желаниями вы воспользовались?

– Ах, это не важно! – отмахнулась Лена.

– А мне кажется, что это пока самое важное, с чем мне пришлось здесь столкнуться, – сказал Ходжа так, что его друзья насторожились, а Ложкин, видя, что на него не обращают внимания, кинулся прочь, чтобы побывать в мэрии и поговорить с начальством.

Он был искренне убежден, что начальство наверняка обеспечило себя резервом и ему как почетному ветерану должны запасную рыбку выдать. Ведь цель у него совершенно благородная: вернуть к жизни Советский Союз.

– И я тоже так думаю, – сказал Минц.

Ведь мать или мужа всегда можно провести, но провести чужого дядю Минца слишком сложно.

И, немножко поплакивая, девицы рассказали о том, что поменялись нерожденным младенцем.

Это сообщение прибавило остроты к спору Удалова с Эскалибуром.

– Девушки сами уладили все свои проблемы, – сказал Удалов, когда они вышли из магазина. – Раньше был нежеланный младенец, а теперь у него будет любящая мать. И Боря улетел в Патагонию. Может быть, там его исправит тяжелый труд на ферме.

– Чепуха, – отмахнулся Эскалибур. – Когда младенец родится, обездоленная мать захочет вернуть его себе обратно, а мать приемная, разумеется, этого не захочет – она же мучилась, рожала! В семье возникнет неразрешимый конфликт… А еще хуже будет, если Ольга раскается и скажет себе: «И зачем мне этот чужой ребенок?»

На этот спор Минц ответил так:

– А ничего не изменилось и не изменится. Потому что кто из сестер даст жизнь ребенку – не столь важно. Он все равно родится. И в той же самой семье. От перемены мест слагаемых, как учит элементарная арифметика, сумма не меняется.

Как всегда случается в интеллигентных спорах в нашей стране, до истины никто не докопался, ибо суть российского спора состоит не в достижении истины, а в доказательстве своей правоты. Помните, как на заре Средневековья монах Тертуллиан произнес: «Верую, ибо нелепо»? Подобно этому, у нас сейчас говорят: «А пошел ты со своими аргументами!» Менталитет разнится, но словосочетания близки.

И тут позиции спорщиков подверглись неожиданному испытанию.

Они как раз поравнялись со скромным зданием детского дома № 1, который размещался в бывших амбарах купцов Косорыловых. Оказалось, что амбары только что отремонтированы, покрашены в нежные цвета, а крыша совсем новая и зеленая.

– Что скажешь? – воскликнул Удалов голосом победителя при Марафоне. – Это сделала рыбка, которую перехватила библиотекарша! Эта Марта себе ни копейки из желаний не возьмет. Есть женщины в русских селеньях. Их лозунг: «Твори добро!». А ты, Эскалибур, проси прощения за то, что оклеветал русских людей.

– Ох, не уверен я в благополучном исходе этой затеи, – вздохнул волшебник.

И как в воду глядел, мерзавец!

Черная «Волга» выползла из-за угла и приостановилась у ворот детдома. За ней подъехала «газель», и из машины высыпали человек шесть блюстителей порядка в камуфляже и черных масках. Все они ринулись в детский дом.

– Что это? – ахнул Минц, который, хоть и прожил семьдесят лет в нашей державе, не всегда понимал действия властей.

Из черной «Волги» вылезла Ираида Тихоновна, за ней – верный Поликарпыч.

Удалов хотел было ринуться в дом, чтобы помочь слабым, но волшебник придержал его за локоть.

– Наше время не наступило, – проговорил он.

Ираида не видела мужчин, отделенных от нее вековым дубом, на котором Косорылов, основатель рода купцов, вешал за ноги должников из ясачного племени кожухов и почти все это племя истребил.

Люди в черных масках вытащили из детского дома пожилого сутулого мужчину в очках – директора, а также слабую хрупкую библиотекаршу.

За ними из дверей высыпали детишки – все в новых костюмчиках и крепкой красивой обуви. Возможно, это и было второе желание Марты Викторовны.

Молодцы в масках кинули работников детдома к ногам Ираиды.

– Ну как, – спросила она, – будете признаваться или пойдем по этапу?

– Я не понимаю, в чем нас обвиняют? – спросил директор.

– А ты обернись, жулик, обернись! – прогремела Ираида. – Что ты сделал с нашим детским домом?

И она широким жестом указала на отремонтированный фасад.

– А что? – пискнула Марта Викторовна. – Разве это не красиво? Мы же пять лет у вас денег просили…

– И я вам их не дала, – ответила Ираида. – Так признавайтесь, на какие такие шиши-барыши вы провели капитальный ремонт здания?

– Но вы же знаете, – прошептала библиотекарша. – Это золотая рыбка… А на второе желание мы детишкам обновки сообразили.

– А третье? – рявкнула Ираида.

– Третье мы обдумываем.

– Пожалуй, мы проведем компьютеризацию старших классов, – предложил директор. Он уже не замечал, что стоит перед городским начальством на коленях. Он надеялся, что теперь-то недоразумение рассеется.

– Сначала вы пойдете под суд, – сказала Ираида. – Потому что у вас нет документов, финансовой отчетности и даже планов проведения работ. Вы будете о своих якобы золотых рыбках нашему народному суду очки втирать. Золотых рыбок не бывает.

– Но вы же знаете, – сказала библиотекарша, – вы сами у меня рыбку просили.

– Молчать!

– А средства уже три раза выделялись, но куда-то делись – сказал директор.

– Клевета! Увести арестованных!

Но даже могучим молодцам это сразу не удалось, потому что воспитанники детдома преградили дорогу власти и начали кричать, плакать и даже угрожать.

Волшебник с трудом удерживал Удалова.

Ираида подняла руку, призывая к молчанию.

– Поступило предложение от моего помощника господина Поликарпова, – произнесла она. – Пускай он его озвучит. Мы ведь гуманисты!

– По предложению Ираиды Тихоновны вы немедленно передаете в ее личное пользование так называемую золотую рыбку, а мы с ней соглашаемся забыть о ваших преступлениях.

Тут дети принялись кричать, что им обещаны компьютеры и без компьютеров им не на чем играть и раскладывать пасьянс.

– Дети хотят учиться, – сказал директор.

Но, к его изумлению, дети закричали, что они вовсе не хотят учиться и никогда не будут больше учиться, что нет у них к этому охоты…

– Вот именно, – произнес Минц, которому такие детские крики весьма не нравились. – Дети нашей страны потеряли страсть к знаниям!

– Нет, – отрезала библиотекарша, – никакой рыбки вы не получите!

– Тогда вы отправитесь прямиком в тюрьму, которая давно по вам плачет, – заявила Ираида. – В вашем распоряжении три минуты, чтобы принять решение.

– Можно потрачу желание? – спросил Удалов. – Так хочется!

– Не жалко? – блеснул черным глазом волшебник.

– Не все вам, волшебникам, побеждать в спорах.

– Давай, – сказал Минц, у которого рыбки не было, но равнодушным к событиям он конечно же не оставался. – Дерзай, Корнелий!

Удалов приоткрыл клапан верхнего кармана, в котором таилась баночка с заветной рыбкой, и быстро пошептался с ней.

– Будет сделано, – ответила рыбка и захихикала. Ведь у рыбок есть элементы свободы воли и своеобразное чувство юмора.

Близко поднеся часы к глазам, Ираида уставилась на циферблат.

Она не заметила, как рядом тормознула машина на воздушной подушке. Из машины вышел стройный офицер Фельдъегерской службы, красавец мужчина, он помог встать на ноги библиотекарше и директору, отряхнул им коленки белой перчаткой и вручил директору пакет с сургучной печатью.

– Это еще что такое! – не разобравшись, рявкнула Ираида. – Да я вас!..

И осеклась, напоровшись на официальный взгляд фельдъегеря.

И фельдъегерь сказал:

– Во исполнение государственной программы заботы о сиротках Президент Федерации выделил ассигнования на капитальный ремонт гуслярского детского дома № 1. И лично просит вас, Ираида Тихоновна, не мешать этому благородному делу.

После этого фельдъегерь протянул Ираиде другой пакет и добавил:

– Вам же вручается повестка в суд ввиду возбуждения против вас уголовного дела по разбазариванию средств на ремонт детского дома.

Дети кричали и прыгали, потому что поняли: им купят компьютеры для детских игр.

Фельдъегерь уехал, и куда-то исчезла Ираида Тихоновна.

На что волшебник сказал:

– Ничего хорошего из этого не получится.

– Почему? – возмутился Удалов.

– Потому что Ираида Тихоновна, как и положено, фигура непотопляемая. Ей и три президента не страшны. Отбрешется, откупится, оправдается, но детскому дому этого не простит. Подберется к нему и сменит нелюбимых сотрудников.

– Ну, это мы еще посмотрим! – возразил Удалов. – Пока что ремонт есть, компьютеры будут, справедливость восторжествовала!

– Ну что это за справедливость, – вздохнул волшебник, – если для ее торжества нужны золотые рыбки?

– А я полагаю, – завершил очередную порцию споров Минц, – что ничего от этого не изменилось. В конце концов, все равно ремонт бы сделали и компьютеры купили. А Ираида как была на своем сытном месте, так и осталась…

И они отправились дальше, завершая путешествие по городу, в котором ажиотаж по поводу золотых рыбок уже утихал.

Посреди сквера у Параскевы Пятницы бил фонтан. Только не водяной, а пивной. Кто хотел, подходил и черпал ведрами. Вокруг фонтана ходила чья-то невеста в белом платье и спрашивала, не видел ли кто Васю. А Васю не видели. Он ушел играть в футбол.

Громадный, страшного вида червь, лежавший в кустах, открывал и закрывал пасть, словно ему нечем было дышать.

– Пришелец? – предположил Удалов. – В Бреме такого нету.

Из пасти чудовища с трудом вывалился Никодим в кожаном костюме, попорченном желудочным соком чудовища. Он прильнул губами к морде червя.

– Ах, вот кто во всем виноват! – закричал Удалов. – Вы – инопланетянин?

– Отстаньте, – попросил Никодим, – я еще переживаю сладость свидания с супругой и детьми.

– Вы резидент? – еще строже спросил Удалов.

– Да отстаньте, туземец!

– Вы решили погубить Землю? Планету, которая дала вам хлеб и кров?

– Она все равно погибнет, – отмахнулся Никодим. – Население ее настолько примитивно и эгоистично, что ему и жить не следует. И чем скорее это случится, тем скорее я вернусь домой.

– А зачем этот червяк вас кушал? – спросил волшебник.

– Это не червяк, – откликнулся Никодим. – Это моя жена. Я ее вызвал сюда на свидание.

– Личное желание? – спросил Удалов.

– Да!

– И ваше начальство об этом предупреждено?

– Это вас не касается.

– Зато вас касается. Если вы сейчас же не отмените те безобразные желания, которые приказали выполнить золотым рыбкам, мы будем вынуждены информировать ваш Центр.

– Ха-ха-ха! – засмеялся Никодим, но не очень уверенно.

– Боюсь, что там у вас строгие правила для предателей.

– Я не предатель. Я вашу Землю лишил чувства плотской любви, я лишил подрастающее поколение стремления учиться! Я выполнил задание на все триста процентов.

– Может быть, вы нас и погубите, – заметил волшебник, – но мне кажется, что все три желания у вас истрачены. А как вы намерены возвращать домой супругу?

– Как? – растерялся Никодим.

Оказывается, даже крупные агенты могут совершать ошибки.

– И ваша жена останется здесь в качестве вещественного доказательства вашего преступления! – сказал профессор Минц.

Никодим только тряс головой и ничего не мог придумать в ответ.

А Минц продолжал:

– К тому же вреден ей воздух нашей планеты. Вам это известно?

– Это так? – обернулся Никодим к жене.

– Я задыхаюсь, – ответила она на одном из космических языков.

– Что делать? – заплакал Никодим. – Помогите мне! Я улечу и никогда больше не вернусь сюда.

– Что делать? – волшебник обернулся к Удалову.

– Но у меня только два желания осталось, – сказал Удалов.

– Решай. Твои желания или судьба планеты, – заметил Ходжа Эскалибур.

И Удалов сказал рыбке:

– Чтобы и следа от Никодима и всей его вредной деятельности на нашей планете не осталось.

Лопнул пузырь воздуха.

Исчез агент, и его семья исчезла.

А девушка в белом, которая бегала вокруг пивного фонтана, закричала:

– О, мой возлюбленный! Груди мои полны страсти! Пальцы жаждут прикосновения!

С другой стороны площади, так и не переодевшись снова в черный костюм, в футбольной форме мчался с распростертыми руками ее жених Вася.

– И дети наши будут учить теорию относительности, – заметил Удалов.

Они пошли обратно, на Пушкинскую.

Когда вошли во двор, Минц спросил:

– Корнелий, а что ты будешь делать с последним своим желанием?

– Надо будет какой-нибудь пустячок завести, – улыбнулся Корнелий Иванович.

– Отдай желание Ксении, – посоветовал Минц.

– Вряд ли это приведет к добру, – заметил волшебник. – Если надо что-нибудь купить или сделать, то лучше за свои деньги, в крайнем случае меня попросишь. Но к рыбкам, умоляю, не обращайся, пойми: себе дороже.

Удалов отмахнулся от слов волшебника, но не пропустил их мимо ушей. Он и сам побаивался возможных последствий. Мало ли что пожелает Ксения – чувства ее бывают необузданны.

– Лучше потрать желание на себя, – предложил Минц. – Все равно это не изменит твоей жизни.

Удалов пожал плечами. Он не мог придумать ничего достойного.

– Может, пройтись по экологии? – спросил он. – Экология у нас паршивая.

– Экология не может быть паршивой, как не может быть паршивой история или математика. Экология – это наука, а ты имеешь в виду природу.

– Хотя и природа паршивой быть не должна, – добавил волшебник.

– Ну, я имел в виду рыб в озере Копенгаген и в речке Гусь. Совсем мало осталось. Пусть вернутся крокодилы в наши водоемы.

– Вот и представь себе, – сказал волшебник, – что появятся в озере крокодилы. И первым делом сожрут всех рыб.

– Ну, уж не всех!

– Затем примутся за рыбаков.

– Устроим там заповедник. Никаких рыбаков…

– Значит, крокодилы возьмутся за купальщиков, и, когда погибнут первые дети из оздоровительного лагеря, тебя, Удалов, выловит милиция.

– А потом, – добавил Минц, – твои крокодилы выберутся на берег и начнут охотиться на грибников.

– Кончайте пугать! – Удалов уже не настаивал на крокодилах.

– Найди что-нибудь безвредное, – сказал Минц.

– Знаю! Кассету с кинофильмом «Волга-Волга». Ее давно в торговой сети нет.

– Надо подумать, – сказал волшебник. – Какой может быть вред от нарушения пространства и времени… с помощью одной кассеты.

– Масса вариантов, – сказал Минц. – Неограниченное поле для локальных возмущений.

– Придумал! – воскликнул Удалов. – Я желаю, чтобы вы, рыбки, исполнили самое ценное для себя желание и немедленно отправились метать икру в Саргассово море.

– Ты отдаешь желание нам? – послышался рыбий голос.

– Этого ведь еще никто не делал? – спросил Удалов.

– Ну, вы гений! – сказал волшебник. – Даже я до такого догадаться не смог.

– И это не принесет вреда? – хитро спросил Удалов.

– Принесет, но не нам, а вернее всего, рыбьему племени.

– Помолчите, люди, – попросила рыбка. – Мы проводим телепатическое селекторное совещание.

– Ох, чего мы сейчас увидим, – с некоторым страхом в голосе прошептал Лев Христофорович.

Удалов хлопнул себя по карману.

– Ушла, – сказал он, – вместе с баночкой.

– Значит, все они ушли.

– А что же они загадали? – спросил Минц.

– Справки получите у Нептуна, – ответил Ходжа Эскалибур.

…Они еще постояли на дворе.

Город удовлетворенно затихал.

Все желания, которые можно было выполнить, уже были выполнены. Если кто чего и не успел спросить, то уже никогда и не спросит.

Некоторые пожилые люди полагают, что Великий Гусляр, как и вся Россия, стал хуже, и народ в нем испортился, и нравы никуда не годятся.

Чепуха все это!

Тридцать лет назад водки не хватало, сейчас – долларов.

Как тридцать лет назад посещение города золотыми рыбками в его жизни ничего не изменило, так и завтра ничего не изменится. Прав, пожалуй, Лев Христофорович.

Даже новый писатель Ложкин не прославится и не разбогатеет.

А вот космического шпиона Никодима с треском уволят со службы. Не ставь личное выше служебного долга!

Но это не наши проблемы.

Главное я вам забыл сказать!

Ведь Удалов пожелал золотым рыбкам самим загадать себе желание.

Вот этого делать не следовало!

Представляете, что эти мерзавки загадали?..

На этом рукопись обрывается.