Налоги никогда не бывают популярны. Никому не нравится, когда государство забирает часть его зарплаты или когда приходится больше платить в магазине из-за налога с продаж. Поэтому политики изо всех сил стараются подсластить пилюлю. Подоходный налог повышают редко, потому что это сразу становится заметным. Налог с продаж и налог на имущество тоже слишком заметны для покупателей и владельцев домов. Гораздо проще поднять налоги, которые не приходится платить отдельным избирателям. Например, корпоративные налоги или налоги на имущество фирмы. Подобная логика означает, что корпорации будут бороться за смягчение налогового бремени компании. Это — решительные меры, но безграмотные с экономической точки зрения, потому что компании не платят налоги. Их платят обычные люди. Разные люди, в зависимости от того, о каком именно налоге идёт речь, хотя иногда довольно сложно понять, кто именно платит. Виной тому так называемое перераспределение налогового бремени.

Существует множество примеров того, как налоги на прибыль предприятия незаметно перекладываются на совершенно неожиданные категории людей. Например, в 1997 г. правительство Великобритании получило большой объём денежных средств, отменив налоговый кредит, который пенсионные фонды получали за налог, удерживаемый с дивидендов компаний, акциями которых они владели. Отразить это на бумаге довольно сложно, и понятно, почему об этом почти не говорят в прессе. Кого волнуют изменения в принципах налогообложения крупных инвестиционных фондов? Но это привело к тому, что отчисления в пенсионные фонды стали облагаться 23 %-ным налогом. Спустя несколько лет, когда бухгалтеры посоветовали людям увеличить свои сбережения, чтобы компенсировать дефицит средств, им этого сделать не удалось.

Возможность перераспределения многих налогов на прибыль предприятия зависит от характера рынка. Всё зависит от того, насколько спрос и предложение чувствительны к изменению цены. Другими словами, эластичность предложения и эластичность спроса определяют то, насколько изменятся цена и количество проданного товара при обложении его налогом. Обычно компании могут переложить некоторую часть налогов на плечи покупателей, так же как и в случае со многими издержками. Если спрос эластичен настолько, что объёмы продаж резко падают при повышении цен, то они смогут переложить на покупателей меньшую долю налогов, чем в том случае, когда спрос неэластичен. Спрос на сигареты неэластичен, потому что курильщики зависимы, а спрос на яблоки эластичен, потому что если цены поднимутся, то люди будут вместо яблок есть груши. Компании смогут переложить небольшую долю налогов и в том случае, если предложение настолько эластично, что при повышении цен оно тоже резко увеличивается. Это происходит на рынках с сильной конкуренцией, например в секторе парикмахерских услуг, где многие компании стремятся завоевать клиентов. На рынках с меньшей конкуренцией компании, напротив, могут ограничить предложение, сохраняя высокие цены. Они могут переложить на плечи своих покупателей большую долю налогов.

Так, например, компании-монополисты могут, если захотят, спокойно переложить налоги на свои доходы на своих же клиентов, которые, возможно, будут покупать меньше, но всё равно останутся, потому что пойти им больше некуда. На рынке с развитой конкуренцией компаниям трудно компенсировать рост налогообложения с помощью цен, потому что это откроет рынок для новых участников. В этом случае низкие прибыли приведут к тому, что акционеры будут получать меньшие дивиденды. Компания может предпочесть сократить другие издержки, например, перенести налоговое бремя на сотрудников, уволив часть из них или урезав заработанную плату, или — на поставщиков, установив более низкую закупочную цену. В результате платят клиенты, акционеры, сотрудники — т. е. обычные люди разных категорий.

Непонимание условий перераспределения налогового бремени привело к удивительно некорректным политическим действиям. Самым ярким примером явилось судебное разбирательство 1998 г. между штатами и производителями сигарет, названное «великой победой для некурящих американцев и для курильщиков, подвергавшихся риску заболевания», которое закончилось справедливым наказанием для корпораций.

На первый взгляд, этот процесс никак не связан с налогами. Ведь мы просто разгромили злодеев, продававших смерть, не так ли? Нет, не так. Убеждение в том, что компании, а не люди платят налоги, мешает, в этом случае, установить настоящих проигравших. Табачный процесс — это прекрасный пример того, как важно внимательно относиться к любым новостям, чтобы понять, что именно они означают. Кроме того, с его помощью мы сможем лучше понять условия перераспределения налогового бремени.

В газетных статьях то, что привело к повышению национального налога на 35 центов с каждой пачки сигарет, никогда не называли своим именем, об этом всегда говорили как о «возмещении ущерба» или «платежах по урегулированию расчётов». Однако в результате того, что производителей сигарет обязали выплатить 206 млрд. долл., налог пришлось платить курильщикам — т. е. именно тем людям, которым, по идее, предназначалась компенсация. Сами табачные компании должны были выплатить только 2,4 млрд. долл. (эта сумма была распределена между ними в соответствии скорее с оценкой их доли на фондовом рынке, чем их относительной виной в убийстве или нанесении вреда курильщикам).

Как такое стало возможным? Просто никому не было выгодно раскрывать правду. У штатов были все основания для того, чтобы жёстко обойтись с табачными компаниями. Компании могли притвориться, что они пострадали, хотя, по сути, они продали своих клиентов в обмен на защиту от более крупных судебных разбирательств (таких, как иск со стороны Medicaid, программы медицинской помощи неимущим, действующей на уровне отдельных штатов). Адвокаты, занимавшиеся этим делом, в течение пяти лет получали гонорар из расчёта 750 млн. долл. в год и ещё 500 млн. долл. в год бессрочно — по оценкам, приведённая стоимость этих гонораров (это сумма выплат, которая увеличивается в зависимости от того, насколько быстро её получат; ведь люди предпочитают получать деньги скорее раньше, чем позже) составила 8 млрд. долл. (В 1997 г. в ходе дискуссий по поводу Федерального табачного соглашения (Federal Tobacco Settlement), которое впоследствии распалось, Сенат постановил, что гонорар адвокатов не должен превышать 4 тыс. долл. в час, но вскоре это постановление отменили.)

В результате производители сигарет, предприняли повышение цен на свою продукцию, основанное на тайном сговоре, для того, чтобы потребители обеспечивали погашение всех судебных исков — к радости адвокатов, истцов и ответчиков (и, в особенности, адвокатов). Это стало возможным, потому что рынок сигарет — это олигополия, в которой четырём основным компания принадлежат 98,6 % от общего объёма продаж, пятой компании— 1,3 % продаж, а сотня остальных делит между собой 0,1 % продаж. В конце концов, в этот бизнес трудно пробиться. Реклама сигарет жёстко ограничена, а с 1971 г. на радио и телевидении полностью запрещена. Представьте себе степень общественного возмущения, если новая компания-конкурент объявит о своих планах заняться — помимо производства полуфабрикатов кондитерских изделий или газированных напитков — ещё и сигаретами. В результате эта отрасль стала безумно прибыльной, даже в условиях такого притеснённого рынка, как американский (и европейский). Прибыли, полученные как часть объёма продаж четырёх крупных табачных компаний (Philip Morris, RJR, британская компания Brown & Williamson и Lorillard), в 1997 г., т. е. за год до Соглашения, колебались от 26 % до 45 %.

Курильщики, помимо всего прочего, зависимы, поэтому эластичность спроса по ценам на сигареты очень низкая. Высокие цены приведут лишь к небольшому сокращению спроса. Кроме того, у курильщиков наблюдается приверженность определённым маркам сигарет, в зависимости от их собственных вкусов. Только один из десяти курильщиков меняет в течение года марку сигарет.

При таком неэластичном спросе отрасль приносила бы ещё большие прибыли, если бы компании могли вместе устанавливать цены. В 1997 г., до Соглашения, из 1,90 долл. за пачку 34 цента составлял налог штата, 24 цента — федеральный налог, 46 центов — маржа дистрибьюторов и продавцов, 23 цента — расходы на маркетинг, 20 центов — производственные расходы, 10 центов — прочие расходы, и 33 цента — прибыль. Введение дополнительного налога, установленного в рамках Соглашения (в среднем 35 центов), было бы эквивалентно повышению цены до того уровня, который могла бы установить монопольная компания. Понижение объёмов продаж повлияло бы на прибыль компаний, но не значительно — потери составили бы 1 млрд. долл. из общей суммы 8 млрд. долл. за год. По сравнению с возможной альтернативой в виде банкротства в результате многочисленных исков, условия Соглашения казались вполне приемлемым поворотом событий. В то же время, повышение цен позволило бы получить 13 млрд. долл. прибыли от налоговых поступлений, которые можно было бы выплатить адвокатам. И погасить счета за медицинское страхование курильщиков.

Покупатели платят не только за увеличение налога на табак, бедные покупатели несут ещё более тяжёлое бремя. Сигареты — это непрестижный товар: по мере роста доходов люди курят меньше. Таким образом, налоги на сигареты в значительной степени регрессивны, т. е. они гораздо выше для потребителей с низким доходом. Люди, зарабатывающие менее 30 тыс. долл. в год, по результатам табачного Соглашения, возможно, будут платить федеральных налогов на 9 % больше.

В этой удивительной истории есть ещё один неожиданный поворот. Пятая по значению компания на рынке — Ligget — по результатам Соглашения зарабатывает в год почти 400 млн. долл. Она предоставила адвокатам истцов секретные отраслевые документы и смогла доказать, что их обнародование приведёт к тому, что новое увеличение налога не будет распространяться на компанию Ligget. Понятно, что дать одной из пяти фирм-производителей преимущество в 35 центов на продукт, производство которого стоит 20 центов, весьма проблематично, поэтому освобождение от налога распространялось только на 3 % доли рынка. Но это более чем вдвое превышало долю Ligget на рынке в 1998 г. Компания могла бы получить премию за помощь в изменении хода законодательной борьбы против табака, но ежегодное вознаграждение в виде четырёхкратной доли на рынке, кажется мне достаточно щедрым.

Джереми Баллоу и Пол Клемперер, два экономиста, которые провели замечательную работу по упразднению Табачного соглашения, сделали несколько радикальных предложений, которые, по их мнению, были более целесообразны с экономической точки зрения и с позиций здравоохранения. Одно из них состояло в том, чтобы продавать лицензии на изготовление сигарет, сократив тем самым количество сигарет, выпускаемых ежегодно, и количество выкуриваемых сигарет. Общее потребление сигарет в США достигло своего пика в 1981 г., а количество сигарет в расчёте на человека — ещё раньше, в 1963 г., но сокращение потребления происходит очень медленно. Лицензии на изготовление позволят государству строже контролировать курение, а это может быть расценено как незаконное нарушение свободы выбора. Но с началом действия Табачного соглашения государство уже и так строго контролирует цены. Поэтому большой разницы в подходах нет.

Второе предложение заключается в том, чтобы правительство купило американский табачный бизнес — по сути, провело его национализацию, — собрав необходимые для этого средства из налогов. Это позволит отдалить руководителей и акционеров табачных компаний от дел. Налогоплательщики, в том числе и курильщики, смогут воспользоваться мегаприбылями отрасли. Баллоу и Клемперер говорили и о том, что в данной ситуации выиграет и система здравоохранения, так как национализированная сигаретная отрасль быстрее потеряет потребителей: «При наличии государственной монополии на какой-либо товар правительство может лишить этот товар привлекательности и сделать его неприятным для покупателя».

К сожалению, время радикальных шагов прошло. Политики не захотят разрушать Соглашение, которое они так долго создавали. Не ясно, выиграют ли от этого адвокаты, для которых радикальные предложения совершенно бесполезны. Ведь одним из уроков, полученных в ходе применения Табачного соглашения, было осознание власти американских профессиональных юристов. По сути, это может быть единственным исключением из общего принципа, с которого я начала главу о том, что только простые люди платят налоги. Адвокаты, конечно, тоже платят налоги.