Дуглас Адамс
Жизнь, Вселенная и все остальное
1
Каждое утро традиционный душераздирающий вопль оповещал окрестности, что Артур Дент проснулся и заново ужаснулся своему местоположению.
В его пещере царил холод (а также смрад и сырость), но это еще пол-ужаса. Главный же ужас состоял в том, что пещера находилась в лондонском районе Айлингтон, и первый автобус в центр должен был отправиться примерно через два миллиона лет.
Время — это, так сказать, худшее место из всех, где только можно заблудиться. Артур Дент, с его богатым опытом блужданий по закоулкам пространства и времени, может утверждать это со всей ответственностью. Заблудившемуся в пространстве хотя бы не угрожает смерть со скуки.
Артур Дент застрял на доисторической Земле в результате извилистой цепочки происшествий, в процессе каковых он попеременно подвергался оскорблениям и/или расщеплению на атомы в разнообразных экзотических уголках Галактики, бесчисленность и странность которых превзошли все его ожидания. И хотя теперь его жизнь текла чрезвычайно ровно и спокойно, нервы Артура по-прежнему шалили.
Вот уже пять лет, как его не расщепляли на атомы.
Вот уже четыре года (со дня расставания с Фордом Префектом) Артур в общем-то ни одной души не видел, а потому и оскорблениям больше не подвергался.
За исключением одного случая.
Это произошло как-то весенним вечером года два тому назад.
Бредя в сумерках к своей пещере, Артур вдруг заметил за облаками странные вспышки. Он задрал голову к небу, и в его сердце робко закопошилась надежда. Спасение. Свобода. Несбыточная греза Робинзона — корабль.
И вправду — «к его радости и изумлению, с небес, рассекая теплый вечерний воздух, тихо, как-то интеллигентно спустился длинный серебряный звездолет. Выдвинулись длинные опоры, совершая изящные балетные па во славу технического прогресса.
Звездолет легко опустился на землю, и его ненавязчивое гудение разом стихло, точно убаюканное вечерней тишиной.
Сам собой откинулся трап.
Из люка вырвался столб света.
В нем обрисовался силуэт высокой фигуры. Фигура сошла по трапу и остановилась перед Артуром.
— Ты козел, Дент, — промолвила она просто.
То был самый что ни на есть инопланетный инопланетянин. Чисто инопланетная долговязость, чисто инопланетная приплюснутая голова, чисто инопланетные глазки-щелочки, экстравагантно-складчатое золотое одеяние с воротником чисто инопланетного покроя и бледная, серо-зеленая инопланетная кожа, сияющая тем особым блеском, который дается большинству серо-зеленоликих субъектов лишь благодаря постоянному массажу и самому дорогостоящему мылу.
Артур невольно отпрянул.
Существо невозмутимо смотрело на него.
Надежда и ликование в душе Артура вмиг сменились чувством крайней озадаченности. Сотни разных мыслей, расталкивая друг дружку, боролись за контроль над его голосовыми связками.
— А… мт… — выпалил он.
— От… к-к-к… э-э… — добавил он немного погодя.
— А… тв… в… хто… кто? — выдавил он наконец, после чего погрузился в неистовое (сродни неистовым воплям) безмолвие. Нешуточное это дело — обнаружить, что после неопределенно долгого периода молчания ты, оказывается, не отучился разговаривать.
Инопланетное существо, морща лоб, заглянуло в штучку вроде папки, которую сжимало в своих длинных, лианообразных инопланетных пальцах.
— Артур Дент? — переспросило оно.
Артур растерянно кивнул.
— Артур ФИЛИП Дент? — уточнило существо, деловито лязгнув зубами.
— Э-э… да… я… э-э-э… — подтвердил Артур.
— Ты козел, — повторил инопланетянин. — Никчемная дырка от бублика.
— Э-э-э?..
Существо кивнуло само себе, произвело чисто инопланетный щелчок застежкой папки и направилось к своему кораблю.
— Э-э… — в отчаянии выпалил Артур, — э-эй!
— И нечего тут! — рявкнул инопланетянин.
Он взошел по трапу и исчез в недрах корабля. Люк сам собой захлопнулся. Звездолет басовито загудел.
— Э-эй! — вскрикнул Артур и побежал на заплетающихся ногах к кораблю. — Подождите минутку! Что вы хотели? Эй! Да подождите же!
Корабль приподнялся, беспечно скинув свою тяжесть наземь, будто плащ, секунду повисел в воздухе — и унесся в вечернее небо. Он пронзил облака, на миг озарив их своим серебряным свечением, и исчез из вида Артура — одинокой букашки, бестолково скачущей на месте посреди бескрайней шири.
— Что? — вопил он. — Чего? Зачем? Эгей-гей! Ну-ка вернись и повтори!
Он подпрыгивал и выплясывал, пока его ноги не подкосились, взывал, пока не надорвал связки. Ответа не последовало. Некому было его услышать, некому было с ним поговорить.
Инопланетный корабль уже с треском прорывался сквозь верхние слои атмосферы, навстречу той ужасной пустоте с редкими-редкими материальными вкраплениями, из которой и состоит Вселенная.
Хозяин звездолета, инопланетянин с дорогостоящим цветом лица, развалился в единственном кресле рубки. Он звался Охмешконасыпатель Конца-Краю-Не-Знающий, и был он индивидуумом с четкой целью в жизни. Не самой лучшей целью — в чем он сам первый признавался, — но эта какая-никакая цель как-никак давала ему какое-никакое занятие.
Охмешконасыпатель Конца-Краю-Не-Знающий принадлежал — то есть принадлежит — к очень узкому кругу бессмертных обитателей Вселенной.
Те, кто рождается бессмертным, от рождения бессознательно свыкаются с этим своим свойством, но Охмешконасыпатель — не из их числа. Строго говоря, эту шайку бесчувственных выродков он давно уже возненавидел лютой ненавистью. На него самого бессмертие свалилось как снег на голову, в результате неудачного взаимодействия своенравного ускорителя элементарных частиц, банки с рассолом (то был утренний завтрак Охмешконасыпателя) и двух аптечных резинок. Мелкие подробности аварии не имеют значения, поскольку никому так и не удалось воспроизвести обстоятельства произошедшего, причем многие экспериментаторы при этом попали либо в дурацкое положение, либо на тот свет, либо и туда, и туда одновременно.
Охмешконасыпатель скорбно и устало прикрыл глаза, заказал бортовой стереосистеме какой-нибудь легкий джаз и рассудил, что все бы ничего, если бы не воскресные дни, будь они неладны.
Вначале бессмертие пошло ему впрок. Он спорил с судьбой, лез на рожон, срывал цветы удовольствий и сумасшедшие деньги на высокодоходных долгосрочных сберегательных вкладах… в общем, давал всем жизни, как говорится.
Но вскоре в этом светлом существовании появилось нестерпимое темное пятно — воскресенья. Примерно в 14:55 тебя начинает обволакивать ужасная апатия: ты понимаешь, что уже принял все ванны, какие можно было принять с пользой для души и тела, что сколько ни созерцай любой абзац газетного текста, ты не прочтешь ни строчки, не говоря уже о применении на практике новейшего, совершившего революцию в области стрижки кустарников метода, который в этой газете описан. И сколько ни гляди на циферблат, неумолимые стрелки вскоре передвинутся на четыре — час, когда начинается долгое, мутное и, что греха таить, безумное чаепитие души.
Итак, Охмешконасыпатель пресытился жизнью. Довольные улыбки, которыми он обычно озарял чужие похороны, стали какими-то натянутыми. В нем зрела ненависть к Вселенной в целом и каждому из ее обитателей в частности.
Вот тогда-то он и набрел на свою цель жизни, дело, которое не позволит ему впасть в спячку никогда-никогда (так ему, во всяком случае, казалось). А придумал он вот что.
Он решил оскорбить Вселенную.
То есть он решил оскорбить всех ее обитателей. Строго индивидуально, лицом к лицу, одного за другим и (тут он с особым сладострастием скрипнул зубами) в алфавитном порядке.
Когда его знакомые (даже у таких типов бывают знакомые) намекали, что план не только этически неприемлем, но и неосуществим — поскольку все время кто-то умирает, а кто-то рождается, Охмешконасыпатель просто вперял в оппонента свой стальной взгляд и бурчал: „Что, и помечтать нельзя?“
Итак, он взялся за дело. Он обзавелся звездолетом, построенным на века, и бортовым компьютером, который умело управлялся со всей информацией о местоположении всех обитателей Вселенной, а также рассчитывал самые замысловатые маршруты полета.
Корабль пересекал орбиты планет Солнечной системы, намереваясь совершить пертурбационный маневр вокруг Солнца и, разогнавшись, выскочить в большой космос.
— Компьютер, — окликнул Охмешконасыпатель.
— Слушаю, — пропищал компьютер.
— Куда теперь?
— Вычисляю.
Охмешконасыпатель покосился на невероятную алмазную россыпь космической ночи. Биллионы крошечных миров-кристаллов огненной пылью припорошили тьму-бесконечность. И каждый, любой из них, встретится ему на пути. И на большей части из них он побывал уже миллионы раз.
На миг он вообразил свой маршрут в виде ломаной линии, связывающей все небесные огоньки, как на детских „загадочных картинках“ с пронумерованными точками. И понадеялся, что с какой-нибудь туристической смотровой вышки Вселенной эта ломаная покажется каким-нибудь вопиюще неприличным словом.
Компьютер безголосо пискнул в знак окончания вычислений.
— Фольфанга, — сообщил он и снова пискнул. — Четвертая планета системы Фольфанга, — продолжил он. И пискнул. — Ожидаемое время в пути — три недели, — продолжил он. И пискнул. — Искомый субъект — некрупный слизняк, — пискнул он, — из рода А-Рт-Ур-Еа-Ипдену. — Полагаю, — добавил он, сделав передышку на писк, — что вы решили обозвать его безмозглой задницей.
Охмешконасыпатель только хмыкнул. И перевел взгляд на чудо творения за иллюминатором.
— Пойду-ка вздремну, — проговорил он. Потом спросил: — Какие зоны вещания попадутся нам в ближайшие часы?
Компьютер пискнул.
— Космовидеотон, Мыслекинозал, Надомный Думатель, — известил он и пискнул.
— Нет ли фильмов, которых я не видел уже тридцать тысяч раз?
— Нет.
— Гм.
— Разве что „Психоз в космосе“. Вы видели этот фильм всего лишь тридцать три тысячи пятьсот семнадцать раз.
— Разбудишь ко второй серии.
Компьютер пискнул.
— Приятных сновидений, — сказал он.
Звездолет несся сквозь ночь.
Тем временем на Земле под аккомпанемент дождя тянулся один из самых кошмарных вечеров в жизни Артура Дента. Он сидел в своей пещере, составлял каталог возможных отповедей наглому инопланетянину и давил мух — для них этот вечер тоже оказался кошмарным.
На следующий день Артур сшил себе сумку из кроличьей шкурки — под всякие полезные вещи.