Глава 26
Венгрия, лето 1147 года
Вновь полил дождь, когда повозка впереди Алиеноры вздрогнула и замерла, увязнув колесами в жидкой грязи, поднятой бесконечным обозом французских солдат и паломников. Немецкие крестоносцы, что обогнали их, опустошили землю, как саранча, настроили местное население против всех, а дороги превратили в болото.
Солдаты и паломники поспешили помочь, подставив плечи под задок повозки и побросав бревна и части оград прямо в грязь. Пока они толкали, наваливаясь гуртом, один из них упал, а когда снова поднялся, то напоминал дьявола. Другой человек потерял в жиже сапог, пришлось ему шарить в глубокой луже руками.
Жоффруа де Ранкон протянул Алиеноре вощеную кожаную накидку с капюшоном.
– Спаси нас Господь, мадам, – пробормотал он, – с такой скоростью мы не достигнем границы до заката.
Алиенора поморщилась и с трудом набросила на себя накидку, которая еще не успела просохнуть с прошлого раза, и к запаху воска с кожей примешался запах сырости и дыма. К тому времени, как они разобьют лагерь на ночь, она успеет пропахнуть как угольная жаровня, но это все равно лучше, чем промокнуть до костей и покрыться слоем липкой грязи, как большинство этих бедняг.
После долгих пыхтений, стараний и ругани повозку в конце концов высвободили из жижи, и она покатила дальше по извилистому пути, но за ней ехали другие повозки, которых ожидала та же участь. Алиенора даже не представляла, где сейчас находится Людовик, знала только, что где-то впереди обоза. Да ее, если на то пошло, это не волновало – лишь бы его не видеть.
Они провели в пути уже шесть недель, выехав из Сен-Дени в конце мая. Ясным знойным днем, в присутствии папы Евгения, Людовик получил из рук аббата Сугерия орифламму во время сложной церемонии обращения к Богу с просьбой даровать успех французской армии, которая отправлялась в долгий поход к Иерусалиму через усеянные костями поля битвы Эдессы, Антиохии и Триполи. Алиенора изнемогала от жары в многослойном официальном наряде. Мать Людовика тоже, и на секунду женщины пришли к согласию, стоя рядом и с трудом выдерживая духоту.
После церемонии король удалился под прохладные своды аббатства вместе с его святейшеством и многочисленными священниками, чтобы разделить с ними трапезу. Все остальные были вынуждены ждать снаружи, а у Алиеноры появился новый повод для недовольства.
По крайней мере, ей не пришлось путешествовать вместе с Людовиком. Армию поделили на два отряда, и королева совершала переезды со слугами и багажом в центре обоза или с представителями Аквитании под предводительством Жоффруа де Ранкона. Последнее обстоятельство ее вполне устраивало, поскольку среди своих она была уважаемой личностью.
Алиенора старалась не вспоминать сцену прощания на ступенях Сен-Дени, но видения все равно возвращались. Крепкое объятие Петрониллы и навернувшиеся слезы в глазах сестры напоминали Алиеноре паломничество отца в Компостелу.
– Что же я без тебя буду делать? – всхлипывала Петронилла.
– Жить, – ответила Алиенора; ее душили чувства, глаза наполнились слезами. – Живи, моя сестра, и заботься о Марии, пока меня нет.
– Буду заботиться, как о собственной дочери, – зарыдала Петронилла.
Детей при том прощании у Сен-Дени не было. Алиенора поцеловала Марию еще раньше, в гостевом доме, и пообещала дочери привезти украшения из Константинополя, шелка и ладан из далеких земель, а также свечу с Гроба Господня в Иерусалиме, чтобы осветить ей дорогу к Богу. А затем вышла из комнаты, прикрыла за собою дверь и похоронила свои чувства глубоко-глубоко.
Вдалеке прогремел гром, и Алиенора содрогнулась. Десять дней тому назад по пути из Пассау в Клостернойбург в повозку ударила молния, возница и лошади погибли мгновенно.
– Будем надеяться, худшее не случится, пока мы не переправимся через Драву, – пробормотал ее коннетабль Сальдебрейль де Санзе, взглянув на небо из-под шлема. – Меньше всего нам сейчас нужен потоп.
Алиенора с ним согласилась и принялась беззвучно молиться. В последнее время она живо интересовалась погодой. Когда шел дождь, дороги быстро превращались в болото, а речные переправы – в вопрос жизни и смерти. Перебраться через Рейн и Дунай оказалось сравнительно просто: на Рейне нашлись приличные баржи, а Дунай мог похвастаться хорошим мостом. Алиенора считала, что им следовало отправиться морским маршрутом через Сицилию, но Людовик отказался из-за вражды между королем Сицилии Рожером и императором Германии Конрадом. Людовик не хотел рисковать добрососедскими отношениями с немцами, поэтому они предпочли сухопутный маршрут до Константинополя. Пока что армия и паломники миновали Мец, Вормс, Вюрцбург, Регенсбург, Пассау и Клостернойбург; дальше на пути в Болгарию им еще предстояла переправа через приток Дуная.
Вскоре после полудня они прибыли на место, где еще неделю назад стояли лагерем немцы, готовясь к переправе через Драву. Земля была покрыта грязью и полузатоплена, селения вокруг опустошены; лошади сразу съели всю траву, и армии Людовика пришлось довольствоваться привезенными припасами. Так как половина из них осталась в увязнувших на дороге повозках, ни люди, ни животные не могли поесть или устроиться с удобствами еще какое-то время.
Нескольких кораблей, барж и плотов у берега не хватило для перевозки лошадей. Два плота оказались достаточно большими, чтобы принимать пару повозок и двадцать человек для каждой переправы, но дело продвигалось невыносимо медленно. Пришлось пустить лошадей вплавь, и хотя при входе в реку они шли по мелководью, противоположный берег был крутой и скользкий, тем более что каждое животное взбивало грязь, пытаясь поскорее выбраться на твердую почву.
Алиенора наблюдала с содроганием, как конюх забирает ее мерина в яблоках. Течение здесь было не особенно быстрым, но вода грязная, плотная, и воображение рисовало картины водяного чудища, которое тащит на глубину лошадь вместе с наездником. Она читала в бестиариях истории о таких созданиях. Например, о крокодилах. Интересно, в Венгрии водятся крокодилы?
Мутная гладь реки зарябила от капель дождя, когда Алиенора приняла руку Жоффруа де Ранкона и взошла на борт баржи, чтобы переправиться на другой берег. Ее конюх, в одной рубахе и штанах, вошел в реку вместе с коренастой лошадкой, держа ее за гриву и непрестанно приговаривая что-то ласковое; вскоре дно из-под ног ушло, и они поплыли, причем лошадь тащила за собой пловца. Серый держался спокойно, легко преодолевая расстояние, но других лошадей подхватывало течение и относило далеко вниз. Некоторые животные оказались пугливыми и не желали заходить в воду. Одна лошадь запаниковала на мелководье и саданула копытом в бок баржи. Гизела закричала, Алиенора вцепилась в рукав Жоффруа, чтобы устоять. Извергая ругательства, наездник направил испуганное животное обратно на заболоченный край реки, там они развернулись и с разгону бросились в воду, поднимая тучу грязных брызг. Жоффруа быстро повернулся спиной к потоку и притянул к себе Алиенору; таким образом, его тяжелая шерстяная накидка приняла на себя основной удар.
– Благодарю, – пробормотала королева, бросив на него быстрый взгляд.
Он на секунду прижал ее крепче, а потом с поклоном отступил.
– Я лишь выполнил свой долг, защитив мою госпожу.
– В таком случае я рада, что вы не мешкали. – В приподнятом настроении она повернулась к своим дамам и подбодрила их: – Давайте помолимся и споем. Все будет хорошо. Бог нас защитит.
– Тогда почему Он посылает дождь? – шмыгнула носом Гизела.
Ее чудесные светлые волосы, видневшиеся из-под вимпла, превратились в грязные крысиные хвосты.
– Не нам об этом судить, – резко ответила Алиенора. – Нам не дано знать Его план.
Вся надежда лишь на то, что неисповедимые пути Господа благополучно приведут ее в Антиохию, где она найдет убежище при дворе дяди Раймунда.
Армия продолжала переправу через мутную реку. Сойдя на берег, Алиенора подошла поблагодарить конюха и проверить коня.
– Славная лошадка, мадам. Не слишком быстрая, но храбрая. Мы оба такие.
– Я знаю. – Она улыбнулась и подарила ему монету, которую тот засунул за пояс промокших штанов.
Немецкая армия успела обглодать пастбища и на этом берегу, и пополнить запасы можно было только по немыслимым ценам у нескольких местных торговцев, осмелившихся принести в лагерь свой товар.
Слуги Алиеноры поставили ее палатку на небольшом клочке отмели чуть выше уровня воды. Место пагубное для здоровья, но, по крайней мере, хоть какое-то укрытие. У бедняков-паломников вообще ничего не было, кроме одного-единственного куска вощеного холста, который они натягивали на палках, чтобы защититься от стихий. Палатка Алиеноры пахла затхлостью, плесенью и дымом. Слуги устлали пол толстым слоем соломы, тоже сырой, но это было лучше, чем жидкая грязь. Алиенора поморщилась. Так жить нельзя – все равно что в свинарнике. Спать под звездами благоуханной летней ночью на собственной земле – одно, и совершенно другое – проводить ночь за ночью под проливным дождем вдали от дома, поддерживая силы скудным пайком.
Ужин состоял из черствого хлеба и аммиачного козьего сыра, который запивали кислым вином, почти превратившимся в уксус. Наступили сумерки, вернулся Жоффруа де Ранкон – он наблюдал за переправой. По-прежнему лил дождь, и вода стекала с его промокшей накидки на солому.
– Осталось всего несколько отбившихся от отряда, – сообщил он. – Мы потеряли еще одну повозку. Придется перераспределить груз. Можно использовать лошадей для перевозки припасов.
– Как считаете нужным, – сказала королева.
– Провианта осталось мало, но если мы будем экономно его расходовать, продержимся до границы. – В глазах его мелькнула тревога. – Пришлось повесить пару негодяев, которые таскали мешки из продуктовых повозок и меняли на вещи. Этому конца не видно. Они плодятся, как крысы в амбаре.
– Когда аббат Клерво освободил всех заключенных, кто поклялся искупить свои прегрешения в крестовом походе, неужели он действительно верил, что они исправятся? – с презрением бросила Алиенора.
Жоффруа криво усмехнулся:
– Я думаю, он просто на это надеялся.
– И оставил нас разбираться с последствиями его идеализма. Кстати, о запасах: нужно убедиться, чтобы все собранное в Аквитании пошло на обеспечение воинов-аквитанцев.
В карих глазах Жоффруа читалось понимание.
– Мадам, это уже сделано и впредь будет соблюдаться.
– Хорошо. Я хочу, чтобы воины, присягавшие мне на верность, были в отличной форме, когда мы достигнем Антиохии. – Она махнула рукой Гизеле. – Полотенце для господина де Ранкона!
Жоффруа взял предложенную ткань и вытер волосы, с которых капала вода.
– До меня дошел слух, что королю не хватает средств.
Алиенора с сарказмом изобразила удивление:
– Как такое могло случиться, когда всеми деньгами управляет мудрый и рассудительный Тьерри де Галеран?
– Уверен, у де Галерана найдется правдоподобное объяснение, – бесстрастно заметил Жоффруа. – Всегда находится. – Возвращая полотенце Гизеле, он опять выразил взглядом полное понимание.
Тьерри де Галеран, рыцарь-тамплиер, советник короля в походе, отвечал за сундуки с деньгами. Алиенора его не терпела за то влияние, которое он оказывал на Людовика и за то, как он обращался с ней, словно она змий в женском обличье.
– В таком случае в своем следующем послании домой Людовик должен попросить Сугерия прислать дополнительные средства. Сообщите мне, сколько серебра у нашего с вами отряда, сколько лошадей, мешков зерна и прочего. Не обязательно давать точную цифру, достаточно сосчитать приблизительно.
– Мадам, я немедленно отдам распоряжение. – Он с поклоном вышел из палатки.
Дождь прекратился, и между рваных облаков проглянул серп луны. Солдаты сгрудились вокруг костров, которые развели из того хвороста, что удалось собрать по дороге. Древесина была сырой и сильно дымила, но в конце концов занялась. Шипела смола, сучья выплевывали снопы искр. Алиенора завернулась в сухую накидку и, послав за музыкантами, вышла из палатки, чтобы присоединиться к придворным рыцарям у костра.
Сырость порядком подпортила струнные инструменты, но трубы и свистки звучали хорошо, а маленькие барабаны отбивали ритм, когда началось пение: «Высокие горы, тенистые долины и быстрые воды…»
Алиенора плотнее завернулась в накидку и придвинулась к костру. Подошел Жоффруа и протянул ей чашку с жидкостью.
– Приличное винцо, – сказал он. – Я купил его у одного из торговцев, что болтаются на задворках лагеря.
Алиенора улыбнулась:
– Должно быть, обошлось оно вам недешево.
– Все ради моей королевы. – Он отсалютовал ей посудиной.
Она осторожно сделала глоток и убедилась, что Жоффруа прав. Вино действительно неплохое, а если выпить побольше, то путешествие покажется сносным хотя бы на день и они приблизятся к Антиохии.
– Будем надеяться, что ясная погода теперь продержится несколько дней. – Жоффруа внимательно посмотрел на небо. – Нам нужна сухая земля.
Алиенора кивнула, продолжая смаковать напиток:
– Интересно, что сказал бы астролог, если бы сейчас взглянул на небо. Что он увидел бы там про всех нас? Неужели на судьбы действительно влияет расположение звезд при нашем рождении?
– Разве отец никогда не заказывал для вас гороскоп? – удивился Жоффруа.
– Заказывал. – Она поморщилась. – Мне предрекали великолепный брак, рождение нескольких сыновей и долгую жизнь, до глубокой старости. Астролог также нарисовал блестящее будущее для моего брата, но братик умер, так и не убедившись в правдивости предсказаний.
– Но вы действительно заключили великолепный брак и, может быть, еще родите сыновей.
Королева скептически взглянула на него. Иногда то, что предрекали звезды, не случалось – или случалось, но вопреки ожиданиям. Она тоже когда-то мечтала о великолепном браке, но вовсе не с Людовиком Французским.
– Какое это имеет значение? – пробормотала она. – Жизнь коротка, и мы снова будем с Богом, не успев оглянуться. – Королева протянула чашку, чтобы он подлил ей еще вина, их пальцы на секунду соприкоснулись.
Музыканты запнулись, затем снова подхватили мелодию. Алиенора подняла глаза и при свете костра увидела, что за ними наблюдает рыцарь-тамплиер Тьерри де Галеран. Она тут же вышла из себя. Во время пути де Галеран постоянно пытался втереться к ней в доверие, но она понимала, что он стремится сунуть нос в ее дела, а вовсе не наладить хорошие взаимоотношения. А еще он хотел разведать ее планы и разузнать, какие у нее ресурсы. Алиенора не могла допустить, чтобы он был в курсе ее дел, притворяясь другом.
Рыцарь поклонился королеве, гибко и легко, напомнив ей извивающуюся змею. К тому же у него, как у змеи, был немигающий взгляд.
– Что привело вас к моему костру, мессир де Галеран? – осведомилась Алиенора.
– Мадам, король попросил меня проверить лагерь и убедиться, что все хорошо. Я также принес от него известие.
Под «известием», как она знала, он подразумевал «распоряжение».
– Неужели король решил прислать ко мне мелкую сошку, вместо того чтобы самому сделать свое дело? Почему он сам не проверит лагерь? – Она холодно посмотрела на него, прекрасно сознавая, что он вернется к Людовику с рассказом о том, как нашел королеву у костра, распивающую вино вместе с рыцарями под громкие песни.
– Мадам, король удалился, чтобы прочесть молитвы, а оба поручения передал мне, что я и выполняю с удовольствием. Во мне есть солдатская сметка, а дело касается оснащения армии.
Алиенора бросила взгляд на Жоффруа. Все именно так, как она думала.
– В таком случае чем быстрее вы расскажете мне его суть, тем быстрее мы решим вопрос. – Она велела слуге принести де Галерану вина из бочонка, но тамплиер поднял руку, отклоняя предложение.
– Благодарю, мадам, но сейчас мне ничего не нужно. Пусть останется для другого раза. – Тамплиер поправил накидку и откинул полы, продемонстрировав эфес меча. – Припасы подходят к концу. Король повелевает, чтобы мы берегли то, что есть. Он пошлет в Париж за серебром и просит, чтобы вы отослали такой же приказ в Аквитанию. Его величество также желает получить всех лишних лошадей из вашего отряда.
Алиенора чуть не ответила, что ничего он не получит, но сдержалась.
– Не понимаю, почему ему все это понадобилось, ведь мы с ним проделали один и тот же путь. Неужели супруг считает, что мне не нужны свежие лошади? Возможно, ему следует лучше заботиться о своих лошадях и разумнее расходовать собственные припасы, тогда не пришлось бы просить у меня.
Она не поняла, попала ли колкость в цель, поскольку Тьерри де Галеран никогда не выдавал своих эмоций. То, что в него бросали, он либо отбивал, либо впитывал без реакции.
– Какой ответ мне дать королю, мадам?
– Передайте, чтобы он оказал мне любезность и лично обратился с просьбой, а не посылал своего евнуха, – сказала она. – А я пока составлю опись и сообщу королю, чем могу поделиться.
– Мадам… – Де Галеран отвесил очередной ловкий поклон и покинул лагерь.
Алиенора посмотрела на Жоффруа, лицо которого также оставалось бесстрастным.
– Что? – огрызнулась она, чувствуя, что разгорячилась не только от костра.
– Мадам, я не вправе это говорить, но, возможно, вам следует быть более осмотрительной с де Галераном. Он тамплиер, с ним лучше не ссориться.
– Действительно, – высокомерно заметила она, – вы не вправе это говорить. Он пытается пролезть в мой лагерь. Все время заговаривает с рыцарями – шутит, выпытывает, что ему нужно, а затем доносит королю. Я этого не потерплю. Пусть держится от меня подальше, если не желает выслушивать оскорбления, а король пусть окажет любезность и лично поговорит со мной, если ему что-то нужно. – Она строго взглянула на Жоффруа. – Что касается вас, то поторопитесь с описью.
Глаза де Ранкона при свете костра потемнели от упрека.
– Вы получите ее перед утренней молитвой, мадам.
– Отлично. – Она повернулась к музыкантам и протянула чашу, чтобы де Ранкон вновь ее наполнил, что он и сделал с отточенной грацией придворного. Алиенора вздохнула. – Конечно, вы правы, – тихо произнесла она, – но вы знаете мое мнение о де Галеране. Зря Людовик прислал его, хотя чего другого можно было ждать?
Он ответил неопределенным жестом.
– Мне нужно идти начинать подсчеты. – Де Ранкон поднялся.
Она поймала его запястье:
– Я знаю, что велела вам поторопиться, но прошу, допейте хотя бы вино у огня.
Жоффруа засомневался, но потом все-таки сел. Музыканты заиграли новую мелодию, чувствительную и протяжную. Де Ранкон и Алиенора слушали молча, а когда последняя нота унеслась под небеса, Жоффруа поднялся и с поклоном ушел. Алиенора покинула костер и удалилась на покой, испытывая муки, словно музыканты играли на струнах ее души.
Утром солнце пробилось сквозь туман, хотя земля была по-прежнему полузатопленной, везде сырость и грязь. Позавтракав куском черствого хлеба с размазанным на нем медом, Алиенора поняла, что до конца дней будет помнить терпкий запах земли. Жоффруа принес ей реестр того, что у них было, и того, что понадобится, чтобы достичь Белграда.
– Это в том случае, если мы не потеряем ни одной лошади и оставшиеся повозки продержатся до конца пути, – мрачно изрек он.
– Так если это минимум, стоит ли нам беречь излишки?
– Придется балансировать между сохранением излишков и стоимостью их перевозки, но я бы ответил утвердительно.
Она поблагодарила его и спрятала реестры в маленький сундучок, где хранила деньги.
– Значит, так и поступим. Я доверяю вашему суждению.
– Это большая честь для меня. – Жоффруа слегка улыбнулся.
– Действительно, поскольку я редко кому ее оказываю.
Он посмотрел на нее не мигая и с трудом сглотнул.
– Я сделан из очень грубого вещества по сравнению с дамой моего сердца.
– Не верится, что она так думает, – мягко заметила Алиенора.
Перед палаткой поднялась суматоха, возвестившая о прибытии короля. Алиенора отпрянула, а Жоффруа поклонился и ушел заниматься делами.
Сквозь раскрытый полог она наблюдала, как Людовик спешивается. Настроение у него было отвратительное. После Витри морщины между его бровями вообще не разглаживались, но сейчас они стали еще глубже.
– Мадам, я получил ваш вчерашний ответ, – начал он без преамбулы, врываясь к ней в палатку. – Вы больше не будете подобным образом разговаривать с Тьерри де Галераном. Это недостойно королевы.
– Сир, мне бы доставило огромное удовольствие вообще не разговаривать с ним никогда, – ответила она. – Я не потерплю ваших шпионов в моем окружении. Если вам что-то нужно от меня, проявите любезность прийти и попросить сами.
Он поджал губы:
– Это было обычное дело. Мне передали, что вы пили у костра с солдатами. Неподобающее поведение для королевы Франции.
– Я разговаривала с моими командирами, – возразила она. – В этом не было ничего неподобающего. Вы прислали де Галерана сказать, что вам нужны мои лошади и припасы. Когда мы только отправились в путь, вы обвиняли меня в расточительности – мол, я слишком много всего везу с собой, но вот теперь вы остались без денег и провизии, так кто в этом случае поступил умнее?
Людовик рассердился:
– Осторожнее, мадам! Вы моя жена и должны во всем меня слушаться. Если только не хотите попасть под домашний арест, будете вести себя разумно.
Презирая мужа всей душой, Алиенора не понимала, как вообще могла когда-то считать его привлекательным или даже приятным. Перед ней стоял ворчун, преждевременно превратившийся в старика, полный праведного гнева, мучимый чувством вины и презрением к самому себе, так что все зло мира превращалось в грехи ближайшего козла отпущения. Сочувствие, которое она раньше к нему питала, давно исчезло. Когда-то Алиенора надеялась вытащить его из трясины, изменить, но он слишком глубоко увяз, да и ее тянул с собой.
– Разумно, – повторила она. – Действительно, сир, вы подаете мне пример. Вам будет приятно узнать, что господин де Ранкон собирает сейчас лошадей и провизию, о которых вы просили, а я затребовала дополнительные средства из Пуату и Аквитании. – Она протянула ему пергамент с печатью.
Людовик взял свиток кончиками пальцев и, не говоря ни слова, вышел из палатки. Алинора знала: он не обрадуется тому, что она дала ему, но надеялась, что муж на какое-то время успокоится. Теперь ей не оставалось ничего иного, как сцепить зубы и терпеть, но чем ближе она подходила к Антиохии, тем становилась сильнее.
