Какая девушка не хочет, чтобы о ней кто-нибудь заботился?

Именно это я повторяла себе, когда Бальсан отвез меня обратно в Мулен, чтобы я попрощалась с родными. После сурового испытания в Виши даже этот городишко показался мне сущим раем, но приехала я туда лишь для того, чтоб навестить своих тетушек. В новом черном льняном жакете и такой же юбке, которые мне купил Бальсан (прежнюю мою одежду мы просто выбросили), я сидела и скромно помалкивала, в то время как он уверял Луизу, что с ним я ни в чем не буду нуждаться.

Адриенна радостно захлопала в ладоши, будто видела, как Бальсан стоит передо мной на коленях и протягивает мне обручальное кольцо. За несколько месяцев нашей разлуки к ней вернулось прежнее самообладание, она вся так и сияла, потому что Морис де Нексон действительно чахнул по ней, хотя она так и не объяснила толком, почему он не приехал навестить ее в Виши. Луиза подыскала ей подходящую компаньонку, искусную сваху, которая предложила устроить для Адриенны с бароном и еще нескольких пар путешествие в Египет, чтобы возлюбленные оказались подальше от привычного окружения, окунулись в иную атмосферу и убедились, что брак — это именно то, чего они желают. Позже, гуляя со мной по городской площади, Адриенна призналась, что родственники Нексона хотят, чтобы он женился на девушке его круга, но он твердо заявил, что, кроме нее, никого не желает, и теперь она готовится к схватке, в которой хочет перетянуть их на свою сторону.

— Я очень рада за тебя, — сказала я.

Впрочем, я была несколько удивлена ее готовности терпеть неизбежные унижения, выступая в роли любовницы барона. Как удивлена и готовностью Луизы допустить такое, не важно, будет у Адриенны компаньонка или нет. В то же время я понимала, что и сама собираюсь поступить точно так же по отношению к Бальсану, хотя он ни о чем таком и не заикался. Едва ли я могла трезво судить о ситуации, которую и сама готова была принять. К тому же Адриенна была влюблена, тогда как мои чувства к Бальсану и отдаленно не были похожи на ее любовь. Благодарность — да, за утешение, за помощь, которую он оказал мне, ведь, оставшись одна, я бы просто погибла. Однако, как ни искала я в сердце хоть что-то похожее на страстное влечение Адриенны к Нексону, так и не нашла. На самом деле я страшилась развития наших с Бальсаном отношений в сторону дальнейшего сближения, хотя и понимала, что это неизбежно. И снова, пока Адриенна потчевала меня своими надеждами, я задавалась вопросом: неужели я не способна на пылкую страсть, которую Адриенна с таким жаром описывала?

Тетя Луиза пожелала мне bonne chance и отвела глаза в сторону, тем самым как бы признавая, что мой отъезд был для нее облегчением. Выходило, что я дочь своего отца и у меня своя дорога. Для всех будет лучше, если Адриенна выйдет из-под моего влияния. Я была всего лишь племянницей, тогда как Адриенна — родной сестрой, о будущем которой Луиза должна заботиться, если хочет, чтобы брак Адриенны с бароном стал реальностью. Я была для Луизы обузой, нежелательным напоминанием того, как может кончить простая девушка. Как и в детстве, мне следовало исчезнуть, убраться с глаз долой.

И эта мысль укрепила мою решимость. Я уехала из Мулена без колебаний, несмотря на то что младшая сестра Антуанетта все еще оставалась в монастыре, а Джулия была всего в часе езды у бабушки с дедушкой. Мне очень хотелось увидеться с ними, не хотелось только объясняться. Все равно тетя Луиза скоро им сообщит, что я сбилась с пути истинного, потеряла надежду стать респектабельной женщиной. Я понимала, что она именно так и думает, читала ее мысли по глазам. Она не верила, что Бальсан когда-нибудь на мне женится.

Да я и сама не верила в это. Но решение принято, хорошее оно или нет.

Имение XVII века с пышным названием Руайо, которое купил Бальсан, находилось в окрестностях Компьеня, хотя сам замок был отнюдь не столь пышным: старый, запущенный, отапливался только огромными, покрытыми копотью каминами, мебель и портьеры на окнах и дверях пропахли плесенью. Многие годы комнаты оставались необитаемыми и были заставлены тяжелыми, покрытыми чехлами креслами и столами. Трубы водопровода проржавели, и вода из них текла бурого цвета. Всюду в углах виднелся мышиный и крысиный помет.

Но как ни странно, Бальсан оставался невозмутимым, несмотря на всю свою привередливость и брезгливость. Он лишь мимоходом заметил, что давно навел бы в доме порядок, но сейчас не время, надо срочно готовиться к приему только что приобретенных лошадей, устроить конюшни, расчистить буйно разросшийся лес для скаковых дорожек и лужайки для игры в поло.

Я не могла не заметить, что Бальсан сильно изменился, хотя как именно — не могла понять. Он возобновил прежние дружеские связи, признавшись, что так долго не являлся ко мне, потому что ему неожиданно пришлось уехать в Париж, уладить какое-то неотложное дело. Что за дело, он говорить не стал, а я и не спрашивала. Я начинала понимать, что любовница, задающая слишком много вопросов, его вряд ли устроит.

А вот что именно его может устроить, какие планы у него были на мой счет, мне открылось не сразу. Он великодушно позволил мне самой выбрать себе спальню со смежными ванной комнатой и гостиной, где я могла читать книжки и заниматься своими шляпками. Это была, конечно, роскошь, если не считать, что вода в кране то била мощной струей, то текла тоненькой струйкой, а трубы стонали, как раненые животные. В этих огромных помещениях я наслаждалась покоем, мне очень нравилось чувство, что я могу уходить и приходить, когда и куда мне угодно, таскать к себе из довольно богатой библиотеки, приобретенной вместе с домом, книги тяжелыми стопками и часами подряд валяться на кровати или ковре, предаваясь мечтам и фантазиям.

Бальсан дал мне денег, чтобы я купила еще шляпок и всего остального, что нужно для их отделки. Меня вдруг охватил творческий недуг, он заставлял меня работать даже по ночам, пока законченные шляпки не заполнили собой все горизонтальные поверхности моей гостиной, а также и соседней комнаты. Бальсан принимал это как должное, с улыбкой на тонких губах; сам же бо́льшую часть дня отсутствовал, занимался своими проектами.

Виделись мы с ним по вечерам за обедом, который нам подавали незаметные слуги. Наслаждаясь только что приготовленной едой, я без умолку щебетала, с упоением рассказывая ему о своих новых творениях и романах, которые прочитывала за один присест. После Виши я никак не могла наесться вволю.

— Когда ты только все успеваешь? — спрашивал он, закуривая послеобеденную сигарету. — Я думал, ты до полудня спишь и до трех принимаешь ванну.

— Ну, не без этого, конечно, — призналась я. — Но я не все время бездельничаю.

По правде говоря, я ощущала страшное неудобство, что пользуюсь его щедростью, а сама ничего не делаю. Всю свою жизнь я работала. И не привыкла весь день сидеть сложа руки. Конечно, я тратила время на чтение книг, это занятие никогда не было для меня пассивным, оно давало мне много пищи для ума, еще я занималась своими шляпками, но прошло несколько недель, и у меня появилось тревожное чувство бесцельности своих занятий. Размышляя о том, что бы такое сделать, чтобы отработать все, что даровал мне Бальсан, я чувствовала легкую панику. Я не была еще готова дать ему то, чего он, должно быть, ждал от меня.

— Послушай, научи меня кататься верхом, — однажды выпалила я.

Он лениво улыбнулся:

— А что, это было бы интересно. Лошадей не боишься?

— Конечно нет, — обиженно ответила я, хотя ни разу в жизни не сидела на лошади. — Мне кажется, это довольно легко.

Он вынул изо рта сигарету и усмехнулся:

— Ну смотри, моя маленькая Коко, как только прибудут лошади, будешь учиться держаться в седле. Неплохая мысль, тем более что я собираюсь приглашать друзей, а большинство из них обожают охоту.

Мне показалось, что в его тоне я уловила какую-то странную нотку. Он отправился в библиотеку, а я вернулась к себе наверх — поработать над шляпками. Но привычная всепоглощающая сосредоточенность вдруг покинула меня. Я расхаживала по комнатам, подходила к окнам, вглядывалась в плотную тьму ночи, где на фиолетовом фоне неба проступали темные силуэты деревьев.

Когда за моей спиной заскрипела дверь, я все поняла и повернулась к нему. Он остановился на пороге. Потом шагнул в комнату, закрыл за собой дверь. Поднял руку, чтобы снять воротничок рубашки, а я молча смотрела на него во все глаза.

— Ну как… ты не против? — спросил он.

Я стояла не двигаясь, в руке у меня дымилась сигарета.

— Только если ты сама хочешь, — прибавил он, доставая серебряный портсигар из брючного кармана и кладя его на ночной столик возле кровати. — Я не хочу принуждать тебя.

— Нет… Конечно не против, — ответила я.

Сердце бешено заколотилось в груди, трясущимися пальцами я нащупала застежку платья. С почти небрежным равнодушием он наблюдал, как я стащила его, а потом и сорочку. Так и стояла перед ним, скрещенными руками закрыв груди, в одних только сбившихся на бедрах панталонах. Настал момент, которого я боялась больше всего, и я понятия не имела, что сейчас от меня требуется. В голове мелькали образы хористок из «Позолоченного дворца», вилявших бедрами и низко наклонявшихся над столиками, чтобы продемонстрировать свои груди. Он что, хочет, чтобы я прямо сейчас исполнила перед ним какой-нибудь канкан в полуголом виде?

Но он все так же спокойно откинул одеяло, снял рубашку и брюки. Грудь его на удивление оказалась худой, как у мальчика, белокожей и узкой. Особенно мне не понравились его странно мясистые соски, и я опустила глаза на его бедра, оказавшиеся шире, чем я представляла у мужчин, и ниже, на ноги, толстые и волосатые. В нем было что-то от кентавра, тощего в верхней части своего уродливого тела и тяжелого в нижней. А когда я увидела его маленький, безвольно повисший член, торчащий из пучка густых каштановых волос в паху, по цвету темнее, чем на голове, я почувствовала отвращение. В одежде Бальсан смотрелся гораздо лучше.

Он скользнул под одеяло, похлопал по свободному месту рядом. Я двинулась к кровати, а у самой в голове мелькнула мысль, что в этих панталонах на бедрах и с голыми маленькими грудями я выгляжу совершенно нелепо. И как можно скорее я залезла под одеяло.

Он протянул руку, принялся поглаживать мне шею, груди, легко пощипывать соски. Я закрыла глаза, стараясь ни о чем не думать, но все равно видела перед собой паутину в углу под потолком, в ней притаился паук, за которым я с любопытством наблюдала каждый день; поймав муху, он аккуратно заворачивал ее, пока она все еще продолжала подергиваться, в кокон. Не паук — паучиха, конечно. Я даже окрестила ее Марго. Сейчас она сидит неподвижно, ждет очередного пиршества, и мне казалось, что я тоже ее жертва, а Бальсан тем временем стал целовать меня в шею.

Надо же, в романах все происходит совсем не так. А тут ничего похожего. Такого я совсем не ожидала; в голове мелькнула догадка: романные экстазы выдуманы писателями, в действительности все происходит гораздо прозаичнее, разве может столь примитивный акт, совершаемый людьми регулярно, с его пресловутой le petit mort, быть вершиной человеческих переживаний? И все же я ждала, надеялась, что хоть что-нибудь почувствую. Но вот досада, я не чувствовала решительно ничего. Когда от шеи он снова перешел к моим грудям и принялся жадно сосать их, как ребенок мамкину сиську, я чуть было не захихикала, мне с трудом удалось подавить неожиданный приступ смеха. Все это казалось так курьезно, так нелепо.

— Тебе нравится? — послышался его невнятный шепот, поскольку он держал мой сосок во рту.

Я быстренько сообразила, что мне должно нравиться, и фальшиво застонала. Похоже, ему это тоже понравилось, он сразу заерзал, зашевелился, покусывания стали энергичней, язык работал вовсю, и наконец отвердевший член стал толкаться мне между бедер, и я пошевелила бедрами, чтобы избавиться от него. Бальсан принял это за приглашение взобраться на меня верхом, что он немедленно и сделал.

— О Коко, как долго я ждал… — задыхаясь, прошептал Бальсан.

Ой-ой, как больно! Неожиданная боль обожгла меня, я даже задохнулась, а он прижался ко мне теснее и проткнул меня чуть ли не насквозь, и еще, и еще, сквозь сжатые зубы издавая при этом какие-то сдавленные звуки. Казалось, это никогда не закончится, но вдруг раз! — и все, я даже не ожидала. Он закричал, торопливо вытащил член, и из него мне на живот брызнула теплая и липкая жидкость. Я заглянула под простыню, увидела сперму, пятна крови на простыне и у меня между бедер и испуганно заглянула ему в глаза.

— Почему ты ничего не сказала? — спросил он, но в тоне его прозвучал не упрек, а лишь некоторое удивление. — Знал бы, не был бы так настойчив.

Я пожала плечами:

— Когда-то это должно было случиться. Я рада, что это сделал ты.

Он поцеловал меня и лег рядом, потянулся было к брюкам, но передумал, взял свой серебряный портсигар. Прикурил две сигареты, одну протянул мне. Мы лежали бок о бок, не касаясь друг друга, и молча курили.

— Ну ладно, — наконец сказал он. — Все было просто чудесно. Доброй ночи, Коко. Спасибо тебе.

Мне удалось выдавить из себя слабую улыбку. Он быстро оделся и вышел из комнаты. Марго пробежалась по нитям паутины к одной из своих спеленатых жертв и с упоением принялась терзать ее.

Да, ощущения, конечно, любопытные, но повторять их что-то не очень хочется… Но если такова была необходимая цена, я могла и потерпеть.