Блэкфрайерс-холл
Заседание в присутствии папского легата по бракоразводному делу короля
Июнь 1529 года
Слова имеют вес. Нельзя сделать сказанное несказанным. Слово — как камень, брошенный в пруд: круги идут по воде, и не знаешь, какого берега они достигнут. Когда-то ночью я сказала одному юноше: «Я тебя люблю и буду любить вечно». Когда-то я сказала: «Я обещаю». Это обещание, данное двадцать семь лет назад по ряду причин — чтобы утешить умирающего юношу, чтобы выполнить Божью волю, чтобы порадовать матушку и, если уж говорить начистоту, чтобы удовлетворить собственное честолюбие, — прибегает ко мне волной, лижущей мраморную облицовку пруда, а потом отступает назад, к центру. Я всегда знала, что за мою ложь мне придется держать ответ перед Господом, но думать не думала, что придется держать ответ перед людьми. Думать не думала, что они спросят с меня за обещание, данное во имя любви, за шепот, прозвучавший между нами троими: Господом, Артуром и мною. Так и вышло, что в гордыне своей я никогда не держала ответа. Напротив, я твердо стояла на своем, держалась за свою правоту. Как, впрочем, и я в этом твердо уверена, поступал бы каждый на моем месте. Оказалось, мне следует опасаться новой возлюбленной Генриха, дочки Элизабет Болейн, моей придворной дамы: у этой штучки обнаружилось честолюбие почище моего. Знаю — как мужчина Генрих ей не нужен. Передо мной прошла целая череда его любовниц, и я научилась читать в них, как в детской книжке. Болейн же возжелала моего трона. Дело это не простое, но она полна решимости и упорства. И с тех самых пор, как она проторила тропку к сердцу Генриха и его тайнам, я нюхом чую, что так же, как хищная ласка по запаху крови выходит на капкан, в который попался кролик, она выйдет и на мою тайну. И, выйдя, повернет дело в свою пользу.
Служитель провозглашает:
— Суд приглашает Екатерину Арагонскую, королеву Англии! — но судьи не ждут ответа, это формальность.
В зале нет юристов, готовых меня защищать. Я ясно дала понять, что не признаю этого суда. Они могут продолжать без меня. Служитель собрался уже выкликнуть следующего свидетеля…
Но я отвечаю.
Мои люди распахивают двойные двери в хорошо знакомый мне зал. Я вхожу с высоко поднятой головой, мое бесстрашие мне не изменяет. На королевском троне в дальнем конце зала под золотым балдахином, в короне, которая ему не к лицу, сидит мой муж — мой фальшивый, лживый предатель супруг.
На помосте пониже, тоже под балдахинами, в золоченых креслах, на парчовых подушках восседают два кардинала. Это подлый предатель Томас Уолси, краснолицый под стать своему кардинальскому одеянию, он избегает встречаться со мной взглядом, и слабовольный кардинал Лоренцо Кампеджо. Все три физиономии, короля и его приспешников, отражают глубокое смятение.
Они думали, что, запуганная, запутавшаяся, разлученная с дочерью и друзьями, я не появлюсь перед судом. Они думали, я утону в пучине отчаяния, как моя бабка, или сойду с ума, подобно моей сестре. Сделав все возможное, чтобы разбить мне сердце, они представить себе не могли, что у меня хватит духу предстать перед судом и с полным ощущением своей правоты смотреть им в глаза.
Они забыли, кто я такая. Слушаются советов этой Болейн, которая никогда не видела меня в доспехах, не знает, что за люди были мои матушка и отец. Я для нее — старая королева Екатерина, богомольная, раздобревшая, скучная. Она понятия не имеет, что глубоко внутри я по-прежнему Каталина, инфанта Испанская, прирожденная королева, с пеленок приученная к борьбе. Я женщина, которой пришлось боем брать все, что у нее есть, и я буду бороться до конца. Своего не отдам и выйду из борьбы победительницей.
Они не представляют, на что я способна, чтобы защитить себя и наследие своей дочери, моей обожаемой Марии, имя которой дал когда-то Артур. Неужто я допущу, чтобы мою Марию отодвинул какой-то выродок, выношенный этой Болейн?
Это их первая ошибка.
Кардиналов я полностью игнорирую. Так же игнорирую и прочих судейских — секретарей, помощников, писцов, которые сидят на скамейках по стенам, скребут перьями по пергаментным свиткам, запечатлевают этот фарс для потомства. Я игнорирую суд, город, даже людей, которые с любовью шепчут мое имя. Я смотрю только на Генриха.
Я знаю его как свои пять пальцев. Лучше, чем кто-либо еще на свете, и, уж конечно, лучше, чем его нынешняя фаворитка. Я видела его и мальчиком и мужем. Я помню его десятилетним, когда он приехал встретить меня на пути к жениху и так забавно выпрашивал в подарок берберского скакуна. Маленького Генриха так легко было завоевать лестью и подарками! Я видела его глазами его брата, который говорил, и совершенно справедливо, что избалованный ребенок вырастет в избалованного мужчину и станет опасным для всех. Я видела его юношей и заполучила себе место на троне тем, что подпевала его тщеславию. Я была для него самым желанным из призов и позволила ему этот приз выиграть. Я видела мужчину тщеславного и надутого, как павлин, когда отдала ему всю славу за мою победу над шотландцами, самую славную победу в английской истории.
По требованию Артура я солгала. Солгала низко, как только может солгать женщина, и буду тверда в своей лжи до гробовой доски. Я инфанта Испанская — если уж дала обещание, его выполню. Мой любимый, Артур, на смертном одре потребовал от меня клятвы, и я ему поклялась. Он просил меня объявить, что мы никогда не были любовниками, приказал выйти замуж за его брата и стать королевой. Я выполнила все, что обещала. За все эти годы ни на секунду я не усомнилась, что на то была Господня воля, чтобы я стала королевой Англии, и королевой я буду, пока не умру. Именно я спасла Англию от нашествия шотландцев — Генрих был слишком молод и неопытен, чтобы повести армию в бой. Он бы предложил Якову рыцарский поединок, проиграл битву и погиб при Флоддене, а его сестра Маргарита заняла бы мое место на английском троне. Этого не случилось, потому что я не позволила, я, королева, которой пребуду, пока не умру.
Я не раскаиваюсь в своей лжи. Я придерживалась ее неуклонно и заставила поверить в нее всех, какие бы сомнения они ни питали. По мере того как Генрих взрослел и лучше узнавал меня и других женщин, он, несомненно, убеждался в том, что не девственницей стояла я с ним у алтаря, что я его обманула. Однако за все двадцать лет брака лишь единожды, в самом начале, он нашел в себе мужество заговорить об этом. Сейчас, стоя в зале суда, я уверена, что и сегодня ему не хватит духу спросить меня снова. Даже сейчас! Моя сила зиждется на уверенности в том, что он слаб. Видя меня перед собой, вынужденный смотреть мне в глаза, он не посмеет утверждать, что я пришла к нему не девственницей, что до того я была женой и возлюбленной Артура. Его тщеславие не позволит ему признать, что я любила Артура с истинной страстью, а Артур — меня. Что, по правде говоря, я живу и умру женой и возлюбленной Артура, так что брак с Генрихом можно с полным основанием аннулировать.
Нет, он не столь мужественен, как я. Если я встану гордо, прямо и снова повторю свою великую ложь, он ни за что не посмеет сказать правду.
— Суд вызывает Екатерину Арагонскую, королеву Англии, — глупо повторяет герольд, между тем как все могли видеть, что я уже в зале и, как испытанный боец, стою перед троном.
Это меня они вызывают. Это мой титул. Надежда моего умирающего мужа, желание моей матушки и воля Господа Бога состояли в том, чтобы я стала королевой Англии, и во имя их и во имя этой страны, которую я полюбила, я буду ею, пока не умру.
— Суд вызывает Екатерину Арагонскую, королеву Англии!
Это я. Это мой час. Это мой боевой клич.
Я делаю шаг вперед.
