Глава 15
Вильена взялся сопровождать меня в Оканью вместе с двумя сотнями вооруженных солдат. С высоко поднятой головой я въехала в город, где уже собрался народ. Женщины встречали меня букетами осенних цветов, мужчины снимали передо мной шляпы. Но стоило им увидеть меня в окружении пик и шлемов, как радостные возгласы стихли, а удивление горожан сменилось откровенной тревогой, когда оказалось, что им придется принять войско Вильены, который намеревался остаться в Оканье — следить, чтобы я не сбежала.
Вильена не осмелился разместить своих людей в моем дворце, но ему удалось вновь переманить к себе на службу Менсию де Мендосу. Когда я вошла в свои покои, она уже меня ждала. Присев в реверансе, объявила, что король назначил ее моей почетной фрейлиной, поскольку Беатрис поселилась в Сеговии со своим мужем.
Инес нахмурилась. После приключений во дворце мы с ней наконец подружились, и теперь она прямо взглянула в глаза женщине, которая прежде наняла ее, чтобы шпионить за мной, и с которой она порвала, чтобы служить мне.
— Обслуживать мою госпожу в ее спальне вы не будете, — заявила она. — Эта обязанность принадлежит мне.
Менсия выпятила губы, намереваясь напомнить Инес о своем благородном звании, но я холодно оборвала ее:
— Займитесь ужином, донья де ла Куэва.
От ее внимания не ускользнуло, что я преднамеренно обратилась к ней по замужней фамилии и отправила на кухню заниматься черной работой. Снова сделав передо мной реверанс, на этот раз не столь искренне, она выбежала прочь.
— Спаси нас, Пресвятая Дева, — проговорила Инес, расстегивая мой плащ. — Что она тут делает?
— То же, для чего в свое время послала ко мне тебя, — шпионит, естественно.
Я подошла к дубовому письменному столу, размышляя, успела ли уже Менсия в нем порыться. Перед отъездом в Сеговию я спрятала папку с письмами к Фернандо и его ответами, а также с перепиской архиепископа с королем Хуаном Арагонским и моей собственной с Торквемадой в потайное отделение под нижним ящиком. К моему облегчению, я увидела, что Менсия пока что ничего не нашла. Но теперь, в ее присутствии, ничто в моем дворце не могло долго оставаться в тайне.
— Инес, — сказала я, протягивая ей папку. — Отдай это Карденасу. Скажи, пусть спрячет в конюшне. — Я невольно улыбнулась. — Полагаю, Менсия считает себя слишком благородной дамой, чтобы копаться в конском навозе.
Инес ушла. Оставшись одна, я начала расхаживать по комнате. Что мне делать? Что я могла предпринять? Как избежать ловушки, если по всему городу рассеялись солдаты Вильены, а Менсия находится в моем доме? Вильена вернулся в Сеговию, но до этого пригрозил мне крупными неприятностями, если я осмелюсь покинуть Оканью по какой бы то ни было причине. Близилась зима; пока завывал ветер и бушевали метели, вряд ли могло произойти что-либо существенное, но самое позднее в марте Вильене и Энрике предстояло встретиться с португальцами. Они могли договориться в течение нескольких дней и незамедлительно послать за мной, чтобы обручить с королем Альфонсо еще до апреля, до моего восемнадцатилетия.
Я вонзила ногти в ладони, пытаясь отбросить прочь бесполезные размышления. Нужно бежать, спасаться, найти какое-то убежище. Между мной и Энрике теперь шла война — возможно, необъявленная, но тем не менее.
Ибо, несмотря на все угрозы моего единокровного брата, я не собиралась выходить замуж ни за кого, кроме Фернандо.
Стояла безлунная ночь, холодная и безмолвная, обычная для мартовской Кастилии, когда земля еще дремала в объятиях зимы.
Инес сказала, что Чакон тайно проведет Каррильо через городские ворота. В ответ я лишь нервно усмехнулась. Каким образом? Архиепископа с его внушительной фигурой в характерной красной мантии и с мечом на поясе знают во всех уголках королевства. Трудно представить, что он мог бы пройти где-либо незамеченным. Но в письмах, которыми мы обменивались через Карденаса, неслышно, словно ястреб, проскальзывавшего под покровом снежной бури в Оканью и обратно, Каррильо заверял, что найдет способ.
И теперь я ждала, расхаживая по потертому полу и нервно поглядывая на дверь, откуда могло прийти мое спасение — или моя погибель.
За последние несколько месяцев, пока Карденас доставлял мои тайные послания, а Инес вела домашнюю войну с Менсией, численность стражи в моем дворце выросла подобно саранче. Вскоре начало казаться, будто Вильена привел в Оканью настоящее войско. Когда мне не позволили повидаться с матерью в Аревало на Богоявление, я наконец решилась спросить Менсию, почему на улицах так много солдат — по сути, прямо за нашими воротами.
— Говорят, — с деланым безразличием ответила она, — будто на юге случилось восстание во главе с мятежным маркизом де Кадисом. Его величеству и Вильене пришлось отправиться в Андалусию. Естественно, они беспокоятся, чтобы в их отсутствие вашему высочеству ничто не угрожало.
— Разумеется, — сухо кивнула я, но в душе моей вспыхнула надежда.
Кадис, пользовавшийся дурной славой смутьяна темпераментный гранд, владел обширными землями в Андалусии и всю жизнь враждовал со своим соперником, герцогом Медина-Сидонией. Вместе два этих южных аристократа причиняли куда больше хлопот, нежели мавры. Их ссора могла нарушить неустойчивое равновесие сил в регионе, угрожая спокойствию королевства, и наверняка помешала бы встрече с португальцами. В отсутствие Энрике и Вильены — самое меньшее месяц, поскольку Севилья находилась от Кастилии намного дальше, чем Португалия, — у меня имелось достаточно времени, чтобы продумать план бегства.
Вероятно, так же считал и Каррильо, ибо через несколько дней Карденас принес известие от архиепископа. Упаковав мои саквояжи самым необходимым, Инес отнесла их на конюшню и спрятала под соломой, после чего мы провели несколько тревожных недель, притворяясь, будто занимаемся обычными делами: присматриваем за домом, вышиваем, читаем и ложимся вскоре после захода солнца, чтобы сэкономить свечи. Главное, что нам требовалось, — вогнать Менсию в невыносимую скуку. Когда Инес сообщила, что Менсия увлеклась мускулистым солдатом, с которым она сбегала порезвиться каждую ночь, мне с трудом удалось скрыть неподобающую радость.
— А ведь замужняя женщина, — фыркнула Инес. — Обычные шлюхи и то разборчивее.
Убедив себя, что в данных обстоятельствах подобная неразборчивость Менсии мне лишь на пользу, я притворилась, будто не обращаю внимания на следы поцелуев на ее шее и ее удовлетворенную улыбку.
В тот вечер она вновь отсутствовала, ускользнула, едва услышала, как я закрываю дверь спальни. Инес поспешила вниз, чтобы открыть ворота; нам оставалось лишь молиться, чтобы солдаты, обычно патрулировавшие окрестности, предпочли убраться с холода, ища развлечений в таверне на площади. Судя по отметкам на свече на моем столике, был третий час ночи. Наверняка в столь позднее время стражи снаружи дворца уже нет…
Я замерла, услышав шаги на лестнице. При мысли, что это могут быть люди Вильены, меня окатило ледяной волной ужаса. О том, что я переписываюсь с Каррильо, вполне могли узнать — наверняка за архиепископом в Йепесе следили, как и здесь за мной. В конце концов, обнаружились же мои письма в Арагон. Dios mio, что, если за мной пришли, чтобы арестовать?
Я затаила дыхание, услышав стук в дверь, и тут же раздался шепот Инес:
— Сеньорита? Сеньорита, это мы.
Отперев дверь, я увидела ее в коридоре в обществе двух рослых фигур в длинных плащах с капюшонами.
Они вошли, и я облегченно вздохнула. Оба носили одеяние монахов-францисканцев, и я сразу же узнала в одном из них Чакона. Когда второй, тот, что повыше, откинул с лица капюшон, я улыбнулась:
— Добро пожаловать в Оканью, монсеньор архиепископ.
Каррильо фыркнул, привычно насупив густые брови.
— Я же говорил, что ты можешь пострадать. — Он обвел взглядом мою комнату. — Боже милостивый, тут прямо как в логове нищего. Неужели для будущей королевы Кастилии не нашлось ничего получше?
Забавно, но, несмотря на события прошедшего года, он остался все тем же прежним Каррильо.
— Мне тут было не так уж и плохо, — сказала я, — пока Вильена не решил напустить своих соглядатаев.
— Вильена — настоящий змей, — прорычал он, словно маркиз более не был его кровным родственником. — Как только ты займешь подобающее положение, я порублю его на куски.
Я взглянула на Чакона, и мой управляющий объяснил:
— Прежде чем мы покинули Йепес, его преосвященство получил предупреждение от сеньора адмирала. Вильена готовит заговор с целью…
— Измены! — рявкнул Каррильо, заставив меня вздрогнуть. — Мой жеманный племянничек, моя комнатная собачка осмеливается обвинять меня в измене! Что ж, вот он я! Пусть арестует меня, черт побери.
Он грубо расхохотался:
— Если, конечно, наши друзья из Андалусии, Медина-Сидония и Кадис, не превратят его раньше в фарш. Или, еще лучше, не сбросят со стен Малаги, на потеху маврам.
— Монсеньор, — строго проговорил Чакон, — здесь ее высочество.
Каррильо замолчал, и его румяные щеки покраснели еще больше.
— Ах да. Прошу прощения. Я всего лишь грубый старикашка, и мне не хватает утонченности.
Я наклонила голову:
— Уже поздно. Возможно, нам следовало бы…
Слова мои повисли в воздухе. Я понятия не имела об их планах, но даже я понимала, что странствующие монахи не ходят в сопровождении вооруженного эскорта или, в данном случае, беглых принцесс. Их одежда ничем не могла помочь моему бегству.
Я взглянула на архиепископа, и сердце мое ушло в пятки.
— Вы ведь не заберете меня с собой?
Каррильо направился к буфету, чтобы налить себе кубок. Похоже, ему не понравилось, что в моем кувшине оказалась лишь свежая чистая вода. То была моя прихоть: везде, где имелась чистая вода (а в городах с действующими акведуками ее более чем хватало), я настаивала, чтобы в моих покоях она занимала место вина. Мне не нравилось, как хмель влияет на людской разум, и теперь я весело наблюдала, как Каррильо, морщась, пьет воду.
— Это нецелесообразно, — сказал он, ставя кубок. — Сейчас. Вокруг крутится слишком много людей Вильены, и не только здесь, но по всей Кастилии. Похоже, у этого негодяя глаза на затылке. А ситуация с Арагоном пока не разрешилась до конца. Нужно еще решить несколько крайне важных вопросов.
— Например? — с трудом сдерживая раздражение, спросила я. — Вы говорили, будто короля Хуана привело в ярость известие, что Энрике хочет для меня другого брачного союза. Я думала, он решил благоволить мне и послать к нам представителя Арагона, чтобы формально заключить помолвку.
Каррильо кивнул:
— Да, мы получили его согласие, но остается вопрос выкупа, а также папского соизволения на брак между кровными родственниками, поскольку вы с Фернандо — троюродные брат и сестра. Не говоря уже о том, каким образом ты взойдешь на трон. Кастилия всегда должна иметь превосходство над Арагоном; мы не можем позволить втянуть себя в их нескончаемую вражду с Францией или истощить собственную казну, защищая их. На все это требуется время и…
— Меня не волнует выкуп, — прервала я его. — Что касается соизволения — наверняка его святейшество нам не откажет. А способ, которым я взойду на трон, можно обсудить и позже. Надеюсь, Господу будет угодно, чтобы мне не пришлось в ближайшее время стать королевой.
Уголки рта Каррильо опустились.
— После всего, что он совершил, — бесстрастно проговорил он, — ты все еще даруешь этому бесхребетному червяку право на трон?
— Он наш король, и это право остается за ним до самой смерти. Я не буду воевать с ним, как мой брат Альфонсо, но и игрушкой в его руках тоже не стану. — Я раздраженно взглянула на Каррильо. — Надеюсь, вы понимаете, что я желаю лишь одного — выйти замуж за принца, которого избрала, и поселиться в безопасном месте, где за мной не будет шпионить Вильена.
— В таком случае я бы предложил тебе покинуть Кастилию, — возразил он. — Ибо если ты настаиваешь на том, чтобы подтвердить права Энрике на трон после того, как выйдешь замуж за Фернандо, в этом королевстве безопасного места для тебя не найдется.
Едва сдерживаемая ярость, казалось, обжигала мне горло. Я не могла поверить, что он явился сюда лишь затем, чтобы обругать меня. Неужели ему хватало самонадеянности полагать, будто он сможет запугать меня, подчинить своей воле, словно ребенка? Если так, то он серьезно ошибся.
Мы стояли друг против друга, словно готовые броситься в бой воины, под молчаливыми взглядами Чакона и Инес. Затем, испустив театральный вздох, Каррильо полез в карман своего облачения и достал кожаный футляр для писем.
Я затаила дыхание, а он неловко усмехнулся:
— Нет ничего страшного в том, чтобы сперва немного подождать… э-э… на случай, если ваше высочество вдруг передумает.
Я выдохнула сквозь зубы. Взяла у него футляр, подошла к столу и, открыв крышку, вытряхнула свернутый пергамент со свисающей с него печатью. Я пробежала взглядом длинный текст, едва обращая внимание на витиеватые формулировки соглашений, что описывали всевозможные детали, на которые опирался любой королевский союз, и посмотрела в низ страницы. Там хорошо знакомым мне почерком было написано: «Yo, Fernando de Aragon».
Он подписал нашу помолвку. Он все еще хотел меня.
Я стояла, не в силах пошевелиться. Как только я подпишу этот документ, пути назад уже не будет. Хотя у меня и не было желания узурпировать трон Энрике, он наверняка воспринял бы это как объявление войны; он запретил мне заключать любые союзы без его позволения и, как только он услышит о брошенном мной вызове, не замедлит с местью. Я готова была рискнуть всем ради принца, которого не видела многие годы, — своим местом в очереди на трон, моим будущим королевы, возможно даже жизнью.
Моя рука замерла над пером в чернильнице.
— А соизволение?.. — спросила я.
— Оно будет ко времени свадьбы. Мы с королем Хуаном уже отправили прошение в Рим.
Каррильо смотрел на меня немигающим взглядом. Чакон и Инес стояли возле двери, словно статуи. Казалось, весь дворец затаил дыхание — наступила столь глубокая тишина, что я слышала лай собак где-то в полях за стенами.
Я закрыла глаза, вспоминая Фернандо, каким видела его в последний раз в Сеговии, искренний взгляд его карих глаз, когда он взял меня за руку. «Мы можем сблизить наши королевства, восстановить между ними мир…»
Взяв перо, я окунула его в чернила и тщательно вывела внизу страницы: «Yo, Isabel de Castilla».
Вот и все. К счастью или к несчастью — я стала невестой Фернандо.
Я повернулась к Каррильо:
— Где мне теперь жить? Вряд ли я смогу оставаться здесь и дальше.
— Не сможешь. — Он подошел к столу, посыпал чернила песком и сдул его. — Думаю, Вальядолид вполне подойдет. Город выразил свою лояльность к тебе, и там у нас есть верные друзья. Сперва мы отправимся в Мадригал, где и переночуем. Будем надеяться, что адмирал, дед Фернандо, к нашему приезду соберет свои войска. Вальядолид — его владения; он позаботится о твоей безопасности, пока мы отправим соглашение о помолвке в Арагон.
— Понятно. — Я с трудом сдержала улыбку.
Зря я сомневалась в Каррильо; сколь бы раздражителен и расчетлив он ни был, никто лучше его не знал, как организовать оборону.
Он откашлялся:
— Как я уже говорил, нет ничего страшного в том, чтобы сперва немного подождать. Если бы ты решила отправиться на битву за трон, а не к алтарю, войска адмирала пригодились бы тебе не меньше.
— И впрямь, — ответила я, — если бы все вышло по-вашему.
Он встретился со мной взглядом:
— Но вместо этого все вышло по-твоему, ваше высочество. И теперь остается лишь молиться, чтобы вся Кастилия не обрушилась на наши головы. — Он свернул документ и убрал его в футляр. — Советую надеть плащ. Время не ждет.
Нас уже ждали оседланные лошади. Карденас помог мне сесть на Канелу; накинув отороченный мехом капюшон плаща, я с тоской взглянула на мой дворец. Я прожила здесь недолго, но это был первый дом, который я могла назвать своим, и мне не хотелось его покидать. Устала оттого, что у меня нигде не было дома. С тех пор как покинула Аревало, я ощущала себя потерянной душой в собственной стране.
— Все бы отдала, — сказала рядом со мной Инес, — чтобы увидеть физиономию Менсии, когда она вернется со своего свидания и обнаружит, что нас нет.
Я взглянула на нее, и при виде ее улыбки мне вдруг тоже захотелось рассмеяться.
— Остается надеяться, что ее это опечалит не меньше, чем огорчала нас своим присутствием она сама. — Я в последний раз посмотрела на дворец. — В конце концов, это всего лишь стены, кресла, столы и кровати. Всегда можно купить новые.
Мы двинулись следом за мужчинами. На улицах не было ни души, с черного неба моросил мелкий дождик. Приближаясь к городским воротам, я напомнила себе, что никто не ожидал моего бегства, и уж точно не сегодня и не в такое время. Вильена приказал окружить город и, по его мнению, наделал достаточно шума, чтобы напугать загнанную в угол принцессу и ее слуг. Его стражники наверняка расслабились, думают, что надежно удерживают меня в руках. Но Каррильо предупредил, что, если кто-то попытается нас задержать, я должна пуститься вскачь галопом и не останавливаться, пока не доберусь до Вальядолида.
Возле импровизированного укрытия у ворот стояли вокруг дымящейся жаровни трое часовых с бурдюком вина. Увидев нас, они подняли взгляд, нахмурились.
— Вас же только что впустили? — подозрительно спросил один, глядя на Чакона.
— Да, — ответил мой управляющий, — а теперь мы уходим. Как мы уже объясняли, в нашем монастыре серьезно болен отец этой сеньориты и он хочет ее видеть.
Часовой посмотрел на меня и Инес. Я опустила голову, избегая его взгляда.
— Я вижу двух сеньорит. У них что, у обеих отцы в вашем монастыре умирают?
— Естественно, с сеньоритой ее служанка, — прорычал Каррильо. — Ты что, никогда раньше не видел женщину со служанкой, свинтус невежественный?
Я крепче сжала поводья, заметив, как напряглось лицо часового, и сразу же поняла, что говорить так не стоило. Пытаясь показать свою власть, Каррильо лишь оскорбил его, вызвав лишние подозрения.
— Послушайте, — сказал часовой, — я просто выполняю приказ. Его светлость маркиз де Вильена распорядился никому не открывать ворот от заката до рассвета. А я уже однажды вас пропустил, хотя…
— Тебе заплатили, — прервал его Чакон, — и, насколько я помню, весьма неплохо.
— За то, чтобы один раз открыть ворота.
Часовой перемигнулся с товарищами, те положили руку в кожаной перчатке на рукоять меча. Даже я знала, что вытащить оружие будет нелегко, — на холоде клинки застревали. Однако драться посреди ночи возле ворот желания не было ни у кого, и уж тем более мне не хотелось мчаться напролом по головам часовых, рискуя ранить лошадей.
— Впрочем, если договоримся — с радостью открою и еще, — добавил часовой, и, несмотря на веселые нотки в его голосе, я ощутила угрозу.
Он не собирался даже притрагиваться к засовам, не получив от нас мзду, а может, и готов был вызвать подкрепление.
Неожиданно для всех я пришпорила коня, выехала навстречу часовому. Он ошеломленно уставился на меня, на мгновение сбитый с толку. Подняв руку и не обращая внимания на сдавленный вздох Каррильо, я откинула капюшон. Часовой замер, широко раскрыв рот, будто ему внезапно стало не хватать воздуха.
— Ты знаешь, кто я? — спокойно спросила я.
Он кивнул, все так же не двигаясь с места. Я не могла понять, то ли он действительно оцепенел от изумления, то ли уже оценивает внезапно изменившуюся ситуацию, взвешивает возможные положительные и отрицательные стороны.
— Ты обязан поднять тревогу, — сказала я, — но, как твоя будущая королева, хотя, да будет на то воля Божья, я стану ею еще не скоро, знаю, что ты этого не сделаешь. А взамен, добрый человек, я постараюсь не забыть о том, как ты помог мне этой ночью.
Достав из седельной сумки бархатный кошелек, я бросила его к ногам часового. Раздавшийся от удара о холодную землю звон вывел часового из оцепенения. Он быстро нагнулся, поднял кошелек и, развязав тесемки, заглянул внутрь. Лицо его озарилось широкой улыбкой. Он взглянул через плечо на товарищей, которые таращились на нас, выпучив глаза.
— Вот это мне куда больше по нраву, — сказал он и, слегка поклонившись мне, рявкнул своим: — Давайте! Слышали, что она сказала? Открывайте ворота.
Часовые отодвинули засовы, и мы выехали на темную равнину. Как только оказались за городскими стенами, Каррильо раздраженно бросил:
— К чему такой риск? Нас могли арестовать.
— Да, могли, — ответила я. — Но не арестовали. К тому же о том, как я избежала ловушки, пойдут слухи, которые наверняка достигнут ушей Вильены. Пусть теперь сам дрожит от страха.
Чакон грубо рассмеялся, что бывало с ним редко.
— Это были ваши драгоценности? — шепотом спросила Инес.
— Да, — прошептала я в ответ. — Как я уже говорила, мы можем купить новые.
Пришпорив коней, мы поскакали в Вальядолид.
