Глава 31
– Отец здесь?
Я недоверчиво смотрела на адмирала, не притрагиваясь к письму на коленях.
Адмирал кивнул. Вид у него был подавленный. Он сопровождал меня до Хорнильоса, еще одного городка, где мы заняли дом. Несмотря на радость встречи, я понимала, что он крайне устал, и наверняка уговорила бы его идти спать, не будь столь важны привезенные им новости.
– Мы высадились месяц назад в Валенсии. Я приехал сразу же, как только смог, чтобы обо всем рассказать вашему высочеству, но вы покинули Бургос. Пришлось скакать туда-сюда, пока я вас не нашел.
Я кивнула, чувствуя каменную тяжесть письма. Мне не хватало сил, чтобы поднять руку и сломать печать – у меня словно онемели пальцы.
Взгляд адмирала упал на гроб, покрытый грязным порванным флагом: тот высился рядом на полу, будто еще один стол. Видя, как он хмурит лоб, я представила, что он мог бы подумать, узнав про ту дикую сцену в окрестностях Торквемады, когда я полностью потеряла голову и даже ударила Беатрис, лишь бы добраться до тела мужа. Адмирал был в Бургосе, и ему наверняка сообщили о моем решении перевезти тело Филиппа в Толедо. Каких еще жутких вещей могли ему наговорить?
– Я воспользовалась его телом, – спокойно сказала я. – Оно послужит мне щитом. Надеюсь, никто меня не тронет, если я повезу его останки в Толедо.
Еще не успев договорить, я поняла, как странно звучат мои слова и сколь сумасбродными они могут показаться гранду, который не мог даже представить, что такое страх за свою жизнь, муки деторождения, уязвимое положение вдовы. Как он мог понять? Как вообще хоть кто-то мог это понять?
Глаза мои наполнились слезами, и я наклонила голову. Да поможет мне Бог – я не стану рыдать перед этим гордым мужчиной, который проделал путь до самой Италии, чтобы привезти ко мне отца.
Несколько мгновений адмирал продолжал смотреть на меня, а потом поступил так, как вряд ли хоть раз поступал за все годы служения королевству, – наклонился и обнял меня. Я растаяла, прижавшись к нему всем телом и чувствуя, как его рука ласкает мои волосы.
– Ваше высочество, – тихо проговорил он, – вам больше нечего бояться. Его величество вас защитит. Вам и так слишком многое пришлось пережить. Доверьтесь его величеству.
– Не знаю, смогу ли я хоть кому-то еще доверять, – прошептала я, прислушиваясь к биению его сердца под жестким черным камзолом.
Вместо ответа он поднял соскользнувшее с моих колен письмо и вложил мне в руку:
– Прочтите, ваше высочество, и вы поймете: его величество полон решимости обеспечить вам то положение, которого вы заслуживаете. Он никогда не покинул бы Испанию, если бы знал, что замышляет ваш муж.
Помедлив, я сломала печать и развернула пергамент.
Madrecita,
я узнал от адмирала обо всем случившемся с тобой, и твои страдания причинили мне немалое горе. Мне следовало приехать раньше, чтобы тебе помочь, но, как ты знаешь, мне пришлось покинуть Кастилию, поскольку под угрозой оказалось мое королевство и сама жизнь. Посылаю тебе это письмо с преданным мне сеньором адмиралом и прошу тебя не приезжать в Валенсию, ибо завтра я намерен ее покинуть. Предлагаю встретиться в Тортолесе, где, как меня заверяют, нет чумы. Пока же, дочь моя, молюсь о твоем добром здравии и верю в скорое и радостное свидание.
29 августа 1507 года,
я, Фернандо Арагонский
Я подняла взгляд на адмирала, ощутив столь хрупкую радость, что даже сама боялась себе в том признаться.
– Он хочет, чтобы мы встретились в Тортолесе.
Адмирал улыбнулся:
– И каков же ваш ответ, ваше высочество?
– Да! Мой ответ – да! – Я обхватила его за шею. – Я встречусь с отцом, и мы вместе заявим права на мой трон!
* * *
Я выехала из Хорнильоса следующим вечером, послав адмирала вперед в Тортолес, чтобы он нашел мне самое лучшее жилище. К моему приезду мне предоставили двухэтажный дом на окраине.
Мы с Беатрис, Сорайей и доньей Хосефой взялись за дело: открывали сундуки с посудой и бельем, проветривали вышитые фламандские подушки и шерстяные гобелены. Разбросав по полу тростник с лавандой и тимьяном, сели чинить мои платья. Я решила надеть на встречу с отцом расшитый ониксом черный атлас, но велела Сорайе приготовить рукава с буфами вместо складчатых, из красного дамаста. К тому же мой чепец нуждался в новой вуали с украшением из жемчуга. Отец всегда любил, когда я красиво одевалась.
Утром, когда он должен был приехать, фрейлины разбудили меня перед рассветом, искупали меня и уложили мне волосы, после чего нарядили в платье и чепец, поправили вуаль и отошли назад.
Я повернулась к ним, нервно перебирая юбку:
– Ну?
– Вы прекрасно выглядите, ваше высочество, – сказала Беатрис, но совершила ошибку, отведя взгляд.
Подойдя к туалетному столику, я взяла серебряное ручное зеркало. Мое лицо отражалось в потрескавшемся тусклом стекле, словно в мутной воде, – настолько я побледнела и исхудала. Я не удержалась от судорожного вздоха:
– Dios mio! Я выгляжу так, словно побывала в аду.
– Так оно и есть. Больше незачем притворяться.
Беатрис всегда говорила то, что думала. Едва заметно улыбнувшись, я положила зеркало на столик.
– Каталина уже одета? Папа наверняка захочет ее видеть.
– Ею занимается донья Хосефа. – Беатрис взяла меня за руку. – Идемте во двор. Так мы первыми увидим его величество, когда он появится.
* * *
Мы укрылись от палящего утреннего солнца в тени портика. К платьям приставала пыль, нижние юбки липли от пота к бедрам. Когда вдали наконец послышались приглушенные крики, я послала Сорайю к воротам.
– Вижу их! – крикнула она, обернувшись ко мне. – Много всадников!
Я облизала пересохшие губы. Много всадников. Вероятно, все, кто строил против меня интриги. В предвкушении встречи я даже не задумывалась, что отец может прибыть со свитой, но его наверняка поспешили встретить Сиснерос, Вильена, Бенавенте и коннетабль, торопясь засвидетельствовать свое почтение.
Я собралась с силами. Чего бы мне это ни стоило, я не могла показать им, сколь ненавистно мне их присутствие. Пусть видят лишь холодное безразличие; пусть задумаются, не придется ли им за многое отвечать, когда я взойду на трон.
Неожиданно кортеж оказался у самых ворот: это было впечатляющее собрание всадников в развевающихся плащах с алыми, золотыми и голубыми знаками различия, неестественно ярко сверкавшими на фоне раскаленного добела неба. Среди них были Вильена и Бенавенте, а также коннетабль. Я видела его в Бургосе, когда он скрывался среди войска Филиппа, и позже, когда Филипп умер. Похоже, он действительно шпионил для отца.
А потом я увидела короля Фернандо, ехавшего впереди на жеребце под зеленой бархатной попоной. У меня подкосились ноги. Я вспомнила холодный день на обугленном поле в окрестностях Гранады, когда я, невинная девочка, с нетерпением ждала его появления. Казалось, с тех пор прошла целая вечность. Тогда он ехал с непокрытой головой, и его сопровождал мой брат, похожий на ангела. Сейчас же на его лицо падала тень от черной шляпы, на полях которой поблескивал единственный драгоценный камень. Он повернулся, что-то сказав всаднику позади, а затем спешился. Его сапоги глухо ударились о пыльную землю. Следуя его примеру, прочие один за другим спрыгивали с седла. Сердце мое билось все отчаяннее, пока мне не показалось, будто оно готово выскочить из груди.
Отец повернулся к нам. Мои фрейлины присели в реверансе. Я стояла не шевелясь, глядя на него, словно на мираж, который мог исчезнуть в любой момент. Расправив плечи, он зашагал через двор.
Медленно, едва скрывая охвативший меня трепет, я двинулась ему навстречу.
Отец остановился и снял шляпу. Блеснула его лысая макушка, загоревшая под неаполитанским солнцем до цвета меди. В его отросшей каштановой бороде пробивалась седина. Казалось, он стал чуть ниже ростом и слегка располнел, но осанка его осталась прежней, до боли знакомой. Слегка согнув ноги и уперев в бока руки в перчатках, он наклонил львиную голову.
Подобрав юбки, я бросилась бежать. Чепец слетел с головы, но я не заметила. Вблизи я увидела, как блеснули глаза на его покрытом глубокими морщинами лице.
– Madrecita… Mi madrecita, al fin… – Он привлек меня к себе. – Я дома, – проговорил он, обнимая меня. – Я приехал домой, к тебе.
Я закрыла глаза, но до этого успела увидеть среди вельмож адмирала, который кротко склонил голову.
* * *
Мы сидели в зале за столом с остатками ужина. Вельможи по требованию отца удалились в выделенные им жилища. Обслужив нас, исчезли и мои фрейлины.
Как ни странно, за ужином мы говорили лишь об обыденных вещах. Я спросила отца о моем сыне, которого он оставил в Арагоне, и о его путешествии. «Неаполь – настоящий ад, – рассмеялся он. – Но притом богатый». Нас разделяли пять лет разлуки, и обоим не хотелось разрушать иллюзию, что мы просто наслаждаемся долгожданной встречей, пока наконец не стало ясно, что избежать этого не удастся.
Поднявшись с кресла, отец взял кубок с вином и направился к выходу во внутренний дворик. Уже наступила ночь, и из открытых дверей доносился запах цветущего жасмина. Отец закрыл глаза:
– Жасмин… он всегда напоминает мне об Изабелле.
Я молчала: упоминание о матери невольно ранило меня. Отец вновь повернулся ко мне и покачал головой:
– Прости. Не хотел сделать тебе больно. Сказал не подумав.
– Знаю, папа. – Я посмотрела ему в глаза. – Можешь говорить о ней, если хочешь.
– Нет, – криво усмехнулся он. – Поговорим лучше о тебе, хорошо? – Он вернулся к столу и поставил кубок. – Не хотел бы тебя больше обременять. Хочу, чтобы ты чувствовала себя в безопасности. Понимаю, за одну ночь этого не добиться, учитывая, что тебе пришлось пережить.
– Я все выдержу, папа, – улыбнулась я. – И у меня есть вопросы, на которые можешь ответить только ты.
– Вопросы? – Удивленно взглянув на меня, он снова взял кубок, осушил его и тут же опять наполнил из графина. Раньше он пил куда меньше, практически полностью воздерживаясь от вина, за исключением официальных приемов. – Ладно. – Он расправил плечи. – Задавай свои вопросы.
Я глубоко вздохнула:
– Почему ты уехал из Испании, даже не попытавшись со мной увидеться?
К моему облегчению, в словах моих не прозвучало упрека. Только теперь я в полной мере поняла, насколько сбило меня с толку его поведение и насколько я в нем нуждалась, стремясь пережить своего мужа и завоевать трон.
– Я думал, ты знаешь, – нахмурился отец. – Филипп меня вынудил. Угрожал вторгнуться в Арагон. У меня нет той полноты власти, которой я обладал вместе с твоей матерью. Даже будучи регентом, я все равно нуждался в поддержке грандов. А они целиком выступили на стороне твоего мужа.
– А Сиснерос? Он был твоим шпионом?
– Да. Он сообщал мне обо всем, вплоть до того заседания кортесов, где ты бросила вызов Филиппу. А потом по какой-то причине вдруг перестал писать.
– Ничего удивительного. Он пытался завершить то, что начал Филипп. Думаю, он сам хотел править Кастилией, возможно через своих сыновей.
– Не сомневаюсь. У старого стервятника наверняка рыльце в пушку, хотя сразу после моего приезда он явился ко мне и убеждал, что его единственная цель – защищать королевство. Собственно, большинство вельмож просили у меня прощения.
– Это у меня они должны просить прощения! – возмутилась я.
Отец кивнул, задумчиво глядя на меня.
– Они полагают, что я намерен вернуть себе регентство, но я ничего по этому поводу не говорил. В Кастилии теперь есть королева, и я ни на что не претендую.
Я молча слушала отца. Мне не хотелось настаивать, но я знала, что не успокоюсь, пока не услышу от него ответ – и только от него одного.
– Хочу спросить еще кое о чем, папа.
– Да?
– Ты… – голос мой сорвался, – ты приказал отравить Безансона?
Сама не знаю, почему я об этом спросила. Возможно, мне помогала очистить душу и отогнать страх мысль, что я, будучи дочерью своего отца, сделала лишь то, что было необходимо. Я знала: не поступи я так, Филипп уничтожил бы Испанию. Но я до сих пор просыпалась ночами в поту, снова видя собственные руки, хладнокровно растирающие травы в порошок и сыплющие его в вино, где тот мгновение клубился, словно дым, прежде чем раствориться в красной жидкости. Откуда я могла знать, что в страхе схваченные со стола травы помогут мне добиться цели, что достаточно будет всего двух кубков, чтобы навсегда освободиться от тирании Филиппа? Откуда у меня нашлись силы убить собственного мужа?
Отец шагнул ко мне:
– Ты и правда считаешь, что я способен на такое?
– Он сказал, что его отравили. Я слышала, как он говорил Филиппу. И Филипп ему поверил.
Взгляд отца стал жестче.
– В таком случае твой муж был почти такой же дурак, как и тот старый архиепископ. Мне все равно, кто и во что поверил. Но, отвечая на твой вопрос, – нет. Я его не отравил. Хотя, да простит меня Господь, если кто и заслуживал подобного, то именно он.
Я с трудом сдержала свои смешанные чувства. Как я могла в нем усомниться? Неужели душа моя настолько омертвела, что я перестала верить собственному отцу? И все же от его ответа мне стало не по себе. Я поняла, что никогда не смогу рассказать ему правду, никогда не признаюсь в содеянном. Мне предстояло нести бремя вины всю жизнь, и лишь смерть могла ее искупить.
– Прости, – пробормотала я, отводя взгляд. – Я… я должна была спросить.
Наклонившись, он взял меня за подбородок:
– Безансон умер по воле Господа, а не моей, так же как и твой муж. Можно считать, справедливость восторжествовала.
– Да, – кивнула я. – Пожалуй, да.
– Вот и хорошо. Я бы не смог вынести, если бы ты подумала обо мне плохо.
Он отвернулся. Я думала, он хочет налить себе еще вина, но он вдруг сказал, стоя ко мне спиной:
– У меня к тебе тоже есть вопрос. Ты желаешь править как королева?
Я поколебалась, борясь с желанием ответить «да», сбросить груз с плеч и начиная с этого дня самой решать свою судьбу. Слишком многое мне пришлось испытать, чтобы в порыве гордыни совершить очередную, возможно, гибельную ошибку, особенно такую, которая могла стоить мне всего, за что я сражалась. Даже моя мать взошла на трон не одна. Она уже была замужем за отцом, который помог ей отвоевать у врагов Кастилию, и они начали править вместе. В Испании никогда еще не было одинокой правящей королевы.
– Да, я желаю править, – наконец ответила я. – Но знаю, что многие предпочли бы видеть на троне моего сына. Вы с мамой правили Кастилией много лет. Что посоветуешь?
Отец на мгновение задумался, затем коротко рассмеялся:
– Я не вправе кому-либо советовать. Слишком много ошибок я совершил. К тому же тебе слишком часто приходилось соглашаться с чужими решениями. Ты сама должна понять, что для тебя лучше.
– Что ж, ладно. Тогда как насчет дополнительного распоряжения?
– Распоряжения? – нахмурился отец.
– Да. Которое оставила мама. Там говорится, что ты будешь править Кастилией как регент, пока мне не пожалуют королевский титул. Оно ведь все еще действительно?
– Не знаю. – Отец потер бороду. – Изначально она составила его, опасаясь, что твой муж захватит всю власть. Но теперь, когда он умер… не уверен, что оно применимо.
– В таком случае что, если мы его изменим? Арагон и Кастилия должны остаться едиными. Я могу дать тебе главный пост в моем совете, папа. Тебе незачем снова уезжать. Мы можем править как отец и дочь, изгнать из Кастилии остатки фламандцев и созвать кортесы для моей коронации.
Он странно улыбнулся, едва изогнув губы:
– Хочешь сказать, ты не собираешься больше выходить замуж?
– Никогда. У меня есть мои дети и королевство. Больше мне ничего не нужно.
– Ты так говоришь, потому что устала. Но ты молода. Плоть рано или поздно свое возьмет.
– Для меня все кончено. Вряд ли найдется хоть один мужчина, которого я пожелаю себе в мужья.
Едва это сказав, я тут же подумала об адмирале – сильном, непреклонном и бесконечно преданном. Естественно, о браке с ним не могло быть и речи: гранды никогда бы не позволили, чтобы ими правил выходец из их же среды. И все же я не могла задавить в себе чувства к нему, порожденные отчаянием и муками, которые мне пришлось испытать в последние годы с Филиппом. Будь у меня выбор, адмирал был именно таким мужчиной, какого бы мне хотелось. Его бы я сделала королем.
– Ты понимаешь, что все не так просто? – сказал отец. – Стоит мне попытаться прийти к власти, и может стать только хуже.
– Куда уж хуже? – Я встала и обошла вокруг стола. – Последние шесть лет я провела в плену. – Голос мой дрогнул. – Я не доверяю вельможам, папа. Не доверяю Сиснеросу. Все они строят против меня интриги. Только адмирал верен мне и заботится обо мне. Если рядом со мной будете ты и он, мы сможем поставить грандов на место. Ты их знаешь. Ты заставил их бояться, когда был королем вместе с мамой. Теперь ты можешь помочь сделать то же самое и мне.
– Ценю твое доверие, madrecita, – тихо сказал он, – но ты слишком многого от меня требуешь. Я теперь стал старше, я уже не тот разгневанный юный король, каким был, когда женился на Изабелле.
– Так ты не можешь? – Я взглянула ему в глаза. – Или не хочешь?
Он протяжно вздохнул, словно неся на плечах тяжесть всего мира:
– Я сделаю это – для тебя. Призову к порядку фламандцев и кастильскую знать, которые ненавидят меня как никого другого. Но если они попытаются выступить против меня, потребуется твое согласие. Меньше всего мне хотелось бы, чтобы Вильена или кто-то еще из этих волков бросил против меня армию. Я не могу призвать кастильцев к оружию – кортесы лишили меня этого права, заняв сторону твоего мужа, хотя по дополнительному распоряжению твоей матери я наделен им навечно.
– Я восстановлю твои права, – твердо заявила я. – Это будет мой первый королевский указ.
В моей душе вспыхнула надежда. Я вполне могла это сделать. Могла стать именно такой королевой, какой хотела видеть меня мать. Кастилия была бы моей.
– Ты уверена, что хочешь именно этого? – Отец встретился со мной глазами. – У тебя есть время подумать.
– Более чем уверена. Этого хочу не я, папа, этого хочет Испания. Мама сделала тебя регентом, пока я не смогу взойти на трон. Она тебе доверяла. Почему и я не могу доверять?
– Что ж, хорошо. Вместе мы наведем порядок в Кастилии. – Он поцеловал меня в губы. – И начнем с того, что найдем для тебя подходящее место, где ты могла бы жить и набираться сил, а я мог бы приехать к тебе в любой момент. – Он крепко обнял меня, как не раз бывало в детстве. – Не могу даже выразить словами, как я рад. Боялся одной только мысли, что нам снова придется расстаться.
Я закрыла глаза, чувствуя, как напряжение, страх и сомнения сменяются усталостью. Мне нужно было отдохнуть, свыкнуться с пусть и желанными, но слишком внезапными переменами в моей жизни.
– Я устала, папа. Ты останешься переночевать? Я приготовила для тебя комнату.
– С радостью бы остался, – улыбнулся он. – Но Сиснерос сейчас наверняка мечется как зверь в клетке, пытаясь догадаться, о чем мы с тобой говорим. Хочу порадовать его хорошими новостями. – Он дотронулся до моей щеки. – Приду завтра с утра. Я еще не видел свою новую внучку.
– Она еще совсем маленькая, – рассмеялась я, – но очень похожа на Каталину.
– Значит, ты удачно ее назвала. – Отец замер, глядя на меня так, словно хотел запечатлеть в памяти мое лицо. – Спокойной ночи, madrecita.
Он повернулся и вышел.
Когда я поднялась к себе, у меня слипались глаза. Каталина спала, разметавшись в колыбели. Донья Хосефа дремала в кресле рядом.
Фрейлины меня ждали. Молча помогли раздеться, чувствуя, что я нуждаюсь в покое. Забравшись под накрахмаленные простыни, я почти сразу заснула.
За всю ночь я ни разу не проснулась и мне не снились сны.
