Эпилог
Монастырь Фонтевро, март 1204 года
Старая дама беспокойно зашевелилась во сне, и молодая монахиня, сидевшая рядом с кроватью, встревоженно посмотрела на нее, оторвав глаза от часослова. Трудно было поверить, что эта хрупкая, с пергаментной кожей, старая женщина и есть легендарная королева Алиенора, жена двух королей и мать двух других; великая Алиенора, чья знаменитость – или дурная слава, в зависимости от того, чему верить, – распространилась на весь христианский мир и за его пределы. Великая Алиенора, которая теперь была скромной Христовой невестой.
Сестра Амис поднялась и, разгладив тонкое шерстяное одеяло и выбеленные хлопковые простыни и поправив головное покрывало старой леди на подушке, пробормотала молитву о ней. Алиенора была очень стара, полных восемьдесят два года – огромный возраст для любого человека, и ее великолепное здоровье и энергия в конце концов уступили времени. Она существовала, не чувствуя мира, за ней ухаживали сестры по религии в ее любимом монастыре Фонтевро, этом благодатном убежище среди роскошной лесистой долины реки Луары.
В дверь заглянула мать настоятельница Матильда Богемская.
– Как наша сестра? – спросила она.
Молодая монахиня опустилась на колени:
– Спит, матушка. Слава Господу!
– Она уже не проснется, – предсказала Матильда. – Это благодать Божья. И никогда не узнает, что ее бездарный сын король Иоанн потерял Нормандию, которая перешла к французам. Мы должны благодарить Бога за такое милосердие. – Настоятельница подняла руку в благословении и отправилась по другим своим многочисленным делам.
«Они считают, что я не слышу, – подумала Алиенора, – лежу здесь без чувств в ожидании вечности. Но истина в том, что я слишком устала для человеческого общества. Я примирилась с моим Создателем и готова предстать перед Его судом. Я исповедовалась, грехи мне отпустили, я готова к путешествию. Теперь уже скоро. Остались только мои воспоминания. Есть что вспомнить – много чего случилось за мою долгую жизнь, и я не всегда вела себя по-умному. Истинной мудрости меня научили долгие годы жизни и трудное заключение. Нелегко далась эта наука. Ах, как же сладко быть молодой и глупой, любить и быть любимой, гореть страстью… – Алиенора снова пошевелилась, ее старое тело даже теперь помнило это. – Да, есть и о чем пожалеть. – Она вспомнила о последствиях своих глупостей. – Я бы многое хотела изменить. Я бывала слишком несдержанной, подчинялась страстям, забывала о нуждах других. Бедный Людовик… Я принесла ему много бед, этому робкому, склонному к монашеской жизни правителю, каким он был. А Генри… Чего только мы не делали друг с другом? И каким образом все это закончилось так, как закончилось? Потом Ричард, мой золотой сын с львиным сердцем, самый мой любимый… Но как рано он умер, меня жестоко лишили его – он пал, убитый стрелой из арбалета. Мы скоро воссоединимся с тобой, мой любимый принц…»
Тело, лежащее на узкой кровати, издало что-то похожее на рыдание, и молодая монахиня подняла глаза, но Алиенора, казалось, лежит совершенно спокойно.
Ричард теперь в руках Господа, и она вскоре будет там же. Алиенору держало только воспоминание о Генри. Их отношения были отравлены такой горечью, что легко можно забыть о том, как замечательно они жили прежде – до того, как измены, всепожирающая ненависть и мятеж разделили их. Но сейчас, в самом конце, она хотела вспомнить, проникнуться тем счастьем, которым они наслаждались на первых порах, когда все только начиналось. И в тысячный раз пыталась понять, что же не задалось между ними. Но сомневалась, что это удастся.
«Кто мог бы сказать, – размышляла Алиенора, и слабая улыбка при этом заиграла на ее впавших губах, – что мы влюбимся друг в друга без памяти и своим соединением потрясем мир? Даже сейчас в это трудно поверить. Ни один поэт или трубадур не смог понять это. Но кто же может объяснить движения сердца… или притяжение двух здоровых тел друг к другу».
Алиенора никогда не забывала тех дней в Париже, хотя это и было полстолетия назад, тогда она впервые увидела Генри во всей его юношеской красоте…
Головокружительные воспоминания, которые теперь вытеснялись печальными. Они всегда оставались при ней. Не только трагедия их брака, но и страдания и бесконечная скорбь утрат. Одиннадцать детей, которых она родила, и девять, которых потеряла, – они так часто приходили к ней. Печальная процессия обожаемых призраков: Мария и Алиса – она так и не увидела их после развода с Людовиком, обе упокоились шесть лет назад, оставив Алиенору жить с раскаянием за то, что она не смогла стать для них настоящей матерью. Маленький Вильгельм, младенец Филип – такие сладкие мимолетные горькие воспоминания. Молодой Генрих и Жоффруа, ее красивые, здоровые сыновья, ушедшие преждевременно в иной мир, и только смерть смогла победить их непримиримое соперничество. Любимая дочь Матильда, которую смерть забрала во время родов в то же лето, что и Генри. Трагически сложилась судьба Иоанны, чью красоту запятнали неудачный брак и ожоги, полученные во время страшного пожара. Все это ослабило дочь до такой степени, что она не смогла перенести тяжелых родов. И обожаемый Ричард, который должен был бы стать ей опорой в старости, тоже ушел от нее. Ричард потерпел поражение от турок в Крестовом походе и не смог освободить Иерусалим, потом попал в плен к предателю-императору. Сколько сил положила Алиенора, к какой только лести не прибегала, чтобы собрать деньги на выкуп! А теперь его львиное сердце перестало биться, и он лежал здесь же, в Фонтевро, у алтаря, в ногах своего отца, как в смирении и раскаянии просил о том сам Ричард. И скоро, если Господь проявит милосердие, и сама она упокоится рядом с ними.
После смерти Ричарда свет исчез из жизни Алиеноры. Жалкое подобие себя прежней, она тем не менее сделала все, что в силах человеческих, чтобы закрепить за Иоанном его наследство, но сердце ее не лежало к этому, оно уже было окончательно разбито. Однако и после этого, хотя Алиенора уже и состарилась, ей не было покоя. Пришлось пересечь негостеприимные Пиренеи, чтобы увезти из Кастилии внучку, ребенка Алиеноры, и выдать замуж на дофина Людовика, сына Филипа Августа. Потом случился мятеж, возглавленный ее внуком Артуром Бретанским, который претендовал на корону Иоанна и даже имел наглость осадить замок Мирабо, где находилась его восьмидесятилетняя бабушка. И Иоанн, тот самый вероломный Иоанн, продемонстрировал характер и, одержимый чувством мести, пришел ее спасать – прискакал с сумасшедшей скоростью на белом боевом коне, чтобы разорвать осаду. После этого Алиенора чуть ли не полюбила Иоанна. В тот момент она испытывала к сыну самые теплые за свою жизнь чувства.
Но после Мирабо Иоанн убил Артура. Он никогда в том не признался – никто не говорит о таком открыто, но Алиенора все знала. Шепотом передавались страшные истории. Кто-то рассказывал, что король приказал тюремщику ослепить и кастрировать пленника, другие утверждали, что Иоанн убил его собственными руками, а тело с камнем на шее сбросили в Сену. Алиенора умоляла сына сохранить внуку жизнь, но Иоанн избегал встречаться с матерью взглядом. Вот тогда-то она и поняла. И опять ей казалось, что семейство Плантагенетов проклято, а его отпрыски, эти злосчастные потомки ведьмы Мелузины, будут вечно уничтожать друг друга. Неужели этому никогда не будет конца?
А теперь говорят, что Иоанн потерял Нормандию – гордое наследство Вильгельма Завоевателя, бриллиант в короне Плантагенетов. Империя падет – Алиенора знала это. Если наследники Филипа окажутся такими же честолюбивыми и упорными, как он, они клочок за клочком перетащат ее к себе. Может, на это уйдет сотня лет, но в конечном счете великая империя, которую создали они с Генри, рухнет, и последствия будут сказываться еще очень долго. «Вот чего мы добились! – мрачно думала она, благодаря Господа за то, что Генри и Ричард не видят этого. – Да, Генри, мы построили великую империю, – размышляла она, – но результаты нашего строительства могут оказаться самыми кровопролитными». Не напрасно ли прожила она свою жизнь? По человеческим понятиям – да, напрасно, чувствовала Алиенора. Когда вся ее энергия растрачена, а надежды растоптаны в прах, что могла она предъявить как плоды лучших своих устремлений на земле? Великий династический брак, который Алиенора, не побоявшись греха, задумала и провела в жизнь, не принес ни счастья, ни мира, хотя и дал ей и Генри мимолетное величие. Они оставили горькое наследство тем, кто пришел после них. Уже приходилось платить по счетам.
Впрочем, Нормандия и проблемы империи не могли заботить ее теперь. У Господа другие мерки. Истинное величие состоит в том, чтобы жить в гармонии с Ним, в том, чтобы жить мудро и властвовать со смирением. Конечно, в жизни Алиеноры случались оглушительные провалы, но она старалась оставаться на коне, даже если мотивы ее и были не очень чисты. Вряд ли о ком-то можно сказать больше. Книга жизни почти дописана, и теперь уже ничего не изменишь. Алиенора покончила с земными делами, оставила их навсегда позади. Пусть Иоанн добирается в ад своими ногами…
Ко времени исчезновения Артура Алиенора уже поняла, что с нее хватит. Она старая, усталая женщина, выполнившая свою задачу. Теперь она искала только монастырского мира и тишины, душевного спокойствия. Первые два Алиенора нашла, но сомневалась, что достигнет третьего. Какой-то мудрец – она забыла кто, она все стала забывать в последнее время – сказал, что кровь нечестивого не даст плодов. Разве Генри не был страшным нечестивцем? Алиенора боялась отвечать на этот вопрос теперь, когда смерть и суд Божий уже совсем рядом. И все же… Если она делала что неправильное, то потом пыталась смягчить последствия и искала прощения. Ведь Господу свойственно милосердие. Может быть, она должна последовать совету настоятельницы и верить в Него, ждать смерти безмятежно, принять ее, а не страшиться.
И вот Алиенора здесь, в монашеском одеянии, среди других монахинь. Она чуть шелохнулась на узкой кровати, и молодая монашка оторвалась от своей книги. По-прежнему без сознания, подумала девушка. Она не знала, что в старой даме, лежащей перед ней, происходит едва заметное изменение. Но сама Алиенора вдруг радостно почувствовала, как распахнулась золотая дверь, открылась, чтобы принять ее, и теперь она плывет к сиянию, изливающемуся изнутри, ослепляющему своим великолепием. Последняя ясная мысль Алиеноры была: никто из нас не знает точно, что там, за дверью вечности, но наш Господь добр, наши близкие Его попечением будут ждать нас там, и мы встретимся в раю, который превосходит все, что мы представляем о нем на земле.
Владей Алиенора голосом, то закричала бы в восторге, потому что движение ее прекратилось, она замерла в потоке света и снова, как много лет назад во сне, увидела яркий золотой венец, излучающий ослепительный свет, корону, не имеющую ни начала, ни конца, такую великолепно чистую и блистательную своим обещанием вечной радости. И в это чудное мгновение, когда свеча рядом с ее кроватью мигнула и погасла, а молодая монахиня в тревоге стала звать настоятельницу, Алиенора почувствовала, как ее душа внезапно обрела крылья и полетела на юг – к Пуатье, Бордо, Аквитании…
