Глава шестнадцатая
ВОЗВРАЩЕНИЕ

Никогда еще Джон Уоткинс не был в таком отвратительном настроении, как во время отсутствия четырех женихов его дочери, уехавших на поиски бежавшего Матакита. Каждый истекший день, каждая неделя усиливали его раздражение, уменьшая надежду сделаться снова обладателем исчезнувшего бриллианта. Кроме того, он скучал без своих обычных гостей — Джеймса Гильтона, Фридела, Аннибала Панталаччи и Сиприена, которых привык видеть у себя почти каждый день. С тоски он выпивал большое количество джина, и, надо признаться, эти обильные возлияния не способствовали смягчению его характера. На ферме кроме самого Уоткинса был еще кто-то, кто имел основательные причины тревожиться за отсутствующих. Бардик, взятый в плен туземцами, как это и предполагал Сиприеп, ухитрился бежать от них. По возвращении в Грикаланд он отправился к Джону Уоткинсу, которому и сообщил о смерти Джеймса Гильтона и Фридела. События эти были очень дурным предзнаменованием для остальных членов экспедиции — для Аннибала Панталаччи, для Сиприена Мере и для китайца.

Алиса при этом известии почувствовала себя глубоко несчастной. Она перестала с этого времени петь и не открывала более своего фортепьяно. Даже своими страусами она занималась очень мало, и проказник Дада потерял способность вызывать улыбку на ее лице, так что мог теперь безнаказанно проглатывать самые разнообразные вещи. Мисс Уоткинс очень тревожили два обстоятельства, и тревога в ней все возрастала: она боялась, во-первых, что Сиприен не вернется из этой проклятой экспедиции, а во-вторых, ее страшила мысль, что Аннибалу Панталаччи удастся найти «Южную Звезду» и он явится за получением обещанной награды. Она не могла себе представить без содрогания перспективы сделаться женой этого злого и грубого итальянца после того, как близко узнала и оценила такого выдающегося во всех отношениях человека, каким был Сиприен Мере. Она думала обо всем этом дни и ночи, и свежие щечки ее побледнели, а голубые глазки потеряли свою ясность. Уже три месяца жила она в уединении и печали. И вот однажды вечером Алиса сидела у лампы рядом со своим отцом, заснувшим тяжелым сном после выпитого джина. Опустив голову на грудь, она шила, и грустные мысли не покидали ее ни на минуту. Вдруг легкий стук в дверь заставил ее встрепенуться.

— Войдите, — сказала она, удивленная таким поздним посещением.

— Это я, мисс Уоткинс, — сказал голос, от которого он задрожала всем телом, — голос Сиприена Мере.

Это был действительно он — бледный, похудевший, обросший длинной бородой и одетый в сильно поношенное дорожное платье, но все такой же изящный и веселый.

Алиса вскочила, вскрикнув от удивления и радости. Одной рукой она старалась сдержать свое сильно бьющееся сердце, другую руку она протянула молодому инженеру, который крепко сжал ее в своих руках. Мистер Уоткинс в эту минуту открыл глаза и спросил, что тут происходит. Прошло несколько минут, прежде чем фермер мог дать себе ясный отчет в происшедшем. Но как только он понял, что случилось, он воскликнул: «А алмаз?» И восклицание это шло у него от сердца.

— Увы, алмаз не возвратится! — было ему печальным ответом.

Сиприен в коротких словах рассказал обо всех приключениях, случившихся во время злополучной экспедиции, упомянул о смерти своих спутников — Джеймса Гильтона, Фридела и Аннибала Панталаччи, рассказал о том, как он нашел Матакита в плену у Тонаи, умолчав о том, что тот возвратился в Грикаланд, и сказал, почему именно он вполне уверен в невиновности молодого кафра. Он не забыл воздать должное преданности Бардика и Ли и дружбе Фарамона Берте; о последнем он рассказал, как тот ухаживал за ним во время его болезни, без чего и он не остался бы в живых. Почти бессознательно во время разговора Сиприен скрыл от своих слушателей преступные замыслы и действия своих соперников и представил их несчастными жертвами задуманного вместе предприятия. Из всего своего путешествия он умолчал о таинственной пещере и ее богатствах, согласно клятве, данной им по этому поводу королю Тонаи.

— Король-негр, — сказал Сиприен, заканчивая свое повествование, — исполнил свой уговор. Через два дня все было готово для нашего возвращения в Грикаланд: нам дали быков, съестных припасов и сильный конвой, и со всем этим мы прибыли к повозке, оставленной нами под кучей хвороста. Она оказалась целой и невредимой, и мы, отдав пять ружей вместо четырех, как следовало по уговору, простились с нашим хозяином. Наше обратное путешествие было медленным, но вполне безопасным. Конвой покинул нас на границе Трансвааля, где расстался с нами и Фарамон Берте со своими бассутами, и после сорокадневного пути по Вельду мы прибыли сюда безо всяких приключений.

— Но тогда зачем же Матакит бежал? — спросив Сиприена мистер Уоткинс, слушавший его рассказ с большим интересом, не обнаруживая, впрочем, огорчения по поводу гибели своих троих приятелей.

— Матакит убежал со страху, — ответил Сиприен.

— Но разве нет правосудия в Грикаланде? — возразил фермер, пожав плечами.

— Правосудие бывает здесь иной раз слишком коротким, мистер Уоткинс, и, по правде говоря, я не в состоянии искренне порицать несчастного за то, что он бежал в безотчетном страхе от необъяснимой пропажи бриллианта.

— Я с вами согласна, — добавила Алиса.

— Во всяком случае, я повторяю вам, что он невиновен в этой краже, и я рассчитываю на то, что его оставят теперь в покое.

— Гм! — пробормотал мистер Уоткинс, по-видимому вовсе не убежденный бездоказательными доводами Сиприена. — Но, может быть, хитрый Матакит притворился испуганным, чтобы скрыться от преследования полиции, — сказал он наконец.

— Нет! Он невиновен, я убежден в этом, — сказал Сиприен несколько сухо, — и убеждение это купил дорогой ценой.

— О, вы можете оставаться при вашем мнении, а я останусь при своем, — возразил Уоткинс.

Боясь, чтобы спор между собеседниками не принял угрожающего характера, мисс Алиса поспешила предложить молодому инженеру поужинать, на что тот очень охотно согласился.

Накрыли на стол, и непредвиденный ужин кончился для обоих молодых людей очень приятно: мистер Уоткинс, плотно покушав, выпил большое количество джина, причем Сиприен за компанию с ним тоже выпил, в свою очередь, стаканчик этого напитка. По своему обыкновению, Уоткинс вскоре же задремал, сидя в своем кресле, а Сиприен и Алиса могли поговорить.

Уже была полночь, когда Сиприен наконец решился пойти к себе домой, где его ждала целая пачка писем из Франции, тщательно собранных для него на его письменном столе Алисой.

В первую минуту, как это всегда бывает с людьми, которые были долго в отсутствии, Сиприен не решался распечатать эти письма. Что если в них заключается весть о каком-нибудь несчастье?.. Живы ли и здоровы его отец, мать, маленькая сестра Жанна?.. Сколько перемен могло произойти за эти три месяца!..

Проглядев наконец все письма, Сиприен, к своей радости, убедился, что в них заключались только хорошие вести. Он вздохнул облегченно и продолжал читать их уже внимательно. Все дорогие ему люди были здоровы. Из министерства он получил большую похвалу за свою теорию об алмазовидных формациях; ему писали, кроме того, что он может продлить свое пребывание в Грикаланде еще на полгода, если найдет это нужным. Одним словом, все шло как нельзя лучше, и Сиприен заснул в эту ночь так спокойно, как давно уже не спал. Все утро следующего дня он посвятил посещению своих друзей. Первый визит его был к Томасу Стилу; оказалось, что участок, на котором работал ланкаширец, был очень хорош, и Томас Стил стал одним из богатейших диггеров на Вандергартовых россыпях, что не помешало, однако же, доброму Томасу встретить Сиприена Мере очень радушно. Сиприен условился с ним, что Бардик и Ли по-прежнему будут работать с ним вместе; молодой инженер хотел дать своим верным слугам возможность составить себе капиталец. Сам же он решил, по желанию Алисы, снова взяться за свои химические изыскания. Ни минуты не думая о том, что он мог бы воспользоваться громадной пещерой Тонаи, переполненной драгоценными каменьями, Сиприен принялся за подготовку второго опыта по образцу первого, имевшего такой блестящий результат, и целые дни проводил в своей лаборатории. У Сиприена была достаточно серьезная причина не терять энергии: с тех пор как мистер Уоткинс стал считать свой алмаз безвозвратно погибшим, он уже не возобновлял более разговора о браке с Алисой, и потому было очень вероятно, что если бы молодому инженеру посчастливилось сделать еще один алмаз огромной ценности, то Джон Уоткинс возвратился бы к своим прежним мыслям.

Построив новый аппарат, Сиприен заставил Бардика за отсутствием Матакита поддерживать в печи огонь, что тот исполнял с большим усердием. Пока длился опыт, Сиприен, не желая терять времени и предвидя, что он, может быть, будет вынужден скоро возвратиться в Европу, принялся за труд, намеченный в его программе, а именно за определение понижения почвы к северо-востоку равнины; он был того мнения, что понижение это могло служить для стока воды в ту отдаленную эпоху, когда происходило образование алмазной формации.

Развернув перед собой на столе план, Сиприен работал усидчиво над вычислениями уже несколько дней и, к своему удивлению, заметил, что цифры его не согласовывались с планом. Вскоре для него стало очевидно, что план был плохо ориентирован и в нем были ошибочно определены долготы и широты. Определив ровно в полдень долготу места посредством хронометра, поставленного по Парижской обсерватории, он окончательно убедился, что карта была составлена неправильно: север на этой карте, обозначенный стрелкой, в действительности приходился приблизительно на северо-западе, а потому все указания карты становились ошибочными.

«Теперь я понимаю, в чем тут дело! — воскликнул Сиприен про себя. — Ослы, составившие это образцовое произведение, просто не приняли во внимание отклонения магнитной стрелки! Оно здесь равно двадцати девяти градусам к западу! Хороши землемеры, нечего сказать! Впрочем, кто не ошибался!..»

Тем не менее у Сиприена не было основания скрывать найденной им ошибки в плане, а также и той поправки, которую он счел нужным сделать для определения местности алмазных россыпей округа. Встретив в этот день на ферме Якоба Вандергарта, молодой инженер рассказал ему о своем открытии.

— Очень странно, — добавил он при этом, — что такая грубая геодезическая ошибка, испортившая все планы округа, могла пройти незамеченной. Теперь придется исправлять все карты здешнего края.

Старик гранилыцик с минуту смотрел на Сиприена с очень странным видом:

— Вы правду говорите? — спросил он с живостью.

— Конечно.

— И вы согласитесь заявить об этом в суде?

— Хоть в десяти судах, если понадобится!

— И нельзя будет оспаривать вашего мнения?

— Очевидно, нет, потому что мне достаточно указать на причину этой ошибки, чтобы рассеять все сомнения на этот счет. Она бросается в глаза! В вычислениях при съемке не принято было в соображение отклонение магнитной стрелки!

Якоб Вандергарт ушел, не сказав больше ни слова, и Сиприен вскоре забыл, какое странное впечатление произвело на старика известие о неправильности планов округа. Но когда два дня спустя Сиприен задумал навестить его, он нашел дверь его дома запертой, и на доске, привешенной к замку, были написаны мелом слова: «Уехал по делам».