Глава XII
НЕОЖИДАННЫЕ ПАССАЖИРЫ

Просьбу Маляриуса единодушно одобрили, и достойный педагог, чья научная репутация была хорошо известна в Стокгольме, получил должность естествоиспытателя в составе экспедиции. Но условие, выдвинутое Тюдором Броуном, разумеется, доктор Швариенкрона и Бредежор сразу решили отвергнуть, но, когда друзья попытались мотивировать свой отказ, они поняли, что это не так-то просто. И в самом деле, какую вескую причину можно выставить перед учредительным комитетом, чтобы потребовать отклонения столь солидного взноса?

Да, хозяин «Альбатроса», на котором плавал Патрик О'Доноган, принес доктору Швариенкроне свидетельство о смерти своего матроса, а теперь оказалось, что Патрик О'Доноган жив. Но где же тут доказательство злого умысла? Вот о чем справедливо спросит комитет, прежде чем захочет отказаться от суммы, которая может избавить экспедицию от многих затруднений. Тюдору Броуну ничего не стоит доказать комитету, что он не держал и не держит никакой задней мысли, что, кстати, как раз подтверждал его последний поступок. В конце концов, может быть, его самого заинтересовал рассказ врача с «Веги», опубликованный в газете? Если же у англичанина что-то недоброе на уме, то не лучше ли будет не упускать его из виду? Вот почему доктор и Бредежор решили не препятствовать появлению Тюдора Броуна на борту «Аляски». Постепенно их самих охватило желание поближе познакомиться с этим странным субъектом и узнать, для чего ему понадобилось присоединиться к экспедиции. А как это сделать иначе, если не взять его на борт в качестве пассажира?

Маршрут «Аляски», по крайней мере на первом этапе, казался весьма привлекательным. Поэтому доктор Швариенкрона, большой любитель путешествий, попросил разрешения сопровождать экспедицию хотя бы до Южно-Китайского моря, возместив комитету стоимость проезда. Его пример оказался заразительным для Бредежора, давно уже мечтавшего о поездке в края незаходящего солнца. И он в свою очередь попросил предоставить ему каюту на тех же условиях. Никто в Стокгольме не сомневался, что и профессор Гохштедт не отстанет от них — и для удовлетворения своей научной любознательности, и из желания не расставаться с друзьями. Но стокгольмцы ошиблись. Профессор, соблазненный перспективами путешествия, так тщательно взвешивал все «за» и «против», что никак не мог прийти к определенному решению. В конце концов он положился на орлянку, и судьба повелела ему остаться на месте.

Отъезд назначили на десятое февраля. Девятого Эрик ожидал прибытия господина Маляриуса. Как же он обрадовался, когда встретил на вокзале не только учителя, но и матушку Катрину с Вандой, которые приехали, чтобы проводить его в далекий путь! Они было остановились в гостинице, но доктор настоял на их немедленном переселении в его дом, к великому неудовольствию Кайсы, считавшей таких гостей недостаточно светскими.

Ванда стала стройной высокой девушкой, ее красота превзошла все ожидания близких. Она только что выдержала в Бергене экзамены, что позволяло ей получить место преподавательницы в колледже, но предпочла остаться с матерью в Нороэ и заменить господина Маляриуса на время его отсутствия. Приобретя серьезные знания, Ванда не утратила своей обычной простоты, сдержанности и мягкости, придававших ей какое-то особое очарование. Необычное впечатление производила эта красивая девушка в живописном норвежском наряде, когда она спокойно и неторопливо рассуждала на серьезные темы или с незаурядным мастерством играла на рояле сонату Бетховена! Но самым притягательным в ней казалось врожденное изящество и отсутствие всякой жеманности. Она не старалась привлечь к себе внимание и задумывалась о своих достоинствах не больше, чем о деревенских башмаках, которые были у нее на ногах. Красота Ванды пленяла подобно красоте дикого цветка, перенесенного с берега фьорда и выращенного старым учителем в маленьком саду позади школы.

Вечером в гостиной у доктора в тесном дружеском кругу собралась вся приемная семья Эрика. Бредежор и доктор доигрывали с профессором Гохштедтом последнюю партию в вист. И тогда неожиданно обнаружили, что и господин Маляриус весьма искушен в этой «благородной игре». Его внезапно открывшийся талант обещал скрасить часы досуга на борту «Аляски». Но, к несчастью, выяснилось, что достойный учитель подвержен морской болезни и, попадая на корабль, вынужден почти все время лежать в каюте. Только привязанность к Эрику в сочетании с давно лелеемой мечтой пополнить ботанические каталоги некоторыми до сих пор неизвестными видами растений могла побудить его к морскому путешествию.

После виста решили послушать музыку. Кайса с обычным для нее надменным видом соблаговолила сыграть модный вальс. Ванда с глубоким чувством исполнила старинную скандинавскую песню. Затем, когда подали чай, все собравшиеся распили большую чашу пунша за успех экспедиции. Эрик заметил, что Кайса даже не притронулась к бокалу.

— А разве фрекен не пожелает нам счастливого пути? — спросил он ее вполголоса.

— К чему желать то, во что не веришь,— ответила она.

Назавтра ранним утром все отплывающие собрались на борту, за исключением одного только Тюдора Броуна (после того заказного письма он больше не подавал никаких признаков жизни). В десять часов корабль отчаливал. За несколько минут до отплытия капитан Марсилас приказал выбрать якорь и ударить в гонг, чтобы провожающие сошли на берег.

— До свидания, Эрик! — воскликнула Ванда, нежно целуя его.

— Добрый путь, сыночек! — прошептала Катрина, прижимая к сердцу молодого лейтенанта.

— А вы, Кайса, неужели вы так ничего и не скажете мне на прощание? — спросил Эрик.

— Я пожелаю вам не отморозить нос и узнать, что вы переодетый принц,— ответила она насмешливо.

— А если в самом деле так окажется, заслужу я тогда ваше расположение? — сказал он, пытаясь скрыть под напускной веселостью боль, причиненную ее жестокой шуткой.

— Неужели вы в этом сомневаетесь?— ответила Кайса, повернувшись к своему дяде и давая понять, что прощание окончено.

Наступила последняя минута. Удары гонга становились все более настойчивыми. Провожающие устремились к трапу, чтобы спуститься в приготовленные лодки. В общей суматохе почти никто не обратил внимания на запоздавшего пассажира, поднявшегося на палубу с чемоданом в руке. Тюдор Броун представился капитану и потребовал свою каюту, куда его тотчас же проводили.

Еще через минуту, после двух-трех пронзительных протяжных гудков, заработал винт парохода, за кормой забурлила белая пена, и «Аляска», величественно рассекая зеленые воды Балтики, покинула Стокгольм. А собравшиеся на берегу провожали ее громкими криками, размахивая платками и шляпами. Эрик Герсебом отдавал распоряжения с командного мостика. Бредежор и доктор, облокотясь на перила левого борта, посылали приветствия Кайсе и Ванде, стоявшим на молу. Маляриус, уже почувствовав мучительное недомогание, поспешил к себе в каюту.

Целиком поглощенные мыслями о предстоящей разлуке, ни пассажиры, ни провожающие не заметили появления Тюдора Броуна. Поэтому доктору не удалось скрыть своего удивления, когда, обернувшись, он вдруг увидел старого знакомого, поднимающимся на верхнюю палубу. Тот шел навстречу, засунув руки в карманы, в том же самом нелепом костюме, с тем же самым цилиндром, словно накрепко приклеенным к голове.

— Хорошая погода,— буркнул Тюдор Броун вместо приветствия.

Доктор немного помолчал, надеясь, что этот странный тип попытается хотя бы извиниться и объяснить свое поведение. Но, убедившись, что его ожидания напрасны, Швариенкрона перешел в наступление.

— Так что ж, сударь, выходит, что Патрик О'Доноган вовсе не умер, как вы утверждали! — воскликнул он со свойственной ему горячностью.

— В том следует еще убедиться,— ответил иностранец с непоколебимым спокойствием.— Я потому и присоединился к экспедиции, чтобы все выяснить самому,— Он повернулся спиной и, считая, по-видимому, подобное объяснение вполне достаточным, принялся шагать взад и вперед по палубе, насвистывая свой излюбленный мотив.

Эрик и Бредежор с неослабным интересом следили за этой сценой. Впервые увидев Тюдора Броуна, оба разглядывали его очень внимательно, гораздо внимательнее, чем доктор. Они заметили, что новый пассажир, намеренно подчеркивая свое равнодушие, временами украдкой окидывал их взглядом, словно желая проверить, какое он произвел впечатление. Не сговариваясь между собой, Эрик и Бредежор притворились, будто не обращают на него никакого внимания. Но вскоре, встретившись в салоне, куда выходили двери кают, молодой офицер и адвокат стали держать совет.

Для чего Тюдору Броуну понадобилось объявить о смерти Патрика О'Доногана? И какую цель преследовал он теперь, отправляясь в плавание на «Аляске»? Они видели перед собой человека, который сначала по собственному почину пришел сообщить о гибели Патрика О'Доногана, а после того, как его показания были опровергнуты самым непредвиденным образом, навязался в участники спасательной экспедиции! Отсюда друзья сделали заключение, что Тюдор Броун преследовал какие-то личные интересы, и самый факт его визита к доктору Швариенкроне указывал на зависимость этих интересов от поисков, предпринятых доктором.

В конце концов все трое пришли к мысли, что в их расследовании Тюдор Броун мог бы сыграть не меньшую роль, чем Патрик О'Доноган. Как знать, не владеет ли он уже сейчас ключом к загадке, тем самым ключом, который они разыскивали так долго и тщетно? Но в таком случае как отнестись к его присутствию на корабле — радоваться или опасаться? Бредежор склонялся к последнему: и поведение, и облик рыжего субъекта внушали ему подозрения. Доктор, напротив, допускал искренность поступков Тюдора Броуна, который, при всей своей эксцентричности, мог иметь честные намерения.

— Если ему и в самом деле что-либо известно,— рассуждал доктор,— то близость в отношениях, неизбежно возникающая при совместном путешествии, рано или поздно заставит его разговориться. В таком случае нам даже повезло, что этот господин находится среди нас!

Что до Эрика, то он даже не решался выразить чувство, охватившее его при виде такого, мягко выражаясь, странного типа,— не просто отвращение, а ненависть, инстинктивное желание наброситься на него и вышвырнуть за борт. Юноше казалось, что этот человек каким-то роковым образом связан с трагедией его жизни. Но Эрик покраснел бы от стыда, если бы, поддавшись своему предубеждению, высказал свои мысли вслух. Поэтому ограничился замечанием, что никогда не принял бы на борт Тюдора Броуна, если бы имел право голоса в этом вопросе.

Как вести себя с подозрительным пассажиром? Тут мнения опять разошлись. Доктор полагал, что разумнее всего наладить с ним дружеский контакт, чтобы заставить его разговориться. Бредежор, как и Эрик, испытывал непреодолимое отвращение к подобной комедии, да и к тому же трудно было поручиться, что и у самого доктора хватит выдержки довести ее до конца. Поэтому решили предоставить самому Броуну и последующим событиям наметить ту линию поведения, которой следовало придерживаться.

Долго ждать не пришлось. Ровно в полдень гонг ударил к обеду. Бредежор и доктор направились в кают-компанию. Англичанин сидел уже за столом в своем неизменном головном уборе, не проявляя ни малейшего желания вступить в разговор с соседями. Грубость его превосходила все границы и делала бесполезным всякое возмущение. Он, казалось, не имел ни малейшего понятия об элементарных правилах вежливости: первым накладывал себе кушанья на тарелку, выбирая лучшие куски, ел и пил с жадностью людоеда. Два или три раза капитан и доктор обращались к своему соседу с вопросами, но тот либо вовсе не удостаивал их ответом, либо нехотя кивал головой.

После обеда Тюдор Броун, развалившись в кресле и ковыряя во рту огромной зубочисткой, обратился к капитану Марсиласу с вопросом:

— Какого числа мы будем в Гибралтаре?

— Надеюсь, девятнадцатого или двадцатого,— ответил тот.

Бесцеремонный пассажир вытащил из кармана записную книжку и посмотрел на календарь.

— Значит, двадцать второго — на Мальте, двадцать пятого — в Александрии и к концу месяца — в Адене,— пробурчал он себе под нос.

Затем иностранец вышел из-за стола, поднялся на палубу и принялся шагать взад и вперед по югу.

— Нечего сказать, приятного попутчика подобрал для нас комитет! — не удержался от замечания капитан Марсилас.

Бредежор собрался было ему ответить, но страшный шум, раздавшийся на верху трапа, прервал его на полуслове. Послышались крики, лай, неясный гул голосов. Все поспешно поднялись и устремились на палубу.

Виновником переполоха оказался большой гренландский пес Клаас. Должно быть, физиономия Тюдора Броуна не внушила ему симпатии: завидев прогуливавшегося по юту незнакомца, пес сначала выразил свое недовольство глухим ворчанием, а затем попытался вцепиться неприятному пассажиру в ногу. Тюдор Броун тотчас же выхватил из кармана револьвер, намереваясь пристрелить собаку. Вовремя подоспевший Отто помешал ему и загнал Клааса в конуру. Завязался горячий спор. Броун, побледнев то ли от ярости, то ли от страха, хотел во что бы то ни стало убить пса. Тогда вмешался господин Герсебом, категорически возражая против расправы. Ссору прекратил капитан, попросив пассажира спрятать револьвер и потребовав, чтобы отныне собаку держали на привязи.

Постепенно все привыкли к молчаливости и эксцентричным выходкам Тюдора Броуна. За столом в кают-компании его попросту не замечали, как если бы его там вовсе не было. Каждый нашел для себя занятие и развлечение по вкусу. Маляриус, проведя пару дней в постели, начал понемногу есть и вскоре смог принять участие в бесконечных партиях в вист с доктором и Бредежором. Эрик, очень занятый по службе, все свободные часы посвящал чтению.

«Аляска» шла без опоздания по намеченному курсу. Одиннадцатого оставили позади Аландские острова, двенадцатого прошли Зунд, тринадцатого достигли Скагеррака, четырнадцатого поравнялись с Гельголандом, пятнадцатого миновали Па-де-Кале и шестнадцатого обогнули мыс Аг.

На следующую ночь Эрик, спавший в своей каюте, пробудился от необычной тишины и обратил внимание на то, что не слышит привычного постукивания винта. Ему нечего было тревожиться, так как на вахте стоял лейтенант Кьеллкист. Но из любопытства он поднялся наверх, чтобы осведомиться о случившемся. Из рапорта главного механика он узнал, что ствол нагнетательного насоса испортился и пришлось заглушить котлы. «Аляска» шла теперь под парусами при слабом юго-западном ветре. Подробное обследование не помогло выяснить причину аварии. Механик предложил зайти в ближайший порт для починки насоса. Капитан Марсилас, лично осмотрев поврежденный насос, одобрил его мнение. «Аляска» находилась в тридцати милях от Бреста. Был отдан приказ держать курс на этот большой французский порт.