ГЛАВА XVI. Письма из Парижа: Магда — Алисе
«Дорогая Алиса, не ворчите на меня, я только что приняла героическое решение. Я отказалась от всех наших послеобеденных приглашений, чтобы посвятить день своей корреспонденции. И знаете ли вы, от чего я отказалась, чтобы исполнить эту обязанность? От благотворительного базара, где я должна была играть роль продавщицы в прекраснейшем костюме, какой только возможно сделать на улице Мира, — в сером, цвета пыли, платье с короткой талией, с широким черным поясом и в большой с перьями шляпе«Directoire». Если бы вы видели меня в этом костюме, то сказали бы, что действительно надо иметь много душевной твердости, чтоб отказаться от успеха, который меня ожидал.
Что меня несколько утешает, так это мысль о разочаровании одного моего знакомого, а также милые упреки, с которыми обратятся завтра ко мне по поводу моего отсутствия.
Милая моя, во всем мире существует только Париж, — вот убеждение, которое за эти дни укоренилось во мне. Что за блестящий и веселый город, и как в нем развито умение наслаждаться! Мне кажется, что раньше я не имела никакого представления об этом. Я так долго считала чудом Нью-Йорк иFifth-Avenue.
Как сожалею я, что вас здесь нет, дорогая Алиса. Как прекрасно мы все осмотрели бы вместе. Хотелось бы перечислить все, что я вижу, что меня интересует, но я не знаю, с чего начать.
Во-первых, я должна сказать тебе, что янки здесь приняты повсюду и на них очень хорошо смотрят. По приезде мы были представлены мистрис Тэйлор, которая стоит во главе американской колонии, и тотчас же были завалены приглашениями и всякими любезностями. Что меня больше всего поразило вначале, это — элегантные манеры мужчин. Какая разница с нашими танцорами, таchиre. Вы не имеете об этом ни малейшего представления. Я желала бы ударом волшебной палочки перенести вас сюда завтра вечером и представить вам одного из моих наиболее преданных друзей, графа Келерна. Патриотизм всего света не мог бы помешать вам согласиться, что у нас нет таких«gentilhomme». Я нарочно, заметьте, говорю — «gentilhomme», а не«gentleman». Я отказалась от наших так называемых«gentlemen'ов», на вид таких открытых и сердечных, а в сущности — очень резких игрубых. Если бы вы поболтали пять минут с графом де Келерном, если бы вы увидали, как он предлагает мороженое даме, подсаживает ее в карету, поднимает ее веер — ну, еще бы что? — переходит через салон, входит, выходит, здоровается, — вы сказали бы вместе со мной, что наши бедные друзья Неды, Шарли, Бобы и вся остальная компания — это просто лавочники. В нем же чувствуется порода, начиная от корней его белокурых волос, немного поредевших от времени, и до конца его изящной, так хорошо обутой ноги. Он действительно происходит из очень знаменитой и древней фамилии. Келерны жили в своем замке де Келерн в Бретании с сотворения мира или по крайней мере с начала истории. Пусть говорят, что хотят, но это все-таки такая вещь, которой деньги дать не могут. У нас в Америке нет древних фамилий, которые имели бы историческое прошлое, славу, традиции. Я думаю, вы не станете ведь считать за таковуюKnicker bockers, буржуазию двух веков и притом еще голландскую. Впрочем, мисс Вавассур, англичанка, с которой я вижусь часто и которая нравилась бы мне, если бы у нее не было мании всегда говорить «лживые истины», что вовсе не французская манера, заявила, что мы, янки, не способны судить об этих вещах, так как, чтобы уметь распознавать людей действительно хорошего рода, нужно видеть их около себя с самой колыбели. Вчера она дошла до заявления, что манеры графа де Келерна кажутся ей аффектированными, а знатность сомнительной. Я рассердилась!.. Еще немного — и я поссорилась бы с ней, но вовремя одумалась. Мисс Вавассур происходит из хорошего, хотя и бедного рода. Она имеет прекрасные знакомства, и я рассчитываю быть представленной ею в нескольких аристократических домах. Ее же слова относительно графа де Келерна были вызваны, очевидно, чистейшей завистью, так как он вовсе не интересуется ей. Это видно из тысячи различных мелочей. «Почему вы всегда говорите граф де Келерн, — сказала она со своей резкой и такой неприятной откровенностью, — оставьте эту привычку, таchиre». Но если титулы установлены не для того, чтобы пользоваться ими, так скажи мне, на что же они годны? Раз мисс Вавассур не любит слышать титула графа де Келерна, то я начинаю подозревать, что лишь по той причине, что она совсем не имеет шансов когда-нибудь сделаться графиней. Я поспешила так ответить на ее дерзость, чтобы она могла догадаться о моем образе мыслей относительно этого предмета. На это она ответила со своим высокомерным видом:
«Слава Богу, недостаток приданого навсегда предохранит меня от кавалеров, ищущих только богатое приданое»! Как видите, мы иногда обмениваемся довольно колкими любезностями.
Но вы скажете, что я, по-видимому, слишком много говорю о графе де Келерне. Тут есть что-то! Затевается что-то новое. Ну, хорошо! Я признаюсь вам, Алиса, вам первой. Я думаю, что в скором времени ваш друг будет графиней де Келерн. Нет еще ничего формального и окончательного; я, может быть, не должна бы болтать об этом так поспешно, но я не могу скрыть от вас эту важную тайну. Милая моя, я уже все решила. Где бы я ни вышла замуж, в Париже ли, в Бретани ли, это еще пока неизвестно, но я желаю, чтобы мой туалет был великолепен. Я придумала уже для шлейфа своего белого платья вышивку из жемчуга и алмазов; которая будет очень недурна, как выразился добряк Перр. Мисс Вавассур, лишь только я заикнулась ей об этом, сказала резким тоном, что парижанки утром не носят драгоценностей, и мне не мешало бы подражать им в этом. Но я не послушалась ее совета: она способна намеренно помешать мне блеснуть. У меня будет двенадцать подружек, ни в коем случае не меньше, все они будут одетыen roseWatteau и все будут прекрасны… слышите ли вы? Пусть говорят, что я не боюсь сравнений. Быть может, я не думала бы так, если бы вы, милая Алиса, могли бы быть одной из них. Вы были бы самой красивой, я сознаюсь в этом. Но зачем вы в Нью-Йорке? Знаете ли вы, о чем я спрашиваю себя время от времени? Что думает обо всем этом Фрезоль? Но, во-первых, думает ли он еще обо мне? Я полагаю, что самое маленькое зубчатое колесо интересует его больше, чем моя персона!
Тем лучше, в конце концов! Но это все равно, — я желала бы знать, что он будет чувствовать, когда узнает о моем замужестве. Желаете ли вы оказать мне любезность? Нужно, чтобы вы сообщили ему эту новость, не теперь, а когда она будет вполне официальной, а затем рассказали бы мне, как он ее принял. Но рассказали бы, не забывая ни одного слова, ни малейшего изменения в лице. Вы всегда были в числе его друзей, от вас он ничего не скроет. Бедный Раймунд! Какая жалость, что он человек неродовитый. Скажите ему, если это возможно, что, выходя замуж, я сохраню к нему теплое чувство, что он всегда пользовался моей искренней симпатией и что я желаю остаться его другом.
Я чувствую, что вы возражаете и протестуете против того, что вы называете во мне кокетством, я в этом уверена. Как будто бы все так просто в делах этого низкого света! Как будто из-за того, что Раймунд не тот муж, который мне нужен, мне было запрещено замечать, что он любезен, мужествен, умен и молод! Достаточно, однако, на мой взгляд, иметь каплю здравого смысла, чтоб предпочесть положительное приятному.
Собственно, говоря без обиняков, граф де Келерн лет на десять, чтоб не сказать на пятнадцать, старше, чем это нужно, так что, несмотря на его величественные манеры, изысканную вежливость и древний титул, были моменты, признаюсь вам в этом, когда я сравнивала его с Раймундом, таким веселым, таким милым ребенком, когда мы не спорили с ним, таким галантным и таким рыцарем, и сравнение было не в пользу Келерна. Но это была лишь временная прихоть. Раймунд забыт навсегда. Граф де Келерн избран, и на основании таких солидных, неоспоримых преимуществ, какие только можно пожелать. Нет ничего более реального, чем его богатство, более неоспоримого, чем его титул, а его замок уже ничем не похож на воздушный. Но я забыла рассказать вам, как мы познакомились.
Спустя почти месяц после нашего приезда в Париж мой отец захотел посетить завод вVal-Tregonпес'е, где, как вы знаете, находится конец знаменитой подводной трубы.Ma chиre, как эта нефть скверно пахнет и как я ненавижу о ней говорить. Но в конце концов это необходимо. Мы — maman и я, должны были ехать от Гавра до Бреста по морю на нашей яхте. Наше прибытие вVal-Tregonnec произвело, разумеется, сенсацию. Инженеры предложили нам большой обед, на котором, мимоходом сказать, фигурировали цветы и плоды, посланные в это же утро из Нью-Йорка на мое имя этим бедным Раймундом.
Местное высшее и низшее общество находилось в полном составе: начальник морского округа, мэр, генеральный консул и так далее, в числе их и граф де Келерн, исторический замок которого возвышается едва лишь в полумиле отVal-Tre’gonnec' а.
Граф был представлен нам; он казался сильно озабоченным и, уверяя, что нам будет отвратительно в отеле, если мы там останемся, любезно предложил нам свое гостеприимство.
Но мы не сейчас же приняли его, а сначала пригласили его и большую часть гостей на следующий день позавтракать на «WhiteWitch». После завтрака не было больше причины отказываться от посещения замка, о котором нам наговорили всяких чудес, а так как я этим очень интересовалась, то мы и решили осмотреть его.
Могу вас уверить, Алиса, что замок этот ни с чем не сравнимая архитектурная жемчужина. Представьте себе древний феодальный замок с его башнями, опускными решетками, бойницами, относящийся, по всей вероятности, кXII столетию, и, однако, так отреставрированный, так хорошо сохранившийся, что можно было бы счесть его выстроенным лишь вчера. Это чудо сотворил сам граф, благодаря содействию одного знаменитого архитектора, теперь уже умершего, имя которого вы, наверно, знаете — Виоле де Дюк. Возобновление прошлого, кажется было для него не более как шутка, — он взялся за замок Келерн в полном разрушении, а спустя несколько лет сдал его вполне отреставрированным по первоначальным планам.
Это должно было обойтись очень дорого, но граф очень богат, хотя семья его и была разорена революцией. Он сумел вновь создать себе большое состояние в золотых полях Австралии, а по возвращении в свое родовое гнездо его первой заботой было восстановить наследственный замок. Теперь последний является одной из достопримечательностей страны, которую стремятся посетить все путешественники. Вообразите себе, таchиre, стены такой толщины, что в них можно бы устроить комнаты, повсюду своды, каменные лестницы, монументальные камины. Со всех сторон фамильные гербы, вырезанные из дерева, высеченные из мрамора или сделанные из железа.
Граф имеет герб — на лазурном поле три золотые монеты. Это означает, что предки его участвовали в крестовых походах. Я не знаю, в котором из них, но мне нужно справиться об этом как для самой себя, так и для того, чтоб сообщить отцу, которому подобные подробности доставляют большое удовольствие.
Зять, который фигурирует в Готском альманахе и тем не менее сам сумел составить себе большое состояние, в его глазах является верхом всех человеческих достоинств. Поэтому отец очень гордится, видя, что граф ухаживает за мной, и весь свет уверяет меня, что это не ничтожная победа, — позвольте вам это снова заметить.
В конце концов, милая Алиса, недостает пока в этом деле лишь только формальностей, обыкновенно очень сложных, с которыми сопряжена здесь свадьба: официальное сватовство, обсуждение исоставление контракта у нотариуса, церковное оглашение, согласие семейств и двойная церемония. По закону я, выйдя замуж за француза, делаюсь француженкой и все будет происходить по французским церковным обрядам. Как вы видите, есть еще время подумать. Но я не желала ждать со своим сообщением вам до тех пор, когда эта новость сделается уже общественным достоянием. Сохраните же ее пока в тайне. Я вам посылаю карточку графа, вы можете удостовериться, что я ничего не преувеличиваю относительно его наружности и его изящества, но не показывайте ее никому, пока я вам не дам знать.
До свидания, мой дорогой друг. Когда вы увидите Раймунда, передайте ему мой поклон и благодарность за его милую посылку.
Представьте себе, я вчера совершенно случайно говорила о нем с графом, и мне показалось, чтоу того на лице промелькнуло выражение неудовольствия, неприязни или досады.
— Не знаете ли вы господина Фрезоля? — тотчас спросила я его.
— Нет! А что?
— Мне показалось, что, услыхав его имя, вы были неприятно поражены!
— Правда?.. Быть может, это одно из тех имен, которые бывают нам антипатичны, так же, как и некоторые лица. Но я едва ли слышал его раньше.
Посмотрите, милая Алиса, не произведет ли имя графа Келерна такого же впечатления на Раймунда, и не замедлите сообщить мне, в чем дело. Еще раз до свидания. Целую вас от всего сердца.
Магда Куртисс».
