Глава 17

22 ноября

Мужчине, именовавшему себя Яном Хольцером, ситуация не нравилась. Место открытое, да и время суток неправильное. Слишком много народу в движении, и хотя он, насколько мог, замаскировался, его сильно нервировали дневной свет и люди, прогуливающиеся у него за спиной по парку. И еще он более, чем когда-либо, ощущал, что ненавидит убивать детей.

Но как вышло, так вышло, и где-то внутренне Хольцеру приходилось признавать, что он сам виноват в этой ситуации. Он недооценил мальчика и теперь должен исправить ошибку. И на этот раз нельзя пасть жертвой пустых надежд или собственных страхов. Он сосредоточится исключительно на задании, станет полноценным профессионалом, каким на самом деле и является, и главное, не будет думать об Ольге и тем более о стеклянном взгляде, устремленном на него в упор в спальне Бальдера.

Ему надо сфокусироваться на двери на противоположной стороне улицы и на пистолете, который он прятал под ветровкой и в любой момент мог достать. Но почему ничего не происходит? Ян почувствовал, что у него пересохло во рту. Дул пронизывающий ледяной ветер. Вдоль мостовой и на тротуаре лежал снег, вокруг спешили на работу люди. Еще крепче сжав пистолет, он бросил взгляд на наручные часы. Было 09.16, стало 09.17. Но из двери напротив по-прежнему никто не выходил, и Хольцер выругался про себя: неужели что-то не сработало? В принципе, у него не было других гарантий, кроме слов Юрия. Правда, обычно этого хватало с лихвой. С компьютерами Богданов разбирается, как волшебник. Вчера вечером он сидел, глубоко погрузившись в работу – строчил фальшивые мейлы и советовался со своими друзьями в Швеции по языковым вопросам. Ян же углубился в другое – в найденные ими снимки места действия, в выбор оружия и главным образом в разработку побега оттуда на машине, которую арендовал для них Деннис Уилтон из мотоклуба «Свавельшё МК» под фальшивым именем и которая теперь стояла в нескольких кварталах отсюда в полной готовности, с Юрием за рулем.

Прямо за собою Ян почувствовал движение и вздрогнул. Но ничего страшного – просто двое молодых мужчин, проходя мимо, подошли чуть слишком близко. Вообще казалось, будто народу вокруг него делается все больше, и ему это не нравилось. Ситуация нравилась ему меньше, чем когда-либо. Где-то вдали лаяла собака, чем-то противно пахло – возможно, чадом из «Макдоналдса». Но вот… за стеклом парадного на другой стороне улицы, наконец, показался низкорослый мужчина в сером пальто, а рядом с ним – мальчик в красном пуховике и с копной волос. Тогда Ян, как всегда, перекрестился левой рукой и взялся за курок пистолета. Но что случилось?

Дверь не открылась. Мужчина за стеклом с сомнением смотрел на свой телефон. «Ну, давай же, – думал Хольцер. – Открывай!» В конце концов дверь все-таки медленно открылась, и они направились на улицу. Ян вскинул пистолет, зафиксировал в оптическом прицеле лицо мальчика, опять увидел эти стеклянные глаза и неожиданно ощутил прилив ярости. Внезапно ему действительно захотелось убить мальчика. Внезапно ему захотелось навсегда погасить этот нервирующий взгляд.

Но тут кое-что произошло.

Откуда ни возьмись выскочила молодая женщина и бросилась к мальчику. Ян выстрелил – и попал. По крайней мере, куда-то. Затем выстрелил еще раз и еще, но мальчик с женщиной молниеносно перекатились за машину. Тогда Хольцер, задержав дыхание, огляделся по сторонам и рванул через улицу – по его представлениям, в стиле бойца идущей на штурм группы захвата.

Снова потерпеть неудачу он не намеревался.

Торкель Линден не слишком дружил со своими телефонами. В отличие от жены Саги, которая всегда радостно вздрагивала при каждом телефонном звонке в надежде на известие о новой работе или каком-то интересном предложении, он, услышав знакомый сигнал, испытывал только досаду, обусловленную, разумеется, многочисленными жалобами.

Его самого и Центр постоянно ругали, что представлялось ему вполне естественным. «Óдин» являлся кризисным центром, и поэтому эмоции легко брали верх над людьми. Впрочем, где-то в глубине души он знал, что жалобы эти небезосновательны. С требованиями экономии Торкель, пожалуй, немного перебарщивал, а иногда просто сбегал от всего, отправляясь в лес и предоставляя разбираться с проблемами другим. Правда, похвалы ему тоже доставались – и в последний раз его похвалил не кто-нибудь, а профессор Эдельман.

Поначалу Линден сердился на профессора – ему не нравилось, когда посторонние вмешиваются в его деятельность. Но после похвалы в утреннем мейле он немного сменил гнев на милость и подумал, что, кто знает, возможно, ему удастся убедить профессора повлиять на то, чтобы мальчика еще на какое-то время оставили в «Óдине». Это украсило бы его, Торкеля, жизнь, хотя он сам толком не понимал, почему. Обычно он, как правило, держался от детей на расстоянии.

Но в характере Августа Бальдера присутствовала какая-то загадочность, притягивавшая Линдена, и он с первого мгновения рассердился на полицейских и их требования. Ему хотелось держать Августа при себе и, возможно, немного заразиться его таинственностью – или, по крайней мере, разгадать, что за бесконечные ряды цифр тот написал на детском журнале в игровой комнате. Однако ситуация была непростой. Август Бальдер, похоже, отвергал любые формы общения, и сейчас он отказывался выходить на улицу. Мальчишка вновь проявлял безнадежное упрямство, и Торкелю приходилось буквально тащить его вперед.

– Ну, давай же, – бормотал он.

У него зажужжал телефон. Кто-то упорно его добивался.

Торкель решил не отвечать. Наверняка какая-нибудь ерунда, очередная жалоба… Однако возле самых дверей он все-таки глянул на экран. Пришло несколько смс-сообщений с нераспознанного номера, и в них было написано нечто странное, что он воспринял как шутку или насмешку: ему нельзя выходить на улицу. Ему ни в коем случае нельзя выходить на улицу. Это казалось совершенно непонятным.

И тут Август как раз, похоже, собрался улизнуть. Торкель снова схватил его за руку, с некоторым сомнением открыл дверь, вытащил мальчика наружу, и в первые мгновения все было нормально. Люди проходили мимо так, будто ничего не случилось и не должно случиться, и Линден опять удивился содержанию сообщения. Но не успел он додумать эту мысль, как слева кто-то выскочил и бросился на мальчика. В ту же секунду Торкель услышал выстрел.

Он понял, что находится в опасности, испуганно посмотрел через улицу и увидел там высокорослого тренированного мужчину, бежавшего через Свеавэген прямо к нему… и что, черт возьми, у него в руке? Неужели оружие?

Даже не подумав об Августе, Торкель попытался снова войти в дверь, и на какое-то мгновение показалось, что ему это удалось. Но до укрытия Линден так и не добрался…

Лисбет среагировала инстинктивно и бросилась на мальчика, чтобы его защитить. Она сильно расшиблась, ударившись о тротуар – во всяком случае, так ей показалось. Плечо и грудь пронзила резкая боль. Но подумать об этом Саландер не успела. Она просто притянула к себе мальчика и спряталась с ним за машиной, где они и лежали, тяжело дыша, пока в них кто-то стрелял. Затем стало тихо, подозрительно тихо, и, посмотрев из-под машины на улицу, Лисбет увидела ноги стрелка; сильные, они мчались через улицу. У нее на секунду мелькнула мысль, не вытащить ли ей из сумки пистолет и открыть ответную стрельбу. Но она быстро сообразила, что едва ли успеет. Зато…

Мимо буквально проползала большая машина «Вольво», и Лисбет вскочила на ноги. Схватив мальчика, она кинулась к машине, распахнула заднюю дверцу и вместе с ним, единым клубком, ввалилась внутрь.

– Езжай! – крикнула Саландер и в ту же секунду обнаружила, что на сиденье хлещет кровь – либо из нее, либо из мальчика.

Двадцатидвухлетний Якоб Чарро был гордым владельцем машины «Вольво XC60», которую купил в кредит под поручительство отца. Он ехал в Упсалу, чтобы пообедать вместе с кузенами, дядей и его женой, и радовался предстоящей встрече. Ему не терпелось рассказать им о том, что он попал в играющую в высшем дивизионе команду футбольного клуба «Сюрианска».

По радио звучал сингл Авичи «Wake me up», и, проезжая мимо Концертного зала и Института менеджмента, Якоб постукивал пальцами по рулю. Между тем впереди на улице что-то происходило. Люди бежали в разные стороны. Какой-то мужчина кричал, и машины двигались рывками, поэтому Якоб сбросил скорость, не особенно переживая по этому поводу. Если произошла авария, не исключено, что он сможет чем-то помочь. Якоб Чарро был человеком, постоянно мечтавшим стать героем.

Однако на этот раз он всерьез испугался – вероятно, из-за мужчины слева, который мчался прямо через проезжую часть и выглядел, как идущий в атаку солдат. В его движениях угадывалась невероятная жестокость, и Якоб уже собрался до предела надавить на газ, как почувствовал, что заднюю дверцу машины резким рывком распахнули. Кто-то забирался внутрь, и Чарро что-то завопил, сам не зная что, – возможно, даже не по-шведски. Но забравшаяся в машину девушка с ребенком только крикнула в ответ:

– Езжай!

На мгновение он засомневался. Что это за люди? Может, они хотят его ограбить и угнать машину? Мыслить трезво Якоб не мог. Вся ситуация казалась безумной. Но затем его просто вынудили действовать. Вдребезги разбилось заднее стекло – в них кто-то стрелял. И тогда он дико газанул и с колотящимся сердцем проехал на красный свет через перекресток с Оденгатан.

– В чем дело? – закричал Чарро. – Что происходит?

– Молчать! – прошипела в ответ девушка.

В зеркало заднего вида Якоб увидел, что она быстро, привычными движениями, как медсестра, обследует маленького мальчика с большими испуганными глазами, и лишь тут заметил, что заднее сиденье не только усыпано осколками. Там была еще кровь.

– Он ранен?

– Не знаю. Езжай, просто езжай. Или нет, сверни там налево… Сейчас!

– О’кей, о’кей, – едва дыша от страха, ответил Якоб, резко повернул налево по Ванадисвэген и на высокой скорости помчался в район Васастан, задаваясь вопросом, преследуют ли их и будут ли в них опять стрелять.

Он пригнул голову к рулю и почувствовал, как дует из-за разбитого стекла. Во что его, черт побери, втянули, и кто эта девица? Чарро посмотрел на нее в зеркало заднего вида. Черные волосы, пирсинг, взгляд мрачный… На мгновение у него возникло ощущение, что он для нее вообще не существует. Но тут девица пробормотала что-то, прозвучавшее почти радостно.

– Хорошие новости? – спросил он.

Она не ответила. Просто сдернула с себя кожаную куртку, взялась за белую футболку и… что за черт? Внезапным рывком она разорвала футболку и осталась совершенно голой до пояса, без бюстгальтера или чего-либо еще, и Якоб на секунду пораженно уставился на торчащую вперед грудь – и прежде всего на кровь, ручейком стекавшую с груди на живот и джинсы.

В девушку попали где-то пониже плеча, недалеко от сердца; рана сильно кровоточила, и, как теперь понял Чарро, девушка собиралась использовать футболку в качестве перевязочного материала. Она крепко-накрепко перетянула рану, чтобы остановить кровотечение, а затем снова надела кожаную куртку, и вид у нее получился до нелепости заносчивый, особенно поскольку часть крови попала ей на щеку и лоб – прямо картина из военной жизни.

– Значит, хорошая новость состоит в том, что ранили тебя, а не мальчика, – сказал Якоб.

– Что-то вроде того, – ответила она.

– Отвезти тебя в Каролинскую больницу?

– Нет.

Лисбет обнаружила как входное, так и выходное отверстия. Пуля, очевидно, попала в плечо спереди и прошла насквозь. Кровотечение было очень сильным, и боль отдавала повсюду, вплоть до висков. Но никакие артерии не перебиты – тогда дело обстояло бы хуже. По крайней мере, Лисбет на это надеялась… Она снова оглянулась назад. У убийцы, скорее всего, поблизости имелась машина для бегства. Но за ними, похоже, никто не гонится. Вроде бы они рванули с места достаточно быстро…

Саландер поспешно посмотрела на мальчика – на Августа. Тот сидел, скрестив руки на груди, и раскачивался верхней половиной тела взад и вперед. Лисбет поняла: надо срочно что-то предпринять. Она стряхнула осколки стекла с волос и ног мальчика, и Август на мгновение успокоился. Однако Саландер не была уверена в том, что это хороший знак: взгляд мальчика казался слишком застывшим и пустым. Она откинула голову назад, пытаясь сделать вид, будто держит ситуацию под контролем. Получалось у нее, вероятно, не слишком хорошо. Она ощущала дурноту и головокружение, а обмотанная вокруг раны футболка уже стала кроваво-красной. Неужели она теряет сознание? Лисбет испугалась и поэтому попыталась быстро составить что-то вроде плана. Одно ей было ясно сразу: полиция – это не выход. Полиция привела мальчика прямо в руки к преступнику и, похоже, вообще не владеет ситуацией. Но что же ей делать?

Ехать дальше на этой машине, скорее всего, нельзя. Ее видели на месте преступления, и разбитым стеклом она будет привлекать внимание народа. Лисбет подумала, что надо бы попросить парня отвезти ее домой, на Фискаргатан, чтобы она могла взять свою машину «БМВ», записанную на ее второе имя – на Ирене Нессер. Но в состоянии ли она вести машину?

Чувствовала Лисбет себя отвратительно.

– Поезжай на мост Вестербрун! – скомандовала она.

– О’кей, о’кей, – отозвался парень с водительского места.

– У тебя есть что-нибудь выпить?

– У меня есть бутылка виски, которую я собирался подарить дяде.

– Давай.

Получив бутылку «Грантс», она с великим трудом открыла ее, сорвала временную повязку, полила виски рану, потом сделала один, два, три основательных глотка и, уже собираясь предложить немного Августу, сообразила, что это плохая идея. Дети виски не пьют. Даже пребывающие в шоке. Неужели у нее начинают путаться мысли?

– Тебе придется снять рубашку, – заявила она парню за рулем.

– Что?

– Мне нужно перевязать плечо чем-нибудь еще.

– О’кей, но…

– Никаких возражений.

– Если я должен вам помогать, мне надо хотя бы знать, почему в вас стреляли. Вы преступники?

– Я пытаюсь защитить этого мальчика, только и всего. За ним охотится несколько скотов.

– Почему?

– Это тебя не касается.

– Значит, он не твой сын?

– Я его не знаю.

– Почему же тогда ты ему помогаешь?

Лисбет засомневалась.

– У нас общие враги, – сказала она.

Тогда парень начал нехотя и с трудом стягивать с себя джемпер с V-образным вырезом, управляя машиной левой рукой. Потом он расстегнул рубашку, стащил ее с себя и протянул Лисбет, которая принялась тщательно обматывать ее вокруг плеча, посматривая на Августа. Тот сидел на удивление неподвижно и с застывшим взглядом смотрел на свои худенькие ноги.

Лисбет опять задумалась над тем, куда бы ей податься. Конечно, они могли бы спрятаться у нее дома, на Фискаргатан. Кроме Микаэля Блумквиста, этого адреса никто не знает, и его невозможно отследить по ее имени в каких-нибудь официальных регистрах. Но рисковать она не хотела. Прошли те времена, когда она была рисковой дурочкой, да и нынешний враг явно ловко умеет добывать информацию.

К тому же вполне вероятно, что кто-нибудь узнал ее на Свеавэген, и полиция уже переворачивает все вверх дном, чтобы ее выследить. Ей необходимо новое укрытие, не связанное ни с одним из ее имен, и поэтому ей нужна помощь. Но кто может помочь? Хольгер?

Ее бывший опекун Хольгер Пальмгрен почти полностью оправился от инсульта и теперь жил в двухкомнатной квартире на площади Лильехольмсторгет. Он был единственным, кто ее действительно хорошо знал. Он проявил бы неколебимую преданность и сделал бы все, что в его силах, чтобы помочь ей. Но в то же время Хольгер стар и боязлив, и ей не хотелось впутывать его в такое дело без крайней необходимости.

Дальше, конечно, имелся Микаэль Блумквист, и его, в общем-то, не в чем было упрекнуть. Тем не менее снова звонить ему она остерегалась – возможно, именно потому, что его не в чем упрекнуть. Он весь такой чертовски хороший, корректный и всякое прочее дерьмо. Но какого черта… нельзя же его за это винить – во всяком случае, чересчур сильно. И она позвонила ему. Он ответил после первого же сигнала, очень взволнованным голосом:

– Алло, как приятно слышать твой голос… Что произошло?

– Я сейчас не могу рассказывать.

– Говорят, что кого-то из вас ранили. Здесь есть пятна крови…

– Мальчик чувствует себя хорошо.

– А ты?

– Нормально.

– Ты ранена?

– Подожди, Блумквист.

Саландер огляделась, определила, что они уже находятся возле самого моста, и обратилась к парню за рулем:

– Останови на автобусной остановке.

– Вы выйдете?

– Ты выйдешь. Дашь мне свой телефон и подождешь, пока я договорю. Ясно?

– Да, да.

Испуганно посмотрев на нее, парень отдал ей мобильный, остановился и вышел. Лисбет продолжила разговор.

– Что произошло? – спросил Микаэль.

– Не бери в голову, – сказала она. – Я хочу, чтобы с этого момента ты носил при себе телефон с платформой «Андроид» – например, «Самсунг». У вас в редакции такой, наверное, найдется?

– Да, должна быть парочка.

– Хорошо, зайди сразу же на «Гугл Плэй», скачай приложение Headphone и приложение Threema для смс-сообщений. Нам необходима надежная связь.

– О’кей.

– И если ты не идиот до такой степени, как я думаю, имя человека, который тебе будет помогать, должно сохраняться в тайне. Мне не нужны прорехи в обороне.

– Конечно.

– Кроме того…

– Да?

– Телефон должен использоваться только при крайней необходимости. В остальном мы будем общаться через шифрованный канал связи в твоем компьютере. Поэтому я хочу, чтобы ты или человек, который не является идиотом, зашел на www.pgpi.org и скачал для твоей почты шифрующую программу. Мне надо, чтобы вы сделали это немедленно, а затем нашли для нас с мальчиком хорошее и надежное место, которое никак не связано с «Миллениумом» или с тобой, и сообщили мне адрес зашифрованным мейлом.

– Лисбет, содержать мальчика в безопасности – не твоя работа.

– Полиции я не доверяю.

– Тогда тебе надо найти кого-нибудь другого, кому ты доверяешь. Мальчик – аутист, и у него имеются особые потребности. Я не думаю, что тебе следует брать за него ответственность на себя, особенно если ты ранена…

– Ты будешь болтать чушь или помогать мне?

– Конечно, я буду тебе помогать.

– Отлично. Проверь «Ящик Лисбет» через пять минут. Я сообщу туда больше информации. Потом все сотри.

– Лисбет, послушай меня, тебе надо в больницу. Ты нуждаешься в лечении. Я слышу по твоему голосу…

Саландер положила трубку, покричала парню на автобусной остановке, достала ноутбук и с помощью мобильного телефона проникла в компьютер Микаэля. Потом написала инструкции, как следует скачивать и инсталлировать шифрующую программу. Затем велела парню отвезти ее на площадь Мосебакке. Это было рискованно, но Лисбет не видела иного выхода. Город за окном все больше уходил в туман.

Микаэль молча выругался про себя. Он стоял на Свеавэген, неподалеку от мертвого тела и ограждения, только что установленного местной полицией, которая прибыла на место первой.

После первого звонка Лисбет Блумквист не знал ни минуты покоя. Он сразу бросился в такси и по дороге сделал все возможное, чтобы помешать мальчику и директору выйти на улицу. Но ему удалось дозвониться только до сотрудницы центра «Один» по имени Биргитта Линдгрен, которая, выбежав ко входу, увидела лишь, как ее коллега падает у дверей со смертельным ранением в голову. Когда десятью минутами позже подъехал Микаэль, Биргитта Линдгрен была сама не своя, но тем не менее они вместе с другой женщиной, по имени Ульрика Франсен, которая как раз направлялась в издательство «Альберт Бонниерс фёрлаг», расположенное чуть дальше Центра, сумели довольно внятно описать Микаэлю развитие событий.

Поэтому еще до звонка Лисбет Блумквист знал, что она спасла Августу Бальдеру жизнь. Он понял, что они с мальчиком находятся в машине, водитель которой едва ли особенно расположен помогать им после того, как его самого обстреляли. Но главное, Микаэль видел пятна крови на тротуаре и мостовой, и хотя после разговора ему немного полегчало, он по-прежнему очень волновался. Голос Лисбет звучал обессиленно, но тем не менее – что его не слишком удивило – она твердо стояла на своем.

Невзирая на то, что Саландер, по всей видимости, ранена, она хотела спрятать мальчика сама, что, принимая во внимание ее прошлое, понять в общем-то можно; но следует ли ему и журналу оказывать ей в этом помощь? Как бы героически она ни поступила на Свеавэген, в строго юридическом понимании ее действия наверняка рассматриваются как похищение. Помочь в этом Микаэль ей не мог. Он уже и так погряз в проблемах со СМИ и прокурором.

Однако речь шла о Лисбет, и он ей пообещал. Конечно, черт возьми, он ей поможет, хотя Эрика взбесится, и один бог знает, что произойдет. Поэтому, вдохнув поглубже, Блумквист достал телефон. Но набрать номер он не успел – позади него раздался знакомый голос. Это был Ян Бублански. Комиссар спешил по тротуару в состоянии, явно близком к нервному срыву, а рядом с ним шли инспектор уголовной полиции Соня Мудиг и высокий, спортивного вида мужчина лет пятидесяти – очевидно, профессор, которого упоминала по телефону Лисбет.

– Где мальчик? – тяжело дыша, выпалил Бублански.

– Он исчез в северном направлении на большой красной машине «Вольво», его кто-то спас.

– Кто же?

– Я расскажу, что мне известно, – сказал Микаэль, не в силах с ходу сообразить, что именно следует рассказать. – Но сперва я должен позвонить.

– Нет, нет, сперва ты поговоришь с нами. Мы должны объявить их розыск…

– Поговорите вон с той женщиной. Ее зовут Ульрика Франсен. Она знает больше. Она видела, как все происходило, и даже может описать преступника. Я приехал только десять минут назад.

– А того, кто спас мальчика?

– Ту, что спасла мальчика. Ульрика Франсен может описать и ее тоже. А сейчас прошу меня простить…

– Как вообще получилось, что ты знал о том, что здесь что-то произойдет? – с неожиданной злостью прошипела Соня Мудиг. – По радио сообщили, что ты позвонил в колл-центр еще до того, как раздались выстрелы.

– Я получил наводку.

– От кого?

Микаэль снова сделал глубокий вдох и, мобилизовав всю свою мыслимую невозмутимость, посмотрел Соне прямо в глаза.

– Невзирая на то, какую мерзость сегодня пишут в газетах, я действительно хочу сотрудничать с вами всеми возможными способами и надеюсь, вы это понимаете.

– Я всегда доверяла тебе, Микаэль. Но, честно говоря, впервые начинаю сомневаться, – ответила Соня.

– О’кей, я отношусь к этому с пониманием. Но тогда вы тоже должны с пониманием относиться к тому, что я не доверяю вам. У вас существует серьезная утечка информации; надеюсь, вы это осознали? Иначе бы этого не произошло, – сказал он, указывая на труп Торкеля Линдена.

– Ты прав. Это слишком ужасно, – вставил Бублански.

– Ну, ладно, теперь мне надо позвонить, – проговорил Микаэль и отошел чуть подальше, чтобы беспрепятственно разговаривать.

Но он так и не позвонил. Он подумал, что пора начать относиться к вопросам безопасности серьезно, и поэтому сообщил Бублански и Мудиг, что ему, к сожалению, необходимо немедленно поехать в редакцию, но что, как только он им понадобится, он, естественно, будет в их распоряжении.

Соня, к собственному удивлению, схватила Микаэля под руку.

– Ты должен сперва рассказать нам, откуда узнал о том, что что-то произойдет, – сурово сказала она.

– Я вынужден, к сожалению, сослаться на право источника на защиту, – ответил Микаэль с вымученной улыбкой.

Затем он подозвал такси и поехал в редакцию, глубоко погруженный в размышления. Для более сложных IT-решений «Миллениум» уже некоторое время назад нанял консультационную фирму «Tech Source» – группу девушек, которые обычно быстро и эффективно помогали редакции. Но вмешивать их ему не хотелось. Не хотелось и подключать Кристера Мальма, хотя тот лучше всех в редакции разбирался в вопросах IT. Вместо этого Блумквист подумал про Андрея – он уже вовлечен в материал и, кроме того, невероятно ловко управляется с компьютерами. Микаэль решил спросить его, пообещав себе, что, если только им с Эрикой удастся выбраться из этой заварухи, он будет биться за то, чтобы взять парня в штат.

У Эрики утро выдалось кошмарным еще до выстрелов на Свеавэген – естественно, из-за проклятого сообщения Телеграфного агентства, которое в каком-то смысле явилось продолжением предыдущей травли Микаэля. На поверхность вновь вылезли все завистливые жалкие душонки и принялись изрыгать желчь в «Твиттере», по электронной почте и в комментариях в Интернете, причем на этот раз к ним подключился и расистский сброд – конечно, потому, что «Миллениум» уже несколько лет вел борьбу против любых форм ксенофобии и расизма.

Самое ужасное все-таки заключалось в том, что всем сотрудникам редакции стало намного труднее работать. Народ, казалось, внезапно утратил желание снабжать журнал информацией. Кроме того, распространился слух, что главный прокурор Рикард Экстрём готовится провести в редакции обыск. Эрика в это не особенно верила. Обыск в журнале – вещь серьезная, прежде всего учитывая право источников на защиту.

Впрочем, Бергер была согласна с Кристером Мальмом, что тучи настолько сгустились, что даже юристам и разумным людям может взбрести в голову начать заниматься глупостями, и она как раз раздумывала над тем, какие ответные меры можно принять, когда в редакцию вошел Микаэль. К ее удивлению, он не захотел поговорить с ней, а направился прямо к Андрею Зандеру и увлек того в свой кабинет. Эрика чуть погодя последовала за ними.

Когда она вошла, вид у Андрея был напряженный и сосредоточенный, и она уловила слово PGP. Эрика знала его, поскольку прошла курс IT-безопасности, и заметила, что Андрей записывает что-то в блокнот. Потом, не удостоив ее ни единым взглядом, он покинул кабинет и пошел к ноутбуку Микаэля, лежавшему в общем помещении редакции.

– Что происходит? – спросила Эрика.

Микаэль шепотом разъяснил ей ситуацию, и Бергер страшно разволновалась. Она почти не воспринимала информацию, и Микаэлю пришлось несколько раз повторить.

– Значит, ты хочешь, чтобы я нашла им укрытие? – уточнила она.

– Прости, что вовлекаю тебя в это, Эрика, – ответил Блумквист. – Но у меня нет никого, кто знал бы стольких людей с дачами, как ты.

– Даже не знаю, Микаэль… Правда, не знаю.

– Мы не можем предать их, Эрика. Лисбет ранена. Ситуация просто отчаянная.

– Если она ранена, ей надо в больницу.

– Но она отказывается. Она хочет любой ценой защитить мальчика.

– Чтобы он смог спокойно рисовать убийцу?

– Да.

– Слишком большая ответственность, Микке, и слишком большой риск… Если с ними что-нибудь случится, виноватыми окажемся мы, и это погубит журнал. Мы не должны заниматься охраной свидетелей, это не наша задача. Это прерогатива полиции – подумай только, как много вопросов технического и психологического свойства могут повлечь за собой эти рисунки! У проблемы должны быть какие-то иные пути решения.

– Наверняка – если бы мы имели дело с кем-то другим, а не с Лисбет Саландер.

– Мне иногда так надоедает, что ты ее вечно защищаешь…

– Я просто пытаюсь смотреть на ситуацию реалистически. Власти грубо предали Августа Бальдера и подвергли его смертельной опасности, и я знаю, что Лисбет это приводит в ярость.

– И, по-твоему, мы должны с этим мириться?

– У нас нет другого выхода. Она вне себя и сейчас болтается где-то, и ей некуда податься.

– Тогда отвези их в Сандхамн.

– Мы с Лисбет слишком тесно связаны. Если только выйдет наружу, что это она, все мои адреса сразу начнут проверять.

– Ладно.

– Что – ладно?

– Я что-нибудь найду.

Эрика сама едва верила, что произнесла это. Но с Микаэлем всегда так – когда он о чем-нибудь просил, она не могла отказать – и знала, что с его стороны дело обстоит так же. Ради нее он пошел бы на что угодно.

– Отлично, Рикки. Где?

Она попробовала прикинуть, но в голову ничего не приходило. Ничего не всплывало – ни имени, ни человека, будто она внезапно осталась совсем без связей.

– Мне надо подумать, – сказала Бергер.

– Думай быстро, а потом сообщи адрес и описание дороги Андрею. Он знает, как действовать.

Эрика почувствовала, что ей нужно выйти на воздух, поэтому она спустилась по лестнице, вышла на Гётгатан и направилась в сторону площади Медборгарплатсен. В голове у нее тем временем проносилось одно имя за другим, но все они казались ей неподходящими. На карту поставлено слишком многое, и она видела минусы и недостатки у всех, о ком думала, а если и не видела, ей не хотелось подвергать их риску или беспокоить подобным вопросом – возможно, потому, что он все время не давал покоя ей самой. С другой стороны… речь идет о маленьком мальчике, в него стреляли, и она пообещала. Она должна что-то придумать.

Вдали завыла сирена полицейской машины, и Эрика посмотрела в сторону парка, станции метро и возвышающейся на холме мечети. Мимо прошел молодой человек, шурша бумагами так, словно ему выдали на дом нечто секретное… И тут вдруг ей в голову пришло – Габриэлла Гране. Поначалу это ее удивило. Габриэлла не была ей близкой подругой и работала в таком месте, где определенно не следует пренебрегать какими-либо параграфами закона. Значит, нет, идея идиотская. Даже просто взвешивая ее предложение, Габриэлла уже рисковала бы работой. И тем не менее… эта мысль не отпускала Эрику.

Габриэлла была не просто на редкость хорошим и ответственным человеком. Напрашивалось одно воспоминание. Дело было прошлым летом, где-то за полночь или даже на рассвете, на празднике раков у Габриэллы на даче, на острове Ингарё. Они вдвоем сидели в гамаке на небольшой открытой террасе и смотрели в просвет между деревьями на воду. «Сюда бы мне хотелось сбежать, когда за мной будут гоняться гиены», – сказала тогда Эрика, сама толком не зная, каких гиен имела в виду; но, вероятно, она чувствовала себя усталой и незащищенной на работе, а в этом доме присутствовало что-то, наводившее ее на мысль, что он мог бы стать прекрасным прибежищем.

Дом находился на небольшой горе и был со всех сторон защищен от посторонних глаз деревьями и склоном, и Бергер хорошо помнила, как Габриэлла сказала, что воспринимает это как обещание: «Когда гиены перейдут в наступление, тебе здесь всегда будут рады, Эрика». И сейчас, вспомнив об этом, она подумала, не стоит ли все-таки позвонить Габриэлле.

Возможно, задавать такой вопрос – нахальство. Но тем не менее Эрика решила попробовать. Проверив список своих контактов, она вернулась обратно в редакцию и позвонила с помощью шифровального приложения Redphone, которое Андрей установил ей тоже.