Глава шестнадцатая
Одни

Мы завтракали, когда зазвонил мобильный.

— Мама! Мамочка, ну как ты? — сказал, я. — Больно? Ты уже едешь домой?

— Если бы! Мне еще не делали эту чертову операцию. Они вчера весь день провозились с анализами крови и рентгеном. Операция будет сегодня утром. Мне не разрешили завтракать, и я тут сижу и умираю с голоду.

— А… а когда же ты вернешься? — От моего облегчения и следа не осталось.

— В том-то и проблема, детка. Медсестра говорит, что после наркоза я буду спать несколько часов, а потом меня будет так шатать, что я шагу не смогу сделать, и что им надо будет поменять повязки, а может быть, придется еще делать дренаж…

— Что такое дренаж?

— Понятия не имею. Ладно, детка, я не могу тебе все подробно рассказывать, мне одолжила телефон соседка, потому что мой у тебя, так что я быстренько. Дай мне Кендэла на минутку.

Я передала ему телефон. Мама, видимо, спрашивала его о чем-то, потому что он все время кивал.

— Говори что-нибудь, Кендэл, мама же тебя не видит.

— Мама, привет, — сказал Кендэл. — Мама, можно мне еще раз навестить настоящего Джорджа? Ты меня сводишь? А можно, ты мне купишь еще игрушечных акул, и тогда я могу сделать в банке свой аквариум и… Ой! Лола Роза, отстань! Отдай мне телефон, сейчас моя очередь говорить с мамой.

— Ей сейчас не до твоих дурацких акул, — сказала я. — Мама!

— Дети, дети! Слушай, Лола Роза, я постараюсь позвонить завтра утром. Сейчас пора кончать. Пока, солнышко. Будь умницей, ладно?

Телефон отключился.

— Ты меня больно толкнула! — Кендэл потирал грудь. — Теперь у меня тоже будет рак.

— Заткнись, Кендэл!

— Ты меня обижаешь. Меня все обижают, — заныл Кендэл. — И мама обижает. Она обещала сегодня вернуться. Она мне нужна!

— Мне она тоже нужна. Кончай ныть, Кендэл. Доедай свои хлопья, пора выходить в школу.

Я рада была оказаться в школе. Так казалось, что все как всегда. Мне не хотелось говорить о маме с Харприт. К счастью, у нас был урок полового воспитания и весь день мы ни о чем другом не говорили. Нам показывали фильм, где целая семья была без одежды, совсем голая. Весь класс хихикал, особенно из-за отца. Учительница разволновалась и сказала, что ее разочаровывает наше незрелое поведение. В человеческом теле нет ничего смешного, сказала она.

— По-моему, они ужасно смешные, — шепотом сказала Харприт. — Эта пиписька у отца! Ха! Представляешь, он бы шел в таком виде по улице — какая гадость! И мать не лучше со своими сиськами. Я никогда не видела маму и папу голыми. Однажды я случайно зашла в ванную, когда там был мой брат. Он так на меня наорал!

— И что ты там увидела у брата, Харприт?

Харприт захихикала, а когда на перемене она достала банан из коробочки с завтраком, на нас напал такой хохот, что мы чуть не описались.

Мне хотелось смеяться не переставая. Весь день я шепталась с Харприт. Мне дважды делали замечания и наконец послали к миссис Бэлсэм.

Я думала, что меня сейчас здорово отругают. Мне было все равно. Я даже хотела начать отругиваться или устроить истерику, как Кендэл.

Но миссис Бэлсэм просто усадила меня и предложила шоколадку. Я помотала головой, хотя шоколадки были шикарные, в большой подарочной коробке.

— Давай-давай, выручай меня. Я, вообще-то, на диете, но тут не удержишься. Так что съешь парочку мне в помощь, будь умницей.

Я взяла молочный шоколад с трюфельной начинкой.

— Мне сегодня все говорят "будь умницей", — сказала я с набитым ртом.

— Но ты, я так понимаю, была сегодня не совсем умницей? — Миссис Бэлсэм взяла заспиртованную вишню в темном шоколаде. — С тобой за компанию, — сказала она, отправляя ее в рот.

Она подвинула коробку ко мне, и я выбрала малину со сливками — белую шоколадку с нежно-розовой верхушкой. Она была похожа на кукольную грудь. Я подумала, что это я тут объедаюсь шоколадом, когда мама в больнице. Липкий шоколад прилип к зубам. В желудке у меня все повернулось. Я прижала ладонь ко рту.

— Сюда, скорее! — Миссис Бэлсэм вскочила и быстренько повела меня в другой конец кабинета. Она открыла дверь, и меня стошнило в ее личный туалет. Миссис Бэлсэм заложила мне волосы за уши и придерживала лоб.

— Ничего, ничего, — бормотала она.

Когда все кончилось, она утерла мне лицо своим полотенцем и дала стакан воды.

— Шоколадки, конечно, жалко, — сказала она. — Но зато ты это все проделала очень аккуратно. Молодец!

Я слабо засмеялась.

— Так что случилось, Лола Роза? — спросила миссис Бэлсэм, сидя на краешке своего стола и внимательно глядя на меня.

— Наверное, что-то с желудком, — сказала я.

— Гм. Безусловно, что-то с тобой. Ты ведь не гуляешь больше с Россом и его шайкой или как?

— Нет, я их с тех пор видеть не могу.

— А Питер? Он, вообще-то, хороший парень. Если тебе нужен друг, то он, может быть, очень даже подходит.

— Мне не нужен друг. У меня есть подруга — Харприт.

— Да, мне Харприт тоже нравится, очень славная девочка. Вы обе славные девочки, только больно уж смешливые сегодня. Это половое воспитание вас так насмешило?

— Вроде того.

— Ну что ж, иногда это может показаться смешным. Но сейчас ты, надеюсь, уже успокоилась. Я бы на твоем месте быстренько вернулась в класс и извинилась перед учительницей. Если только тебя не тошнит больше. Может, лучше отправить тебя домой к маме?

Я закусила губу и поспешно встала:

— Нет, я себя нормально чувствую.

Миссис Бэлсэм положила мне руку на плечо:

— С мамой все в порядке, Лола Роза?

Стены надвинулись на меня. Пол зашатался. Мне хотелось уткнуться в грудь миссис Бэлсэм и заплакать. Но я помнила, что сказала мама. Не давай ей ничего из себя вытянуть, а то вас отправят в приют.

— С мамой все в порядке.

Я выскочила из-под ее руки.

Я вернулась в класс, извинилась и до конца уроков сидела тихо, не привлекая внимания. По пути домой мы с Харприт снова стали ржать. Я старалась ее завести и выдумывала самое неприличное, что только могла. Мне очень не хотелось с ней прощаться, когда мы дошли до дома Габри.

Потом мы остались вдвоем с Кендэлом.

— Рассмеши меня, Кендэл, — сказала я. — Расскажи анекдот.

— Я знаю анекдот про слона. Кажется.

Казалось ему зря. Он рассказывал целую вечность, а потом не смог вспомнить конец.

— Ну ладно, тогда я расскажу анекдот.

— По-моему, я не люблю анекдоты, — сказал Кендэл.

— Любишь. Тебе понравится, вот увидишь. Что такое желтое и опасное?

Кендэл с тревогой посмотрел на меня.

— Что такое желтое и опасное? — повторила я.

Кендэл вдруг рассмеялся.

— Ты чего смеешься?

— Потому что анекдот смешной.

— Я же еще не дорассказала! Кендэл, подумай. Что такое желтое и опасное?

Вдруг в голове у меня раздался голос Рока, я даже сморгнула от неожиданности. "Если он угадает ответ, с мамой все будет хорошо".

Я потрясла головой, чтобы отделаться от наваждения. Кендэл тоже потряс головой, передразнивая меня. Похоже было, что его головка, того глади, свалится с тонкой шейки.

— Не надо, Кендэл! — Я взяла его за голову и придержала. — Слушай, это же совсем простой анекдот. Ты его наверняка уже сто раз слышал. Что такое желтое и опасное?

Видно было, как Кендэл произносит про себя «желтый» и «опасный». Он старается, я знаю.

— Хочешь, подскажу? Этот анекдот понравится Джорджу.

— Не понравится. Джордж тоже не любит анекдоты, — сказал Кендэл.

— Ему понравится, потому что это про него. А тебе понравится, потому что это про сладкое. Знаешь, такое старинное, которое бабушки делают.

— Хорошо бы, у нас была бабушка, — сказал Кендэл. — Тогда бы она с нами сидела. Почему у нас нет бабушки?

— Она умерла.

— Ее задавила машина?

— Нет, она умерла от… — Я не могла выговорить это слово.

Голос Рока снова зазвучал у меня в голове.

— Кендэл, ну пожалуйста, попробуй угадать!

Я схватила его за плечи. Конечно, это просто нелепость — какая разница, знает Кендэл этот дурацкий анекдот или нет. Но я ничего не могла с собой поделать и все упрашивала его угадать, пока Кендэл не расплакался.

— Гоголь-моголь с акулами, — простонала я наконец.

Передо мной встало страшное видение: мама, отбивающаяся от акул в густом гоголе-моголе. Я попыталась спорить с голосом Рока.

"С мамой все будет в порядке, — сказала я про себя. — Сегодня утром ей сделали операцию, и теперь она совершенно здорова и вернется домой, как только сможет. Может быть, она и сейчас уже дома, лежит на кровати и готовится устроить нам сюрприз".

Я понимала, что вряд ли это так, и все-таки надеялась — против своей воли. Пока я бежала по улице, таща за собой Кендэла, голос Рока сменил тактику. Теперь он нашептывал, что, если я успею вбежать домой раньше, чем он досчитает до ста, мама окажется дома. На счете «девяносто» я рванула входную дверь.

Мамы не было. Я обежала всю квартиру, зовя ее.

Кендэл стоял на пороге и грыз палец:

— Мама не придет?

— Придет, конечно! Как только сможет. Она нам скоро позвонит. Она же знает, что мы вернулись из школы.

Я положила мобильный на стол. Мы не отрываясь смотрели на него.

— У них там, наверное, сейчас чай. Давай-ка мы с тобой тоже попьем чаю.

Я открыла последнюю банку печеной фасоли и сделала гренки. Хлеб немного заплесневел, но я соскребла голубоватый налет. Могла и не трудиться. Кендэл только поковырялся немного с фасолью, надевая бобы по одному на вилку, облизывая, а потом раскладывая в ряд на тарелке. К гренкам он даже не притронулся.

В кои-то веки мне тоже не хотелось есть. С трудом я заставила себя проглотить чашку чая, не отрывая глаз от мобильника. Батарейка постепенно разряжалась. Я была не уверена, принимает ли он звонки, когда стоит на зарядке.

Я таращилась на телефон, пока у меня не заслезились глаза. Почему она не звонит? Она же знает, что мы волнуемся. Может быть, соседка по палате не захотела одолжить ей телефон?

Потом меня осенила гениальная мысль. Я заглянула в список вызовов в телефоне, нашла нужный номер и набрала его. Это получилось не сразу — так дрожали у меня руки.

— Алло?

Я набрала побольше воздуху.

— Здравствуйте, вы меня не знаете. Меня зовут Лола Роза, я дочь вашей соседки по палате. Можно мне с ней поговорить?

— Простите?

Я подумала, что набрала не тот номер.

— Я дочь Виктории Удачи. Она ваша соседка в больнице.

— Ах да! Извини, дорогая, я не сразу поняла. Что случилось?

— Я хочу поговорить с мамой!

— К сожалению, детка, я ничем не могу тебе помочь.

— Ну пожалуйста, на одну минутку! Вы не могли бы передать ей телефон?

— Я уже не в больнице, я дома. Меня выписали сегодня утром.

— Ой, надо же! А мама… мама не приехала домой. С ней что-то случилось?

— С ней все будет хорошо, дорогая, я уверена. Ее только сегодня утром прооперировали.

— Она сказала, что сегодня вернется.

— Ну что ты, детка! Этого не может быть, сегодня ей уж точно не встать.

— Но с ней все в порядке? Операция прошла хорошо? Ей уже лучше?

— Не знаю, милая. Когда я уходила, ее еще даже не отвезли в операционную. Попроси папу или бабушку позвонить в больницу, им там все расскажут.

— Да. Конечно. Большое спасибо. — Я нажала разъединение.

Кендэл смотрел на меня, все ожесточеннее вгрызаясь в свой палец.

— С ней, конечно, все в порядке, — сказала я. Потом прочистила горло, втянула голову в плечи и попробовала говорить глубоким голосом, от самого живота: — У меня взрослый голос, Кендэл?

— Ты чудовище? — с тревогой спросил Кендэл.

— Я говорю взрослым голосом, — пояснила я.

Потом я попрактиковала свой взрослый голос, позвонив в справочную. Я записала телефон больницы на тыльной стороне руки и позвонила. Женский голос в трубке сказал:

— Больница.

— Позовите, пожалуйста, Викторию Удачу, — сказала я утробным голосом, так что мне пришлось повторить эту фразу дважды, прежде чем меня поняли.

— В каком она отделении?

— Я… не знаю… — Мне не хотелось произносить это слово, но выбора не было. — В раковом отделении.

— Это, наверное, «Флоренция». Сейчас я вас соединю.

Я перевела дух, положив руку на колотящееся сердце. Наконец в отделении «Флоренция» кто-то взял трубку.

— Позовите, пожалуйста, Викторию Удачу. — У меня болело горло от усилий говорить взрослым голосом.

— А кто ее спрашивает?

Я не знала, что ответить. Мать? Сестра? Подруга?

— Подруга.

Не угадала.

— Простите, но мы не можем ее позвать.

— Я взрослая, честное слово.

— Простите, но телефон в отделении не для разговоров с друзьями.

— Тогда скажите хотя бы, с ней все в порядке? Пожалуйста!

— Советую вам позвонить супругу миссис Удачи и поинтересоваться у него.

— Советуйте что хотите, мисс Вонючка Сопливая, но отец ничего не знает, а если бы и знал, я бы не стала ему звонить! — выкрикнула я и выключила телефон.

Кендэл глянул на меня. Я подумала, нельзя ли натренировать его так, чтобы он мог говорить отцовским голосом. Но это было явно безнадежно.

Я пыталась обдумать все возможности. Можно пойти к соседям сверху и попросить Энди позвонить в больницу. Хотя Энди и Стив с нами не разговаривают. А если они узнают, что мы с Кендэлом одни, то могут кому-нибудь сказать.

Можно попробовать отыскать Джейка. Но я не знаю, где он теперь живет.

Можно пойти к Харприт и попросить ее отца позвонить. Он не откажется помочь. Но мать Харприт обязательно донесет на нас.

— Не знаю, что делать, — простонала я и опустилась на пол, уткнув голову в колени.

Кровь стучала у меня в ушах и подергивала веки: ма-ма, ма-ма, ма-ма.

— Ты плачешь? — прошептал Кендэл.

Я не ответила и не подняла головы. Кендэл посопел надо мной, потом легонько пнул меня носком ботинка:

— Лола Роза!..

Я совсем не чувствовала себя Лолой Розой. Я не тянула даже на Джейни. Я попросту растворялась в ничто.

Мне так нужна была мама! Пришлось крепко закусить губы, чтобы не начать звать ее вслух. А вдруг с ней не все в порядке? А вдруг операция прошла неудачно? А вдруг она умерла?

— Ты плачешь, — сказал Кендэл утвердительно.

— Нет. Мне просто нужно знать, все ли в порядке с мамой.

— Тогда пойдем к ней и узнаем, — сказал Кендэл.

Я думала об этом. Мама сказала, чтобы мы этого не делали. Но нам нужно узнать. Мы не можем просто сидеть и дожидаться день за днем.