9

Артур взял со стойки еще одну кружку, любезно оплаченную друзьями, и сделал жадный глоток.

— Ну и, естественно, у меня был еще и личный, мой собственный алхимик.

— Чего-о?

Артуру уже дурь ударила в голову, и он сам об этом знал. Комбинация таких обстоятельств, как временная атрофия чувства меры и неограниченное количество горького пива почтенной марки «Холл и Вудхаус», опасна в первую очередь тем, что она притупляет чувство опасности, и в тот самый момент, когда следовало прикусить язык и больше ничего не объяснять, на Артура вдруг снизошло вдохновение.

— Правда-правда, — настаивал он с радостной, чуть-чуть слишком широкой улыбкой. — Кстати, вот почему я так похудел.

— Чего-о? — удивились слушатели.

— Правда-правда, — вновь произнес Артур. — Калифорнийцы возродили алхимию. Это правда.

И вновь улыбнулся.

— Только, — уточнил он, — в гораздо более практической форме, чем когда где… — Он задумчиво помолчал, утрясая в голове грамматические конструкции. — Чем когда ею занимались в древние времена. То есть, — уточнил он, — когда древние пытались ею заниматься. У них ведь ни фига не получалось. У Нострадамуса и всей этой компании. Никак не могли докопаться, где собака зарыта.

— У Нострадамуса? — переспросил один посетитель бара.

— А я и не знал, что он был алхимиком, — заметил другой.

— Я думал, он был ясновидящим, — подхватил нить беседы третий.

— Он пошел в ясновидящие, — объяснил Артур своим слушателям, тактично не обращая внимания на то, что их головы начали двоиться и расплываться, — потому что оказался таким хреновым алхимиком. Надо это знать.

Он снова глотнул пива. Этого напитка он не пробовал целых восемь лет. И теперь, дорвавшись, никак не мог напробоваться всласть.

— А какая связь между алхимией и похудением? — спросила часть слушателей.

— Я рад, что вы меня об этом спросили, — сказал Артур. — Очень рад. И теперь я расскажу вам, как это связано между… — и замялся, — между собой. То, что вы сказали. Я расскажу вам.

Артур примолк и попытался разобраться со своими мыслями. Они крутились так и сяк в его голове, точно танкеры, пытающиеся совершить в Ла-Манше разворот на три румба.

— Они открыли, как превращать избыточный жир в золото, — неожиданно выпалил Артур связную фразу.

— Шутки шутишь!

— Да, — подтвердил Артур, — то есть нет, — поправил он сам себя. — Так оно и есть.

Он угостил сомневающихся пивом. Поскольку сомневались все, угощать пришлось тоже всех.

— Вы-то сами были в Калифорнии? — спросил он. — Вы вообще знаете, чем они там занимаются?

Трое посетителей сказали, что были и что он несет чушь.

— Ничего-то вы не видели, — настаивал Артур. — Да, — прибавил он, потому что кое-кто предложил угостить всех еще раз — каждому по кружке. — Доказательство у вас перед глазами, — проговорил он. Попытался ткнуть себя пальцем в грудь, но промахнулся. — Четырнадцать часов в трансе, — продолжал он, — в камере. В трансе. Я лежал в камере. Кажется, — прибавил он, затратив около минуты на безмолвные размышления, — насчет камеры я уже сказал.

Он терпеливо ждал, пока бармен нальет всем еще по кружке. В голове у него созревал следующий эпизод рассказа: о том, что камеру надо было поставить по линии, которая идет перпендикулярно к Полярной звезде и пересекает базисную линию, соединяющую Марс и Венеру; Артур уже собрался было набрать в грудь воздуха и попробовать все это выговорить, но передумал.

— Долго-долго, — сказал он взамен, — в камере. В трансе.

И свирепо оглядел слушателей, чтобы убедиться, что они внимательно следят за его повествованием.

После чего продолжил.

— Так на чем я остановился? — спросил он.

— На трансе, — сказал один слушатель.

— На камере, — сказал другой.

— Да, — сказал Артур. — Спасибо. И мало-помалу, — проговорил он, качнувшись вперед, — мало-помалу, мало-помалу, мало-помалу весь ваш избыточный жир… превращается… в… — тут он выдержал эффектную паузу, — в суб… субэкст… субэкстру… экстре… — умолк, чтобы набрать в легкие воздуха, — субэкстрементальное золото, которое удаляется хирургическим путем. Выйти из камеры — мучение. Что вы сказали?

— Я просто откашлялась.

— Вы, кажется, сомневаетесь.

— Я откашлялась.

— Она откашлялась, — подтвердила грозным хором большая часть публики.

— Да, — сказал Артур, — очень хорошо. И затем доход делят… — он снова помолчал, чтобы произвести в уме математический расчет, — пополам с алхимиком. Можно целый капитал сколотить.

Он обвел слушателей затуманенным взглядом и не мог не заметить выражения недоверчивости на их расплывчатых лицах.

Это его чрезвычайно задело.

— А вы как думаете — с каких еще денег я себе мог такие морщины на лице сделать? — вопросил он.

Заботливые руки подняли его и повели домой.

— Нет, вы вникните, — все доказывал он, пока холодный февральский ветер обвевал его лицо, — сейчас в Калифорнии потрепанный вид — последний писк. Все хотят выглядеть так, будто повидали Галактику. То есть жизнь. Все хотят выглядеть так, будто повидали жизнь. Вот и я заказал. И мне сделали морщины. «Прибавьте мне восемь лет», — сказал я. Надеюсь, тридцатилетние больше никогда не войдут в моду, а то я на это дело кучу денег выложил.

Он на время притих, а заботливые руки продолжали вести его по дорожке к дому.

— Вчера только вернулся, — пробормотал он. — Я очень, очень рад, что я дома. Или не дома, но вроде как дома…

— Расстройство биоритмов, — тихо сказал один из его друзей. — Из Калифорнии долго лететь. На пару дней из колеи выбивает.

— Как-то мне не верится, что он там был, — прошептал другой. — Любопытно, где он на самом деле шатался. И что с ним такое стряслось.

Артур немного поспал, потом встал и побродил вокруг дома. Голова у него работала так себе, на душе было невесело. Все-таки он еще не пришел в себя после путешествия. Он думал и думал, но никак не мог придумать, как ему найти Фенни.

Сел в кресло, посмотрел на аквариум. Потом снова щелкнул по стеклу, и аквариум, даром что был наполнен водой и в нем, суча губами, уныло кружила маленькая желтенькая вавилонская рыбка, отозвался низким, звучным звоном, таким же внятным и чарующим, как прежде.

«Кто-то пытается меня отблагодарить, — подумал Артур. — Интересно, кто и за что».