Книга: Блокадные будни одного района Ленинграда
Назад: Необходимые пояснения и дополнения
Дальше: Глава 2 Мобилизация, ополченцы, эвакуация

Глава 1
В последние предвоенные недели

 

Нынешний парк «Екатерингофский» назывался тогда
«Парк культуры и отдыха имени 1 Мая». Территория парка включала жилую Молвинскую улицу длиной в 1200 метров, проезжую часть Лифляндской улицы, делящей парк на две части. На парк выходили улицы Калинина и Сутугина.
Огибая парк, от Екатерингофки до Сутугиной улицы, на 1,3 километра тянулась набережная Бумажного канала, с жилыми 1-2-этажными деревянными и несколькими каменными многоэтажными домами.
С парком по Бумажному каналу до одноименного моста граничил прядильно-ниточный комбинат «Советская Звезда». С моста виднелся земляной откос Обводного канала и часть строений пивоваренного завода. Далее по каналу более чем на 100 метров – боковой фасад четырехэтажного дома № 6/8 по Лифляндской улице.
На канал выходили конечные номера деревянных домов Бумажной улицы, на повороте улицы к каналу – новое трехэтажное здание школы. В начале улицы торговал колхозный Бумажный рынок с магазином кондитерских изделий, двумя ларями химико-москательных товаров, пунктами скупочным и заготовки утильсырья, чуть далее – баня.

 

Карта Ленинграда 1939 г. Фрагмент.
Парк имени 1 Мая и его окрестности

 

Недалеко от входа в парк, на четной стороне Сутугиной улицы, стоял единственный двухэтажный жилой дом. От него еще метрах в ста и начиналась площадь Стачек, в которую завершались проспекты Нарвский и Газа.
Сразу за деревянным Сутугиным мостом, по левому берегу Таракановки, располагались три футбольных поля, теннисные корты, каток и иные сооружения добровольного спортивного общества «Каучук» заводов, входивших (до августа 1939 г.) в комбинат «Красный Треугольник». С огибной аллеи парка и поныне хорошо видно четырехэтажное здание школы в Промышленном переулке .
По берегу реки шли жилые и нежилые строения, производственные и вспомогательные корпуса всесоюзной автономной бумагопрядильной фабрики «Равенство», функционировали детский сад № 5, ясли № 24 Кировского района (ул. Калинина, 2) и завод «Красный автоген» № 1.
Соседями парка был целый ряд небольших предприятий по Промышленному переулку: швейно-такелажная фабрика «Красный Водник», завод «Пластмасс» (изготовление пуговиц, бус и домино) и четыре артели, с двумя из которых мы еще встретимся – ткацкой «Ленкооптекстиль» и «Теплохим» (сухие краски и фотореактивы).
У Молвинского моста, на территории парка, находилось трамвайное, диаметром более 30 метров, кольцо маршрута № 8, с остановкой. Трамвайный же маршрут № 31 следовал далее, по улице Калинина.
В юго-западной своей части парк граничил с маленьким Березовым островом. На нем стояло тринадцать жилых и нежилых строений. С острова и из парка просматривалась располагавшаяся на другом берегу
Таракановки железобетонная водонапорная башня лесопильного завода «Пионер».
Напротив западной части парка, по набережной Екатерингофки, на Гутуевском и Большом Резвом островах, функционировали фабрики ткацкая «Резвоостровская» и суконная «Ленсукно», заводы костеобрабатывающий «Клейкость» и лакокрасочный «Красный маляр».
На Малом Резвом острове стояли два двухэтажных каменных здания. Одно – бывших заводов (алебастрового, асфальтового, камне– и деревообрабатывающих), второе – дом «с башнями». А также бывшие службы с жилыми покоями и сараи .
Парк имени 1 Мая располагался на территории Ленинского района и находился в ведении районного совета депутатов трудящихся. Граница с соседним Кировским районом проходила по Таракановке, Сутугиной улице, площади Стачек и проспекту Газа.
Сегодня парк «Екатерингофский» занимает более 36 га. На 1941 год площадь всех садов (зеленых насаждений) «общественно-открытого пользования» Ленинского района составляла только 21,8 га. И парк правомерно назывался в то время единственным в районе «островом природы» и «местом культурного отдыха».
Рядом с парком находились четыре средние школы, семь детских садов и шесть яслей.
* * *
В течение недели перед праздником 1 мая 1941 г. Дом культуры ВЦСПС имени Горького запланировал вечера близлежащих предприятий, в том числе фабрик
«Равенство» и «Резвоостровской», а на 1 и 2 мая – «балы-карнавалы». «Они будут продолжаться всю ночь».
Дню открытия летнего сезона в парке культуры и отдыха имени 1 Мая субботний выпуск «Ленинградской правды» посвятил объемную заметку. Помимо объявления «больших народных гуляний» 10–11 мая, в ней сообщалось следующее:
«Трудящиеся Кировского и Ленинского районов встретятся с лауреатами Сталинской премии – деятелями науки и искусства.
В одном из павильонов устраивается весенний бал. В шахматном клубе гроссмейстер СССР Г. Левенфиш выступит с докладом об итогах шахматного матч-турнира и проведет сеанс одновременной игры. В физкультурном городке организуются выступления борцов и фехтовальщиков. В парке открывается выставка „Наша родина в 1941 году“. В течение лета предстоит ряд больших гуляний, посвященных Военно-Морскому Флоту, авиации, физкультуре, специальное гуляние для учащихся ремесленных училищ и школ ФЗО и т. д.
Проводится работа по дальнейшему благоустройству парка. Закончена очистка пруда, на котором открывается гребная станция. В парке будет вновь посажено 10 тысяч кустов и 800 деревьев и высажено 200 тысяч цветов».
Согласно сводному плану капиталовложений на 1941 г. по Ленинскому району, на озеленение парка 1-го Мая планировалось выделить из районных бюджетных средств 197 тыс. руб. – меньше, чем в предыдущем году, ибо не все выделенные 238 тыс. руб. оказались освоенными.
План 1940 г. по текущему ремонту был выполнен парком только на 85 %, поэтому сумма вложений на 1941-й была снижена до 65 тыс. руб. Это на треть меньше, чем на все пять общественных туалетов «районного значения», один из которых находился на Сутугиной улице.
На 1941 г. появилась новая статья расходов – «очистка прудов за счет сточных вод», по ней выделялось 110 тыс. руб. На очистку трамвайных путей в парке имени 1 Мая – 5 тыс. руб.
Основные показатели по парку культуры и отдыха имени 1 Мая за 1940 год были таковы: из запланированных 135 дней работы парк функционировал 152. Из установленных планом 1210,3 (до десятых процента!) посещений фактически получилось 992,2. Доходы парка составили 1080,8 тыс. руб., расходы – 994,2.
Планы на 1941 г. по количеству посещений, доходам и расходам парка райисполкомом были снижены. Общая численность работников парка имени 1 Мая на год определялась в 206 человек, с общим фондом заработной платы 220,8 тыс. руб..
Восьмой год пошел, как директором парка имени 1 Мая был И.П. Симановский. Вместе с ним трудился его «управленческий аппарат»: заместитель, заведующие массовым и хозяйственным отделами, бухгалтер, управляющие делами и «Детской базой», всего 11 человек.
Биография Ильи Павловича Симановского была, на фоне биографий советских руководителей районного уровня, в целом типичной.
Родился в 1903 г. в Бобруйске, из мещан. Работал курьером в жлобинской столовой, потом грузчиком дров. В его «Личном листке по учету кадров» отсутствуют сведения об учебе в каком-либо начальном или среднем учебном заведении. Несколько месяцев проучился (скорее – числился) в Ленинградском техникуме точной механики (более, видно, не осилил). Затем – два курса заочного «комвуза им. т. Сталина». Все остальные свои «университеты» Илья Павлович суммировал в емком слове – «самообразование». Член ВКП(б) с 1929 г. За границей не был. В 1933 г. скрыл от товарищей по партии социальное положение отца («содержал заезжий дом»), за что получил от райкома выговор (снятый через три года). На должность директора парка имени 1 Мая пришел, будучи заведующим райжилотделом Нарвского райсовета. Жена была директором школы № 1 на проспекте Газа .
Вообще, работа директора парка имени 1 Мая в последние предвоенные недели была не такой уж и спокойной. В декабре предыдущего года при ликвидации Дома просвещения имени Тимирязева принял он на баланс его имущество. Потом пришлось «вверху» доказывать, что это имущество никогда не принадлежало парку и отдано оно будет пионерскому лагерю.
Или вот, 31 мая 1941 г. «Ленинградская правда» опубликовала заметку ««Гибнут столетние липы». Вызвали в райисполком (хорошо, что им и ограничилось, а не дошло до райкома партии). Вынесли отдельным вопросом на заседание. Отметили, что факты, изложенные в газете, «являются правильными». И.П. Симановскому, лично, было указано в двухнедельный срок произвести очистку территории «бесплатной части» парка. Более того, вывезти с территории парка «весь строительный мусор и материалы (булыжник, щебенка) и убрать булыжник и др. материалы около деревьев, находящихся на территории склада» в парке.
На само лето 1941 г. забот у директора парка «заметно приумножилось».
Получил он выписку из решения райисполкома от 30 мая, пункт десятый: «Обслуживание детей остающихся летом в городе по домохозяйствам района возложить на Парк культуры и отдыха им. I Мая». Предстояло заключить типовые договора с каждым домохозяйством, согласно которым «обслуживание» будет проводиться – и это правильно – за счет их средств, «предусмотренных хоз-финпланом на культурно-массовую работу». Прилагались утвержденный план мероприятий и смета расходов.
Этим же решением предлагалось заведующему роно открыть в парке с 1 июля по 1 сентября филиал детской библиотеки, до 5 июня – оборудовать «дошкольную стационарную площадку» и «сосредоточить в парке работу районного школьного Спортклуба».
Забегая вперед, скажем, что 11 августа 1941 г. И.П. Симановский назначен председателем районной эвакуационной комиссии, а 2 октября, с оставлением в должности директора парка, – ответственным по району за организацию приемки лыж от населения, предприятий и общественных организаций для Действующей армии .
12 мая 1941 г. исполком Ленинградского городского совета (далее по тексту – Исполком) принял решение «Об охране зеленых насаждений и о правилах содержания и пользования садами (скверами) и парками».
Сады и парки «общественного пользования» отныне должны были быть открыты в летнее время ежедневно с 8 до 24 часов. В жаркое время года главные аллеи, дорожки и площадки – поливаться не менее двух раз в день. Владельцы тентов, киосков, ларьков, «тележек и выкидных столиков» были обязаны производить уборку площади вокруг своих «торговых сооружений» на расстоянии десяти метров.
Так как документ касался охраны и правил, то большая его часть посвящена тому, что нельзя делать посетителям и каковы их обязанности.
Нельзя ходить по газонам и лежать на них (но только в местах, «где имеются об этом специальные надписи»). Запрещалось «сбивать плоды, срывать листья и цветы», подвешивать к деревьям гамаки, качели и веревки для сушки белья, выпускать в сады и парки домашних животных и птиц, разводить костры, ловить и стрелять птиц, сваливать грязный снег и сколки льда и многое другое.
Посетители также обязаны были «не перелезать через устроенные ограждения и заборы».
Ряд положений «Об охране…» напрямую касался парка имени 1 Мая – по его территории проходила жилая Молвинская улица.
Гражданам, проживающим на территориях садов и парков, воспрещалось: содержать домашних животных и птиц, копать огороды без разрешения администрации парков, развешивать в них белье и одежду, загромождать территорию вокруг парковых зданий и сооружений «дровами и всякого рода предметами».
Отныне должностные лица или граждане, оказавшиеся виновными в нарушении установленных правил, могли быть подвергнуты штрафу от 25 до 200 руб. Или наказанию – «исправительным работам до 30 дней», или возмещению «восстановительной стоимости» испорченного или поломанного.
С мая 1941 г. вступали в силу установленные областным исполкомом меры административного взыскания за появление в парках «и прочих местах общественного пользования» «в нетрезвом состоянии» и устройство азартных, картежных «и других игр». Взысканию подлежали также лица, замеченные «в озорных действиях, нарушающих порядок и нормальных отдых трудящихся».
Для «рассмотрения дел о нарушениях решений» городского исполкома, «в которых предусмотрена ответственность в административном порядке», при районных исполкомах образовывались административные комиссии («комиссии по наложению административных взысканий»). Новое «Положение» о них приняли 24 апреля 1941 г.
В типографии массовым тиражом отпечатали бланки решений этих комиссий. Сведения о привлекаемом к ответственности (включая партийность, судимость и семейное положение), формулировка решения и т. д. вписывались от руки. На оборотной стороне бланка: «Административная Комиссия, выслушав нарушителя и свидетелей, признала нарушение доказанным»; «Настоящее решение обжалованию не подлежит и приводится немедленно в исполнение».
В последней строке решения определялось, куда направлялось принятое решение (ненужное вычеркивалось или нужное подчеркивалось): начальнику отделения милиции или заведующему районным финансовым отделом.
О компетенции и содержании деятельности этих комиссий следует сказать чуть подробнее. Ибо с ними, вновь созданными в самом начале войны, пришлось иметь дело всю блокаду достаточному количеству жителей Ленинграда.
В «Приложении» к новому «Положению» об адмкомиссиях было перечислено 51 решение городского исполкома, нарушения которых подлежали административным взысканиям. Среди них: «Об ответственности за нарушение общественного порядка», «Об охране зеленых насаждений», «О мерах охраны городского водопровода», «О регистрации венерических заболеваний», «Правила перевозки пищевых продуктов», «Санитарные правила по устройству и оборудованию пивных лавок», «Об обязательной очистке дымоходов и регистрации трубочистов», «О порядке пользования и содержания лестниц в жилых домах», «О мероприятиях по борьбе с бешенством собак».
В перечень также входили правила пользования трамваем, троллейбусом и автобусом и решения об устройстве и содержании купален, катков, лодочных станций и стрелковых тиров и о правилах для их посетителей.
В связи с тематикой книги отдельно выделим два решения Исполкома 1939–1941 гг.: «Об усилении противопожарных мероприятий в жилых домах, общежитиях, учреждениях, учебных заведениях и предприятиях» и «Правила поведения населения и обязанности администрации во время воздушного нападения противника». Срок действия первого решения истекал 1 июля, второго – 18 сентября 1941 г.
С января 1941 г. решением Исполкома «Об изменении порядка утверждения проектов и о контроле за установкой и сооружением некоторых малых архитектурных форм» райисполкомам поручалось «утверждение проектов нижеследующих сооружений, а также контроль за установкой их в натуре»: «лотков и тележек для летней сезонной торговли» и «газонных ограждений и урн».
На 1941 г. в Ленинском районе работали 17 парикмахерских, один «душевой павильон», одна прачечная и четыре бани на 2216 «банных мест». В предыдущем, 1940 г., бани района работали в среднем 300 дней в году, с нагрузкой 13–14 часов в сутки.
Доходы бань от «основной деятельности» превышали расходы. (Среди статей расходов района на 1941 г. – бани, парикмахерские, прачечная, имевшая интригующее название – «Ремонт на сторону».)

 

Одна из бань, № 4, находилась на Бумажной улице.
«Шикарная была баня. По два мужских и женских зала, отдельный детский, за тридцать копеек. В каждом зале по четыре душевые кабины, небольшая парилка, раковины, латунные краны, полки и лавки. Мылись на одной человека по четыре.
Баня была единственной на округу. Стояли очереди, пропускали внутрь по мере выхода тех, кто помылся. „Освободились две шайки, идите!“. „Вы с ребенком? Ждите!“» (Т.И. Давыдова).

 

Посетители бань, наверное, и не догадывались, что «ремонт на сторону» в бане № 4 порой брал вверх над ее «основной деятельностью».
10 мая 1941 г. вопрос о бане № 4 заслушивался на заседании райисполкома. Было отмечено, что «работа бани страдает рядом существенных недостатков»: перерасход по топливу, хранение его «поставлено неудовлетворительно», «двор бани содержится в антисанитарном состоянии», а сама баня недостаточно обеспечена тазами и бельем. Ко всему, «имели место грубые нарушения трудовой дисциплины» среди обслуживающего персонала .
Номенклатура изделий «ширпотреба» по Промкомбинату Ленинского райисполкома в 1941 г. составляла десять наименований: велопедали, кровельные ножницы, ложки чайные посеребренные, дамские туфли и хлопчатобумажные жакеты, костюмы, плоская и круглая резина, рейтузы и «спецобувь».
Управление предприятиями коммунального обслуживания Исполкома составило перечень «городских проездов, подлежащих механизированной поливке Трестом уличной очистки в летнем сезоне 1941 года». Предписывалось поливать: лицу Калинина от Молвинского моста до железнодорожной ветки, всю Лифляндскую улицу, Промышленный переулок, Нарвский проспект, площадь Стачек, а набережную Обводного канала – от Лиговской улицы до набережной Екатерингофки.
Судя по документам первой половины 1941 г. (да и позднее), жители бывшей Нарвской заставы медленно привыкали к новым названиям бывших переулков и улиц. Промышленный переулок (а не Болдырев), площадь Стачек (а не Нарвская), проспект Стачек.
Впрочем, не только жители Нарвской заставы. Решением Исполкома от 26 декабря 1940 г. в городе появилось целое «созвездие» новых улиц: Крамского, Высоцкого, Плодовая, Пропаганды, Сочинская и Чеченский переулок. А с 27 февраля 1941 г. исчезли с карты города Бироновская дорога, Инвалидная аллея, Красно-Кабацкое шоссе, Мертвая аллея, Гусарская улица, дорога в Медвежий стан и другие.
Коснулись жителей как самого парка имени 1 Мая, так и его окрестностей нововведения 1941 года..
13 марта 1941 г. Исполком своим решением запретил «содержание крупного и мелкого рогатого скота и свиней» в том числе и на территории Ленинского района и определил условия содержания домашних животных. Утвердил расписание часов разводки мостов – Екатерингофского и Гутуевского, с приостановкой движения по последнему на два часа с 2 часов 40 минут. Вступили в действие новые правила уличного движения: «Для трамвая, следующего слева от милиционера, разрешается только левый поворот, а со стороны груди милиционера только правый поворот»; «Милиционер регулирует движение изменением положения корпуса и движениями рук» – «При выходе из трамвая посмотреть направо, убедиться в полной безопасности и идти на тротуар прямо, а не наискось».
Немногим ранее Исполком утвердил новые правила пользования в городе трамваем. Вход через переднюю площадку вагона «без права нахождения на ней» разрешался, помимо Героев Социалистического Труда, школьникам до пятого класса по школьным проездным билетам и пассажирам «с малолетними детьми (ростом до 1 метра)». Не допускались к проезду в трамвае пассажиры «с громоздким багажом», «с предметами, издающими зловоние», «с винтовками, если штыки не примкнуты». Пассажирам запрещалось «курить, шуметь, петь, играть на инструментах».
До 15 мая 1941 г. должна была завершиться обязательная перерегистрация (и регистрация вновь) всех ручных тележек, находящихся в Ленинграде и принадлежащих организациям, учреждениям «и отдельным частным лицам». «Стоимость номерного знака на тележку – 2 рубля».
В период 14–24 апреля 1941 г. введены единый прейскурант на стирку белья («портянки разные» – 30 коп., «толстовки бумажные» – 1 руб.), «Положение об управляющем домом», «Положение о работе дворников», об организации общегородских фотовыставок в 1941 г. и о закупке старых учебников.
В первой половине 1941 г. управляющие домохозяйствами утверждались на заседании райисполкомов, при этом каждому присваивалась категория – от первой до третьей.
На 1941 г. Ленинский райисполком поставил задачу – привести район «в образцовое состояние». И – это прослеживается по ряду документов – особо следил за состоянием фасадов зданий. Даже чересчур «особо».
29 мая 1941 г. вынес, например, такое решение: «За неисполнение решения Ленгорисполкома и Райисполкома о ремонте и окраске фасадов здания по Лифляндской ул. д. № 6/8, надстройка которого произведена ф-кой „Советская Звезда“ еще в 1936 г. и до сих пор не оштукатурена – передать дело прокурору района для привлечения к судебной ответственности, как за разрушение жилфонда архитектора ф-ки т. КОЖЕВНИКОВА».
Или «дело» передавали «медленно», а тут началась война, или у прокурора возникли, возможно, сомнения по существу вопроса, но Николай Васильевич Кожевников продолжал работать и в годы блокады. Он являлся председателем «чрезвычайной комиссии по выявлению убытков, потерь и разрушений от военных действий» на «Советской звезде».
Занялись Бумажным каналом. Причина крылась в следующем.
Одним из правительственных решений было строительство в Ленинграде Кировской ТЭЦ. По проекту, Бумажному каналу уготовано было «служить трассой водоснабжения» новой электростанции. Старший инженер будущего сооружения осмотрела канал и свои впечатления изложила 12 июня 1941 г. на заседании райисполкома. Участники заседания были поражены: «…состояние Бумажного канала, вследствие накопившейся в нем за многие годы грязи и нечистот, является угрожаемым для здоровья трудящихся, проживающих в прилегающих к каналу домах…». По сему Исполком предложил строителям ТЭЦ в двухнедельный срок «произвести очистку берегов Бумажного канала от строительного мусора, щебня и грязи, оставшихся после сноса строений». И примерно к концу лета 1941 г. приступить к работам по расширению Бумажного канала.
Два миллиона рублей (на миллион больше, чем в 1940 г.) выделял Ленинский райисполком на «ремонт домов памятников старины». «Важнейших объектов капремонта жилфонда на 1941 г…» было двенадцать. В частности, планировалось восстановление трех квартир в «доме Державина» на Фонтанке; «общестроительные работы» по дому № 27 и проведение центрального отопления в дом № 24 по Нарвскому проспекту. Больше всего средств – 300 тыс. руб. – было предусмотрено на «общестроительные работы – восстановление шести квартир в б. даче Сутугина», по адресу Бумажная улица, 20.
Летом 1941 г. планировала вернуться в Ленинград после пятилетней куйбышевской ссылки Вера Александровна Сутугина. Дочь статского советника А.П. Сутугина (18671941), многие годы работавшего в Санкт-Петербургском университете и десять лет преподававшего в 1-й классической гимназии, члена Русских антропологического и географического обществ. О Сутугиных, чьим именем была названа улица и продолжает именоваться мост, я подробно рассказал в предыдущей своей книге, «Екатерингоф», доведя повествование до 1917 г.
Выпускница столичных Высших женских (Бестужевских) курсов и Императорского Археологического института В.А. Сутугина ушла добровольцем на Первую мировую, служила медсестрой в санитарном поезде. С 1918 г. и на протяжении шести лет была секретарем Коллегии экспертов издательства «Всемирная литература», личным секретарем заведующего издательством и некоторое время – М. Горького. У Веры Александровны сложились доверительные отношения с А. Ахматовой, Ф. Сологубом, Н. Тихоновым, К. Чуковским, сохранившиеся на десятилетия. Корней Иванович позднее писал Сутугиной, что все «всемирные литераторы» с глубочайшим почтением относились к ее энциклопедическим знаниям, ее «своеобразную духовную личность» любили и Е. Замятин, и М. Лозинский, и академик С.Ф. Ольденбург. Работала в редколлегиях журналов «Восток» и «Современный Запад». В 1931 г. после нескольких месяцев тюремного заключения была – в первый раз – выслана в Ярославскую область. Вернулась Вера Александровна в Ленинград спустя 26 лет.
В конце апреля 1941 г. Управление наркомата государственной безопасности (НКГБ) по Ленинградской области и городу Ленинграду расследовало факт «рассылки управхозами Ленинского района г. Ленинграда приказа РЖУ о порядке проведения мобилизации военнообязанных». Итоги расследования вылились в решение № 74 Исполкома («Совершенно секретно») «О нарушении правительственной инструкции по ведению секретных и мобилизационных работ и делопроизводства» от 6 мая 1941 г. Документ, в частности, констатировал, что «в рассылке указанного приказа управхозами, которыми приказ, хотя и не имевший грифа „Секретно“, был воспринят, как факт предстоящей мобилизации и вызвал нежелательные толки вокруг намеченных мобилизационных мероприятий».
К 9-10 июня 1941 г. в Ленинграде в целом завершилась подписка на заем 3-й пятилетки (выпуск 4-го года). Среди предприятий, завершивших подписку в три-четыре дня, то есть досрочно (на партийном языке тех лет – «выполнение контрольного задания»), Ленинский райком ВКП(б) назвал пивоваренный завод имени Степана Разина, фабрику дамского и детского платья, завод № 8, комбинат «Советская Звезда». Вместе с тем отмечалось, что во время проведения подписки «в Типографии им. Е. Соколовой имели место прямые антисоветские выпады <…>. Отсталые, нездоровые настроения отдельных рабочих, служащих, в том числе даже коммунистов и комсомольцев, проявлялись и на других предприятиях».
В ряде мест города, в том числе в парке имени 1 Мая, были организованы выставки под названием «Куда идут средства от займов».
Куда шли многомиллионные денежные средства от займов, сейчас, наверное, знает каждый.
Гораздо менее известным является то, насколько эффективно они использовались. Еще меньше известным – были бы готовы «спецобъекты», начнись война. И почти неизвестными (для широкого читателя) остаются конкретные адреса «спецстроек». В нашем случае – в окрестностях парка и отдыха имени 1 Мая.
* * *
5 марта 1941 г. заместитель председателя исполкома Ленгорсовета Е.С. Лагуткин издал, под грифом «Секретно», распоряжение № 10, в котором указывалось, что приспособление подвальных помещений для укрытия населения «в период ПВО» «производить, руководствуясь нижеследующим»: в 2-3-4-этажных каменных зданиях «перекрытия над подвалом должны быть огнестойкими или полуогнестойкими», «высота помещений, намечаемых под укрытие, от уровня пола до выступающих частей перекрытия должна быть не менее 1,65 м», а «толщина ограждающих укрытие стен» – не менее двух с половиной кирпичей. «Укрытия устраиваются, как правило, вместимостью не свыше 150 человек каждое, по норме 0,7 кв. метр. площади на 1 человека», «каждое укрытие должно иметь не менее двух взаимно-отдаленных входов-выходов, один из которых может быть устроен в виде лаза».
22 мая 1941 г. спецчасть исполкома Ленинского райсовета получила копию решения № 01 Исполкома городского совета по вопросу «О проектировании убежищ 2-й категории», проходившего под грифом «Секретно».
Через восемь дней начальник районного жилуправления С.М. Гостеев и инженер по газоубежищам Лебедев направили в военный отдел райкома ВКП(б) докладную записку о ходе выполнения программы спецстроительства на 1941 г. по домохозяйствам Ленинского района.
Из документа узнаем следующее.
В 1936–1940 гг. построены газоубежища по пяти адресам района, из них два – на Сутугиной улице, в домах № 5 и № 7. В 1941 г. в этих убежищах заменили деревянные двери на металлические. Однако не указывалось, насколько эти газоубежища были обеспечены необходимым инвентарем, связью, сигнализацией, гидроизоляцией и запасным резервуаром воды.
Строительство убежищ 1-й категории в 1941 г. предусматривалось по девяти адресам, в том числе – Нарвский пр., 9, убежищ 2-й категории – по 25 адресам («точкам»). Из намеченных 183 точек под строительство убежищ 3-й категории («простейшего типа») комиссия райисполкома признала пригодными только – 76.
А далее на нескольких страницах излагались факты, по которым у читателя, даже не знакомого с особенностями оборонительных работ, создается впечатление, что условия «мирного» социалистического строительства в общем-то не отличались от «спецстроительства» (в отдельно взятом Ленинском районе, подчеркиваю), что проблемы в подготовке и ходе строительства были теми же: что 1931-й на дворе, что 1941-й, что при возведении бомбоубежища, что силосной ямы.
«Часть этих помещений уже обмерена, [но] технические условия для строительства этих убежищ до сего времени не получены из Ленжилуправления, что не позволяет приступить к составлению проектно-сметной документации. Строительство убежищ 3-й категории совершенно не обеспечивается строительными материалами, что безусловно создает угрозу в проведении работ».
«Строительными материалами спецстроительство снабжается весьма плохо». На 1941 г. было получено только 35 т цемента, 20 рулонов толя, 15 рулонов рубероида и 6 унитазов. Материалов на производство сантехнических работ не опущено. «В результате неоднократных требований» района Ленжилуправление выделило «всего» 15 кубометров бревен, четыре задвижки марки «Лудло», 1 т фанины и 800 кг газовых труб. Но РЖУ не может это получить «из-за отсутствия материалов в Ленжилснабе».
«На протяжении всех предыдущих лет спецстроительство обеспечивалось материалами несвоевременно и некомплектно, что привело к нарушению сроков сдачи объектов, а также несвоевременному проведению необходимого ремонта в существующих убежищах, что не обеспечивает их полной пригодности к эксплуатации. <…>
В 1941 г. совершенно не получали бетонные изделия (колодцы, трубы для канализации и др.) и не известны перспективы снабжения этими материалами. Нет также бревен для установки креплений, кирпича доброкачественного, пригодного для спецстроительства (отпускаемый кирпич 3-го сорта не пригоден), нет провода для электропроводки, не разрешен до сих пор вопрос об установке счетчиков в г/убежищах, что приводит к недоразумениям и отключению ряда убежищ от сети. Отсутствуют материалы для гидроизоляционных работ (битум, рубероид). Не обеспечено спецстроительство водопроводными трубами и фитингами.
Не ясен до сих пор вопрос обеспечения материалами убежищ простейшего типа, которые должны быть построены к 1-му июля. По заявлению Нач. Ленжилуправления т. ХАНУТИНА рассчитывать на получение фондовых материалов не приходится. Между тем, рекомендовано производство работ частично вести хозспособом управхозами, которые без выделения материалов по фондам не смогут справиться с такой сложной работой, такое же положение создается и в Ремконторах» .
10 июня 1941 г. последовало решение исполкома Ленинского райсовета об изменении списка объектов под строительство убежищ 1-й категории. Строительство убежища на Нарвском пр., 9 было отнесено на 3-й квартал, к 1 августа 1941 г.
В списке подвальных помещений, отводимых под строительство убежищ 2-й категории, значились дома № 16 по Бумажной и № 2/4 по Лифляндской улицам.
Дом № 2/4 был построен в 1875 г. по проекту архитектора Н.В. Трусова. По чертежам двухэтажный деревянный дом имел длину 25 м по лицевому фасаду, выходившему на Лифляндскую улицу. Два входа имелись с задней стороны строения. Внутренняя планировка дома была коридорно-гостиничного типа. Комнаты – одинаковых размеров, с одним окном и круглой печью в каждой.
За этим домом по одной линии располагался точно такой же. Оба строения имели каменный фундамент и «надлежащую вентиляцию» «при отхожих местах» на первом этаже.
По обмеру и оценке подвального помещения в качестве предполагаемого бомбоубежища в доме № 2/4 его внутренняя высота составляла 2 м 40 см, площадь 100 кв. м. Подвал «не затопляется», имеет кирпичные своды, общее состояние подвала – «хорошее» .
Подвал в доме на Бумажной ул., 16 имел высоту 2 м и площадь 100 кв. м, но при его осмотре было отмечено, что при подъеме грунтовых вод подвал «затопляется».
Строительство обоих убежищ определялось сроком с 5–6 сентября по 1 ноября 1941 г..
Запланировано было (но, судя по документам, не оформлено решением) также строительство бомбоубежищ и по другим адресам: в трехэтажном доме № 12 по набережной Бумажного канала, где подвал имел высоту 2,2 м, перекрывался металлическими балками; в шести домах по Нарвскому проспекту, в которых подвалы были разной высоты, наивысшая составляла 2,25 м. Во всех подвалах хранились дрова. Ориентировочная стоимость одного убежища оценивалась в 12 тыс. руб..
Знали ли жильцы вышеперечисленных домов в начале лета 1941 г. (и ранее), для каких целей начали очищать их подвальные помещения, обмерять их, завозить строительные материалы и т. д., гадать не будем. Но некоторые должностные лица выражали озабоченность.
2 июня 1941 г. директор 2-й оптово-торговой плодоовощной базы «Лензаготплодоовощторга» направил письмо председателю Ленинского райсовета (выдержки):
«Арендуем мы в Вашем районе следующие подвальные помещения». В числе перечисленных: Обводный канал, 156 и 154, Лифляндская улица, 2/4 и 6/8, Бумажная улица, 1, Сутугина улица, 5 и Нарвский проспект, 11. «Просим сообщить, какие из занимаемых нами под овощехранилища подвалы Райсовет намерен отнять для специальных целей».
«Вместе с тем сообщите, какие из перечисленных подвальных помещений, Вы предлагаете нам оборудовать под Тамбоубежище с оставлением их за нами» – «в текущем году ожидается большой план завоза, а у нас площадь не только не увеличилась, а наоборот уменьшается».
* * *
Представим, что июль месяц 1941 г. остался по-прежнему «мирным». Многочисленные посетители парка имени 1 Мая (и «гости нашего города») были бы, без сомнения, удивлены, что в северо-западную, тем более, что «бесплатную», часть парка их перестали пускать, а в самом парке что-то не появляются анонсированные «Ленинградской правдой» новые сооружения «для больших народных гуляний».
Секретом не было, что не так далеко от парка, на 8-й и 10-й Красноармейских улицах, «жили военные». Действительно, там располагались казармы, полковая школа и столовая 2-го зенитно-пулеметного полка 2-го корпуса ПВО. «Задачей полка и еще нескольких частей МЗА было не допустить бомбежек города с небольших высот».
Из приказа по полку № 14 от 17 января 1941 г.: «…Проведена проверка готовности 1-й и 2-й рот к стрельбе по конусу. Личный состав подготовлен к стрельбе неудовлетворительно. <…> К 21 января изжить недостатки». 8 февраля обе роты участвовали в лыжных соревнованиях в рамках Всеармейского лыжного кросса имени маршала Тимошенко.
С 14 по 26 апреля 1941 г. начальник Главного управления ПВО РККА генерал-полковник Г.М. Штерн с группой офицеров проверил состояние дел в большинстве частей 2-го корпуса ПВО. Результаты проверки оказались малоутешительны. Акт проверки был направлен командующему Ленинградским военным округом в начале мая.
11 июня 1941 г. Архитектурно-планировочное управление исполкома Ленгорсовета (далее – АПУ) за подписью начальника М.В. Морозова и заведующего Отделом регулирования строительства направило под грифом «Совершенно секретно» письмо председателю Ленинского райсовета, копия направлялась в Управление 2-го корпуса ПВО.
Письмо уведомляло, что во исполнение решения № 102 Исполкома Ленгорсовета от 3 июня 1941 г. АПУ закрепляет за Управлением 2-го корпуса ПВО земельные участки в районе. Прилагался их список и выкопировки из плана Ленинграда, на них литерой «А» обозначались участки для расположения огневых точек.
Список состоял из пяти участков: на Ново-Сивковской улице, сквер перед Балтийским вокзалом, комендантский склад на Варшавском вокзале, один из дворов на заводе имени Степана Разина и северо-западная часть парка имени 1 Мая.
Площадь закрепляемого участка в парке определили размером в 200 х 300 м. На выкопировке границы участка таковы: Бумажный канал – берег Екатерингофки – Петровский канал в парке – Лифляндская улица.
Этим же письмом все закрепленные за 2-м корпусом ПВО участки, «по первому требованию и в назначенный срок», должны быть ему переданы. Для чего Ленинскому райисполкому надлежало «немедленно разрешить все имущественно-правовые вопросы с организациями, занимающими участки в границах, указанных на выкопировках из плана», и «не допускать застройки отведенных районов огневых позиций и прилегающих к ним районов в радиусе 500 метров».
19 июня 1941 г. составлен акт в том, что заместитель председателя Ленинского райисполкома В.И. Предкель передал, а представители 2-го корпуса ПВО подполковник Торопов и капитан Гирейко приняли все участки.
22 июня (время отправки не указано) 1941 г. АПУ направило в Ленинский райсовет дополнение к своему письму от 11 июня. Оно представляло собой материалы по строительству площадок под установку огневых точек МЗА: расчет конструкций под открытую площадку для установки огневой точки (на пяти страницах) и чертеж технического проекта площадки.
Днем ранее начальник инженерной службы 2-го корпуса ПВО полковник Михайлов 21 июня 1941 г. внес в документацию исправления. Такие, например: «За рейку заложить обойму снарядов толщиной 0,07 м», «в стенах сделать карманы для обойм из 5 снарядов», «всю площадку сдвинуть влево» .
Входящий номер полученного дополнения АПУ датирован в Ленинском райисполкоме 23 июня 1941 г.
В обоймы по 5 штук снаряжались патроны одноствольной малокалиберной, на 4-станинном лафете, 37-мм автоматической зенитной пушки.
Согласно «Руководству службы» орудия, главной его задачей определялась борьба с целями на высотах до трех километров и на дальностях до четырех километров. Орудие могло быть также использовано для стрельбы по наземным целям.
Серийное производство пушки началось в 1939 г. в Ленинграде. Открывание затвора после выстрела, подача патронов в патронник, закрывание затвора и ряд других действий осуществлялись автоматически. Ножная педаль увеличивала скорость подъемного механизма. Вручную осуществлялось наведение орудия, прицеливание, подача 8-килограммовых обойм с патронами в магазин. 732-граммовый снаряд (бронебойный или осколочный) мог поразить цель, движущуюся со скоростью до 500 км/час. Темп стрельбы равнялся 180 выстрелов в минуту. Почти все параметры движения цели определялись на глаз. Для перевода орудия из походного положения в боевое требовались усилия расчета орудия. Расчет состоял из семи человек, из них пятеро (от наводчика по азимуту до заряжающего) во время стрельбы должны находиться на платформе станка, 37-мм пушка до 1943 г. была без щитового прикрытия.
* * *
19 мая 1941 г. у учащихся 1-3-х классов ленинградских школ начались каникулы. Учащиеся других классов готовились к переходным и выпускным экзаменам.
Но никто из них не знал, что еще 11 апреля 1941 г. начальник 1-го сектора Военного отдела Ленгорздравотдела составил сводные сведения «о помещениях, предназначенных для развертывания госпиталей» по Ленинграду, Пушкину и Кронштадту. В документе перечислены 22 школы постройки 1936–1940 гг. и номера госпиталей.
И учащиеся также не знали, что уже в течение года, с весны 1940-го, составлялись и подписывались «Акты на отвод помещений» школ и детских садов. На какой срок? – «На все время войны».
Какой войны – не уточнялось: наступательной или оборонительной.
Из групповых фотоснимков, сделанных незадолго до начала войны, я выбрал этот. Я знаю номер дома и улицу, где его сделали. Но не называю сознательно. Это снимок – своего рода обобщение. Я его назвал «Дети предвоенного ленинградского двора». Лица, взгляды, прически. Одежда, шапочки, бескозырки, кепки. Дворовый мяч и домашние кошки. Стена дома.
Уходя на каникулы, ученики получали задания готовиться к предстоящим лермонтовским дням в школах, приуроченным к столетию со дня гибели поэта…

 

Дети предвоенного ленинградского двора.
Публикуется впервые

 

Жили в окрестностях парка имени 1 Мая по-разному. В одиночку, «бригадами», семьями. В основном большими.
Многодетным семьям решением районного исполкома назначалось «единовременное государственное пособие».
Например, у уборщицы домохозяйства № 176, проживавшей по Нарвскому проспекту, в доме № 10, Таисии Георгиевны Костюниной (1900 г. р.), было восемь человек детей – от двух месяцев до двадцати одного года. 10 мая 1941 г. ей назначили пособие – 2 тыс. руб., до достижения восьмым по счету ребенком пятилетнего возраста.
Все дети Т.Г. Костюниной проживали с матерью, за исключением Владимира Павловича, находившегося в рядах РККА, и Николая Павловича, «находящегося в гор. Ирбит Свердловской области – лагерь НКВД». В качестве кого, в решении райисполкома не указано. По аналогичным «адресам» в материалах уже военного времени, он был заключенным.
Жили в коммунальных квартирах, общежитиях, на съемных «квадратных метрах». Возьмем, для примера, два двухэтажных бревенчатых жилых дома, располагавшихся по адресам: Промышленный пер., 18 и ул. Калинина, 48. На начало декабря 1941 г. состояние этих домов райисполкомом оценивалось так.
Первый адрес. Строение «ветхое с износом до 70 %, стены деформированы, нижние венцы сгнили дымовые стояки имеют отклонение от вертикали, полы I этажа гнилые, перекрытие имеет перегиб…». Дом признан непригодным «к использованию [в] дальнейшем под жилье».
Второй адрес. «Строение с изношенностью до 62 % [венцы сгнили, стены имеют неравномерную осадку и продухи, полы первого этажа гнилые], под жилье в дальнейшем дом не пригоден, восстановление нецелесообразно».

 

Кто-то жил еще с предыдущего века, кто-то поселился «за Нарвской заставой» за несколько лет до войны.

 

Старший политрук Е.И. Давыдов. Фото 1937 г.
Публикуется впервые

 

Юрий Ефимович Давыдов вспоминает:
«Всю свою жизнь, включая годы блокады, до дня сегодняшнего я прожил на Нарвском проспекте, в доме № 9.
В 1903 году мой дед, Николай Григорьевич Мойкин, кассир Русско-Азиатского торгового пароходства в Хабаровске, переехал в Санкт-Петербург. Купил три комнаты в только что построенном доме – № 9 по Нарвскому проспекту. Женился на петербурженке Е.М. Трифоновой.
У Николая Григорьевича и Евдокии Максимовны родились сын Борис и три дочери – Серафима, Анна и Надежда.
Серафима Николаевна вышла замуж за кадрового военного Ефима Ивановича Давыдова.
Он участвовал в советско-финской войне.
Родился я 29 октября 1932 года, в родильном доме на проспекте Газа,откуда меня принесли домой. В тот год наша трехкомнатная квартира общей площадью в сорок два метра напоминала „Ноев ковчег“: в одной комнате жил мой дядя, Борис Николаевич, его жена, моя тетя, Галина Николаевна и их дочь Ольга. В двух других комнатах – дед, бабушка, тетя Надя и Аня, моя мама и я.
Мама восемнадцать лет проработала на „Красном треугольнике“, в отделе сбыта, и всю блокаду там же.
До 1940 года в детский сад я не ходил. Бабушка вместо прогулок водила меня по магазинам Нарвского проспекта. На первом этаже нашего дома в мирное время был рыбный магазин.
Самым интересным для меня в то время был огромный аквариум с живой рыбой, которую привозили в автоцистерне с водой. За стеклом плавали метровые осетры и жирные карпы цвета темной меди. Покупатель показывал продавцу на рыбу, которая соответствовала его вкусу и кошельку, и тогда представитель рыбьего царства, ловко подхваченный сачком и оглушенный деревянной колотушкой, выкладывался на весы».

 

Из воспоминаний Т.Ф. Журавлевой (1915–2007):
«До войны я жила в доме 156 по Обводному каналу, в комнате 586. Это была большая, около 30 кв. м, одна из 15 комнат в длинном коридоре общежития. Комната была перегорожена шкафами и занавесками на отдельные закутки. В каждом из них жили люди. В одном – мой брат с женой и детьми; в другом – невестка с мужем; мы с мужем и еще одна семья с детьми жили в другом углу. Кухня и туалет были в конце коридора общие для всех комнат. С мужем мы поженились в самый день начала войны, 22 июня 1941 года. С первых дней муж ушел на фронт, я осталась работать на галошном заводе „Красного треугольника“».

 

Из воспоминаний З.П. Кузнецовой (2015 г.).
«Бабушка моя поселилась на улице Калинина, тогда Волынкиной деревне, еще в молодости. Дом был деревянный, № 28. Мама родилась в 1897 году. Деда своего я уже не застала, он воевал в Семеновском полку. Папа был родом из Тверской области, приехал в Ленинград на заработки. Устроился в Лесном порту, работал слесарем. Незадолго до войны от Порта ему дали квартиру в новом рабочем жилгородке в Автово, вся наша семья – семь человек – переехали туда, а бабушка осталась на улице Калинина.
Двадцать второго июня 1941 года мне исполнилось тринадцать лет».

 

4 июня 1941 г. областной Исполком принял решение «О порядке сдачи и ставках оплаты строений и помещений дачного фонда на летний период». Дачные местности поделили на три группы (или категории – популярности и элитарности). Разлив, Курорт, Куоккала, Олилла (и ряд других) – первая. Парголово, Стрельна, Мартышкино, Сиверская, Толмачево, Вырица, Красное Село, Луга, Урицк – вторая.

 

Немецкая аэрофотосъемка Ленинграда в первые дни войны. Фрагмент. Парк имени 1 Мая и его окрестности

 

День 22 июня 1941 г. многих из тех, чьи воспоминания – в этой книге, застал на дачах «второй группы». Или в пионерских лагерях.
Ровно за три месяца до этого дня начальник штаба МПВО Ленинграда полковник Лукин и начальник 1-го отдела полковник Сарычев составили «Указания по составлению оперативных планов городских служб ПВО».
«6. Оперативные планы Местной ПВО служб состоят из следующих основных разделов.
1. Оповещение.
2. Светомаскировка.
3. Развертывание по „Угрожаемому положению“ и сигналу „Воздушная тревога“
4. Партийно-политическая работа.
5. Эвакуация».
…2 мая 1941 г. на Кировской площади перед районным Домом советов планировалось показать «военную игру» «Бой у переднего края оборонительной полосы» .
Никто не знал, что через пять месяцев «игра» превратится в реальность.
Назад: Необходимые пояснения и дополнения
Дальше: Глава 2 Мобилизация, ополченцы, эвакуация

Антон
Перезвоните мне пожалуйста 8 (812) 389-60-30 Антон.