Книга: Очищение (враг у ворот. фантастика ближнего боя)
Назад: Глава 2 Власть: нагнись и подбери
Дальше: Глава 4 Аутсорсинг мозга

Глава 3

Прогноз погоды

И о медалях-орденах ты помышлять не моги.

Всего награды – только знать наперед,

Что по весне споткнется кто-то о твои сапоги –

И… идиотский твой штандарт подберет.

О. Медведев. Идиотский марш

Вадим Олегович появился в мэрии, уже когда стемнело совсем и Романов заперся в кабинете, чтобы отдохнуть хотя бы часа три-четыре. Снаружи метались снова и снова огни фар, слышался шум машин и перебивавшие друг друга человеческие голоса. Сквозь них пробивалась густая упорная стрельба – на юго-западе ударная группа вела бой с крупной бандой, окопавшейся, как оказалось, в тех местах и чего-то выжидавшей. Чего они там выжидали – никто выяснять уже не стал… В здании тоже было шумно, но приемная все-таки отсекала звуки, и Романов, наскоро поев холодных консервов, показавшихся ему необычайно вкусными, уже сидел на внесенном сюда по его распоряжению днем диване и совсем собрался лечь (больше всего он боялся, что не уснет), когда дверь открылась после короткого стука и внутрь вошел человек.

– Кто? – быстро спросил Романов, от бедра наводя пистолет на движущуюся тень. Но тут же узнал человека: – Вадим… Олегович?

– Я понимаю, почему вы не выполнили своего обещания. – Лютовой, не здороваясь и не объясняя причин появления, прошел к столу, сел. В свете из окна его волосы засеребрились, но лицо оставалось в тени. – Но поговорить все-таки нужно. Извините.

– Как Женька? – спросил неожиданно Романов.

– Мальчик? Если вы о его немоте… это шок. Я не специалист и не могу сказать, когда он пройдет. И пройдет ли вообще. А так… что ж, это обычный человеческий детеныш обычных родителей нашего времени. – Профессор положил на стол руки, сплел пальцы в замок. – Хорошие задатки, развитые не больше, чем у любого его среднего ровесника. Умный, необразованный, напуганный, боготворящий вас.

– М-м? – Романов не нашел, что сказать, а Лютовой, кажется, не собирался больше говорить о Женьке.

Он хрустнул пальцами и размеренно уронил первые фразы:

– Николай Федорович, вы военный до мозга костей. И сейчас опираетесь на военных. Это понятно. Но в дальнейшем это должно измениться. Профессиональный военный связан мышлением, которое прививается ему с военного училища. Или даже с Суворовского училища. И это мышление совершенно не годится для того, что вы затеяли. С военными вы уничтожите банды, наведете полный жесткий порядок и… благополучно скатитесь в новое Средневековье уже через поколение. И снова – мучительное карабканье вверх, и снова – через пять веков, через тысячелетие – неизбежное падение… но право, стоит ли такое будущее усилий? А может быть и еще хуже – начнете потихоньку передавать власть «профессиональным управленцам», которые тут же почуют вашу управленческую беспомощность и тут же полезут, как мухи на мед. Как арендаторы в панские имения в старой Польше. А вы даже не сможете понять, как и когда из ваших рук уплыла реальная власть. Тогда все просто вернется на круги своя. Посему вам надо будет принять иные критерии для отбора тех, кто станет строить и править. Я не исключаю, впрочем, что из среды военных выделятся тоже вполне подходящие люди. Но я также уверен, что их будет как минимум не меньше среди гражданских. Условно гражданских, впрочем…

– Вы о своем протеже? – неприязненно перебил Романов. Тон старика ему не понравился. Лютовой, казалось, удивился:

– Протеже? А, вы о Вячеславе? Нет, он не мой протеже. Впрочем, вы поняли правильно. Я именно о таких – и похожих – людях. Понимаете… я очень боюсь, что все наши нынешние неприятности – просто-напросто мелочи.

– Это шутка? – Романов напрягся, словно прозвенел тревожный звонок. И он спросил всерьез, надеясь, что старик и в самом деле пошутил, потому что…

– К сожалению, я серьезен, как никогда… – Лютовой встал, бесшумно прошелся вокруг стола. – Мы сейчас имеем дело всего лишь с распадом привычной инфраструктуры и системы управления, вызванным ядерной войной. Хуже будет, когда начнется неизбежное при том количестве взорванных зарядов, которое было, заражение местности. Надеюсь, в наших местах – полосами, рельеф местности его ослабит, а то и сведет на нет для многих районов… Еще хуже – когда, боюсь, пойдет цепная реакция природных катаклизмов… Их масштаб я оценивать просто не в силах и все-таки надеюсь, что этого удастся избежать. И совсем скверно станет, когда все это неизбежно вызовет к жизни распад и привычной системы морали. Это будет хуже любого катаклизма.

– Это уже есть, – пробормотал Романов больше себе, но профессор услышал:

– Это пока мелочи. Всего лишь убийства из-за еды или сведение старых счетов, наложенные на общий крах привычной жилищно-коммунальной системы.

– Всего лишь? – уточнил Романов не без сарказма.

– Да, вы не ослышались, – Лютовой словно бы не заметил его тона. – Нас пока что не припекло по-настоящему. А когда припечет – на свет божий полезут такие ужасы, что я бы заранее предложил к ним приготовиться.

– О чем вы? – требовательно спросил Романов. В нем росла агрессия к этому старику. Агрессия, замешанная на неприятии менторски-пророческого тона и… и понимания, что старик говорит правду. Только правду. И, видимо, ничего, кроме правды.

– Как вы думаете… учитывая, что нигде в мире… кроме, может быть, Швейцарии… власти не позаботились о сколь-либо длительном прокорме сколь-либо значимого количества людей… а главное, самое главное, – о распределении продуктов… Так вот, учитывая это и накладывая на культивировавшийся последние десятилетия агрессивный аморализм значительной части населения, как думаете, сколько понадобится времени, чтобы огромные, никем не контролируемые массы скатились к людоедству?

Романов почувствовал, как холодеют щеки. Ответил грубо, отсекая этой грубостью взвихрившиеся мысли:

– Не говорите ерунды. Земля никуда не делась…

– Это пока. А вам не кажется, что для лета погода… погода странная? И этот ветер – совершенно не сезонный… ни по силе, ни по направлению… – Лютовой вдруг громко перевел дух, покачался у окна с пятки на носок и резко повернулся в комнату. – То, что я собираюсь сказать, похоже скорей на приговор, чем на прогноз. Я прошу меня выслушать внимательно и понять. Те погодные аномалии, которые мы наблюдаем в данный момент, а главное – фиксируем приборами… Если хотите, я предоставлю вам материалы, самые свежие, мои ученики продолжают работать и сейчас… Так вот, это всего лишь начало. Я думаю, на территории к западу от Урала уже наступили или наступают как раз сейчас ядерная зима и ночь. Где-то в течение года или полутора лет это же явление распространится на всю – повторяю и подчеркиваю, всю! – планету. Тем более что очагов, подвергшихся массированной бомбардировке, – два. Вся географическая Европа и вся территория США. Кроме того, прогнозируется и тектоническая сверхактивность, в которую мне упрямо, вопреки очевидному, не хочется верить. Сверхактивность вплоть до ухода под воду значимых частей материков, например, или возникновения землетрясений и пробуждения вулканов там, где ранее ничего подобного на человеческой памяти не наблюдалось. Ну а конкретно нам в ближайшие два-шесть месяцев следует ожидать, во-первых, усиления ветра до постоянного ураганного. Это будет первый сигнал. Затем образуется непроницаемый облачный покров. Финалом станет резкое, стремительное, просто-таки противоестественное в обычных условиях падение температуры. Думаю, на полгода-год.

– До каких пределов? – тихо спросил Романов. – Падение температуры… это до каких пределов?

Старик казался ему черным с серебряным сиянием силуэтом, из которого исходит голос. Снова нахлынуло – на секунду – ощущение нереальности происходящего.

– Предполагаю – примерно до минус сорока градусов по Цельсию для наших мест. Затем поднимется до пятнадцати-двадцати в среднем, – прозвучал голос из силуэта, и в комнате стало тихо.

Романов спросил еще спокойней:

– А что предполагается с Россией?

– С Центральной Россией? – уточнил профессор. – Я уже говорил.

– Уточните, пожалуйста, – настаивал Романов. Ему почти болезненно хотелось точных слов и ясных определений. Они успокаивали, создавали ощущение твердой реальности, пусть и новой, изменившейся, но твердой. Иначе начинало казаться, что тонешь то ли в болоте, то ли в зыбучем песке…

– Хорошо… Не исключено, что она просто-напросто уничтожена. Мы не можем определить, сколько там взорвалось боеголовок, но, я думаю, несколько сотен точно. Если же нет… то мне страшно даже представить себе, во что ее остатки превратятся в ближайшее время, учитывая почти полный развал сельского хозяйства и скученность людей в мегаполисах и вообще больших городах. Какое-то время это будет очень, очень жуткое место… Впрочем, какие-то прогнозы я делать не буду. Повторяю, точно ничего сказать нельзя.

– Так. А как долго продлится эта… зимняя ночь?

– Очень большой оценочный разброс.

– Назовите крайние даты, – резко, хотя и негромко, потребовал Романов.

– Нижний предел – порядка пяти лет. Верхний – порядка пятнадцати… – Лютовой помолчал, разглядывая что-то на ковре, и добавил тихо: – Я должен предупредить… если это затянется более чем на десять лет… это будет конец. – Он поднял голову, сверкнув серебром волос. – Всеобщий конец. Уцелеют единицы в сверхдолговременных бункерах. Да и то… Но более – никто. Через какое-то время умрут и они, потому что Земля будет стерилизована. Возможно, какая-то жизнь сохранится в океанах, но – не более того.

– Вадим Олегович, конец наступит тогда, когда мы опустим руки.

Романова сам вздрогнул от этих своих слов. Он произнес их совершенно спокойно и абсолютно уверенно. Лютовой подошел к столу, снова сел в кресло. Бросил – как учитель хорошему ученику:

– Я не ошибся в вас. Располагайте мною и моими… знакомыми. Мне на самом деле осталось немного, но кое-что я сделать успею.

– Если я предложу вам пост… советника по общим вопросам, – Романов говорил серьезно, – вы не откажетесь?

– Затем я и пришел к вам утром, – профессор кивнул. – Придется начинать все сначала. Этого темпа работы я не выдержу, скажу честно и сразу. Может быть, не выдержите и вы тоже… Но я помогу, чем смогу. Слово.

– Значит, у нас есть около года практически полного спокойствия, затем – еще с полгода спокойствия относительного… – Романов наконец поднялся с дивана, прошелся по кабинету, встал у карты города и окрестностей, которую тоже разместили здесь сегодня днем. Включил и выключил подсветку. – Затем – период, в который даже просто выход из жилищ будет затруднен. Рассчитываем его по максимуму – два года. Я правильно понял?

– Вы совершенно точно уловили мою мысль, – кивнул Лютовой.

– Топливо. Жилища. Еда… – медленно произнес офицер. – В первую очередь. И все с порядковым запасом, потому что мы не можем отказать тем, кто будет искать у нас спасения…

– Очень ценным было бы для нас занятие Всемирного семенохранилища, – сказал профессор. – Но я понимаю, что это, конечно, фантастика…

– Я даже не знаю, где такое расположено, – буркнул Романов и неожиданно признался: – У меня весь день в голове кавардак. Я что-то все время делал, а сейчас понимаю, что не решил за день ни одной на самом деле важной проблемы…

– Вы сегодня отдохнете, – сказал Лютовой. – А я старик, мне не хочется спать. Я вообще очень мало сплю. Очень мало… Да и нельзя сказать, что я так уж устал. Я набросаю к полудню список – список того, что нужно сделать как можно быстрее просто для выживания. Например – гидропонные плантации. Это то, на что стоит обратить самое пристальное внимание. Пока еще не поздно. И еще: надо отселять город. В глубь континента. На сопки.

– Зачем?! – изумился Романов, но тут же осекся. Подумал и спросил прямо, озвучив свою догадку: – Значит… все-таки боитесь цунами?

– Мне очень не хочется в это верить, – признался Лютовой. – Но расчеты убедительны. Я вас познакомлю с коллективом, который работал здесь… Люди молодые и верные науке.

– Тоже ваши протеже? – уже в шутку спросил Романов.

Лютовой покачал головой:

– Нет. Тут начнут работать иные критерии отбора…

– За список я буду очень благодарен. – Романов присел на угол стола. – Но есть и внешняя опасность. Я думаю, китайцы появятся в самое ближайшее время. Пока их задерживает происходящее на Амуре, но это когда-то кончится, и они скорей всего пойдут сюда. Причем, – Романов усмехнулся, – небольшими группами по два-три миллиона человек. Если мы их и сможем завернуть, то только ядерными боеприпасами, путем выжигания на том берегу Амура смертельной для любой жизни зоны. Это единственный способ, к сожалению. А таких боеприпасов у меня… у нас нет. Может быть, пусть приходят? – Офицер постучал пальцем по столу, потом провел по полировке. – В конце концов, не все ли равно, если так…

– Оставьте эти мысли. – Голос профессора по-прежнему был спокойным, но жестким. – Вы думаете о Китае как военный. Рассматриваете Китай как потенциального военного врага. А он не враг. Он – общество-муравейник. Если планета достанется ему – он высосет ее, как высосал территорию самого Китая. Я там был. Я знаю. Но тут, думаю, я ничего не смогу вам посоветовать. Я как раз – не военный. Возможно, вы все-таки найдете какой-то способ разрешить эту проблему… Я сейчас пойду… но сначала скажу еще кое-что. Простите, но это не может терпеть до завтра. Это о задачах… о целях… – Лютовой заговорил неожиданно горячо и быстро: – Вы должны спасти как можно больше гражданских. Особенно как можно больше детей. Но в этом спасении вы обязаны избегнуть двух ловушек. Первая – вы поймете «спасение гражданских» так, как вас учили. То есть разместить их где-то, кормить, предотвращать эпидемии, удерживать от уголовщины и охранять. Путь очень простой, потому что привычный для вас. Так вы получите стадо. Причем бесящееся от осознания своей несвободы, с определенного жиру и от безделья. Это стадо будет вас ненавидеть, а любые ростки светлого и делового в своей среде затопчет с невиданным остервенением. Дальше. Вам станут предлагать пойти иным путем. Некоторые ваши же собственные соратники. Конечно же, ради блага народа. Предложат обратиться к «историческому опыту», который-де оправдывал себя и лучше всего отвечает менталитету русского народа. – В голосе профессора послышалась брезгливая насмешка. – Проще говоря, вам предложат превратиться в бар, а основную массу спасенных сделать своими крепостными. Нет, конечно-конечно, вы будете добрыми барами. Заботливыми отцами своим «душам». Вот только это ничего не изменит, кроме того, что ваше стадо будет покорным и бессмысленным. Ищите иной способ. Стройте общество-круг вместо общества-пирамиды. Я помогу вам, я клянусь снова, что помогу, чем только буду в силах… Всегда помните приоритеты: защита от банд и внешнего врага, причем защита всенародная, в которой вы – только руководители. «Избавляя мирное население от страданий, связанных с войной», по такому сценарию, вы создадите общность трусов, которые привыкнут на вас надеяться во всем, что касается порядка. Дальше. Образование и воспитание. Настоящее образование и воспитание, всестороннее, основанное на внушении жестких норм поведения и ясных чистых ценностей, на суровой дисциплине, приоритете общего над частным, на широком охвате всего спектра знаний, на умении думать и принимать мгновенные решения. Образование и воспитание, которое – в первое время, во всяком случае, – придется вбивать в людей силой. Скота, труса, жадюгу, подонка, лгуна, развратника, ленивца – выколачивать. А это – вбивать. Я помогу вам, – Лютовой повторял это, как заклинание, снова и снова. – Мне немного осталось, но я буду помогать, пока дышу. И умру с верой, что мы – люди, русские – использовали последний свой шанс не впустую…

Романов молчал не меньше минуты. Молчал и поднявшийся, но не спешащий уйти профессор. Наконец офицер тихо спросил:

– Но тогда… что вы оставляете нам? Тем, кто все это организует? Лидерам? Тем, кого я начну отбирать уже завтра? Веками… тысячами лет люди влезали наверх ради каких-то благ. Проявляли отвагу, ум, решительность, самые разные таланты… блага ожидаемые не всегда были материальными… но каждого вело стремление именно к этому. А вы предлагаете нам только…

– Труд и муки, – Лютовой был серьезен. Очень серьезен. Почти величественен в этой серьезности. Очень стар. И совсем не дряхл. – Привилегию всегда бежать, идти, ползти впереди остальных, не только опережая их, но и постоянно подтягивая их следом. Лидерство без наслаждения властью. Награду думать обо всех и служить во всем примером. Это великая честь. И вам нужны рядом и во главе именно те, кто согласится на это. Кто поймет истинность, единственную истинность такого пути. И сможет научить этому идущих следом. Только они.

– Единственная истина… – Романов задумался. – Сколько раз ее провозглашали в истории Человечества. И всякий раз это кончалось…

– Вы ошибаетесь. Не кончалось. А – кончали. Именно кончали, силой или исподтишка. А потом, постфактум, старались оболгать или извратить то, с чем боролись. Но нынешний момент уникален. Он на самом деле уникален. Истина в наших руках. На самом деле единственная истина, проверенная совестью. Если мы будем верны ей и победим, то разорвется замкнутый круг бессмысленных страданий, долгих жутких тысячелетий погони за миражами…

У Романова пробежали по коже мурашки.

Но не от страха или напряжения. Он ощутил неожиданно полное, ясное счастье, сияющее впереди, как сияет в непроглядной ночи мощный прожектор.

Назад: Глава 2 Власть: нагнись и подбери
Дальше: Глава 4 Аутсорсинг мозга