Полевой штаб дивизии
4 ноября 1920 года

Карта Украины и Крыма.

— Дорогие товарищи! — слышится хрипловатый голос. — Вот вы смотрите на карту, и смотреть вам на неё — одно удовольствие. Всю Россию мы очистили от белой заразы, и осталась эта зараза только в одном Крыму А что такое Крым во всероссийском масштабе? Так, кое-что, пупочка. Вот я её ладошкой прихлопнул — и нет её на виду… Но так может рассуждать совсем глупый дурак. А мы с вами оценим боевую обстановку с умной точки зрения!..

Около карты стоял начдив. Комната была полна военных — в кожаных тужурках, во френчах, в гимнастёрках.

— И вы, товарищи политработники, — продолжал начдив, — должны вникнуть сами и довести до каждого бойца… Крым является последним оплотом для белых гадов. Мы их туда со всей России согнали — офицерья невпроворот, погон к погону стоят. Цельные полки из одних офицеров… и драться они будут озверело, имея против нас броневики, аэропланы и артиллерию всякого калибра… Вы меня спросите: зачем же нам переть против броневиков и артиллерии? Раз они всё равно заперты в Крыму и не высовываются…

Отвечаю: потому что они могут высунуться в любой момент, а их кусючее жало мы все, конечно, помним… Между прочим, Врангель ведёт спешные переговоры с Англией и Францией и если успеет заключить согласие о полной военной помощи, то наше дело будет швах. Но мы этого не смеем допустить. Вся советская Россия стоит у нас за спиной и просит раздавить этот змеючник… Теперь вы меня спросите: а как нам его раздавить, если Крым укреплён неприступно? Тут тебе Турецкий вал, тут Сивашские болота — всюду рвы, стены, колючая проволока, всюду сплошь пушки и пулемёты… Могу ответить: не знаю как, но только Крым будет наш. Потому что душа не может больше терпеть. Надо кончать войну и начинать мирную жизнь, которую все ждут, но никак не дождутся!.. И это будет радость и полная победа революции!..

Когда начдив говорил про мирную жизнь, в комнату протиснулся ординарец. Он дождался передышки и доложил:

— Товарищ начдив, к вам боец Некрасов. Который по срочному вызову.

— Пускай подождёт, — сказал начдив.

Боец Некрасов прохаживался взад-вперёд у входа в штаб. Помещался штаб в доме богатого колониста — полутораэтажном, крытом черепицей.

В своём ожидании Некрасов размышлял, вернётся ли весною аист в лохматое гнездо над крышей, к чему здесь, у штаба, стоит полевое орудие и зачем его, незаметного бойца Некрасова, потребовали к начальству Размышляя, он напевал себе под нос довольно бессмысленную песенку:

На лавочке возле крыльца сидели рядком три кавалериста и лузгали тыквенные семечки. Были они, наверное, ординарцы или вестовые — балованный народ.

— «и сынъ»… — прочитал один из них на штанах Некрасова. — Эх, землячок, мало ты написал на своих галифях!..

— У него сиделка широкая, — сказал другой. — Туда всех можно напечатать: и сына, и отца, и святого духа.

Некрасов к таким шуткам давно привык и продолжал гулять своей дорожкой. Третий кавалерист — человек, видимо, злой и самолюбивый — крикнул:

— Ты отвечай, когда к тебе разговаривают! А то сдерём твои расписные — и ходи, свети кормой!

Некрасов опять ничего не сказал. Тогда третий кавалерист, будто не нарочно, сунул ему в ноги конец шашки. Некрасов споткнулся, но устоял. По-прежнему молча он протянул длинную руку и сорвал с кавалериста фуражку.

Затем нагнулся к станине пушки, приподнял её плечом и сунул фуражку под колесо.

— Ах, зараза! — закричал кавалерист и вскочил драться. Но тут с крыльца строго позвали:

— Некрасов! К начдиву По-быстрому!

Некрасов без торопливости двинулся к дверям.

Кавалерист погрозил его спине кулаком и пошёл выручать свою фуражку. Но, как он ни тужился, приподнять пушку не смог. На подмогу пришёл второй кавалерист, но пушка всё равно не поддавалась. Только втроём они исхитрились стронуть её и достать фуражку.

— Здоров бугай! — сказал, переводя дух, один из кавалеристов. И все трое уважительно поглядели на дверь, за которой скрылся Некрасов.

Совещание политработников кончилось. Теперь кроме начдива в комнате были только Некрасов и ещё один военный в летах — начальник штаба дивизии.

— Точно, — сказал начдив, глядя в какую-то бумажку. — Некрасов Андрей Филиппович. Всё сходится… Да ты садись, Некрасов.

Андрей сел, удивляясь неожиданному почёту. Начдив между тем говорил:

— Вот, черти, надымили!.. И махорка у них злая, хуже иприта… А я табак вообще презираю. — Он смущённо улыбнулся и постучал себя пальцем по груди. — Силикоз у меня… Но это присказка, а сказка вот какая: ты ведь в мирное время был фотограф?

— Так точно.

— Это хорошо. Это прямо замечательно. Сейчас мы тебя приладим к твоему родному делу… Трофимов! — крикнул он в сторону закрытой дверцы. — Волоки эту дуру сюда!

Дверь распахнулась, и ординарец внёс в комнату глазастый и ушастый аппарат на трёхногом штативе.

— Во!.. Боевой трофей, — объяснил начдив и закашлялся. А начштаба поднял голову от своих важных бумаг, чтобы добавить:

— Камера «Пате» и к ней плёнка, две тысячи футов.

— Так это же для киносъёмки, — разочарованно сказал Андрей.

А начдив продолжал радоваться:

— То-то и оно! Будет у нас теперь своя киносъёмка… А тебя назначаю съёмщиком.

— Не могу, товарищ начдив, — сказал Андрей в смущении. — Тут нужен специалист. Я с этой аппаратурой не знаком, у меня другая профессия…

Начдив перестал улыбаться. На скулах у него обозначились красные пятаки.

— Вот ты как заговорил!.. А у меня какая профессия? Я что, всю жизнь дивизией командовал?.. Я вот кем командовал! — Он выставил перед Андреем две тяжёлые ладони. — Да к ним кайло. Вот и вся аппаратура! Что это за «не могу»?! Я таких людей не люблю. Сказано тебе быть съёмщиком — значит, будешь! И кругом марш!

Андрей не первый день служил в армии. Спорить с начальством он не стал, а вытянулся и гаркнул:

— Есть!

Тогда начдив смягчился:

— Чудила-крокодила… Кино — это ж большое дело, кино! «В лохмотьях сердце», «Сказка любви роковой»… Сидишь — обмираешь! Или возьми видовые: «Приезд Пуанкаре в Алжирию», «Коронация короля Георга»…

Он перегнулся к Андрею и сказал хитро, как сообщнику:

— Но мы с тобой будем сымать совсем другое… У меня какая идея? Заснять наших красных героев, ихнюю революционную доблесть и славу!..

Начштаба слушал эту речь с плохо скрытым нетерпением. У него тоже были идеи.

— Меня это предприятие интересует в чисто военном аспекте, — сказал ой, едва начдив закрыл рот. — Вы, товарищ, наладите мне воздушную разведку В связи с предстоящим наступлением… Будете снимать с аэроплана перекопские укрепления белых. Ясно?

Седые усики у начштаба топорщились, два верхних зуба торчали вперёд, и был он похож на злую умную крысу. Андрей покосился на него и осторожно ответил:

— Постараюсь…

— Да, вы уж постарайтесь, — попросил начштаба своим интеллигентным голосом. — А то ведь пойдёте под трибунал.

Некрасов неприязненно поглядел на растопырившийся посреди комнаты аппарат и стал свинчивать камеру со штатива.