Редкие блестки жира на поверхности супа потускнели. Алюминиевая миска и кусок хлеба оставались на том же месте, где положил их надзиратель. Солнечный зайчик сполз со стены на массивную железную дверь и стал бледным, расплывчатым. Когда он пересечет дверь, солнце уйдет за выступ здания, и зайчик исчезнет, умрет, чтоб завтра воскреснуть снова.

«Умрет — воскреснет, умрет — воскреснет», — навязчиво билась мысль. Он стиснул руками голову, но мысль не исчезла. Она ширилась, заполняла мозг, все его существо, звенела, словно ударяясь о стенки одинокой камеры и как эхо возвращалась в сознание.

«Умрет — воскреснет, умрет — воскреснет!»

Он встал с узкой койки и зашагал по камере. Три шага вперед, поворот у самой стены, три шага назад, поворот у двери, три шага…

С улицы донесся детский голос: «Петька, смотри, какой я камень нашел!» А может, почудилось? В этот дом не проникают звуки, добротно построен этот дом. Даже шаги за дверью не слышны… Он снова услыхал детский голос.

Остановился. «Ничего не докажут, слабо им… Кроме побега, за мной ничего не идет». Улик нет, свидетелей тоже, надо просто спокойнее вести себя, вот и все… Сволочь ты, Дед, я еще поговорю с тобой».

Он стоял у двери и рассматривал медленно ползущий по ней солнечный зайчик.

Потом подошел к кровати и лег.

Вошел надзиратель. Не глянув на заключенного, забрал миску с остывшим супом и кусок хлеба. Захлопнулась дверь и зайчика на ней больше не было.