В КАТАКОМБАХ
После совещания Нечипоренко пожелал своими глазами посмотреть «убежденных противников большевизма», о которых говорил Шаворский.
— Под землю придется лезть, — переглянувшись с «хозяином», заметил Дяглов.
— И полезем, если надо.
— Не слишком-то там привлекательно, Степан Анисимович.
— Ото и увидим! — упрямо сказал Нечипоренко.
Спорить не приходилось.
— Я с ними схожу, — сказал Алексей Шаворскому, — Дорогу хоть узнаю на всякий случай.
Шаворский не возражал.
Бандитам, охранявшим дом, Дяглов велел идти первыми:
— Скажите там, что я не один. Чтоб не стреляли…
Прощание было трогательным. Сиевич и Нечипоренко долго трясли друг другу руки. Шаворский трижды облобызался с атаманом. Пришел батюшка с супругой, благословил в дорогу. Глядя на эту сцену, никто бы не поверил, что еще сегодня утром, сомневаясь в приезде Нечипоренко, Шаворский последними словами крыл огулом всех «щирых».
— Ну, можно идти, — сказал Дяглов.
Нечипоренко надвинул на лысину свой синий картуз, кивнул галичанину, и они отправились.
В селе было темно и тихо, даже собаки не лаяли. Окна хатенок наглухо заложены ставнями. За последними хатами начиналась обширная ковыльная пустошь. Здесь немного посветлело: в небе висел месяц, резал вогнутым краем тонкие волокнистые облака.
Дяглов свернул с дороги на боковую тропку.
Они долго кружили в косматой поросли репейника среди каких-то бугров и наконец пришли. Алексей разглядел впереди большое неровное пятно, похожее на растекшуюся лужу черной воды. На краю пятна кто-то стоял.
Их окликнули:
— Кто идет? — И из темноты придвинулись трое с винтовками,
— Тула, — сказал Дяглов. — Отзыв?
— Тесак. Это вы, господин полковник?
— Я. Огонь у вас есть?
Ему передали фонарь, помогли зажечь. Свет выхватил из мрака желтые глыбы ракушечника и широкую обрывистую впадину каменного карьера. Черное пятно оказалось старой заброшенной каменоломней,
— Сюда, здесь лестница, — позвал Дяглов.
Они спустились под землю, нащупывая ногами крутые сбитые ступени: впереди Дяглов, за ним Нечипоренко и Алексей, последним, подобрав рясу, шел галичанин.
В глубине карьера зияло широкое круглое отверстие: тоннель…
Если не считать пещеры на морском берегу, где однажды Алексей побывал с Микошей, ему еще не доводилось спускаться в настоящие катакомбы, в те самые катакомбы, которые называли одесской преисподней. Теперь он мог воочию убедиться в справедливости этого названия.
Едва они вошли в тоннель, стало трудно дышать: воздух был спертый, пропитанный гнилым тошнотворным запахом подземелья. Этот неживой, могильный запах ударил в нос у самого входа, и, чем дальше они продвигались, тем он становился заметней и резче.
Вскоре они увидели первую пещеру. Здесь было нечто вроде форпоста. С низкого потолка свисала шахтерская лампа, стоял станковый пулемет без бронещитка, и пять или шесть человек в шинелях сидели на земле, прислонив винтовки к стенам. Один из них, бородатый, похожий на цыгана, с унтер-офицерскими лычками на мятых погонах, поднялся и козырнул Дяглову.
За пещерой тоннель круто заворачивал влево и разветвлялся. Начались жилые помещения.
Надо прямо сказать, на жилье это не было похоже. В тесных пещерах было душно, смрадно, сырость прохватывала до костей. Даже примерно, на глаз, невозможно было определить, сколько здесь людей. В скудном, пятнами, свете коптилок шевелилось месиво из голов, всклокоченных бород, босых ног, зеленых, как плесень, лиц…
Самая распоследняя контра собралась здесь: вешатели, каратели, отпетые душегубы. Земля их отвергла. Подземные норы — это все, что осталось им от просторной России.
«А скоро и того не будет, — думал Алексей, пробираясь из пещеры в пещеру вслед за дородным Нечипоренко. — Не будет!…»
Слух о том, что в катакомбы прибыл атаман Нечипоренко, опередил их. Сзади потянулись какие-то тени, полз многозначительный шепоток.
Дяглов привел их в «штабную» пещеру. Она была повыше других и лучше освещена. Под горбатым потолком горело сразу пять «летучих мышей». В дальнем углу находилась глубокая ниша, где стоял сооруженный из ящиков стол и две скамейки, там тоже горела лампа.
Вдоль стен тянулись нары. С них встали какие-то люди в шинелях, у некоторых были офицерские погоны. Дяглов представил им Нечипоренко, которого назвал «руководителем повстанческого движения всего Приднестровья». Офицеры вытянулись. Каждый из них, конечно, знал, что таких руководителей, как Нечипоренко, развелось на Украине как собак нерезаных. Существовали и похлеще титулы — «народных вождей», а то и «глав правительств». Всем им была одна цена. Но те, кто прятались в катакомбах, цеплялись за все, что давало им хоть малую надежду, верили в чудо, которое единственно способно изменить их судьбу. А кто знает: может, этот доморощенный «руководитель» и есть то самое чудо?…
Поручики, есаулы, капитаны, ротмистры — офицеры всех мастей и оттенков тянулись перед бывшим петлюровским полковником, «жовто-блакитником», которому в прошедшие времена вообще отказали бы в праве называться офицером.
Дяглов и брыдластый, с бульдожьими щеками поручик, по фамилии Вакульский, представленный как начальник штаба, увели Нечипоренко в дальнюю нишу. Галичанин двинулся за ними. Алексей не пошел, сел на нары. Он хотел присмотреться к тем, кто населял катакомбы. И это была первая допущенная им за все время операции оплошность, которая едва не обошлась ему очень дорого…
Среди набившихся в штабную пещеру бандитов оказались те, кто видели его перед пожаром на элеваторе. Он услышал, как кто-то сказал:
— …здешний. При хозяине состоит. Помнишь, с Микошей ходил?
Но это не насторожило его. Он подумал: «Видели — и пусть, тем лучше…»
Его обступили со всех сторон:
— Ну, как там наверху?
— Чека крепко всполошилась из-за элеватора?
— Небось ремешки-то затянули?…
Отвечая, Алексей исподволь наблюдал за бандитами. На одних были шинели, на других — самое немыслимое тряпье. Вертелся поблизости какой-то белобрысый парень с парабеллумом за поясом, одетый получше остальных: в гимнастерке и казачьих шароварах. Двое стояли с винтовками, причем у одного была русская трехлинейка, у второго — однозарядный японский карабин «арисаки».
И вдруг Алексей увидел Петю Цацу…
Он увидел его так близко от себя, что едва не отшатнулся. Опустившись на корточки возле нар, Цаца смотрел на него снизу вверх, приоткрыв большой губастый рот. На толстом лице его было написано удивление.
— Эй, — сказал он и тыльной стороной ладони тронул Алексея за колено, — я ж тебя знаю! — Голос у Пети оказался гнусавый и хриплый, как и у всех обитателей катакомб. — Ты на Мясоедовской жил?
Алексею показалось, что воздух в пещере еще больше загустел и пробкой встал в горле. Он искоса взглянул на Цацу и пожал плечами:
— На Мясоедовской? Не приходилось.
Почти тотчас же, заметив, как полезли вверх Петины брови, он понял, что совершил ошибку. Надо было спокойно ответить: да, жил, признать в Цаце соседа, возможно, даже обрадоваться: в конце концов родство с Синесвитенко еще ни о чем не говорит, хотя в их доме всем было известно, что Синесвитенко большевик и бывший красноармеец. Соседи принимали Алексея за брата его покойной жены. А что, разве если шурин, так уж обязательно и единомышленник?…
Но правильное решение запоздало ровно на одну секунду. Теперь приходилось настаивать на том, что сказано.
Узкий Петин лоб собрался в гармошку:
— Как нет? Ты же ж токарю Синесвитенко сродственник!
Еще и сейчас было не поздно исправить положение: придуриться, сделать вид, что сразу не понял…
Но Алексей растерялся. Уже осознав первую ошибку, он на какой-то миг утратил уверенность в себе, а когда снова обрел ее, было поздно: слово вырвалось — назад не вернешь…
— Путаешь ты что-то, — сказал он, — век таких сродственников не имел.
— То ись как это?
— А вот так. Не имел, и все тут. А тебе он кем приходится, братом-сватом?
— Кончай брехать! — проговорил Цаца, выпрямляясь. — Что я, слепой? Али психованный?
— А я почем знаю!…
Неожиданно на помощь Алексею пришел белобрысый бандит, тот, что был в казачьих шароварах,
— Не, — сказал он, подмигивая приятелям, — ты Цаца, не психованный, а так, малость чокнутый…
По-видимому, он считался здесь завзятым острословом. Вокруг засмеялись. Посыпались насмешливые замечания:
— Цаца опять родню ищет!
— Гляди, нашел: ихние собаки с одного корыта лакали!
— Ша! Да не мой он сродственник… — начал объяснять Цаца.
— А не твой, так в кумовья не лезь! — осадили его.
— Годи, Петя, после разберешься! Ты лучше скажи (это уже к Алексею), долго еще нам тут гнить, не знаешь?
— Не долго, — сказал Алексей, — скоро ударим. Нечипоренко зря, что ли, приехал? Это, брат, сила!…
Цаца пытался еще что-то объяснить, но его уже не слушали. Все сдвинулись к Алексею. Он принялся расписывать Нечипоренко: у него-де целая дивизия на Тираспольщине, одной конницы чуть не полтысячи сабель, а на хуторах близ Паркан припрятана полная батарея полевых орудий… Он говорил первое, что приходило в голову, лишь бы отвлечь внимание бандитов.
Когда через некоторое время он взглянул туда, где стоял Цаца, Пети уже не было. Вместе с ним исчез бандит в казачьих шароварах…
И тогда Алексей понял, что ошибка, совершенная им, непоправима. Много ли надо, чтобы поднять панику среди бандитов! В катакомбах у Цацы, должно быть, немало приятелей, у которых он пользуется доверием. Достаточно Пете сказать, что Алексей ему подозрителен, и вся его бражка явится сюда выяснить, кто он такой. А если еще при этом вспомнят, что во время пожара на элеваторе Алексей был с Микошей, который тогда и был убит при весьма таинственных обстоятельствах, то выкрутиться уже будет невозможно. А ведь вспомнят, обязательно вспомнят!…
Он продолжал говорить, выдумывал новые и новые подробности «боевой мощи» Нечипоренко, а сердце тяжело бухало в груди, и каждый его удар отдавался в голове: «Все… конец… все…»
Потом мысли потекли ровней. Если вырваться из этой пещеры, то еще есть надежда удрать, нырнув в какой-нибудь боковой тоннель. Не сладко будет потом в кромешной тьме искать выход из катакомб, но это уже ерунда…
К нему подошел галичанин.
— Иды до батькив, клычуть, — сказал он.
«Вот оно… — подумал Алексей, чувствуя, как его окатило жаром. — Цаца уже доложил!…»
Он оглянулся. В мозгу мелькнуло: «Этого, который с винтовкой, сбить и — в тоннель!…»
Но он сразу же отбросил эту мысль. Уйдет он отсюда или нет — провал операции все равно на его совести. «Нет, тянуть… тянуть до последней секунды!…»
В нише у стола, за которым сидели Вакульский, Дяглов и Нечипоренко, Пети Цацы не было.
— Ты больше не нужен, — сказал Дяглов, когда Алексей подошел к ним. — Полковника мы сами отправим.
— Есть… — хрипло вымолвил Алексей. Прочистив горло, добавил: — Пожелаю доброго здоровья.
Нечипоренко протянул ему руку:
— До побачення.
Провожать Алексея пошел высокий, угрюмого вида ротмистр со шрамом поперек лба, в накинутой на плечи шинели, — его здесь называли комендантом.
Едва они вышли из штаба, Алексей сунул руку в карман и сдавил рукоятку браунинга. Другой рукой он то и дело трогал стены тоннеля, ища боковых ходов, куда в случае опасности можно было бы свернуть. Комендант, ссутулившись, шел впереди.
Первую пещеру они миновали благополучно. Здесь уже спали. Только голый до пояса дневальный при свете коптилки выбирал из рубахи насекомых.
Потом они прошли вторую пещеру. Потом третью, четвертую…
Цацы нигде не было.
Нервы Алексея были так напряжены, что, появись кто-нибудь из бокового прохода, он бы, наверно, начал стрелять.
Но никто не появился, Глухая окаменелая тишина стояла в тоннелях, и лишь вблизи жилых пещер ее нарушал негромкий говор, храп или сонное бормотание.
В последней пещере бородатый унтер доложил ротмистру, что все в порядке.
— Кто-нибудь есть снаружи? — спросил тот.
— Так точно, Ивашкин и Яроха.
— Выведи этого и скажи, чтобы пропустили.
— Слушаюсь, вашблродь.
Комендант небрежно козырнул Алексею и пошел назад. Свет его фонаря померцал в тоннеле, дробясь на неровностях стен, и угас.
— Айда по-быстрому, — сказал Алексей унтеру. — Некогда мне!
Он не решался верить, что вся эта история с Петей Цацей окончилась для него благополучно. Предстояло еще пройти карьер. Может быть, там ждут?…
Унтер пошел вперед, остановился у выхода и крикнул:
— Эй, Яроха, пропусти тут одного. Слышь?
— Хай иде, — отозвался из карьера невидимый Яроха.
Крутая, с обитыми ступенями лестница осталась позади. Чистый, свежий, настоенный на полыни и чебреце воздух ополоснул легкие. Все было на месте: месяц, бурьян, бархатная ночная темнота, прорезанная серебряными нитями звездного света, такая не похожая на смрадную черноту катакомб!
И все-таки, лишь отойдя метров на триста от старой каменоломни, Алексей разжал пальцы и выпустил рукоятку браунинга.
Но сразу же опять схватил ее. Его вдруг негромко назвали по имени:
— Седой?
Голос раздавался сбоку и откуда-то снизу, точно говоривший лежал на земле.
Алексей остановился, затаив дыхание, вытащил руку с браунингом из кармана.
«Вот где они! Ну, здесь-то будет полегче!»
— Я спрашиваю: Седой, что ли? — повторил голос.
Алексей осторожно проговорил:
— Ну, а ежели Седой, так что? — и, пригнувшись, быстро шагнул в сторону: могли выстрелить на звук.
— Так иди ж сюда!
— Куда это «сюда»? — и снова шаг в сторону.
— Иди, не трусь, да не вздумай палить! Привет тебе будет от Максима…
Так неожиданно и странно прозвучал здесь чекистский пароль, что Алексей даже вздрогнул. «Свои?! Откуда? Почему?…»
— Да иди ж ты живей! — торопили из темноты.
И Алексей пошел.
— Влево бери, — командовали ему. — Еще левей: тут ямы кругом, голову сломаешь… Стой, посвечу.
Теперь голос раздавался почти у самых ног.
Вспыхнул огонек. Впереди была яма. В ней стоял человек со спичкой в руке.
— Лезь сюда, — сказал он, — здесь неглубоко.
Схватившись за край ямы, Алексей спрыгнул вниз.
От поднятого им ветерка спичка погасла.
— Ну, здорово! — сказал стоявший перед ним человек.
— Ты кто? — спросил Алексей. Палец его занемел на спуске браунинга.
— Кто бы ни был, а с тебя, брат, ведро водки, меньше не согласен!
— Да кто же ты, черт возьми?!
— Имя надо? Ну, зови Сашкой…
«Сашка! — вспомнил Алексей. — Разведчик, о котором говорил Оловянников».
— Вон что! — сказал он. — Слыхал…
— И я о тебе. Значит, можно считать, старые знакомые. Сейчас покажусь — авось узнаешь…
Он чиркнул спичкой, поднес к лицу, и Алексей увидел вздернутый, покрытый конопатинами нос и улыбающиеся глаза белобрысого парня в казачьих шароварах, который исчез вместе с Цацей.
— Ты?…
— Я. А что, не нравлюсь?
— Нет, ничего… А Цаца где?
— Вон твой Цаца. Почил в бозе…
Прикрывая огонек ладонью, Сашка посветил на дно ямы. Там, вытянувшись, обхватив руками голову, ничком лежал убитый бандит.
— Это ты его… так?
— А кто же, ты, что ли? — с внезапным раздражением проговорил Сашка и бросил догоревшую спичку. — Счастлив твой бог, парень, что я поблизости оказался, сейчас бы ты со мной не разговаривал!… Табак у тебя есть?
Они свернули по цигарке. Присели на камень. Жадно и глубоко затягиваясь, Сашка говорил полушепотом:
— Тебя-то я сразу признал: Инокентьев во всех красках расписывал — такой, мол, да этакой… на случай, значит, ежели доведется встретиться. А тут слышу: Седой… Ну, присматривать начал, как бы чего не вышло. Когда Цаца стал к тебе привязываться, я его отшил, помнишь?
— Ага…
— Потом вижу, он боком, боком — и в сторону. Ну, думаю, худо: сейчас шухер подымет. Я его догнал и спрашиваю: «Ты что, и верно этого мужика знаешь?» «Знаю, — говорит. — Это большевик, провалиться мне на этом самом месте! Он в моем дворе у другого большевика жил, своего сродственника, которого наши в продотряде пришили…» Верно?
— Верно, — подтвердил Алексей. — Меня к нему Инокентьев поставил.
— Ну вот, Цаца и говорит: «Сейчас мы его пощупаем, Я ему покажу зубы заговаривать!» Я говорю: «Нечего шум поднимать. Ежели это лягавый, так его надо кончить тихо и мирно, без скандала. Подкараулим, говорю, когда назад пойдет, и шлепнем в степи». Едва уговорил, он все рвался своих поднять. Ну, вот и все… Крепко тебе повезло, парень! И самому каюк, и всему бы делу завал.
— Да-а… — Алексей поежился, представив себе, что могло выйти. — Вовремя ты. Спасибо.
— Спасиба в карман не положишь. Без ведра водки не отступлюсь!
— Утонешь поди!
Оба засмеялись и пихнули друг друга локтями.
— Ну, давай чеши отсюда, — сказал Сашка. — Мне пора.
— А как же Цаца?
— Цацу я уберу. Он часто в город ходил, дней пять его и не вспомнят.
— Больше и не надо,
— Знаю…
Убедившись, что все вокруг спокойно, Сашка помог Алексею выбраться из ямы и показал, куда идти.
— Домой передать ничего не надо? — спросил Алексей, наклоняясь к нему.
— Нет, все передано. Разве что привет.
— Ну прощай!
— Счастливо!…
Они крепко потискали друг другу ладони и расстались.
Пройдя три шага, Алексей обернулся и не увидел Сашки.
И больше не видел его никогда. Лишь спустя несколько недель, читая памятный перечень чекистов, погибших при ликвидации банды в Нерубайских катакомбах, узнал его настоящую фамилию: Грошев…
